Перезагрузка

- Ян, не стой столбом, - произнесла девушка.
 
Совсем молодая, почти ребенок. Она стояла посреди комнаты, пытаясь расстегнуть платье. Видимо, заело молнию, и теперь она просила мужчину ей помочь.

Мужчина же наоборот, был в годах. Где-то под шестьдесят. Седые виски и отвислый живот, как обычно, говорили о прожитых годах.
 
Он подошел и нетерпеливо дернул замок на ее спине. Что-то треснуло, и платье упало к ногам девушки. Она стояла совершенно голая, но этот факт ее немало ни смущал. Не обращая на мужчину никакого внимания, она подошла к кровати села и закурила сигарету, вульгарно расставив ноги. Грудь у нее отсутствовала, точнее она была, но визуально определялась с трудом. Разве что соски, как две горошины, торчали на бледной коже. Волосы на лобке слегка курчавились, приворожив его взгляд.

- Я смотрю, ты рад меня видеть, - усмехнувшись, произнесла девушка.

Он сделал шаг вперед, срывая с себя рубашку, но она демонстративно свела колени вместе, одновременно протягивая руку вперед:

- Сначала денежки, мой старичок.

Рыча от нетерпения, он отыскал  в кармане мятую сотню, бросил ей, и спустя секунду погрузился губами в терпкое тепло ее чрева.

     ***
Служба закончилась. За последним прихожанином захлопнулась дверь, и церковь погрузилась в многозначительную тишину.

Ян потер виски. Бог давно ушел из его сердца, оставив наедине с его пороками. Он любил выпить, любил играть в карты и любил совсем юных девушек. Это нормально для двадцатилетнего юнца, но, мягко говоря, неправдоподобно, для шестидесятилетнего священника. Когда он обнаружил себя в таком виде, однажды утром, он решил, что с кем не бывает. Второй раз он сказал себе, что господь его испытывает, и у него это отлично получилось. Но вряд ли получится снова. В третий раз он просто махнул рукой. Он тогда обвел мутным взглядом все вокруг и закричал пьяным голосом распятию, над алтарем:

- Ты победил. Ты сделал из меня пьяницу и извращенца. Ты доволен?

Больше он не говорил с богом.

Сейчас он сидел на скамье, держа в одной руке бутылку виски, а другой усиленно чесал затылок, соображая, как он докатился до такого.

Ну, сильной верой он никогда не отличался, зато отличался изворотливым умом. Получив место пастора, он осел и принялся наживать добро. Первым и единственным добром стала его жена. Сухая, высокая женщина, в которой было столько же нежности, сколько и в ясеневом полене. Ее визгливый голос и вечно недовольное лицо, служили причиной его язвы, экземы и вечно дурного настроения. И как он только не рассмотрел ее раньше.

Теперь уже она была дурна собой, с характером  королевской кобры и все также жутко готовила.

«Надо было придушить ее во сне еще тогда, когда у меня еще были шансы хоть кого-то закадрить» - думал он.

Но однажды он придумал такой ответ, который устраивал его и по сей день. Эта старая ведьма – ни что иное, как его наказание за грехи, совершаемые им ежедневно. Такое положение его удовлетворяло, хотя и не делало жизнь легче.

Когда он понял, что будет ее терпеть до тех пор, пока кто-то из них не умрет, он запил. Как и каждый алкоголик, в этом процессе он находил утешение. Жизнь становилась более-менее сносной, раскрашиваясь в бледные тона радуги. Как-то раз, в таком состоянии, он даже пытался приставать к жене, но был жестоко оплеван ядом, и впредь  попыток таких не делал.

Шли годы. Его жизнь была похожа на протухшую котлету, которая воняла то больше, то меньше, но воняла всегда. Так было, пока однажды он не встретил Джил.
 
В тот день он возвращался из лавки Тома, неся в пакете пару бутылок виски. Стояла жара и он решил срезать путь через лесок. Проходя мимо заброшенной лесопилки, он услышал голоса и стоны. Мгновением позже увидел Джил, которая делала минет сыну старины Тома. Они его тоже увидели. К священнику в небольшом городке относятся с уважением. Он представитель веры. Что-то вроде общего отца. Поэтому Грег, сын Тома, держателя лавки в которой уже лет 30 отоваривался Ян, подхватил свои штаны, и чудовищно заикаясь, извиняясь, тут же скрылся за углом.

В отличие от Грега, на лице Джил смущения не наблюдалось вовсе. Она вытерла влажный рот рукавом, подошла к Яну, улыбнулась, расстегнула ему ширинку и продолжила свое прерванное занятие.

Вот тогда сельский священник и понял, что есть кое что, получше выпивки и бога.

     ***

Джил было шестнадцать. Она просто слонялась по свету, ничему и никому не отдавая предпочтений. Просто жила, совершенно не думая о завтрашнем дне.

Он ухватился за нее, как утопающий за соломинку. С одной стороны его жизни были жена и господь, с другой Джил и виски.

Встречались они часто, и каждый раз он думал, что же ее может держать рядом с ним. Но разглядывая ее протянутую ладонь, он все понимал. Людьми управляли деньги. Они и были богом для большинства. А это уже повод для размышлений. Если бог ему дал скучную жизнь и жену – кобру, а деньги - виски и Джил, то тому ли богу он служит? Может сменить религию?
Они лежали голые. Ее тельце смотрелось совсем тощим на фоне его туши. Она кусала его живот, периодически опускаясь ниже. В эти моменты все его естество начинало пульсировать и вздыматься. Это ее веселило, и она продолжала свои оживляющие маневры, заставляя его прославлять бога во весь голос.
 
Неожиданно она перевернулась, и его нос защекотал пух ее промежности, и тут же он почувствовал, как ее рот заполнился его восставшей молодостью. Он жадно впился, погружая свой язык, глубоко в нее.

Спустя минуту его мозг взорвался разноцветными шарами, оставив его блаженно таращиться в потолок. Она же, вся перепачканная спермой, встала, и хихикнув убежала в ванную комнату.
 
Господи, а почему ты запрещаешь все это?  Мы в курсе, что плоть слаба, на эту тему можешь не разглагольствовать. Но посмотри на это под другим углом. Ты же не против естественного? Секс для животных всего лишь размножение. Для человека же это способ возвести любовь в квадрат, в куб, и сам еще знаешь в какую степень. Может быть, ты просто завидуешь? Только человек способен сделать из процесса - ритуал, а из способа – преклонение. Чувствуешь, к чему я клоню? Человек смог сделать то, что не под силу даже тебе. Может быть, поэтому ты нам все это запрещаешь? Не желаешь признавать, что мы поднялись выше тебя…

Ты придумал размножение, а человек придумал процесс занятия любовью. Ты придумал смирение, а человек придумал страсть. На твоем месте я бы тоже рассердился, и придумал конец света…

Джил вышла из ванны, отвлекая его от процесса богохульства. В свои юные года она уже была настоящей женщиной, заставляя его признать, что не только возраст является катализатором для подобного превращения. Тут он вспомнил свою жену и почувствовал приступ морской болезни.

Девушка скользнула под одеяло, и Ян снова поблагодарил бога за дальновидность.

     ***

Ну наконец то это свершилось. Он уже собирался воздать хвалу начальству, но вовремя прикусил язык. Его жена свернула себе шею, намереваясь свернуть ему его. Она каким-то образом узнала о Джил, и направлялась к нему с явными намерениями прекратить его жалкое, по ее словам, существование.

Но кто сказал, что это окажется легким делом? Да и ярость тут не помощница. А виной всему старая ступенька на втором этаже. Она миллион раз просила его починить лестницу, но при этом так брызгала слюной, что всякое желание его пропадало, не успевая появиться. Обычно хватало кивка и угрюмого «угу». Думаете это легко миллиард раз кивнуть и сказать «угу»? Намного легче один раз починить. Но ради такого финала он мог терпеть ее слюни годами.
Наверняка ступенька тоже ее не любила, раз она так легко под ней подломилась, при этом выдерживая его вес с легкостью титанового сплава.

Он стоял внизу, а его жена наверху. Сначала она громко шипела и говорила богонеугодные слова, заставляя краснеть даже стены. Потом топала ногой, нарушая и без того хрупкую целостность еловой дощечки. Но когда она, взвизгнув, бросилась в атаку, шумно пробуксовывая на месте, тонкая душевная организация бывшего дерева не выдержала, и с хрустом переломилась пополам.

Ян наблюдал, как его жена, словно громадная кегля от боулинга, с жутким грохотом скачет вниз, переворачиваясь то на ноги, то на голову. Он бы легко отдал все свои сбережения, чтобы посмотреть на это еще раз.

Наконец лестница закончилась, и его жена, подражая тряпичной марионетке в пластике движений, с хрустом ломая шею о пол, упала к его ногам. Он удовлетворенно цокнул языком, смотря в ее удивленные и широко раскрытые глаза, помахал рукой ее отлетающей душе и пошел звонить в полицию, надеясь на то, что шериф окажется на месте.

Потом он еще пару дней делал скорбный вид, убеждая людей в своем горе, и безумно хохотал по ночам.

И только после похорон ему вновь удалось встретиться с Джил. Он влетел в ее квартирку на окраине городка, весь охваченный страстью и желанием. Она стояла у окна, абсолютно голая, и при его появлении резко повернулась к нему лицом, пытаясь что-то скрыть за спиной. Грудь ее стала явно больше, так и просясь ему в ладонь. Бедра – явно круглее, и от этого, еще аппетитнее. Перед ним была настоящая женщина, с успехом перешагнувшая юность. Теперь она излучала неприкрытую сексуальность самки, привлекавшую самца и сводя его с ума.

Он нервно облизнул губы, а она улыбнулась ему. Но улыбка ее вышла какая-то вялая, и он вновь вспомнил о том, что она что-то прятала.

- Повернись, - попросил он.

Она продолжала стоять, рассматривая его и водя указательным пальцем по своему набухшему соску.

- Повернись, - сказал он требовательнее, делая шаг к ней навстречу.

И внезапно его обдало ветром, всколыхнув седые локоны на макушке. Он восхищенно застыл на месте, во все глаза смотря на нее и не в силах им поверить. Она стояла и молча, улыбалась, а за ее спиной, раскрывшись во всей своей первозданной красоте, трепетали два белых крыла, заставляя потоки теплого воздуха ласкать его кожу.

Джил, сокращенно от Энджил (Angel – англ.). Ангел. Небесное создание, настолько чистое, что прозрачность горного ручья и кристальность заоблачных ветров завидуют ангельской чистоте.

- Ну ты, господи, и выдал, - только и смог сказать Ян, усаживаясь прямо на пол и грозя кулаком небесам.

Она, смеясь, подскочила к нему, прижимаясь своим обнаженным телом, и звонко пискнула:
- А еще я беременна, - и принялась его целовать, прямо в глаза, из которых брызнули слезы. Конечно же слезы счастья.

Ян восхищенно смотрел сквозь окно, в ярко синее небо.

- Господи, ты ненормальный. Но я за тебя отдам жизнь, - прошептал он и потянул своего ангела под одеяло, где господь не сможет увидеть то, благодаря чему люди стали с ним на одну ступень.

В сердце полно места. И для любви, и для веры. Для доброты, страсти, нежности. Мы так глупо его используем, наполняя злобой, что оно порой не выдерживает и умирает. И тогда душа остается в одиночестве. Не оставляйте ее одну. Она боится темноты и не выносит страха. Любите, и всегда будете любимы. В сердце любовь, в душе вера. В жизни чудо.



                г. Сочи, 25 июня 2010 г.