Ирина Лазарева Я хочу видеть в книге личность...

Ирина Лазарева: «Я хочу видеть в книге личность автора»
Интервью

Ирина Лазарева имеет смелость писать в совершенно разных жанрах. Она не хочет подчиняться законам рынка, который диктует авторам разрабатывать одну и ту же тему, привлекая уже сформировавшийся круг читателей. Начав с фантастического романа «Сокрытые в веках», Ирина перешла к сентиментальной прозе, потом ее потянуло к мистике в «Старом пианино». А в новом романе «Мы никогда не расставались» Ирина прикоснулась к истории, рассказывая о блокадном Ленинграде. Попытаемся понять, зачем автору такой букет жанров и тем. 

– Ирина, как ты написала первую книгу?

– Можно сказать, случайно. Никогда не мечтала стать писателем, ни разу даже мысли не промелькнуло. Жила, работала, растила детей. Писать начала поздно, и не потому, что появилась потребность высказаться, просто завладел моим воображением фантастический сюжет,  захотелось пожить в нем вместе с героями, и что поразительно – так и случилось!
Границы собственного мира раздвинулись, то, что давно забылось, ожило; места, где не удалось побывать, приблизились, стали почти реальностью.  Оказалось, что писать самой не менее увлекательно, чем читать чужие книги. Свои вымышленные приключения я записывала в толстые тетради, нещадно чиркая страницы, так что сама с трудом разбирала текст.
Мои близкие, друзья, знакомые – все крайне удивились, узнав о внезапном творческом приступе, и выразили желание ознакомиться с рукописью.
Пришлось осваивать компьютер и заново набирать текст.

– Расскажи, что именно в сюжете твоей первой книги «Сокрытые в веках» тебя так увлекло: идея, сюжет, герои?

– Фантастика меня увлекла! Заманчиво наделить своих героев сверхъестественными свойствами  и дать волю воображению. Я и одарила драконов способностью маскироваться под окружающую среду, вплоть до принятия облика человека.

– Означает ли это, что тебе было скучно или не хватало приключений?

– Жизнь не кажется мне скучной, я оптимист по натуре. А приключений у меня всегда хватало, я выросла на природе, в красивейших, заповедных местах, моя семья переезжала с одного морского побережья на другое, так как мой папа был офицером ВМФ.
Мне и сейчас все интересно, я так и не привыкла жить подолгу в одном месте: люблю путешествовать, наблюдать, как живут в других странах, записывать свои
впечатления, которые часто использую в книгах.

– Наверное, я не ошибусь, если скажу, что роман «Фасад страстей» и есть пример того, как путешествия натолкнули тебя на идею книги.  Как это произошло? Что было первично: твое эмоциональное состояние или потрясение от увиденного?

 – Я не знаю, каков должен быть человек по натуре, чтобы его не потряс собор Саграда Фамилия. Вся Барселона – это музей творений гениальных зодчих. У тех, кто приезжает в этот город впервые, появляется чувство эйфории от окружающей красоты, солнца, цветов, стройности легко разлетающихся улиц в обрамлении архитектурных шедевров. Вспоминаю с ностальгией, хочется побывать там еще не раз. Кажется, что оставила там частицу себя.

– В «Фасаде страстей» у тебя, можно сказать, нет положительных героев. Ты специально вывела их такими, или их характеры оформились с развитием сюжета?

– Это тоже своего рода эксперимент. Выписать отрицательного героя не так уж сложно, за исключением того случая, когда это главный герой. Автор обычно в какой-то мере отождествляет себя с главным героем, и потому  подсознательно стремиться его облагородить. Приходится постоянно себя одергивать.  Но мне хотелось изобразить реальных людей, со своими недостатками, присущим каждому эгоизмом, со своими скелетами в шкафу. Мы тянемся к положительным героям, потому что в глубине души считаем их сродни самим себе: не видим собственной вины, отворачиваемся от своих проступков или стремимся оправдать себя, приводя тысячу доводов в свою защиту. Но, если по-честному, кто из нас идеален?

– Пробуя писать в разных жанрах, ты все еще находишься в поиске?

– Для меня жанр не является определяющим в выборе темы. Я пишу о том, что меня захватывает. Наверное, в условиях рынка это не очень хорошо, ведь складывается определенный круг читателей. Но если  вдруг возникнет детективный сюжет, то напишу и такую книгу.

– Не получается ли, что ты обманываешь своих читателей? Они ждут от тебя мистическую историю после «Старого пианино», а ты вдруг пишешь про войну. Находятся ли те, кто возмущается твоим выбором?

– Не возмущаются, но у каждого жанра есть свои поклонники.
У меня просят продолжения «Старого пианино». Аудитория, в основном, сложилась молодая, роман оценили юноши и молодые люди чуть постарше. А девушки пишут, что их необычайно привлекла фигура Себа. Им хочется знать, как сложилась в дальнейшем судьба этого неоднозначного героя. Иногда симпатии читателей меня поражают. Тут уже надо покопаться  в самой себе,  подвергнуть образ темного ангела спектральному анализу, где там высветились теплые тона. Ведь я описывала убежденного злодея.

– Прежде чем выбрать жанр будущей книги, оцениваешь ли ты рынок: что в данный момент завоевывает популярность, что будут читать?

– Единственно, что может меня удержать от выбранной темы, это требования издательства. Поскольку пишу в серии, приходится притормозить с мистикой, так как непонятно, будет ли жить серия. Но тот мистический сюжет, который сложился у меня в голове, обязательно будет воплощен. Не попадет на бумагу, так попадет в интернет. 

– Получается, что от смены жанров тебя ничто не удержит. А ведь издатели на все готовы, чтобы оставаться не то что в рамках жанра, а даже в рамках одной серии или одной темы!

– Я бы сказала, что серии моего издательства не ставят чересчур жестких рамок для своих авторов. Взять хотя бы «Женские истории». Как видишь, в рамки этой серии уместился даже роман о войне. Мне кажется, что автор может успешно себя проявить в серийной книге, если у него хватит на то мастерства.
Меня не раздражает современный книжный рынок, он предоставляет читателю большой выбор, на любой вкус, в соответствии с любыми запросами.
Что мне по-настоящему не нравится – это растущая тенденция к коллективному творчеству. Книга может быть плохая или хорошая, мы в этом сами разберемся, но чтобы книга меня увлекла,  я хочу видеть в ней личность автора, его индивидуальность, один ему присущий стиль, ведь все эти аспекты являются составляющими настоящей литературы.
Стремление превратить творчество в рыночную продукцию дискредитирует литературу как вид искусства.

– Что означает для тебя работать над книгой? Есть ли у тебя свои секреты?

– Секретов нет, есть принципы. Книга должна быть интересной. Если я чувствую, что повествование получается вялым, чересчур умозрительным, то текст переписываю.  Как бы ни хотелось заняться самовыражением, не стоит забывать, что это будут читать другие.
 
– Но ведь первый роман ты писала для себя?

– Писала для себя, но потом захотелось, чтобы кто-нибудь прочел. А теперь, когда книги регулярно выходят из печати, надо считаться с реалиями нашего времени. Изменился темп жизни, очень много информации, само восприятие текста изменилось. И мне хочется удержать внимание читателя, чтобы, открыв книгу, он достаточно быстро погрузился в предлагаемый мир и обстоятельства.

– Означает ли это, что самовыражение автора противоречит тому, что от него ждут? Насколько этот конфликт мешает тебе писать?

– Мне абсолютно не мешает, у меня нет творческого конфликта. Я описываю то, что вижу внутренним взором. Я наблюдаю за героями и событиями извне. Это мой стиль. Я не вдаюсь в философские рассуждения словами автора. Свои мысли или убеждения могут высказать персонажи по ходу сюжета, не нарушая ритма повествования – а оно должно быть насыщенным.

– Как приходит к тебе вдохновение?

– Я думаю, все дело в воображении. Зацепишься за какую-то мысль или образ – и давай накручивать. Есть еще, видимо,  образное зрение, когда помимо внешнего облика предмета наделяешь его собственными измышлениями, необычным внутренним содержанием. То же самое относится к героям и к вполне привычным явлениям.

– Можешь привести пример, когда ты приписала необычное вполне привычному явлению?

– Пианино, например. Я наделила его способностью открывать дверь в другой мир. Что-то давно зрело, бродило, стучалось, временами чудился орган, собор, храм, а потом совершенно конкретно все завертелось вокруг пианино.
Знаешь, я обнаружила, что не только у меня пианино вызывает мистические ассоциации. Стоит в разговоре сообщить кому-то название, и собеседник восклицает: «Не поверишь, мне тоже всегда казалось, что в пианино есть что-то колдовское».
У нас дома пианино было черное, лакированное, может быть, цвет тоже имеет значение. И еще, замечала ли ты, что звук фортепиано проходит через все стены, как никакой другой звук?
В музыке есть много таинственного, неизученного. Вот буквально на днях прочла статью, что занятия музыкой продлевают молодость мозга. Музыка помогает излечивать серьезные болезни. Лечит от депрессии. Почему? Пока никто не знает.
Каким образом она вступает во взаимодействие с организмом, на что влияет?
Здесь, мне кажется, непочатый край для изучения, а главное, для художественных допущений.
Можно наделить магическими свойствами любой предмет, а людям приписать необыкновенные способности. Но я люблю все обосновывать. Чтобы не вышло так, будто эти свойства или способности вдруг явились ниоткуда, просто по воле кудесника-автора.
Здесь сказываются мои собственные вкусы – если меня, как читателя, автор не убедит, что превращение логично, мотивированно, то интерес к книге пропадает.

– В настоящее время ты от мистики снова вернулась к реальности и написала книгу «Мы никогда не расставались», в которой присутствуют события блокадного Ленинграда. Почему ты решила прикоснуться к истории, к войне?

– Я читала дневники, о которых идет речь в книге. Затем взялась за мемуары других защитников Дороги жизни. Все описанные военные события – документальны.

– Значит, эти дневники действительно существовали? И у героев есть реальные прототипы?

– Да, есть прототипы, это указано в кратком предисловии к книге.  Когда читаешь мемуары фронтовиков, необходимость выдумывать что-то отпадает. Великая Отечественная война оставила массу материала, жизненных историй, разных судеб, которые можно изучать бесконечно.
О водной Дороге жизни написано мало. Все больше упоминается ледовая трасса, которая действовала в зимние месяцы. Но все остальное время года продовольствие перевозили моряки и речники под непрерывными бомбежками. Они же осуществляли эвакуацию голодающего населения из Ленинграда.
Я решила перенести на страницы романа историю близких мне людей, чья молодость пришлась на годы войны. Нам трудно представить, как жили и сражались они в те далекие годы, но ведь это было на самом деле. Мы смотрим со стороны на трудности, лишения, опасность и потихоньку многое забываем. А медали и ордена фронтовиков становятся объектом купли-продажи, это ни для кого не секрет.
 
– Твои герои – люди разных национальностей, прекрасно понимающие друг друга. Это навевает ностальгию по СССР, прославлявшего дружбу народов. Жалеешь ли ты, что «единый могучий» перестал существовать?

– Я не скучаю по Советскому Союзу. Осталась, скорее, ностальгия по детским и юношеским годам, по местам, с которыми связаны лучшие воспоминания. Но мне жаль, что Союз распался. Все прогрессивные изменения в обществе народы могли бы пережить в одном государстве, без всплеска национализма, дележа территорий, разрушения общей экономической инфраструктуры. Осталось много смешанных семей, которым одинаково дороги нации, из которых они произошли, но они вынуждены сталкиваться с проявлениями ксенофобии как с одной, так и с другой стороны.   

– Ты считаешь, что ксенофобия  – это прямое следствие распада СССР?

– Нет, по моим наблюдениям, ксенофобия присуща любой нации, одни проявляют ее острее, другие пытаются выглядеть цивилизованно, но в глубине души уверены, что они-то и есть цвет человечества. 
В СССР работала мощная идеологическая машина, созданная государством. Работала она не только на правительство – были в ней положительные ориентиры, в частности, нравственное воспитание населения. Лозунг о братстве народов был чуть ли не главным постулатом.  В какой-то мере он срабатывал, во всяком случае, служил сдерживающим фактором от конфликтов на национальной почве.
 
– Ты не первый раз пишешь о военных. В твоей книге «Полшага до мечты» главный герой – военный летчик. Чем тебя привлекает военная тема?

– В этом сказывается мое происхождение.  Я из семьи военного, выросла в  гарнизоне, знаю эту жизнь изнутри, и до сих пор переживаю за офицеров и их семьи, мне близки их проблемы и тревоги, и не важно, в каком роде войск они служат.  Мне посчастливилось познакомиться с военными летчиками, и вот о чем хочется рассказать отдельно:  меня поразило, до какой степени они патриоты. Это в наш-то циничный век! Мне казалось, что нынешние военные  утратили многие идеалы в связи с развалом армии в девяностые годы, ведь раньше в летные училища было не протолкнуться, а теперь лучшие училища перестали существовать, остались считанные единицы.
И все же мужчины, сделавшие осознанный выбор, сумевшие стать военными профессионалами, до самозабвения любят не только свои самолеты, но в первую очередь считают себя защитниками отечества. Они могут ругать что угодно и кого угодно – всех и вся, что мешает им летать, нормально жить, что ущемляет интересы их семьи. Но понятие «Родину защищать» для них святое и не подлежит обсуждению. Поэтому патриотизм в книге – не высокие слова, не искусственный пафос, а то, что есть на самом деле. Я ничего не выдумала.

– Кто твои кумиры и твои учителя?

– Я выросла на классике, как большинство моих сверстников, получивших образование в советскую эпоху. Книги тогда добывались с трудом, но все были одна другой лучше. Еще мы выписывали толстые журналы, получали по почте «Новый мир», «Знамя», «Москва», «Юность». Помню, впервые прочла Бёлля, Силлитоу,  Амаду, Воннегута  в журнале «Иностранная литература». Приходилось с нетерпением ждать продолжения в следующем номере.
Пушкина, Достоевского, Гоголя, Толстого по-настоящему открыла для себя в более зрелом возрасте, когда позади остались не только школьная, но и институтская программы.
Я думаю, таких гигантов  каждый должен прочувствовать сам, один на один, без навязывания извне, и тогда они уже останутся с тобой навсегда.

– И все же, если можно взять с собой только одну книгу, что бы ты выбрала?

– Если только одну единственную, то сборник стихов Пушкина. Александр Сергеевич как был, так и остается «наше все».

– Твои книги такие разные. Но все-таки могла бы ты в одном-двух предложениях сформулировать, что их объединяет? Каков твой посыл миру?

– Как сказал один мой герой, «надо восстановить гармонию, в первую очередь, в собственной душе».
Конечно, сказывается моя учительская профессия. Смолоду есть установка прививать ученикам понимание, что такое главные человеческие ценности, воспитывать в них лучшие качества, нравственность, хороший вкус.
Вообще я заметила, что профессия  влияет на мировоззрение человека. Мало того, она становится одним из факторов, формирующих личность. Даже не знаю, хорошо это или плохо, в какой степени допустимы личностные барьеры для творчества.

– А в чем же гармония, если, по-твоему, ее нет даже в сказке «Дикие лебеди»? Ведь ты хотела придумать другое окончание!

– У каждого человека свое восприятие чужого произведения, свое понятие о гармонии и ее достижении. Андерсен предлагает нам сказочный сюжет и одновременно обширный материал для размышлений. Когда произведение  увлекает, ты отождествляешься с героями и обстановкой – в этом и есть главное писательское мастерство! – и вот уже начинаешь жить внутри сказки, становишься белым лебедем, и каждый день летаешь в облаках вместе с лебединой стаей братьев-принцев.
Вдруг в один прекрасный день все это кончается. Нет больше волшебства, прекратились полеты, пропали крылья. Кому-то от этого хорошо, спокойнее, безопаснее, а кто-то предпочел бы остаться человеколебедем, тем, «кто живет по законам другим… и способен дотянуться до звезд, не считая, что это сон». Лучше Виктора Цоя не скажешь.


Живой журнал Ирины Лазаревой:
http://irina-lazareva.livejournal.com/ 

Интервью опубл. в журнале "Невский альманах", №4/2012
http://issuu.com/nev-almanah.spb.ru/docs/4-2012