Паровоз

1.
Выйдя из дома, я пошла вверх по крутой горке. Дойдя до поворота, я остановилась и задумалась, зачем Кирпичу так срочно нужен Шимми? Не случится ли чего? Я прошла вперед еще несколько шагов. Моя неуверенность нарастала. Не пошло ли все к черту? Нет, боюсь, что так не выйдет. Я подошла к самой двери замызганного дома, и отчаянно забарабанила, что бы ни передумать. Послышался шум, Шимми кричал на мать. Потом, через несколько секунд дверь отворилась, и Шимми весь выскользнул наружу, не давая мне увидеть, что происходит у них дома. Или, наоборот, не хотел, что бы обитатели дома узрели меня. В общем, он не хотел, что бы эти две станции как-то пересекались. Он часто повторял, что у него две жизни: улица и  дом. Он не хочет терять никакую из них. Так что когда не дай тому Бог, случалось, что существовала вероятность пересечения двух этих реальностей, Шимми был сам не свой. Вот и сейчас он гневно уводил меня за руку подальше от дома.
 - Что случилось?! Обязательно было вламываться ко мне домой?! – Кричал он.
 - Никуда я не вламываюсь. – Я вырвала руку.
 - Так зачем ты притащилась ко мне на порог? Что-то случилось?
 - Пока ничего... – Я сама не знала, случилось ли что-то, или нет. Но мое чутье подсказывало мне, что даже если пока ничего не случилось, оно обязательно случится.
 - Что за загадки? – Шимми остановился.
 - Кирпич. – Сказала я, и достала сигареты из кармана. – Будишь?
Он вытянул у меня из пачки сигаретку, и выхватил из рук зажигалку.
 - Кирпич? – Он посмотрел мне в лицо.
 - Я сидела дома, и ждала Роппи...
 - А нельзя ближе к делу?! – Шимми трясло при малейшем напоминании о Роппи.
 - Можно! – Меня же трясло при малейшем напоминании о том, что Шимми так трясло от Роппи. – Зазвонил телефон. Я взяла трубку, и мне в ухо закричал Кирпич не своим голосом. Сказал срочно тащить тебя к нему, я не успела ничего расспросить.
 - Срочно?! Тогда чего мы тут уже сто лет копаемся? Во сколько он тебе звонил? – Шимми опять схватил меня за локоть и понесся вниз по склону.
 - Слушай! С каких пор я секретарь?! Боишься что-то пропустить, дай нам всем уже, наконец, свой номер телефона, а я не обязана передавать... – Шимми опять резко остановился, и больно затормозил меня за локоть.
 - Никогда! – Сказал он, и мы пошли дальше.
Спрашивать о чем-то не имело ни малейшего смысла, так же как, и попытаться уйти домой. Оставалось просто ждать, и надеяться, что ничего не случилось, и  не случится.
 Когда мы проходили, а вернее сказать проносились мимо моего дома, я попыталась заглянуть в свое окошко, не приехал ли Роппи?... Шимми это заметил, но ничего не сказал, только стиснул зубы и выкинул недокуренную сигарету. Я уставилась на ноги, и всю оставшуюся дорогу наблюдала за тем, как сверкают мои серые ботинки на мокром асфальте, и где-то сбоку, анфокус маячат кеды Шимми.
 У Кирпича был маленький дом, но к нему примыкал огромный гараж, который, как я понимаю, переходил в подвал. Там-то Кирпич с ребятами и проводил большее время своей жизни. Я бывала там всего несколько раз, и желания бывать там чаще у себя не наблюдала. Дверь в гараж была приоткрыта, и Шимми бросив мой онемевший, измученный локоть, просочился туда сквозь щель. Я немного постояла, докуривая. Нутром я чувствовала какую-то перемену вокруг, но посмотрев по сторонам, ничего примечательного не заметила. И все-таки витало в воздухе чужое. Мне стало не по себе, даже жутко! Я, как сумасшедшая крутила головой, глазея на все кругом. Нет… ничего. Посмотрела на все также приоткрытую дверь, в которую заплыл Шимми. Подозрительно тихо. Тут, я и вовсе заметила, что курю долбанный фильтр, и со злостью швырнула его в кусты.
 Не знаю, как долго я там уже стояла, может быть минут десять, а может быть и все полчаса. Наконец, я все же решилась зайти и посмотреть, что же там такое происходит? Дверь оказалась чертовски тяжелой, и я проскочила внутрь как Шимми. Прохлада и сырость царили здесь, так же как и кромешный мрак, рук своих не видать! Я достала зажигалку и посветила, все равно почти ничего не видно… только позади меня метра три освещает луч света, бьющий с улицы. Я прислушалась, и услышала слабое вошканье где-то в недрах каменного существа. Да, существа... В тот момент мне почудилось, будто это все одно огромное существо, оно дышит и неслышно живет своей жизнью, не показывает нам себя, но следит за нашими жалкими душами. Бред какой-то лезет в бошку последнее время. Может быть взрослею? Или наоборот не взрослею, а вроде уж положено, вот мозг и перерабатывает это все такие бу-бу-бу? Противно, что эти бу-бу-бу вечно еще и страшные и поганые! Ничего гаже не видала.
 Я погасила огонек от зажигалки. Секунд тридцать-сорок я пялилась на милли****рические точечки – погрешности моего зрения, и кроме них на черном фоне ничего не видела, но чуть погодя глаза привыкли к темноте, и медленно стал вырисовываться контур комнаты. Я медленно поплелась в черную пасть прохода в другое помещение, так как присутствия Кирпича или Шимми здесь, мною обнаружено не было. На полу было много всякого хлама. Пару раз я цеплялась ногой за какое-нибудь дерьмо, и надо мной висела вероятность свернутой ко всем чертям шеи. Так я доползла до прохода, и зашла внутрь. Там, казалось, было еще прохладнее, сырее и темнее. То был коридор. Небольшой, совсем коротенький коридорчик. Откуда-то издалека послышался голос Шимми, и я понеслась туда. Прошла коридор, вылетела в маленькую грязную комнатку с крошечным окошком под потолком, из нее я вышла в другую маленькую комнатку точно с таким же окошком. По голосу было понятно, что они где-то совсем рядом, но несмотря на это и на совсем маленький размер комнаты, я не сразу заметила Кирпича, лежащего на столе, и Шимми с ножиком в одной руке и бутылкой в другой. Над столом с Кирпичом висела лампа, но она почему-то не горела. Скорее всего, она не работала, как большинство действительно нужных вещей нашей жизни. С моим появлением, неразборчивое бормотание Шимми утихло. 
 - Что тут происходит? – Спросила я. Шимми посмотрел на меня, его лицо было суровым и полным решимости, скулы будто стальные, и только глаза поблескивали налетом испуга и оцепенения, потом он переглянулся с Кирпичом. Тот еле заметно кивнул, и Шимми включил ту самую лампочку, которую я сочла не рабочей. Послышался треск, и лампа судорожно замигала. Когда тусклый свет устаканился, и озарил темный угол комнаты, в котором, собственно, и разворачивались происходящие события, я увидела, что участок ноги Кирпича ниже колена напоминает кусок печеного, зажаристого мяса. Я подошла ближе.
 - Фу, что с ним? – Вырвалось у меня.
 - Говорить о человеке в третьем лице, тем более в его присутствии - неприлично! – Хриплым голосом вставил Кирпич. Раз он в состоянии  упрекать, значит все не так плохо, и я немного повеселела.
 - Ты не человек, ты урод с мясом вместо ноги! Что это?
 - А я ничего смешного не вижу, - Рассердился он, - Все, хватит. Шимми! Давай, начинай! – Шимми придвинул табуретку, на которой стояли какие-то флаконы, лежали бинты, пинцет и вата.
 - Нет! Стойте! Что начинать? Я требую объяснений! – Заорала я.
 - Черта с два, я щас подохну тут! – Зарычал белый, как мел Кирпич, весь его лоб блестел от пота. – Шимми, дружище! Либо унеси ее отсюда, либо объясни ей все быстро, в двух словах, и приступай уже к делу! С этим надо покончить как можно быстрее! – С этими словами он бессильно откинул голову назад и закрыл глаза. Его веки напряженно дрожали, и скулы подергивались, наверное, ему было больно... Шимми отпил из бутылки, которую так и держал в руке, и поставил ее в распахнутую ладонь Кирпича, тот не открывая глаз, замотал головой.
 - Нет, мне уже хватит, мне надо быть в сознании! – Застонал он.
 - Но тебе будет не так больно... Выпей еще! – Не унимался Шимми.
 - Брось, Шимми, и тебе уже хватит! Лучше принеси воды, а это оставь на дезинфекцию.
 - Значит так, - Судя по всему Шимми обращался ко мне, но видом своим этого никак не показывал, смотрел в сторону, и говорил будто сам себе,         - У нас тут сейчас будет очень важное и неприятное дело, поэтому решай сразу, если хочешь остаться, не охай и не пищи, а помогай, если не можешь, дверь там. – И Шимми показал рукой на темный проход.
- Я остаюсь! – моментально вырвалось из меня. – И все же, объясните, что случилось?! – Кирпич нервно затрясся.
- Все, спасибо Шимми! Я сам объясню ей. У меня на ноге опухоль, гноение, или нарыв... В общем что-то очень неприятное! Ума не приложу, откуда это взялось! Мне стало больно наступать на ногу, на ней была какая-то царапина, и я перевязал, а когда сегодня снял, увидел это... Но ничего страшного, Шимми все отрежет, и мы наложим повязку, оно заживет. – Кирпич неуверенно кивнул головой, и повторил: - Точно. Заживет.
- Вы что, долбанные психи?! – Я была в негодовании. – Тебя нужно отнести к врачу, мы раскромсаем тебе ногу в пюре, и ничем не поможем! – Кирпич закатил глаза, а Шимми хмыкнул, и поднял бровь.
- Припомни, пожалуйста, где я учусь! – На высокой ноте проорал он мне в ухо.
- Шимми, этого не достаточно, что бы отрезать половину ноги человеку без наркоза, в темном подвале, тупым, кухонным ножом.
- Хватит, я так и знал, что она начнет это! Унеси ее! – Загромыхал Кирпич.
- Нет, нет, я останусь, я помогу! Я буду молчать! – Запротестовала я. – Мне нельзя к врачу. И не надо вопросов. Но запомни, никто не должен знать! – Подобрел Кирпич.
- Ладно, - Смирилась я. – Твоя нога, не моя.
 Кирпич улыбнулся.
- Приступим! – Шимми поставил бутылку на табурет, взял нож в зубы и начал отбивать ладонями марш.
 Как проходила наша операция, я описывать не стану, это было довольно таки противно. Скажу только, что, кажется, все прошло не дурно... По крайней мере, Кирпич жив. Когда мы закончили, Кирпич уснул, и мы с Шимми решили остаться на ночь с ним. В углу стоял вонючий матрас, он стоял прямо под окошком, и стена рядом была вся в плесени. Мы выволокли его на середину комнаты, и попадали сверху. Шимми поежился.
 - Черт, холодно! – Шепнул он. И правда... - подумала я.
 - Так найди что-нибудь, чем укрыться, хлама здесь полно! А то до утра мы окоченеем!
 Шимми неохотно встал, и поплелся к коробкам на другой стороне комнаты. Покопался, и выудил занюханный, плешивый плед.
 - Что скажешь? – Шимми самодовольно улегся рядом, и натащил это на нас.
 - Скажу, что говно, но делать нечего.
 - Вот, вот! – Хмыкнул он.
 Я проснулась в ночи. Обычно я редко просыпаюсь в ночи, для этого меня надо разбудить, или если очень жарко... А тут просто так, как будто выспалась, и сон как рукой сняло! Я немного полежала, в четных попытках уснуть вновь, и решила перевернуться, на другой бок. Повернулась, и вижу, что, кажется, у Шимми глаза открыты, и он смотрит на меня. Шимми улыбнулся.
 - Ты чего?! – Прошептала я.
 - Не могу уснуть.
 - Который час?
 - Мы легли минут десять назад!
 - Как десять, не может быть десять!
 - Но я тебе говорю, минут десять!
Я нахмурилась. Конечно, мы не чувствуем времени, когда спим, но мне казалось, будто я спала полноценным сном часов двадцать, а тут Шимми говорит, мол, мы легли секунду назад!
 - Один из нас явно спятил! У меня чувство, что я лет сто спала, кажется, что на всю жизнь выспалась. Ну вот, мне даже сон снился.
 - Да я даже улечься как следует не успел, что ты мне говоришь?! – Шимми выходил из себя, и начинал говорить уже вполголоса.
 - Ладно, не ори ты так, Кирпичу нужно поспать!
 - Когда он спит, его ничего не разбудит. – Шимми на секунду повернулся в сторону Кирпича, потом обратно ко мне. Я тоже посмотрела туда, но увидела лишь, что на столе что-то лежит. Все остальное скрывалось впотьмах. И все же мне не давала покоя загадка времени.
 - Есть у тебя часы? – Было жутко темно, но я видела, как Шимми поднял бровь.
 - Если бы у меня были часы, я бы давно уже утер тебе нос!
 - Ладно, ладно, глупый вопрос, соглашусь.
 - У Кирпича на руке есть часы! – Кажется, Шимми загорелся перспективой утереть мне нос. – Надо пойти и глянуть!
 - Но ты можешь его разбудить.
 - Ты просто не хочешь увидеть, что я прав! – С этими словами Шимми поднялся. – Дай мне света. – Я протянула ему зажигалку, и он направился к столу.
 - Ну что там? – Спросила я.
 - Черт, у него рука с часами между ног! – Я не видела Шимми, но четко представляла, какое у него сейчас выражение лица.
 - Не ори, и возвращайся! Все, я тебе верю! Пусть Кирпич спокойно спит.
 - Ну нет уж, знаю я тебя! Стоит мне вернуться, как ты заявишь, что я спятил, а ты была права, так что лучше уж я сразу все выясню.
 - Ну выясняй, выясняй! Упертый эгоист! – Разозлилась я.
Шимми вернулся с сияющим лицом. Я испугалась. Неужели он прав?
 - Час двадцать три. – Провозгласил он, залезая под эту тряпку – наш плед. – Я прав. ЧТД.
 - То есть ты утверждаешь, что мы легли в час тринадцать?! – Я была в не себя.
 - Когда ты ворвалась ко мне в дом, сметая все на своем пути, было уже часов восемь!
 - Я не врывалась...
 - Не перебивай, ты ворвалась! Но сейчас не об этом! Так вот, а потом мы возились с Кирпичом, знаешь, лет сто!
 - Все же я не уверенна, что мы легли так поздно.
 - Перестань, ты просто не хочешь признавать, что я прав, а ты спятила.
 - Ладно. – Я была не в силах спорить с ним. Я злилась на него, за то, что он был прав.
 - Все из-за Роппи. – Сказал Шимми во весь голос, но очень тихо, через какое-то время.
 - Прости, что?!
 - Все из-за Роппи! Это из-за него ты стала такой, ты просто спятила...
 - Заткнись!!! Ничего я не спятила, причем тут Роппи!? Это ты спятил по нему!
 - Нееет... – Протянул Шимми. Я посмотрела на него. Он лежал на спине, подложив руку за голову, и смотрел в потолок. При этом выглядел как-то странно – глаза блестели, блаженное лицо. – Нееет! – Повторил он, сжав кулаки. – Я этого типа вижу насквозь, я сразу понял, что он за мразь и пакость!
 - Что ты несешь? Ты себя слышишь? Да ты в нем души не чаял, все Роппи, все для Роппи, а сейчас спятил, что вообще у вас там произошло?! Что за тайна?!
 - Я ничего, это все туман был. Но туман рассеялся и смок, скрывавший все ушел...
 - Ты что, кольнулся что ли? – Я и вправду испугалась. Он выглядел так, словно был реально на кайфе. И говорил расслабленно так, противно. – Эй! Я с тобой говорю! – Я нащупала и схватила его руку под пледом, и вытянула ее. Разглядеть я ничего не успела, когда он выдернул свою клешню, и больно ударил меня по ноге.
 - Идиотка!!! – Чуть ли не в полный голос проорал он. – Ты же была здесь! Как бы я успел?! Ты спятила!
 - Не знаю что, да как, да кто из нас спятил, но я лично, спала как минимум час! – Шимми хмыкнул.
 - Зачем ты вообще с ним связалась? Он же старикан! – Негодовал Шимми, будто не слышал мои слова. – Старикан. – Повторил он. – Зачем тебе это? Какая цель? Это же трата времени! Эти все серьезные отношения, и прочее!
- Все меняется, Шимми! Люди меняются и времена меняются. Мы все немного подросли. – Он посмотрел на меня, и как-то вздохнул, очень печально.
 - Не люблю, когда все меняется. Ненавижу это! – В этот момент ему можно было дать лет пять  всего, не больше.
 - Но это неизбежно. – Мне самой вдруг сделалось безмерно обидно.
 - Очень быстро уходят хорошие времена. Мы всегда говорим о них в прошедшем времени, ты ведь замечала такое?
 - Замечала такое. – Только и добавила я. А что тут еще можно добавить? – Зря мы завели это. – Мне действительно не хотелось сейчас рассуждать об этом. Я избегала даже мыслей о том, что скоро мы станем взрослыми... А разговор неизбежно к этому клонился. Шимми вздохнул еще раз.
 - Я не хочу. Что нам делать? – Прошептал он, словно прочитав мои мысли. Но я все же сделала вид, что не поняла. На всякий случай.
 - Чего ты боишься?
 - Ты знаешь чего. И ты боишься этого также, если не сильнее.
 - Я не боюсь. – Сказала я, и это было правдой. – Я просто очень сильно не хочу.
 - Стоп! Я же сказал, что не хочу, а ты сбила меня вопросом, чего я боюсь! Но впрочем... по сути, это одно и тоже. Да же?
 - Не знаю, наверное, одно и тоже. Только все равно оно наступит.
 - Ну а что же нам делать? – Мне захотелось его ударить. Как можно быть настолько глупым?
 - Ты что, идиот?! Я задавала этот вопрос в пять лет! Ничего мы не сделаем, просто вырастем, и нам уже станет плевать на все это, понимаешь? Когда появятся дети, мы станем занудами, мы и не вспомним всего этого... А потом мы будем ненавидеть и не понимать наших детей, когда они будут такими нервными, как мы сейчас, когда они не захотят делать все как надо. Ведь так же это все бывает? Мой отец иногда догадывается, что у меня в голове вся эта дурь, и жалеет, наверное, что у него такая дочь.
 - Да, наверное, так и будет. – Шимми отвернулся. Я знала, что он переживает.
 Мне вдруг почудилось, что кто-то (возможно, это Бог, хотя вряд ли ему сейчас до этого) шутит над нами – над подростками. Ведь в сущности, кто мы такие? Никто уже не умиляется нам, но наше мнение пока не стоит и гроша. Так может быть эта бессонная, непонятная ночь и переживающий Шимми под боком, и все это, послано мне, для того лишь, что бы я уже наконец до конца поняла и осознала неизбежность происходящего? Я повернулась и глянула на Шимми. Он уже лежал на спине и глядел в потолок. Темный Шимми был человек. Хороший, но, черт возьми, темнее некуда. Я ведь прекрасно понимала, что у него сейчас в голове. Он думал о том, как бы выбиться из калии. Он не хотел становиться взрослым. А вернее сказать, он, как и тысячи других жалких лиц, к слову, как и сама я, не хотел, что бы его жизнь пошла обычно. И думал, что бы сделать, не напрягаясь особенно...? А ведь действительно? Великих талантов не сыскать, судьба довольно таки пока обыкновенная, не за что уцепиться. Вдруг мне стало смешно, что я даже прыснула. Шимми повернулся.
 - Ой мать, ты совсем. – Он крутил пальцем у виска. – Ты чего?!
 - Я...- ХАХАХАХА, я еще раз вспомнила, и не могла остановиться. – Я вот, Шимми, джан, только не обижайся, я вот лежала и думала, какой ты темный, а потом поняла, что я как и ты ищу, за что зацепиться... Что же это, ахаха, получается, я еще темнее тебя. – Видно было, что Шимми ничерта не понял, о чем я толкую.
 - Не бери в голову. – Сказала я.
 - Больная. Ты стала больная. – Шимми смотрел на меня как на врага своего. Мне даже обидно сделалось. – Говоришь, что не хочешь взрослеть, а сама все время тыкаешь, какой я темный, и вопросы как в пять лет! И с Роппи с этим водишься, и таскаешься с ним по всяким местам приличным... совсем как женщина. – Последнее словосочетание было оглушительным ударом. «ЖЕНЩИНА», это вообще что?! Ненавижу это слово. Оно приравнивает. В голову мчатся все стереотипы мира связанные с женщинами. Это слово чаще употребляется в неудачных юмористических программах, и книжках для домохозяек.
 - Я просто, кажется, уже немного выросла с нашего последнего разговора. – Грустно, и больно было это говорить. Но это было честно.
 - Не смей! Скажи лучше, что я тупоголовый, и ничерта не понимаю, не смей говорить, что ты уже это чувствуешь! – Шимми кричал в полный голос, он уже сидел, и очень нервничал. И даже в этой темноте, я углядела вену, вздувшуюся у него на виске.
 - Но я чувствую! – Я не смела на него посмотреть.
 - И ты смиришься?!! – Он был в шоке.
 - Я не знаю. – Я очень устала, я не знала, что делать? Чего он хочет?
 - Уходи! – Шимми встал. Он был безмерно зол. – Уходи! – Снова сказал он. «Уходи... пошла…», куда он вечно пытался меня засылать? Не понятно.
 - Ты с ума сошел? – Шимми толкнул меня.
 - Проваливай отсюда! Это не ты! Я вижу Роппи и его женщину, уходи! – Я не выдержала и разревелась прямо там. При больших усилиях, я могла удержаться, или остановиться, но разве это не было прямым доказательством того, что я ничерта не взрослая. Я разревелась, и мне стало так хорошо, я была счастлива! Шимми сел рядом, и положил руку мне на плечо. – Ладно, все, хватит! – Засмеялся он. – Верю.
 И я тут подумала вдруг, что вовсе не такой уж он и темный, Шимми. Или мы оба настолько дремучие, что мыслим одинаково. В любом случае он все понял, и за это я его любила.
2.
 Ума не приложу, спала ли я оставшуюся ночь, или просто лежала и думала, думала, думала, думала. Шимми говорит, что он спал. Наутро все мое тело выламывало, голова каменная, и ноги из ваты. Толи это матрас – дерьмо, толи я заболеваю – с головой плохо, и физические расстройства. Но надо было идти в школу. Кстати, хочу сообщить, что Кирпич в норме, но его пришлось перетащить в квартиру Аушника. Подробнее про Аушника можно рассказывать вечно! Но сейчас скажу лишь, что его родители умотали в санаторий, подлечить силы и нервы, и квартира была вполне себе свободна. Кирпичу там будет хорошо – уверял меня, себя и Кирпича Шимми. Что ж, всяко лучше чем в его собственном гадюшнике. Хотя с этим еще можно поспорить, так как, не смотря на приличное состояние квартиры Аушника, все же стоит учитывать и обитание самого Аушника в ней, что может напрочь лишить даже целый замок всех его привилегий.
 Начать можно с того, что Аушник наркоман. Нет, наркоман – немного не то слово. Он никогда не сидел на героине, ничего подобного, но наш Аушник всегда на кайфе. Он всегда, еще раз повторю абсолютно почти всегда угашен по самое никуда! Самокрутки, колеса и вообще всякое такое. Различные самые страшные названия имеют его препараты. Не хочу даже лезть в эти дебри. Ребята, которые знали его еще в почтенном состоянии, рассказали мне, как он начал ловить повсюду кайф. Аушнику было тогда лет четырнадцать, или даже тринадцать... У него даже клички этой еще не было, кличку эту ему дала я, а я и не знала его в те ранние годы, когда он был адекватным малым, сыном уважаемых граждан. А история эта была в общем бесхитростная, совершенно обычная, без марали и тайного знака. Аушник с друзьями думал, как бы повеселее отпраздновать день рождения близкого приятеля. Хотелось, сами понимаете, чего то нового, интересного, парням в те годы. Конечно дешевый портвейн, которым они баловались после уроков им уже наскучил, и его опьяняющее действе казалось обыденным. Тогда-то парни надыбали где-то чудо-таблетки. Вот и все. Правда, тот вечер оказался неудачным: таблетки имели какой-то там эффект, что-то связанное с кровью. В общем, они переборщили, и не могли встать. Они сидели на корточках, пока не приехала машина МЧС. Их могли забрать в исправительное учреждение, если бы не знакомый отца друга Аушника Алика, который и отписал ребят. Не знаю, что стало с остальными, но Аушник прочно сидит на этом деле. Страшно другое. Иногда он любит подшутить над своими стариками. Подсыплет им чего-нибудь куда-нибудь, а потом сидит и угорает с того, как мать часами разглядывает сетку от мух на окне.
 Опасный он, конечно, был человек. И гнулся как веревка. Это честное слово. Мы как-то раз шли зимой из кино. Аушник как всегда никакой. Ну, в смысле угашенный. И знаете, у него вечно мерзли руки, особенно пальцы, и он никак не хотел вытаскивать из карманов. Перчаток у него никогда не наблюдалось. Зато была теплая шапка, ушанка. Так вот, мы шли по скользкой зимней дороге, как вдруг с него слетела эта самая шапка. Так вы себе представить не можете, что он сделал, что бы ни вытаскивать свои несчастные руки! Он наклонился раком, и как бы заскользнул обратно в лежащую на земле шапку! И как ни в чем не бывало, отправился дальше, мимо нас. А мы стояли, открыв рты, и все. С тех пор он несколько раз так делал. Причем, он вовсе не понимал в чем вообще что, кругом происходит, почему все удивлены. Он вообще ничерта не понимал. Ничерта. Бывало, мы сидим на чердаке, с гитарой, и он начнет играть песни, просто потрясающе! Наутро спросишь его, что он играл? А он, мол, и знать не знает никаких песен. И играть вообще-то не умеет.
 Удивительный человек. К нему мы и отправили беднягу Кирпича. 
 А мне тем холодным и гавеным утром, с болью во всем теле, надо было отправляться в школу, и постигать знания. Зачем? Кому это было надо? Не понятно. Но  я все же отправилась туда.
(продолжение следует.) ОЛЕГ ОСТАПЕНКО, 77051815046