Бонивур и Боливар

БОНИВУР И БОЛИВАР
(Заметки одесского книголюба)

В душном подвале старого дома, бывшей резиденции умершего на 68-ом году жизни в конце прошлого 2011 года основателя и президента объединения молодёжных клубов Одессы Михаила Петровича Бочарова всё было раскурочено и ожидался ремонт для нового орендатора помещения. И здесь, на улице Пушкинской, среди ненужного хлама и мусора я обнаружил вдруг, под кучей пыли и мелких обломков штукатурки, довольно толстую (750 страниц!), увесистую книгу кофейного цвета. Василий Субботин. «Роман от первого лица» (1979). Вскоре понял, что никакой это не роман, а короткие рассказы. Ощущается, что Субботин повидал в жизни немало. Бывал в Берлине, в самом рейхстге - знаменитом здании парламента. И в Париже. Изъездил Италию, Грецию, был в Швеции, в Голландии, Польше. А с какими только писателями не встречался! Их, пожалуй, сотни. Вероятно, однотомник этот является почти полным собранием сочинений в прозе. Название же взято из статьи Симонова, имевшего виду лишь то, что Субботин очень часто употребляет во всех своих писаниях местоимение «Я». Можно сказать, почти как Стендаль, который в своих записках писал: «Вовсе не из эгоизма я постоянно пользуюсь словом «я», а только для большей живости изложения».
Раскрыв том где-то посередине, я обнаружил рассказ под названием «Дмитрий Дмитриевич». Сразу же подумалось, что новелла посвящена композитору Шостаковичу. Мережковского звали Дмитрием Сергеевичем, Кедрина – Дмитрием Борисовичем, Менделеева, как публициста и литературного критика Писарева – Ивановичем. Но оказалось, что описан здесь вовсе не Шостакович, а совсем другой Дмитрий Дмитриевич – писатель Нагишкин (вероятно, фамилия произошла от слова «нагишом», хотя вспомнился князь Нарышкин). Эту фамилию мне, как книголюбу, приходилось встречать на обложке романа «Сердце Бонивура». Красивое имя Бонивур запомнилось мне, вероятно, потому, что ассоциировалось с Симоном Боливаром (1783 – 1830), руководителем войны, лидером борьбы за независимость испанских колоний в Южной Америке. Интересно, что его полное имя не так-то просто запомнить и выговорить: Симон Хосе Антонио де ла Сантисима Тринидад Боливар де Консепсьон и Понте Паласиос и Бланко. Генерал, герой Венесуэлы, он был Президентом Колумбии, Боливии, Перу. А Виталий Борисович Баневур (1902 – 1922) – герой-комсомолец, участник Гражданской войны на Дальнем Востоке.
В 1968 году я выкупил в магазине подписных изданий пятый том «Краткой литературной энциклопедии». Знакомился с биографиями писателей... Набоков... Нагибин... Слегка задумался, почему в томе нет фотоснимка Набокова, но есть портрет Нагибина, за которым следует справка о Нагишкине тоже без фотографии. Видимо, не заслужил. Узнал, что Дмитрий Нагишкин родился в Чите, а умер довольно рано, в возрасте 51 года в Риге, хотя был полон творческих сил, вроде бы ничем не болел, много писал. Через год после смерти вышел его новый роман «Созвездие Стрельца». Запомнилось это название, потому что у одесской писательницы Анастасии Зорич была издана книга «Созвездие Ориона». Нагибин (для сравнения с Нагишкиным) прожил 74 года. Отчество у Юрия – Маркович, хотя родного отца звали Кириллом. Как участника белогвардейского восстания его расстреляли в том же 1920 году, когда родился сын, которого усыновил адвокат Марк Левенталь, и мать дала сыну отчество по имени отчима – Маркович, чтобы никто не знал истинного отца-дворянина. Когда же отчима сослали, мать будущего мастера пера Юрия Нагибина вскоре вышла замуж за писателя Якова Семёновича Рыкачёва, и восьмилетний Юра заимел нового, второго отчима, который, думается, и решил судьбу Нагибина-прозаика. Кстати, писателем был и Борис Лупин, брат Рыкачёва, с которым Ксения Алексеевна, мама Юрия, пожила пятьдесят лет. Яков Рыкачёв ввёл юношу в писательскую среду. Не без его помощи двадцатилетний Нагибин подружился с Андреем Платоновым. Потом отчим долго «вытравлял» стиль Платонова из рукописей молодого Нагибина. Рыкачёв писал в основном приключенческие повести. И именно он, Рыкачёв, сумел пробудить у начинающего автора вкус к словесному творчеству и стать его первым литературным учителем.
Но я хотел обратить внимание на Дмитрия Нагишкина. Интересно, что был он не только журналистом и писателем, но и долгое время работал художником-графиком. Последние годы Нагишкин жил в Москве. Но любил Ригу, где жил ранее.
В двадцати двух километрах от Риги есть часть города Юрмалы, и называется эта часть Дубултами. Говорят, будто самую первую дачу построил здесь фельдмаршал Барклай-де-Толли. Так вот Василий Субботин около двух снежных месяцев жил в этих Дубултах в одном так называемом Шведском доме (в смежных комнатах) вместе с автором романа «Сердце Бонивура». Вспоминая Нагишкина, Василий Ефимович описал его словесный портрет: «Очень красивый человек. У него была прекрасная, круглая и совершенно лысая, голова. Я никогда потом не видел такого красивого лысого человека». Далее Субботин рассказал нам о творческой манере Нагишкина: стоило Дмитрию Дмитриевичу заисать лишь хотя бы первую страницу задуманного произведения, как после этого всё идёт, как по маслу, – так быстро и легко пишется вся повесть. Делал так Нагишкин всегда, а мне подумалось, что таким же макаром поступает и вся писательская братия. И не только прозаики, но и поэты. Стоит родить одно четверостишье, как вскоре за ним возникает второе, третье... Работал Нагишкин очень напряжённо.
Роман он окончил к своему отъезду из Дебултов в Москву. Уже был куплен билет на поезд, и Дмитрий попрощался с Василием. В дверях он посылает Субботину прощальную улыбку. Окончен роман, но он успел задумать уже новую повесть. А Субботин трудится над своими рассказами. Возможно, он когда-нибудь напишет и о Нагишкине.
Тихое латышкое утро располагает к творчеству, и Субботин орудует авторучкой. И вдруг он узнаёт за дверью тревожный голос директора: – Василий Ефимович! Это я! Откройте!
Отрываться от рождающегося рассказа не хотелось, и Субботин не открывал, зная, как трудно потом восстанавливать и продолжать прерванные мысли.
– Откройте! – настойчиво повторил директор и добавтл: «Погиб Нагишкин!»
Трагедия стряслась этим же утром. Писатель проходил железнодорожное полотно, и его сбил поезд. Случилось это 11 марта 1961 года. Однако не хочется ставить точку на такой трагической ноте, хотя припомнилось название первой сказки «Как орла победили». Орла сразил поезд. Пытаясь скрасить смерть, Василий Субботин пишет: «Но я его мёртвым не видел».
Этот свой очерк я решил предложить в редакцию одной из газет. Редактор спросил:
– А какова судьба Субботина? Ты оставляешь его в Дебултах, а ведь уже полвека прошло!
– Субботин живёт в Москве. 7 февраля прошлого года ему исполнилось 90 лет. Много это или мало? Смотря с кем сравнивать. Сергей Сергей Михалков, например, скончался на 97-ом году жизни.
Как-то раз знаменитый одессит, легкоатлет, десятиборец, олимпийский чемпион и рекордсмен мира Николай Авилов, в 16-летнем возрасте ставший мастером спорта СССР по прыжкам в высоту, говорил мне, что для выполнения нормы мастера ему нужно было преодолеть высоту в два метра. И мне подумалось, что следовало бы учредить, подобно «Мастеру спорта», и звание «Мастер жизни» для тех, кто уже преодоллел барьер в 90 лет. Да, Василий Субботин – мастер жизни. А рекордсменом сейчас среди долгожителей на нашей планете является гражданин Китая Ли-Чгунг-Ян, родившийся в 1680 году и умерший в 1933-ем в возрасте 253-х лет. Хотелось бы, чтобы этот мировой рекорд побил Василий Ефимович Субботин. Он не сошёл с дистанции, и у него, как говорится, всё ещё впереди.
Анатолий ЯНИ, журналист.