Щука с золотой серьгой

    
Белянка-капустница спланировала на жёлтую сердцевину ромашки, задевая лепестки. С цветка упала росинка. То ли нектар показался невкусным, то ли бабочка вздрогнула от движения росы, но она перелетела на розовую метёлку щавеля. По шершавому стеблю пырея-травы ползла божья коровка. Вот красной капелькой она задержалась на травинке, присела на передних тонюсеньких ножках, задними ножками принялась охорашиваться, чистить своё тельце. Солнце уже катилось над лесом за рекой, но роса ещё не обсохла, а серебристой дымкой покоилась в луговине. Белёсый туман ворочался над рекой и как-то незаметно вдруг рвался на кусочки, так напоминавшие порой кусочки ваты, надёрганные несмышлёным мальчишкой-шалуном из старого хозяйского ватника.
Двое ребятишек спешили по взгорью от деревни к реке. В руках одного из мальчишек был спиннинг.       
«Проспали, проспали же!» – думалось Сашке, который нёс орудие лова.
– Колюха, ты чё меня-то не разбудил?! Ве-едь уговаривались же?! Смотри, как рыба-то играет! Хорошо-хоть хозяйка разбу-удила!
– Я сам-то про-оспал! – сонно отвечал приятель.
На угоре над рекой просыпалась колхозная деревня. Где-то меж деревенских изб заскрипел деревянный журавль над колодцем. Звякнуло глухо ведро, задевая колодезный сруб. Петухи во дворах колхозников вовсю надрывались. Затарахтел трактор.
– Здеся! – сказал Сашка, показывая на запань, когда ребятишки спускались к реке. Это место для рыбалки он приметил давно. Запань была сбита из четырёх длинных брёвен. С одной стороны запань лежала брёвнами на берегу, закреплённая тросом-растяжкой, с другой  – на воде, как раз на выходе затона в реку. По широкому затону, похожему на озеро, играла рыба. Она продолжала плескаться на глади воды ещё с утренней зорьки. Но заря-то выдохлась, её не было и впомине.
– Ну, ты, чего-о?! Закидывай! Давай! – торопил Колька.
Сашка перебежал с песчаного берега по брёвнам на запань, отцепил тройник с блесной от спиннинговой катушки; деловито, не спеша, подтянул леску, пока грузик на леске перед блесной не упёрся в кольцо удилища; размахнулся и забросил блесну в реку. Блесна плюхнулась в воду недалеко от запани.
Сашка нисколько не смутился, что так неумело забросил блесну. Он усердно накручивал катушку. Блесна вёртко шла в воде, играя своей металлической золотинкой на солнце. Подведя блесну к запани, Сашка рывком выбросил блесну на брёвна. Второй заброс был более удачным. Так, раз за разом, блесна всё дальше отлетала от запани к середине затона. Колька помалкивал на берегу. Ему тоже хотелось покидать блесну. Сашка ведь обещал!
– Да ты сильней! Сильне-ей! – не выдержал Колька. – Вот та-ак! – он взмахнул рукой, показывая, как надо забрасывать.
– Да-а ладно, рыба-ак, – откликнулся Сашка на возгласы Кольки. Наконец-то блесна легла по месту, где плескалась рыба. Блесна пошла на дно, а катушка продолжала свой ход. Леска накручивалась на катушку кудлатым пучком – «борода»!
Сашка перебежал с запани на берег. Брёвна покачивались на воде. Неторопкие разводья шли по глади затона.
– Чево-о стоишь-то?! Тя-ани леску-то! Ве-едь зацепим!
Колька подхватил леску, соображая, что надо быстрее вытягивать блесну из воды, а то будет задёв. К счастью, блесна хорошо вышла на песчаную отмель, где топтались друзья-рыболовы.
Туман с реки испарился… Где-то высоко в небе звенел жаворонок. Трава обсохла и млела под солнцем. Друзья усердствовали на песчаном берегу над «бородой», распутывая леску.
– Сань, ты хоть дай мне-то побросать, – говорил Колька, – ведь обещал?!
– Счас хоть пару разочков сам-то заброшу! – Сашка встал, перебежал с берега на запань. Запань покачивалась. Сашка был хозяином спиннинга. Перед поездкой их шестого «А» в пионерский трудовой лагерь в район деревни Княгинино Сашкина мама купила ему спиннинговую катушку. Удилище он сделал сам. В летние каникулы школьников из провинциального районного городка вывозили в колхоз, где дети ухаживали за новой для северного края Костромской области сельскохозяйственной культурой – кукурузой. Как уж заставляли ребятишек пестовать эту кукурузу! Окучивать, полоть сорняки… Сажали её, бедную,  квадратно-гнездовым способом. Непригодна она была для северных российских мест. Но был указ властей. И ни гу-гу! Ребятишкам скучно было работать на этой кукурузе. Другое дело – рыбалка!
С первого заброса после «бороды» блесна пошла хорошо. Всё произошло неожиданно. На конце лески, в воде, что-то зацепилось. Леска гудела, пружинясь.
– Колька, – прошептал рыбак, не веря ещё, что на конце лески что-то есть. – Ры-би-на! Щука ве-едь?! Щука!
Колька перебежал на запань к Сашке. Массивные брёвна запани покачивались.
– Тяни-и! Тяни… Только слабины не дава-ай! – шептал Колька. Леска с натягом накручивалась на катушку. Щука вовсю ходила в воде. Хребет её – чёрный, словно палка. Вот щука вертанулась вверх, захотела освободиться от блесны. Показала на свет Божий своё тощее брюхо. И от злости, дурёха, что соблазнилась железкой, ещё сильней сжала свою рыбью пасть. Сашка только и ждал момента, как поудобней выбросить щучку на брёвна запани. Он подвёл её к запани и затяжным рывком выкинул щуку. Фонтан брызг окатил друзей-приятелей. Капли воды на солнце были словно жемчужные горошины разорванного ожерелья. Щучка запрыгала по брёвнам, норовя улизнуть в реку. Друзья дружно бросились на рыбину.
Щучка была около килограмма. Спиннинг отлетел в сторону. Минута, две, три, пять, или больше – прошли: никто не считал. Друзья притихли, только в ушах стоял звон, да всплеск выбрасываемой рыбины. И ещё смачный запах сырых брёвен…
Сашка прилип к брёвнам. Под его животом билась щучка, протискиваясь в щель между брёвен запани. Нижняя губа её была разорвана. Блесна с тройником валялась рядом с мальчишками. Колька же лежал на спине друга. У Сани промокла рубашка под животом, штаны, а Колька и в ус не дул, придавливая Сашку сверху своей упитанной комплекцией.
– Ты чё, боров, разлёгся-то на мне?! – придавленным голосом выкрикнул Сашка. – Что я, казённый, что ли?!
Колька, ухмыляясь, потихоньку сползал с друга. Почувствовав облегчение, Сашка запустил руку под живот.
Не теряя времени даром, щука протискивалась в щель бревенчатой запани. Брёвна больно сдавливали бока рыбины, но там, внизу, плескалась вода, родная стихия. Щука, задыхаясь, хватала её пастью.
 
…Огромная щука паслась в травяных зарослях затона. Это была старая-престарая щука. Голова её, как коряга, торчала из воды. Премудрая щука таращила свои рыбьи глаза на ребятишек, наверное, что-то припоминая, будто где-то давно, ещё в своей молодости, видела она одного из этих белобрысых пареньков, которые нынче толклись на берегу. Словно один из них был так похож на того…
Щука опустила голову в воду и метнулась под водою к запани. На поверхности речного затона взвихрился бурун воды. Рыбина подлетела к запани и сомкнула зубастую пасть на щучке, застрявшей между брёвен. Премудрая щука, стоя под запанью, заглатывала  молодую щучку.
Сашка вскочил с брёвен, как ужаленный. На его лице выражались и недоумение, и обида, и отчаяние.
– Ушла-а рыбина-то, ушла! – крикнул он. – Ведь была-а в руках. Вот здесь?! – говорил Сашка, показывая руки. – Кто-то выхватил её?! У, боров!
– Ты чё обзываешься-то? Я что ли виноват?! – терпению Кольки пришёл конец. Приятель обещал дать спиннинг покидать… Встал рано. Ведь воскресенье! Спал бы да спал, как все ребята! Да ещё и обзывается!.. С такой досады Колька толкнул Сашку в плечо. Друг не ожидал толчка, соображая: кто же мог вырвать щуку из рук?
Запань раскачивалась из стороны в сторону. Не удержав от толчка равновесие, Сашка оступился на край бревна, поскользнулся и упал с запани. Его белобрысая голова скрылась под водой. Пузырьки воздуха поднимались к поверхности. Сашка сразу же почувствовал дно. Ноги встали на прохладный песок. Здесь было мелко. Сашка открыл глаза. Над головой, пробивая гладь поверхности речной воды, причудливыми линиями блуждал свет солнца. Он был далёкий и близкий. Стоило протянуть руку – и потрогаешь лучи солнца вокруг себя. Свет на воде колебался.
Сашка мгновенно огляделся. Вдруг перед его глазами возникло чудище. Мальчик не понял, что это. Сбоку, на голове чудища, что-то сверкало, словно вспыхнул солнечный зайчик в королевстве кривых зеркал. Сашка задрожал от страха. Хотелось кричать, но мальчик понимал, что он под водой.      
Полутораметровая щука выпучила на Сашку глаза. Она никак не могла управиться с добычей, которую только что выхватила из-под брёвен. Наконец-то щука утолила свой голод. Старое тело её было не такое проворное. В своей молодости она была дерзкой щукой. В деревнях, что стояли в великом множестве по берегам реки, где жила щука, было-было всякой живности. С утра до вечера гомонили на реке гуси, плавали домашние утки, находя прокорм в реке, порой и ночевали на речной воде.
Нехитрое, конечно, дело – поедать меньших братьев, рыбёшку. Навострилась наша щука воровать домашних утят. Хороша добыча! Притаится щука в траве под берегом и ждёт. Если деревенские бабы полощут на мостках бельё, то щука откатит подальше от них да схоронится. И будто прислушивается. Так якобы и научилась понимать человеческий говор. Что только люди не говорили-рядили на белом свете?! Каких только не выведала щука деревенских новостей?! Бабы деревенские чаще всего вспоминали про какого-то Егора, жалели его. Молодой парень Георгий сватался в соседнюю деревню к местной красавице Наталье: но не судьба. Не люб Наталье был Георгий. Или ещё не время было невеститься красавице. Получал он отказ.
А щука совсем обнаглела. Не проходило и дня, чтобы она не стащила утёнка, а то и гусёнка прихватит. Деревенские бабы сметливые, будто и не замечают, где пасётся щука. И пожаловались своим мужикам. Ну и поставили мужики в той траве под берегом сетчёнку. Щука, хоть и шустрая была, но мужики поймали её. Попалась красавица.
– У - ух, злодейка! Ядрёна ко-орень, – похохатывали мужики, выволакивая сетку с добычей. Как раз, когда мужики вытаскивали сетку из воды, из соседней деревни по взгорью над рекой шёл Егорша, да малёха пьяненький.
– Эй, жених?! Погодь-ка суды-ы! Мотри-ко?! Каку-у поймали-то?! Чу-уешь?! Не твоя ли невестушка-а?!
С высокого берега реки парень давно заметил своих деревенских. Мужики были крепкие, ладные. Егорша направлялся к своим…
Щука была справная, нагулянная. Вдохнув жабрами пряного, настоянного на цветении трав воздуха, она забилась в сеточке. Сквозь пелену глаз щука увидела парня.
– А что, Егор?! Бери-ка в жёны щучку-то?! Глядь-ко, какая!
Парень смотрел на рыбину, думая о своём.
Щука блёкла на глазах. Её серо-зелёное с крапинками тело угасало, как вечерняя заря, по кончикам розовели плавники.   
– А что-о?! О-отдайте мне-е щучку-то?! – очнувшись от своих мыслей, сказал парень.
– На!.. Забира-ай!
Егор осторожно положил щуку на береговой песок. Ей пришла пора нереститься. Была добрая русская весна! Брюхо щуки было полно икрой. Парень достал из-за пазухи картонную коробочку. Трепетно, словно к чему-то сокровенному, притронулся к коробочке, вынул из неё золотые серьги. Георгий перекрестился, приткнул одну серьгу в левую жабру щуке, вторую положил за пазуху. Поднял щуку на руки и осторожно опустил её в реку.
Мужики, видя всё это, приумолкли, думая, что Егор спятил…
 
...Чудище под запанью вильнуло хвостом, подплыло к Сашке и ткнуло мордой мальчику в живот.
– А-а… а! – закричал мальчик. Булькающий звук пошёл по воде. Удар  рыбины придал Сашке задний ход. Он попятился, выскочил из воды и упал на береговой песок. Мальчик тут же вскочил на ноги. Колька, стоя на запани, понял, что в воде что-то случилось. Когда Сашку выбросило из воды на берег, Колька струсил. Запань ходила ходуном. Колька, крадучись, осторожно, будто боялся спугнуть что-то в воде, попятился по скользкой запани к берегу.  Он взбежал к Сашке, который был уже на береговом склоне, посматривая на воду.
– Чу-удище, чу-удище, – выговаривал Сашка, показывая рукой на воду.
– Где?! Где-е?!
– Та-ам, та-ам… С золото-ой серьго-ой! 
Солнце припекало. Духмяный аромат трав ворожил в луговине над рекой Костромой. В цветах купались бабочки, пчёлки, «дюдя хлебные»*… Всё на земле шло своим чередом.
Ребята приходили в себя. Вот они осмелели, вышли с высокого берега на песчаную отмель к воде. Затон томился под лучами солнца. Белокурые мальчики, жмурясь, вглядывались в глубину реки.
Щука внимательно наблюдала за мальчишками с середины затона, чуть выставив свою щучью голову из воды, что-то припоминая, наверное, из долгой своей жизни. Вот она ударила по воде хвостом. В водовороте показалась огромная щучья голова. В жабре её сверкала золотая серьга.

  * «Дюдя хлебные» – шмели.