Гл. 16. Свежее утро

Наутро нас разбудил воинственный и протяжный клич петуха; ему эхом  вторили петушиные теноры с других дворов.

Проигнорировать арию самца и продолжить спать –  не получилось, поскольку  с точностью до ноты, как испорченная пластинка,  ария повторялась через каждые три  минуты, словно в петушином заду установили метроном. Петуха хотелось прибить.

–   А-а-х ты, проклятая птица! А-а-х, чтоб твой род иссяк в корень! А, чтоб тебя лисы разорвали! С раннего утра людям спать не даёшь! Кы-ы-ш!– послышался где-то рядом резкий речитатив Аминат.

Затем под окном раздался быстрый топот её ног, и в петуха, видимо, полетело что-то нештатное, потому, как он громко по-петушиному завозмущался и, шумно захлопав крыльями, вылетел с насиженного места –  как из пращи.

Не вполне проснувшись и лениво потягиваясь, мы невольно вслушиваемся в эти мирные утренние звуки: как хозяйка кормит квохчущих кур, расшвыривая им зерно, которое с громким шорохом стелется по двору; как разогревают самовар, как с кем-то на улице здоровается хозяин, вставший спозаранку, как замычала корова, как смеются чему-то дети, которые уже давно на ногах.

Вскоре мы встали, поприветствовали хозяев, умылись и собрались завтракать.

Хозяин, хитро прищурившись, в шутку спросил:

– Вам какую яичницу приготовить: сладкую или солёную? Только намекните. Вы же знаете – у нас есть любая!

Мы втроём дружно и легко рассмеялись.

Позавтракали чаем с брынзой, намазывая жёлтое домашнее масло на лаваш. Здесь всё натуральное, собственного изготовления: сметана, сыр, масло, простокваша, хлеб и даже – мука.

Сердечно поблагодарив хозяев, вышли за порог.

Звонко и густо щебечут невидимые в травах птицы. Обрамляя горизонт, источают утреннюю прохладу горные кряжи и снежные вершины, упираясь в ясное, без облаков, небо. Когда солнце поднимется повыше, глазам будет больно смотреть в яркую синеву небес. Устремляясь вверх, мягко зеленеют обширные склоны – бока извилистых хребтов.

Особенно впечатляет оранжевая вершина, которую нам уже не забыть. Зимой её видно отовсюду - за сотни километров. Среди других вершин она выглядит исполином, отличаясь от них, как слон от овцы.

Горы кажутся ещё прекраснее, чем до похода: я теперь знаю их не понаслышке, они уже часть моей памяти.

Ощущая свежесть и необыкновенную легкость в каждой клеточке тела, отдохнувшие на все сто, мы готовимся продолжить наш путь.  Гонцы из числа детей, уже оповестили участников  похода о месте сбора. 

Когда подошла молодежь, в первую очередь, все наши взоры сразу устремились на Игоря. Мы принялись расспрашивать его о самочувствии, хотя, теперь с трудом верилось, что  это –  тот самый Игорь, которого ещё вчера тащили и спасали, как могли. Он выглядел свежим и подтянутым, но явно смущённым, сразу оказавшись в центре внимания.

Игорь не температурил, повеселел, держался уверенно и имел здоровый цвет лица. По собственному признанию, его беспокоили лишь некоторые  провалы в памяти о вчерашних событиях.

– Ни хрена не помню, начиная с проклятого обрыва!

Мы наперебой рассказывали ему, что и как случилось, как он терял сознание. Как его почти из пропасти вытащил Эмирхан. Не могли удержаться от смеха, рассказывая, как Игорь выглядел в бурке и какой фурор он произвёл в селении.

– Все стояли на ушах, это был финиш, – с юмором заключил Измир, - наверное, когда-то так же встречали раненого имама Шамиля.

– Пацаны, я вас всех так подвёл, - Игорь изменился в лице и обескуражено покачал опущенной головой, – даже не знаю, как вам в глаза смотреть.

– Да брось ты, Игорь! С любым могло случиться.

– Но с вами же - не случилось!

– У нас - «в крови»! Так говорит дедушка, - гордо заметил самый младший из нас – Алибек, мой двоюродный брат.

При этом у него сделалось такое важное лицо, что все невольно засмеялись.

– Дед сказал  –  это горная болезнь. Ты же занимался альпинизмом, должен знать, что это такое. Да и "духтур" подтвердил, - сказал Измир, в шутку копируя деда.

– Не хотелось верить. Думал, что я уже такой горный ас! Внушил себе, что отравился. Вы уж не судите строго.

–  А хозяева, у которых я ночевал? Они же меня буквально поставили на ноги. Возились со мной до полуночи. Меня по-прежнему лихорадило. Короче, открываю я, пацаны, глаза, прихожу в себя и вижу такую картину. Сижу на низкой скамеечке, меня кто-то поддерживает, штаны засучены до колен, а разутые ноги мои тщательно с мылом в большом медном тазу моют две женщины, стоя на коленях. Одна – левую ногу, другая – правую.   Мне стало до такой степени неудобно, что я хотел вскочить, но сил у меня не было никаких, да и удержали меня, – Игорь почесал затылок.

– Ну вот, а женщины, помыв мне ноги, затем вновь налили в таз чистой горячей воды, добавив туда какой-то отвар, объяснили, что надо –   попарить. А доктор в это же время сделал мне в руку укол, который я даже не почувствовал. 

С меня стащили одежду, оголили торс и, втирая, намазали спину, грудь и руки какой-то мазью. Потом я узнал, что это разогретый топлёный бараний жир вперемешку с мёдом и ещё какими-то травами.

Начали сильно массировать тело: двое мужиков, прихватывая мышцы, разминали спину, мяли руки, шею; женщины массировали ноги, да так, словно хотели мне выломать фаланги пальцев. Я будто попал в жернова, только они не ломали меня, а делали кости гибкими, а  мышцы – мягкими и податливыми. Это продолжалось, наверное, с час. Я приходил в себя.

Помните проявку чёрно-белых фотографий? Вот он –  лист фотобумаги, только что белый и абсолютно чистый. Но его опускают в ванночку с проявителем, и словно происходит чудо: из небытия появляются слабые контуры чего-то, затем видишь отчётливое изображение – портрет, человеческое лицо  – всё резче и ярче. Чудо! Так и я –  нарисовывался из сумерек сознания, будто рождался второй раз.

Да, Игорь умел рассказывать! Мы не перебивали его. 

– Затем меня, уже полностью пришедшего в себя, напоили чаем с малиновым вареньем, укутали простынями и толстыми одеялами, под которыми я моментально взмок: пот катился с меня градом. Озноб, который буквально колотил меня, пропал. Ушло страшное напряжение, которое колом «сидело» в позвоночнике. Дышать стало легче. Я впал в забытье, а затем крепко заснул.

Утром я проснулся очень рано с ощущениями некой новизны: вроде как, я стал легче на несколько килограмм. И с плеч моих тоже будто свалился валун. Голова прояснилась. Я почувствовал, что совершенно здоров. Только вдруг навалилось невыносимое чувство голода – есть хотелось неимоверно! И чувствую: чем-то ужасно вкусно пахнет. Аж свело судорогой  желудок.   

– Конечно, ты же практически ничего не ел всё это время! - воскликнул Эльдар, – и что же они там такое приготовили?

– Шурпу! Это была наваристая шурпа из баранины, с шапкой пахучей зелени. Стыдно сказать, у меня даже руки затряслись. А все сочувственно так смотрят на меня. И, вы знаете, я без остановки навернул три миски подряд! С хлебом. Даже на лбу  пот выступил.

Мы переглянулись:

– Однако!

– Игорь, а яичницу с сахаром тебе не предлагали?

– Нет, а что?

– Ха-ха-ха! Ладно, потом  объясню. А теперь послушай, по поводу «стыдно – не стыдно», – я чего-то развеселился, – в детстве, когда мне было лет пять, привезли меня родители во время отпуска летом в селение. Ну, мне –  раздолье! Лазаю с дружками по садам, барахтаюсь в прохладном арыке возле дома. Из этого арыка, который протекает вдоль улицы, идут отводы в огороды, для полива. Вода в арык попадала из речки, текущей с гор и была коричневой от ила – в горах прошли дожди.

Я появлялся домой чумазый, а, главное, трусики были все в этой грязи. Мать часто купала меня и меняла трусы, наконец, когда ей это надоело, она запретила мне залезать в воду.

Испытывая чувство обиды, уныло наблюдал я, как друзья купаются, не обременённые никакими запретами. Видя такое, они предложили мне пойти купаться  в другое место, подальше от родительских, да и людских глаз вообще. В одном месте на окраине селения  имелся неглубокий, но обширный карьер, где из глины делали саманные кирпичи. Он наполнен водой, чуть ли не горячей от южного солнца. Мы купались там голышом, бесились до изнеможения, испытывая полную свободу. Загорали, лёжа в мягкой, как мука, пыли, и снова лезли в воду.

Но, когда я пришёл домой, то сразу угодил под материнский контроль. Трусы были чистые, но в волосы на голове набился песок. Меня вычислили, и отпираться не имело смысла.

– Но трусы-то чистые! – оправдывался я.

– Так ты что, без трусов купался?

–  Да, а что тут такого?

– А стыд? У тебя должен быть какой-то стыд. Ведь ты уже взрослый мальчик! 

Смысл слова «стыд» для меня в этом возрасте ещё оставался неопределённым, и я домыслил себе, что это, возможно, некий дополнительный орган, типа мужского хозяйства. Впав в редкое состояние исключительного чистосердечия, уверенно так отвечаю:

–  А вот и нет! Мама, не выдумывай, мы все купались голыми, но у меня никакого стыда нет, у них я его тоже не видел! Обычные письки.

–  Ах ты, поросёнок! –  засмеялась мама и побежала рассказывать про курьёз другим взрослым.

–  Ха-ха-ха! "стыд", – все заулыбались, и Игорь – тоже. Я и хотел его посмешить и отвлечь от бесполезного самокопания.

–  Так что, брось ты, Игорь, –  про стыд. Все понимают –  внезапно заболел. Такое случается и с местными, привычными к горам людьми. Здесь знают, что такое горная болезнь, поэтому и поставили тебя быстро на ноги. 

Вскоре к нам подошёл Эмирхан со старшими. Покусывая лихой ус, он окинул нас пристальным взглядом. Мы подобрались. Пора выступать. Нас ждёт дорога.

Предлагали лошадей – везти груз, но мы поблагодарили сельчан и отказались. Дрова, часть продуктов, которые были с нами, мы оставили местным. Нам они не понадобятся, осталось всего полдня пути. Спуститься на пару километров, и мы окажемся в райцентре, оттуда – автотранспортом…

– Как себя чувствуешь, Игорь? – спросил Эмирхан, пожав всем руки, а Игоря потрепав по плечу.

– Сейчас – отлично, Эмирхан! Ребята говорят, если бы не ты – хана! Спасибо тебе за всё.

–  Да уж, с небольшими приключениями! Но без них в горах, наверное, и не бывает. Так что главное, что мы тут все вместе, живы и здоровы. А главное, спасибо, вот – сельчанам надо сказать. Кстати, мне пришлось выкинуть в пропасть рюкзак с твоим фотоаппаратом. Ты в курсе? Штука – дорогая! Но иначе я не успел бы там к тебе.

– Да чёрт с ним, – отвечал Игорь – с «Зенитом». Жаль только фотографий на плёнке.

– Ничего! Я думаю, всё это и так надолго сохранится у нас в головах, не хуже, чем на фото, – грустновато улыбаясь, ответил Эмирхан.

Эмирхан оказался прав. Его самого давно уже нет. А мы помним всё так, будто рассматриваем фото, сделанные тем самым "Зенитом". В своё время этот фотоаппарат считался одним из лучших. Но это всё таки по-большому счёту - железка. Зато какие были люди!


(продолжение http://www.proza.ru/2012/09/10/92)