На поле

     Калавати разбежалась, подпрыгнула и, сделав сальто в воздухе, плавно приземлилась на голову. Ее широкая льняная юбка упала на  туловище, обнажив загорелые, покрытые черными жесткими волосами ноги тяжелоатлета. 
Абхай сказал: «Ой», -- и покраснел.
Амал сказал: «Ого», -- и начал зевать. Его рот раскрывался до самых ушей и закрывал нос.
Абхай стал оранжевым. Он подошел к стогу сена, упал в него лицом и   мелодично заплакал.
Шримати бодро приблизилась к Калавати и начала делать перед ней Сурья намаскар.
Кришнаа села в отдалении в идеальную падмасану, соединив руки перед грудью,  и громко жалобно заблеяла. 
Саджан снял с головы  панаму, засунул ее в рот и начал жевать.
Абхирам снял с фотоаппарата объектив и сфотографировал свои  кроссовки.
Даништха весело смеялась, танцуя вальс.
В это время с небес спустился Господь. Господь сел неподалеку и произнес: «М-м-м-да».
Даништха оживилась еще больше, еще быстрее закружилась в вальсе,
Саджан выплюнул панаму и, сняв с себя футболку, начал ее жевать, Абхирам сфотографировал жующего Саджана, Кришнаа громко замурлыкала, Шримати изобразила Симха-мудру, Абхай стал сиреневым, Амал зевал и зевал, а Калавати стояла на голове, игриво дрыгая ножками тяжелоатлета.
Господь тихо встал и сказал: «Все. Представление окончено. Все по домам»
Абхай тут же вознесся вместе с Господом на небеса, Амал перестал зевать, положил видеокамеру в чехол и медленно побрел по пыльной дороге, Шримати причесалась и, захватив свою холщовую сумку, пошла вслед за Амалом.  Кришнаа легла на землю, свернулась клубочком и заснула. Саджан вынул футболку изо рта, разгладил ее и снова надел на тело, Абхирам положил фотоаппарат в чехол и отправился вслед за Шримати, Даништха превратилась в дюймовочку и полетела к цветам, а Калавати, сделав сальто в воздухе, приземлилась на ноги. Юбка спала с головы и туловища Калавати и все увидели, что это не Калавати, а вообще неизвестно кто. Неизвестно кто весело улыбнулся и зашагал вслед за всеми по пыльной дороге.