Время поцелуев

ДЕНИС КАМЫШЕВ
ВРЕМЯ ПОЦЕЛУЕВ.

- Марго! Вы вызываете у меня чувство турбулентности, - сообщил секретарше, напоминающей изгибами контрабас,  Максим.
- У вас дух захватывает, или тошнит? – вяло поинтересовалась Марго, барабаня кровавым маникюром по клавиатуре гудящего от перегрева компьютера.
- У меня кружиться голова, и замирает сердце…, - томно закатил глаза Максим.
- Автор, съешьте яду…
Открылась дверь в кабинет Главного, и из нее вывалился взъерошенный Краснов. Вслед ему слышался хорошо поставленный начальственный баритон.
- Говно, ваш Роман! Сопли и жеваная бумага!
-Ты написал роман? – удивился Максим.
- Стажер мой, Роман. Написал жалостливую статью о геях. Все бы ничего, да только сын Главного теперь посещает нетрадиционные вечеринки, и, поговаривают, что их с «Ромом» связывает пылкая дружба.
- Сын Главного никогда не был геем. Пидор редкий, но не гей, - не отрываясь от экрана, резюмировала Марго.
- Полукарпов, зайди! – выстрелил по селектору Главный, и Максим вполз на вершину журналистского Олимпа.
- Где статья, посвященная восьмому марта? – пригвоздил его к стенду с графиками кислотно-щелочного баланса Брюс Ронин.
- Так и будешь всю жизнь полугений, полужурналист, Полукарпов? Сейчас едешь в клуб…как его? – Ронин достал сверкающий флаер, - клуб «Пропаганда». Там будет мужской стриптиз для теток. Короче, осветишь событие. Давай…
     Из серого здания творцов реальности Макс вырвался в улыбчивую солнечную весеннюю лепоту и провалился по щиколотку в отечественную лужу импортной кожаной туфлей. Сука-Весна! Уже оголились бледные ляжки малобюджетных «ледей» и шоколадный загар богемы приятно теребит мужские рефлексы по искажающему действительность телевизору. Весна – время поцелуев, пробуждение страстей и гормональных выбросов! И климакс, злобно шипя, отступает в сумрак подсознания…Весна! Тихо шагают «ходики», отстукивая им одним известный ритм жизни, и сама жизнь медленно утекает в наполненную великим смыслом бытия дыру слива сквозь наши растопыренные пальцы. И остается в памяти первый, пахнущий малиновой жвачкой поцелуй в пятнадцать, страстный и проникновенный «французский» поцелуй в девятнадцать, «кунигулус» в двадцать два, лицемерный  поцелуйчик в щеку в сорок и бесплатный  поцелуй в лоб, изрезанный марсианскими каналами морщин, когда вы уже расслабленно лежите в гробу и вам все «по сараю».
     А пока кто-то проводит время в аду, у нас в гостях, господа, леди Весна и шоу продолжается! Распускаются почки, языки, руки, весело серебрится в солнечных лучах весенняя капель слюней и радует первая робкая долларовая зелень в потных брокерских ладонях. Итак, клуб Пропа Ганда или Про Паган Да.
- Полукарпов, иди в жопу! Ты что, с ума сошел? Если тебя поймают, придурок? Возбужденные дамочки тебе «кровавую Мэри» сделают. Вернее «кровавого Макса» И вообще, Макс, ты рожу свою в зеркале видел? Из тебя даже трансвестит не получится, с твоей-то брутальностью. Как я тебя в бабу загримирую? Джейсон Стэтхэм на каблуках, блин.  Совсем охренел? – Димка Пряхин, собутыльник и лучший друг, с которым Полукарпов десять лет просидел за одной партой, работал гримером на киностудии.
- Брат, мне труба – Главный, зверь! Если не сдам статью с пикантными фотами – уволит на хрен. И на что мы будем пить «Гиннес», трусливая твоя душонка? Ты помнишь, как в восьмом классе ты меня загримировал в девчонку, и я ездил Оксанке по ушам, какой ты классный парень? И никто даже не подумал, что это я. А Леха Мотовилов даже клеился, пока я ему по яйцам не зарядил. Не ссы, Пряха. С меня ящик «Гинесса». Давай, брат, ваяй из меня тетку. И позвони Вальке, пусть на пять минут возьмет лимузин с фирмы и подвезет меня к клубу.
- Ну, ты наглец…
- «Хеннесси?»
- Два. И ящик сигар.
- Грабитель! Ви делаеете мне больно…
- Уж лучше я, чем охрана клуба.
Вечерело. Ветер играл в догонялки с одиноким целлофановым пакетом, когда из дверей киностудии выпорхнула двухметровая девица в вечернем платье и зябко повела широкими плечами пловчихи, крепко прижав к себе мускулистыми руками «бодибилдирши» маленькую дамскую сумочку.
- Мужчинка, поехали! – плюхнулась она на заднее сидение шикарного «линкольна».
- А ну пошла отсюда, шалава! – гаркнул на нее, оторвавшийся от чтения газеты, водитель.
- Валь, это я…- ответила девица басом, и водитель поперхнулся на полуслове.
- Охренеть! Вы с Пряхой отморозки конечно, но это…Круто! В жизни бы не сказал, что это мужик. Где ты научился так двигаться? И голос…
- Три года в театр-студии, два года в «Щуке»…Парень, рядом с тобой живет гений…
- Главное чтоб не гей…Ты это…не сильно увлекайся…а то мы еще потеряем друга…
- Валька, обалдел?
- Да шучу я, Макс. Все никак в себя не приду от увиденного. Надо же…прям «В джазе только девушки». Тебя не Дафной случайно зовут?
- Зови меня, госпожа Карпович. Скажем, Максимилиана Карпович. Звучит?
- А приглашение на вечеринку у тебя есть, госпожа Полукарпович?
- Да…Марго подсуетилась…Трогай, голубчик!
- Ща потрогаю, силиконовый ты мой! – хмыкнул Валя и лихо стартанул с места.
Холеное тело лимузина медленно подкатило к входу в клуб, где толпился не обладающий приглашениями или женскими прелестями, народ. В основном это были мужья ушедших в загул домохозяек, привезшие свои «сокровища» на пир плоти. Расторопный водитель в полупоклоне отворил дверцу и подал руку «хозяйке». Качая бедрами, она продефилировала сквозь слегка обалдевших мужчин.
Охранник на входе что-то буркнул в еле заметный микрофон и приветственно распахнул перед дамой двери в праздник.
     Клуб встретил Полукарпова громкой танцевальной музыкой, сиянием лазерных лучей, ярко освещенной сценой и столиками, за которыми в ожидании шоу сидели женщины. Худые и толстые, молодые и старые, красивые и не очень. Женщины активно разогревались алкоголем и болтали. Суровый метрдотель с лицом убийцы подвел Максима за его стол, который находился возле самой сцены и видимо был элитным. Стараясь не порвать накладной попой платье, он неторопливо присел, и полуголый официант мгновенно налил ему в бокал прохладного шипучего шампанского. За столиком монументально восседала дама лет шестидесяти, в одном из кресел развалилась пожамканая жизнью тетенька лет сорока пяти, а рядом с ней дружелюбно улыбалась Максу ухоженная тридцатилетняя девочка-кошка.
- Привет…- поздоровалась первой улыбчивая кошка, - Я Настя, это Натанэла и Надежда Константиновна…
«Крупская!» - промелькнуло у Макса в мозгу, и он ответил пересохшим от волнения голосом, - Максим…
« Блин, спалился, придурок!» - запаниковал Полукарпов.
- Какое красивое имя… так зовут известную певицу, -задумчиво ответила Настя, пригубив бокал шампанского.
- Можно просто, Макси…, - Макс залпом опрокинул в себя шампанское и стоящий за его спиной мальчик, игриво подмигнув, немедленно наполнил бокал.
- Поставь бутылку и иди. Не люблю, когда у меня за спиной стоят! – ощерился Макс и мальчик испарился.
- Сразу видно настоящую железную леди, -оживилась захмелевшая, пьющая исключительно водку, Натанэла, - Чем занимаешься. Макси? Ничего что я сразу на «ты»?
- Ничего…Я владелица журнала «Путь женщины». А ты? – сымпровизировал Полукарпов.
- Не слышала о таком…У меня сеть продуктовых магазинов, здесь в Москве. Настя – актриса, ее папа, как сейчас модно, занимается нефтью. Правда, милочка?
- Ната, это совсем не важно…, - Настя сверкнула глазами.
- Надежда Константиновна, ведет зарубежные счета, господина Зюганова и сотоварищей. –Натанэла налила себе водки, подумала и наполнила рюмашку Макса .
«Точно, Крупская!», - подумал Макс и выпил предложенной Натанэлой водки. Надежда Константиновна укоризненно посмотрела на Макса и вгрызлась в котлету по-киевски.
- Константиновна…давай расслабимся…Мы ж не на парт. собрании. Водку будешь? Да простит меня твой товарищ Ленин. Мы ж русские люди…не какие-то там немцы, которым то, что русскому хорошо – смерть! – порядком захмелевшая Натанэла плеснула «Крупской» водки в рюмку и та, неожиданно для себя, выпила. Опрокинула рюмашку и поплыла белым лебедем по молочной реке с кисельными берегами. Глаза Надежды Константиновны загорелись, как лампочка у включившегося в розетку утюга. Из внимательных, цепких объективов терминатора, они на миг стали бессмысленными, голубиными, что бы затем затянуться мечтательной паволокой.
- Ой, девочки…Хорошо то как…, - и тут же по второй, и по третьей рюмашке.
   Когда на сцену вышел ехидный конферансье, дамы были уже достаточно пьяны и с нетерпением ожидали обещанных зрелищ. Конферансье  прокукарекал старинный анекдот, затем предложил себя дамам вместо ожидаемого молодого, накаченного мяса и, будучи хором послан в пеший поход эротического содержания, завопил в микрофон: «Дамы и….дамы! Хит сезона! Мангусты!»
Дамы заверещали и выпили водки. Только Настя молча держала свой бокал с уже теплым шампанским, и ее чувственные губы изогнулись в демонической улыбке снайпера, дождавшегося, наконец, свою жертву.
    Меж тем, под имитирующую оргазм музыку, на сцену выскочили, похожие на народное ополчение, дядьки. Высокие и низкие, огромные и миниатюрные – своей разно плановостью они наверняка внесли бы диссонанс в сердца поклонниц стриптиза. Но водка в чувственном женском организме выровняла их рост и размеры. Толпа восторженных женщин завыла, как наблюдающие очередной забитый гол в ворота противника фанаты «Манчестера». Мужики медленно разоблачились и в такт музыке затрясли ягодицами. Максим поставил на край стола свою шпионскую сумочку со встроенным объективом и снимал процесс, когда к их столику танцующей походкой подкрался эбонитовый папуас и похотливым котом потерся о Натанэлу. Владелица сети магазинов счастливо хватала товарища из неизвестной африканской страны за туго обтянутую плавками мошонку и щедро запихивала ему в плавки зеленных американских президентов, совершенно не знающих о бедственном положении парней из африканской глубинки. И тут Макс, наконец, понял, чем  пахнут деньги. «Американские деньги пахнут рабством и мошонкой африканца», - подумал Полукарпов и заржал.
   Изображая  нездоровое вожделение, огромный фашистского вида блондин вытащил Надежду Константиновну на сцену и профессионально освободил ее от очень дорогого, явно сшитого на заказ, платья. Под платьем оказались советские безразмерные рейтузы образца 1950 года и бюстгальтер а-ля «садовый гамак», наверняка помнящий тепло рук вождя мирового пролетариата. «Фашист» перестал мучить бабушку, и заметил рослую и крепкую «госпожу Карпович». Оставив главбуха Зюганова клацать ставными зубами от счастья, он медведем-шатуном пошел на не готового к таким играм Полукарпова. Макс понял, что гада нужно бить наповал, иначе его мужское самолюбие не переживет липких касаний этого самоуверенного ухаря. И когда, возбужденный жаждой наживы стриптизер протянул свои лапы к Максу и готов был уже погрузить их в накладные Максовы груди, Полукарпов технично пробил ему «двоечку» и кадр, с глупой непонимающей улыбкой дауна завалился под стол.
Трое стриптизеров взяли Макса в кольцо, схватили под руки и потащили на сцену. «Фашист» очнулся и поспешил помочь собратьям по цеху раздеть и наказать строптивицу.
- Да это мужик! – заорал один из них, нащупав «шланг» Полукарпова. Макс резко дернулся и накладные груди с куском платья, остались в руках другого стриптизера.
- Держите его, бабы! – словно полководец зовущий на штурм крепости, вскричала Натанэла и возбужденные пьяные женщины в едином похотливом порыве выплеснулись на сцену - им было уже все равно кого хватать. Пока они висли на измученных работой «мангустах», Полукарпов в панике заметался, схватил сумочку с фотоаппаратом и, преследуемый клубными охранниками, побежал в сторону служебных помещений.
« Господи! Если спасусь – уволюсь из журнала к чертовой матери! Боженька, спаси меня!» - молил Макс отвлекшегося на минутку Бога, пробуя телом закрытые двери. В коридоре слышалось шумное дыхание и топот преследователей. Неожиданно приоткрылась одна из дверей, и женская рука втянула Макса внутрь полутемного кабинета. Девушка распахнула шкаф и, загнав туда Полукарпова, захлопнула за ним дверцы. Послышались встревоженные голоса охранников.
- Хорошо, Настасья Владимировна. Как скажите, Настасья Владимировна.
Хлопнула дверь и наступила тишина. Макс осторожно приоткрыл дверцу и прищурился – яркий электрический свет на миг ослепил его. Посреди комнаты, в резном кресле в позе дознавателя НКВД, закинув ногу на ногу, сидела Настя.
- Я…это…извиняюсь… За причиненный ущерб…,- заблеял Полукарпов.
- Ты не извращенец? – поинтересовалась Настя и отпила из маленькой фарфоровой кружечки кофе.
- Я журналист…
- А журналист не может быть извращенцем?
- Мне статью заказали про мужской стриптиз. А попасть в клуб никакой возможности…Все ваш женский расизм виноват.
- Я сейчас расплачусь от сочувствия. Если бы папа был сегодня в клубе, тебе точно пришлось бы менять пол. Будем считать это маленьким приключением. А теперь проваливай…
- А как же я в этом? – Макс показал на остатки платья и свою мохнатую грудь.
- Это уже твои проблемы. Я лишь могу открыть для тебя окно. Беги, пока я не передумала. Или ты хочешь, что бы я позвонила отцу?
  Макс, кряхтя, перелез через подоконник, благо этаж был первым, и окна кабинета выходили в безлюдный переулок.
- Могу я хоть другу позвонить?
Настя молча протянула ему «мобильник».
- Але, Димыч…Забери меня в переулке за клубом. И шмотки нормальные прихвати – твои накладные сиськи меня не спасли.
- Мы еще увидимся? – спросил Макс
- Возможно я захочу увидеть, как ты выглядишь без косметики…Набери свой номер…, - хихикнула Настя.
Макс старательно набрал номер своего «мобильника».
- Ну, я пошел… И спасибо, что выручила…Я так понял, твой папа хозяин клуба?
Настя молча кивнула и закрыла за ним окно.
Через двадцать минут в переулок въехал потрепанный Димкин «Lend Rover».
- Гони, Димон в редакцию. Дежурный по выпуску фотки ждет - срочно нужно в набор сдавать. Статью я ему минут за пятнадцать накатаю.
    Переодетый в мужское, но все еще с накрашенной мордой, Полукарпов влетел в редакцию, отдал фотоаппарат обалдевшему от его вида дежурному редактору, быстренько набросал статью на стареньком редакционном компьютере и тогда уже позволил смиренно ожидающему его Димке с помощью специального пахнущего спиртом, средства, привести свое лицо в нормальное состояние. Втроем с редактором они допили начатую бутылку молдавского коньяка, посудачили о Главном и о том, как завтра утром Сам поощрит скромного труженика пера, за реактивное освещение заданной темы и разошлись.
     Димка подбросил усталого, но довольно Полукарпова домой на своем видавшем виды «внедорожнике». Пообещав заехать на следующий день за сигарами, «Хеннесси» и подробностями клубного променада, надсадно кряхтя мотором, Димка скрылся в ночи.
    Макс вошел в привычный, провонявший кошками подъезд и неожиданно услышал до боли знакомый голос. После спектакля, отработав поклон и улыбку, в ожидании лифта в его подъезде разговаривал по телефону известный Актер, лицо которого Макс наблюдал каждый вечер в популярном военном сериале. В лифт они вошли вместе и уже в тесной кабинке Макс, наконец, почувствовал удушающий запах цветов, которые Актер, словно банный веник держал подмышкой. Полукарпов чувствовал запах дорого одеколона и вселенскую усталость талантливого человека, в очередной раз публично прожившего еще одну чужую жизнь, как свою. Лифт остановился на не запланированном этаже. Лязгнув, створки лифта раскрылись, явив миру отработанного пролетария в засаленных спортивных брюках, несвежей футболке, шлепанцах и с красным пластмассовым помойным ведром в клешне.
- Ебть…-очумело произнес пролетарий, - Ты ж этот…в телевизоре…
Актер устало кивнул.
- Мать! – заорал он куда-то вглубь пропахшего борщом коридора, - Мать, тут эта гнида из сериала. Который «особист». Ну, что все время орал, враг, мол, наш красный командир. И расстрелять, чуть, что…Он у нас в лифте…
- Федул, хорош базлать, пьяная твоя морда. Уже мусор выкинуть не могешь, скотина…, - в проеме лифта показалась, дородна женщина в цветастом сатиновом халате.
- Ебть…это вы? Не может быть! Сынок! Выйди, Михась! Тут у нас в лифте тот самый…из «СМЕРШ», которого ты уже три серии ненавидишь! Хороший вы актер…э…
- Роман Сергеевич, - привычно вздохнул Актер и отгородился от густого запаха борща цветами.
Над родителями, аки солнце, появилось круглое, упитанное лицо Михася.
-Ебть!
Макс не выдержал и нажал кнопку. Створки лифта закрылись перед изумленным главой семейства. Лифт плавно пошел вверх. Актер благодарно кашлянул.
- А в сериале вы бы не цацкались – сразу бы их расстреляли, - съехидничал Макс и вышел на своем этаже.
- А я люблю людей…- тихо ответил Актер и лифт унес его выше.
Утро  у Макса началось хреново – с настойчивых, продолжительных звонков телефона. Когда Полукарпов вырвал штепсель из розетки городского телефона, затрезвонил «мобильный». Он отключил мобильный - начали звонить и стучать в дверь. Пошатываясь и судорожно зевая, он распахнул дверь. На пороге стояла злая, как черт, Марго.
- После моей статьи тебя охватила нежданная жажда страсти? – лениво поинтересовался Макс, почесывая пузо.
- Полукарпов! Ты идиот! Ты не Каспаров, не Карпов, а именно Полукарпов! И все твои ходы либо проигрышные, либо патовые… Мудак, твоя фамилия! – рявкнула на ошарашенного Полукарпова Марго и швырнула в него журналом. На журнальном развороте красовалась плотоядно клацающая зубами,  давнишняя Надежда Константиновна в неаппетитном неглиже.
- Ты знаешь кто это?
- Это Надежда Константиновна, почти Крупская – она держит КПРФ за яйца железной бухгалтерской рукой. А что?
- Это жена босса, болван!
- Какого босса?
- Владельца журнала.
- Ебть…- только и смог сказать Полукарпов, и его загадочная русская душа немедленно захотела водки.

6.09.2009