5. Шляпа Штефана

Снова моросил дождь. Холодный, колючий. Ветра почти не было. И от этого казалось немного теплее. Ветви деревьев роняли последнюю листву, скрипя над головой. Под ногами вода шелестела под напором дождя. Это был еще один дождливый день. Штефан сидел на корне дерева, торчащем из берега над самой водой, и болтал ногами, едва задевая черную шелестящую поверхность. Он накрылся от дождя большой черной шляпой. Штефан был такой маленький, что поместился под шляпу полностью, как под зонт. Он смотрел на отражение желто-зеленого неба. Тяжелые облака бежали по черной поверхности болота. Штефан сидел и думал.
А думал он о том, что это еще один дождливый день на болоте. Каждый день утро начиналось с дождя. И днем шел дождь. И вечером. А потом Штефан засыпал. А потом просыпался, и опять шел дождь. Иногда дул сильный ветер. Тогда было холодно. Но сейчас тепло, да. А иногда ветер уносил шляпу, ведь Штефан был такой маленький, а ветер - такой сильный. Но утром шляпа всегда была на месте. Наверное, ветер играл с ней и возвращал обратно.
Здесь всегда было тихо. Кроме шелеста дождя, звона капель, скрипа деревьев не было ничего. Лишь звук шагов самого Штефана, когда он ходил по берегу. Но чаще он сидел здесь, на этом корне, который торчал над самой водой. Тут можно было свесить ноги и касаться воды, едва-едва.
Здесь иногда шумел рогоз, растущий у дальнего берега. Иногда шумели листья, гонимые ветром по желтой траве. Иногда Штефан слышал крики птиц, летящих где-то высоко в желто-зеленом небе. И больше не было никакого шума. Штефану нравилось это. Он, признаться, не любил громких звуков. Даже немного боялся. А здесь было так тихо.
Штефан знал, что его болотце находится в каком-то дремучем лесу. Вокруг были лишь деревья, черные, с опадающей желто-бурой листвой. Штефан знал, что далеко, за лесом, есть горы. Он никогда не видел их, но знал, что они там. И птицы летят за эти горы, чтобы переждать эту осень и зиму, которая придет следом. Штефан никогда не видел зимы, но знал, что она придет. Иногда, когда не было дождя, ветер приносил редкие снежинки. И Штефану казалось, что ветер собирает их в горах и несет сюда, на болотце, чтобы показать их хоть кому-нибудь. Тогда деревья стонали, они боялись прихода холодов. Но Штефан знал, что они тоже ждут с нетерпением, когда снег накроет их своим мягким покровом, и они смогут спокойно спать до самой весны.
Ветер снова начал вырывать шляпу, и Штефан вцепился в ее поля изо всех сил. Но ветер был сильнее и Штефан чуть не упал в воду. Ему пришлось отпустить шляпу и схватиться за корень. Шляпа улетела. А Штефан оказался лицом у самой поверхности воды. Он зажмурился и вслепую начал карабкаться на берег. Он никогда не видел своего отражения. Чаще всего, он его просто не мог разглядеть из-за ряби на воде, или бликов, или того непонятного явления, которое он никак не мог объяснить: когда он смотрел в воду, он видел себя совсем с другого ракурса. Он видел либо свою спину, либо свою макушку. Он никогда не видел лица. И со временем он так привык к этому, что начал даже бояться когда-нибудь его увидеть. Вот и сейчас он открыл глаза лишь тогда, когда оказался на сухом ковре травы. Штефан огляделся и увидел свою шляпу на другом берегу. Она повисла на ветвях невысокого кустарника. Раньше такого не было. Ветер всегда сразу уносил ее, а потом возвращал на следующее утро. Но сейчас Штефану казалось, что ветер хочет, чтобы он пошел за своей шляпой. И Штефан торопливо зашагал по берегу, огибая болотце.
Желтая трава шелестела под ногами, ветер усиливался. Сорванные листья проносились мимо. Штефан спешил к своей шляпе. Но только он добежал до куста, где она висела, ветер сорвал ее и повесил на ветку дерева, растущего немного дальше. Штефан вознамерился ни в коем случае не отставать и побежал к дереву. А ветер сорвал шляпу и перенес дальше. Штефан углубился в лес. Он бежал по мокрой листве, а ветер все манил и манил его в чащу. Наконец, когда Штефан совсем промок и выбился из сил, шляпа опустилась к корням большого черного дерева. Штефан, не торопясь, подошел к ней, поднял и надел на голову. Ему снова стало уютно и тепло. Он обернулся: далеко позади виднелся просвет в деревьях – это его болотце. Идти назад? Сесть на свою кочку и снова глядеть на пролетающих птиц? Штефан хотел вернуться. Но еще ему хотелось хоть раз в жизни осмелиться. Осмелиться сделать что-то. Да, нужно сделать что-то. Нужно… нужно… нужно пойти к горам! Штефан уверенно зашагал вперед сквозь чернеющий лес. Он шел и шел, шел и шел. Ветви над головой скрипели и трещали. Мокрые листья падали под ноги, ложились на поля шляпы. В лесу было так… так необычно. Деревья, листва, ветви. Здесь почти не было ветра. И запах был такой необычный.
Штефан прошел достаточно много и успел устать. Он присел на корень дерева. Он не знал, где сейчас находится, и куда ему идти. Темнело. А здесь в лесу темнота была пугающей. Штефан накрылся своей шляпой. Он свернулся клубочком и заснул.

Жаркий полдень давал о себе знать лишь бликами солнца на зеркальных стеклах соседних домов. В кабинете было прохладно благодаря кондиционерам. Совещание затянулось, и господин Хардмутт решил сделать перерыв. Он распустил всех на полчаса, а сам остался в кабинете. Его клонило в сон. Он почти не спал этой ночью. Да и от сна не было толку. Господин Хардмутт никогда не видел снов. Он просто закрывал глаза вечером и открывал их утром. Как будто и не спал вообще. Раньше он думал об этом, а потом просто привык. Вот и сейчас его клонило в сон, но он знал, что стоит ему закрыть глаза, как он тут же вынужден будет их открыть, так как полчаса пролетят совершенно незаметно. Лучше уж просто отдохнуть. Просто насладиться минутами тишины и покоя.
Господин Штефан Хардмутт умел ценить время. Уже тридцать лет он управлял компанией, которую сам создал. Образец для подражания: успешное дело, крепкая семья, хоть и вторая, дети, внуки. За шестьдесят лет успел перепробовать все. Буквально все, не считая совсем самоубийственных увлечений. Видел весь мир, в тесных отношениях с политиками, деятелями культуры. Господин Хардмутт улыбнулся, глядя в окно. Вершина мира. Вот он, лежащий за этими окнами, весь у его ног. А недавно младшая внучка, когда гостила у деда, села к нему на колени и рассказывала свой сон про белого пони, бегущего по стеклянному мосту в небе. Она рассказывала про цветущие яблони, про огромную радугу, про прогулки по воде. Он слушал и представлял все это. Да, он мог представить. Многое он даже мог воплотить в этой жизни. Но почему, почему ему не снятся сны? Он мог позволить себе все. Все купить, все приобрести, но… но не сны. Как он ни старался, к каким бы специалистам ни обращался, никто не мог ему помочь. Он закрывал глаза вечером и открывал их утром. Вот и все. Он, господин Штефан Хардмутт, был бессилен.
Время истекало. Пора было возобновлять совещание. Господин Хардмутт встал и направился к дверям.
Он остановился. Улыбнулся и вернулся к столу. Он сел в кресло, нажал кнопку переговорного устройства и попросил секретаря всех распустить до завтра. Он выключил кондиционеры и раскрыл двери, ведущие на просторную террасу – в кабинет ворвался раскаленный воздух. На террасе стоял шезлонг под белым солнечным зонтом. Господин Хардмутт устроился в шезлонге, снял с себя пиджак и положил его на пол. Большой зонт закрывал от палящих лучей. Господин Хардмутт потянулся к рычагу на стойке зонта и опустил большой белый купол пониже. Теперь он был полностью спрятан. И, казалось, стоит опустить зонт чуть ниже, и он как огромная шляпа опустится на голову. Господин Хардмутт улыбнулся, лег на правый бок, поджал ноги и тихо уснул.

Утро опять началось с дождя. Штефан выглянул из-под своей шляпы. В пасмурном небе птицы летели к горам. Но теперь Штефан точно знал, где эти горы находятся. Он подошел к кромке воды, аккуратно, взявшись за корень рукой, опустил с берега одну ногу и встал на холодную черную гладь. Затем он опустил вторую ногу, и вот он уже стоял на воде. Он пошел по черной дрожащей поверхности до противоположного берега, где шумел рогоз, и там обернулся. Вдалеке, над черными верхушками деревьев он увидел светлый силуэт высоких гор. Они сверкали в лучах невидимого солнца, они отражались в черной воде. Штефан улыбался, теперь он знал, что нужно делать.