Метаморфозы

-Если ты не будешь это делать, то будешь сидеть дома и мы не будем тебя любить.
-Ты нам такой не нужен! Как ты медленно все делаешь!
-Да как ты смеешь, быть недовольным? Иметь свое мнение? Мы же делаем для тебя все, а ты? эх ты! Это ты во всем виноват.
-Ты должен быть самым лучшим! Или так, или ты неудачник и мы тебя не любим. должен….должен…Эхо…
Филин с красным лицом, горящими глазами, тревожно указывал единственно возможное направление, осуждая другие. Ведь он же умный, видавший дело жизни. Его авторитет, подавлял. И это все, как будто, не требовало проверки. Эти повелевающие жесты, напрочь лишённые варианта выбора продолжали сужать сознание человека без имени, непонятно зачем. Скоро я забыл, кто я такой? Зачем и откуда? Что хочу сам? Произошел обратный метаморфоз: превращение в рыбу. Выбравшись на сушу, следуя указателям, я стал задыхаться. Неприспособленость. В попытке что то изменить, достучаться, срывавшийся с уст крик оказывался немым полушепотом. Рыбы не умеют кричать, а только жадно захватывая воздух, который невозможно усвоить, открывают рот, создавая имитацию речи.  Это был закономерный ответ на имитацию выслушивания, ведь филин, к тому же, был чертовски глуховат; верней, у него вовсе не было ушей.
Нехватка воздуха ужасна! Неподвластное чувство страха, паника овладевает полностью от совершения любого движения, начинает трясти. В постоянной гонке за количеством вздохов, важных другим… но остановиться – значит умереть быстрее.
Выход нашелся: очертить и видеть мир вокруг себя, находясь за его пределами. Я стал смотреть на окружающее, словно находясь в пустом аквариуме. Там в неразличимой дали, как в мутной, расплывающейся картине, будто смотришь через очки полуслепого человека, наверное, что-то есть, может быть. Однако, размазанное по полотну, без четких границ… все было спутано, смешано и неизвестно. И глаза начинают болеть, лучше не смотреть. Но нужно строить какой-то путь. Нет не колею, а мост идеальной конструкции, причем, наблюдающее око филина будет следить за каждым движением. А как может задыхающаяся рыба построить мост? Спросить? Но ведь передо мной пуленепробиваемое стекло с шумоизоляцией! Как о стенку горохом. Впрочем очень редко я что-то и замечал...Наблюдая, за этими ощущениями, я не мог почувствовать их. Видя  горящие горы, становилось страшно, хотя быть может, то был просто закат. Стекло искажало реальность. О том, что можно действовать и выбирать самому, я не мог даже помыслить. Тщетные попытки редких, прохожих разбить это стекло, были обречены на провал, их отгонял я сам, оставаясь в маленьком, созданном мирке, боясь каждого шороха...можно было тихо умереть и никогда не узнав мир винить себя.
Толщина стекла незаметно продолжала увеличиваться, степень проницаемости уменьшаться…Огонек жизни, еще теплился внутри, но угрожающе нависшее темное облако, для некоторых  пустяковое, вот-вот собиралось поглотить его окончательно. Очертания и границы огня смывались и растворялись еще больше, еще чуть-чуть и теплые лучи перестали бы греть, он рассеялся и я бы совсем замерз от леденящего, пронзительного холода. Казалось, что наступит вечная ночь, и сон уже приближался.
Cлучайным образом в один из дней, когда терять было уже нечего –произошло нечто абсолютно невероятное! Что-то яркое и светлое прошло, просочилось сквозь стену! Своим теплом и приятием оно прожгло относительно безопасный туннель. Пустота стала заполняться теплой, нежной розовой жидкостью, которая дала возможность немного отдышаться.
Решившись и неуверенно высунув голову наружу из задымленности и задавленности, повернувшись спиной к серой пустоте, которой становилось меньше я увидел зеленый лес, без стекла он уже не казался чем то ужасным. Наступила ясность. Дерево называлось деревом, между ними была земля и листья. Запах свежести абсолютной чистоты при вдохе, пьяняще заставлял закрыть глаза и сказать мммм, до чего хорошо.  Были и другие ответвления коридора: где виднелся ярко голубой беззаботный кусочек неба, и теперь туда тоже можно было идти или лететь. Однако, пока что-то мешало полностью выйти за пределы этого коридора. А вдруг он закроется и пути назад не будет? А видимая часть окажется западней и все предстанет такой же страшой какой была раньше? Предательство в западне. Но новый опыт дал возможность взглянуть на мир по другому.
Казалось таракан, с длинными костлявыми пальцами живший в небольшой коморке моей головы, вечно шептавший что-то мерзкое рвался наружу. Невыносимо приятные чувства для меня чувства, разрушали и отравляли его жизнь. Но пока выхода не было.
Солнце, что начало угасать краснея на закате, сменилось опять желтым, ярким, теплым, но не испепеляющим. Держа в руках свое холодное, ледяное сердце, с застывшей голубой кровью, можно было его отогреть. И как ни странно, из куска, замерзшей однородной массы появились одтельные различающиеся части, которые еще не превратились в единое целое, но уже напоминали цельное живое сердце. Греясь в теплых лучах струился приятный глазу, милый свет. Метаморфозы произошли вновь. Превращение в довольного собой бегемотика, сидевшего на пятой точке как карапуз, радостно улыбавшийся и начавший пожирать этот мир, будто никогда раньше его не видел. Он мог дышать уже через легкие. Краски при взгляде стали приятными, и теперь существовало постоянное окно, через которое можно высовываться и рассматривать разные предметы без искажающей реальность линзы. И салатово-зеленый цвет в солнечном свете знаменовал позитивные перспективы в обретении себя и дальнейших метаморфозах. Кто знает и что будет, если кроме теплоты получить еще что нибудь. А изменило все одна фраза и приятие.
-Я плохой, смотри как я умею плохо поступать. Я ужасный и…неинтересный, и почти не умею ничего делать.
-А я тебя все равно люблю. И таким. Просто так, без причины. И по прежнему, к тебе хорошо отношусь.
И слезы начали капать, струясь катились по мужскому, слегка небритому лицу, озаряя и освещая его искренней грустной радостью, которая до сих пор, кажется невозможной. Все можно было сделать гораздо раньше. Любите и принимайте своих детей любыми.