Не всё всегда потеряно...

     В среду решил умирать Полночный Иван Хусейно-
вич. Решил умирать сразу, как только проснулся, с раннего
утра… С того самого места, куда привела его персональная
эволюция. Деваться было некуда.
     Давление из всего организма перекинулось в мозг, ко-
торый впопыхах или с испугу дал совет всей личности при-
ступить к самоуничтожению.
     Наверняка, мнение мозга расходилось с мнением других
жизненно важных органов, но его авторитет был несокрушим,
хотя и не пользовался у них таким доверием, как прежде.
     Полночный как человеческая особь смог объединить
в себе сразу несколько титулов: товарищ, господин, секре-
тарь, глубокоуважаемый, устойчивый муж, авторитетный
отец, неоднократный дед.
     Кому из женщин повезло его знать лично за предела-
ми семейного круга, долгое время оставались вдохновлены
его «либидо», используя его как эталон в своих дальнейших
спариваниях. Включая и те, что совершались на совершен-
но законном основании в качестве супружеского иконоста-
са. Эх, кому перепало, скажи спасибо…
     А что теперь? Известный политический персонаж страны
позвонил ей в фарфоровый колокольчик, выполняя еще и этот
каприз головного мозга. Мозга, который умело скрывал от са-
мого себя истину. А, собственно, кому он по большому сче-
ту принадлежал, неужели Ивану Хусейновичу? Отчасти… В
виде разве что одной доли и несколько небольших фрагмен-
тов… Остальное – это классики марксизма-ленинизма, а так-
же политические чиновники современной истории. Надо за-
метить, последние в материальном смысле оказались значи-
тельно ярче и оборотистее.
     – Два раза колокольчиком – это означает: «Я умираю,
но не сдаюсь»? Или с «комсомольским приветом»? Нет,
по-моему, «Я умираю...» – гадала «кровинушка» его нена-
глядная с такой же бесполезной, как и она, матерью, что
возьми да и подтверди.
     – Опять вождь почить собрался?
     Мозг вождя не мог ошибаться по двум причинам…Пер-
вая – потому, что мозг вождя не может ошибаться по опреде-
лению, он, конечно, вправе совершать мелкие, незначитель-
ные промахи, но ошибаться – никогда!
     Второе – само устройство, внутреннее, содержательное
устройство мозга…Его следует смело называть сознанием,
сформированным под воздействием «подлинной науки» и,
само собой разумеется, состоящим из истин, которые необ-
ходимо с радостью открывать всему человечеству. Необхо-
димо признаться, что сам вождь, точнее, сама его личность,
если на время исключить мозг, имел за собой тайну – он не
хотел на тот свет. Именно поэтому он даже как-то требовал
от руководства двух сменивших самих себя партий карту с
абсолютно точным расположением того света. Весомых до-
казательств его наличия и условий существования для пар-
тийных ветеранов. Политическое руководство уже тогда
стояло на распутье, с одной стороны, тяготея к экономиче-
скому атеизму, с другой, не хотело окончательно порывать
свои связи с мракобесием и поповщиной. И не зря, приго-
дилось ведь? Не зря обменивалось иконами и училось кре-
ститься… Ещё как пригодилось…
     Полночный Иван Хусейнович представлял собой со-
старившееся дитя гор, появившееся в хуторе Цветочном от
православной женщины, приспособленной для сельскохо-
зяйственной судьбы и опылившего ее ястреба, совершавше-
го победоносные налеты на малозаметные населенные пун-
кты. В наследство от ястреба он получил жизнь, пол и Отче-
ство… С первым теперь наступили проблемы такого харак-
тера, что второму и третьему не позавидуешь тоже.
     Теперь он позвонил второй раз или уже второй раз, и
фарфоровый колокольчик был вынужден высказать свое
интонационное возмущение.
     Казалось бы, ему достаточно, постороннему предмету,
должно быть безразлична реакция персонала или дежурных
родственников, но черствость такого масштаба заставила их
обратить внимание на умирающего многопартийца.
     – Ни фига себе, – произнесла кровинушка. – Опять зво-
нит. Опять обман!
     – Мам! Сходи!
     – Во дети! – сказала та кому-то в телефонную трубку. –
Вождю уже перед смертью никто воды не подаст…
     – Я только что ногти накрасила!
     Иван Хусейнович не встречал жену своим зрением. Она
как будто ему померещилась.
     – Ваня! Ты опять звонишь не по делу!? – заявила она и
понюхала воздух.
     Принюхивание содержало в себе мысль: – Обоссался
или нет?
     – Нет! – твердо ответил муж. Так твердо, что она ис-
пугалась.
     – Не обоссался! – едва справился с трудной речевой фор-
мой больной. И дальше, с партийной прямотой в последнем
слове: – Не обоссусь и никого не обоссу! Дорогие товарищи,
будьте уверены! Клянусь!
     Все это, пристально читая по губам, смогла расшифро-
вать его жена, опытная дешифровальщица: – Щас, дам тебе
утку! Товарищ.
     – Позови всех! – повышая громкость голоса, попросил муж.
     – Все на работе. Так что подожди – к вечеру все соберутся…
     – Партийных… наследников… Пусть выделят…
     – А!?... Этих…
     – Для завещания…
     – Чего!?
     – Я сама тебе напишу завещание, подпишешься при но-
тариусе и делов-то?
     Мозг неожиданно возмутился и неожиданно потребо-
вал адельфан с папаверином. Но теперь начались проблемы
с речевым аппаратом, который принялся всячески бойко-
тировать произношение иностранных слов. Получилось на-
конец «фан с папой», и опытная медсестра преподнесла это
ему на блюдечке.
     Через каких-нибудь пол-часа смерть сдалась и не вино-
вато отступила, испортив от чувства неудовлетворенности
калькулятор.
     Весь партийный путь Ивана Хусейновича состоялся
как нельзя лучше и как нельзя к месту. От всех остальных
партийцев его всегда отличала – принципиальность. И еже-
ли принципы той или иной партии были выше или богаче
по содержанию, то каждый по-настоящему принципиаль-
ный человек должен сообразить, какие принципы ему под-
ходят больше? Какие ближе и роднее? Какие открывают но-
вые возможности? Следовательно, и поступать должно в со-
ответствии с вновь открывающимися возможностями. Тут
главное следить – иногда партийные возможности меняют-
ся так стремительно, что не успеваешь принять принципи-
ального решения, чтобы всегда жить в ногу с жизнью.
     Когда жена наконец поняла, что он путает завещание с
манифестом, то позвонила в штаб Организации и сообщила
о вожде. Партия для сохранения исторического наследия и
просто на всякий случай выделила ему армянина.
     – Ты кто? – поинтересовался вождь.
     – Член партии с прошлого года, фракция «ПРС» – Пол-
ный рассвет страны,– проинформировал однопартиец.
     – Это та, что про погоду?
     – Конечно. А рядом с вами я по напутствию партии и по
велению души. Мы хотели бы сохранить политическую яс-
ность жизненного пути крупного во всех отношениях акти-
виста государства.
     – Ну, тогда передай товарищам, пусть не грустят. Я –
не обоссусь и никого не обоссу! – это принципиально… Хотя,
честно говоря, хотелось бы! Ох, как иногда хотелось!
     – Держитесь, темные тучи болезни развеются, и по-
явится…
     – Знаю я, кто появится… Ты лучше записывай, пока я
при параде…
     Ашот не был готов к такому повороту событий. По-
просили забежать к какому – то старому идиоту на пять –
десять минут в качестве партийного поручения, а тут вдруг
«малява» всем поколениям…
     – Что-ж, надо, значит, сделать вид, – закавказским
умом подумал порученец. Для этого он достал из себя ма-
ленький блокнотик и приготовился записывать.
     – С самого начала была моя первая, единственная и
безоговорочная партия.., – заговорил ветеран. – Какая
прелесть – одна, но самая… КПСС – хоть убей, забыл, как
она, сука, расшифровывается…Потом уже так, на злобу
дня – «Крыша страны». На злобу исторического отрезка –
«Страна – твой дом» и совершенно неожиданно то, что мо-
жет на крышу этого дома капать – партия «Политической
атмосферы»…
     На самом деле строжайше законспирированное крыло
«Крыши», созданное в качестве управляемой оппозиции.
     – Главное – Запад к демократии нашей не подкопается, а
Востоку и так все равно… Значит, ты – зеленый? – не тормозя,
развернулся Полночный, неожиданно найдя простую парал-
лель между политической погодой, экологией и хлорофиллом.
     – Нет, брат, я армянин, Ашот Карапетян. Обращение
«брат» являлось своего рода визитной карточкой Органи-
зации. Оно было принято на первом же съезде. По иници-
ативе крупных партийных авторитетов, которым подобное
обращение напоминало о долгих годах их общественной и
научной деятельности, безупречно скрытой за заборами
закрытых госпредприятий. Исключение составил только
крупный «истеблишмент», к ним обращение должно быть
не иначе, как «Братан», коротко, по-нашему и без слюнтяй-
ства. И потом, всей стране легко ориентироваться не только
в принадлежности, но и в иерархии.
     – Ладно, брат, полностью я тебя не запомню, а вот зеле-
ный – это для меня пойдет… В свою очередь, меня можешь ве-
личать просто «Братан». Надеюсь, штаб не возражает, учи-
тывая весь непрерывный политический геморрой и пред-
смертные конвульсии. Итак, прислан ты мне для того, что-
бы с твоей помощью я смог оставить после себя незабываемое
значение всем зеленым поколениям. Пиши…
     Ашот опять сделал вид, но вида становилось все мень-
ше и меньше, и чем меньше его оставалось, тем труднее его
можно было сохранять.
     – Итак… что будет с моим телом, которое всецело при-
надлежит четырем партиям, и как разделить душу? – произ-
нес прикованный к кровати партийный специалист.
     – Ни хрена себе! – действительно, по-зеленому подумал
Ашот. – Может, и вправду Братан?
     К сожалению, после такого вступления последовала па-
уза. Потом она затянулась… Надулась, как резиновый ша-
рик до размеров всей комнаты. И вождь, слава Богу, за-
снул…
     Ашот, осторожно, чтобы не поцарапать тишину, вышел
в коридор и стал прощаться…
     – Завтра приди, – приказала супруга ветерана. – Я в
штаб сообщу…
     Ашот ничего не ответил, хотя про себя сказал на ар-
мянском языке о своем не согласии с такой постановкой во-
проса. Возражение, в переводе на русский язык, носило сек-
суальную направленность.
     В это время послышался неуравновешенный храп лич-
ности, колеблющейся перед вступлением в пятую партию,
партию «Вечно зеленых».
     – Тело храпит, значит, живет, – сформулировала жена тела.
     – Так и передам, – подхватил Ашот, – всего хорошего.
     – Завтра чтоб как штык!
     В это самое время в описываемом со всех концов теле,
как теперь повелось, бодрствовал мозг, подключивший но-
соглотку для шумового обозначения амплитуды дыхания
соискателя на пути Господни. Само же тело при помощи это-
го же мозга никак не хотело делиться по справедливости.
     Никаких регламентов и инструкций, даже вездесу-
щих санпинов не было. Поскольку члены тела всегда име-
ли как бы прямые и иносказательные значения, то мож-
но тем самым и незаслуженно обидеть какую-нибудь со-
лидную политическую организацию. Душа же в это вре-
мя прижалась к спинному мозгу и с испугом наблюдала
за действиями головного мозга и реакциями центральной
нервной системы.
     С такой расстановкой сил прошла неделя. Маленький
блокнот Карапетяна был исключен из документальных сви-
детельств по причине своего мизерного размера и несоответ-
ствия габаритам мысли Ивана Хусейновича.
     Поскольку каждый сеанс был своего рода началом и ис-
крометным концом какой-нибудь масштабной мысли, запи-
си теперь велись хронологически, на просторах А-4, изго-
товленного из рисовой бумаги еженедельника, наверняка,
умудрившегося попасть сюда из Индии.
     На шестой день, крадучись от внезапно заснувшего
тела, было совершено откровенное посягательство на тело
армянского летописца или, на худой конец, партийного но-
тариуса.
     Испуганное тело Ашота чуть было не соблазнила Ива-
нова дочь. И только… Соблазнять у нее было чем, но дипло-
матичный и морально устойчивый Карапетян укрылся от
нее партийной дисциплиной и взял себе выходной. Взял
сам. Без спроса, то ли от отчаянья, то ли теперь от страха
или нечаянного соблазна.
     На протяжении всего этого времени ограниченный по-
стелью «драматург» собственной жизни так и не смог обо-
снованно пристроить свое тело ни в один из пантеонов. По-
степенно поняв, что дальше валандаться с ним большая об-
уза, он внутренне подготовился к расставанию с ним, не
найдя ничего умнее точной народной мудрости:
     – Будь, что будет!
     Мудрость эта при регулярном повторении стала действо-
вать как анальгетик, и в конце концов однажды ему даже за-
хотелось встать и пройтись. Серьезно запутав свое мировоз-
зрение и доконав юного однопартийца Ашота, он стал думать
о том, о чем раньше думать просто не имел право. О Душе!
Все было бы хорошо, но он не знал, как о ней думать…
     И вот однажды ему смог присниться словарь, которо-
му он верил. Упорно и целеустремленно его полистав, Иван
Хусейнович нашел-таки статью, адресованную ему персо-
нально. В ней было коротко, но много…Могло показаться
даже, что всё!
     – Душа – это единственная реальная надежда. И боль-
ше ничего нет… – черным по белому было написано в главе
«Для особо тяжелых случаев».
     – Так что же это такое!? – еще сильней засвербило в нем
желание во всем разобраться.
     – Для начала, её бы неплохо хотя бы найти.
     Уцепившись за этот вопрос обеими руками, словно за
борт ладьи Харона, в которой пока еще не нашлось для него
места, больной, просто больной человек стал разыскивать
свою надежду.
     Занятие оказалось столь увлекательным, что произо-
шло следующее событие – обычный сон немощи перешел в
сомнамбулический.
     И тогда, по настоянию родственников, партия выхло-
потала ему «койко-место» в специальной клинике. Еще че-
рез две недели им сообщили, что «у него стала проявлять-
ся не фиксируемая на приборах субстанция». К большому
огорчению врачей, она скорее всего могла быть «духовной»,
так что ничего определенного об этом сказать не удастся…
     Неожиданно это просочилось в «желтую прессу», якобы
видный, чисто политический деятель эпохи находится в спе-
циальном состоянии и является теперь официальным меди-
умом фракции футурологии своей партии.
     Одно было неприятно, то, что общение с ним отягоще-
но особым храпом, в котором вся его фонетика, тональность,
громкость, рулады и «рассвисты» имели провидческое зна-
чение. Еще одним признаком его новой профессии являлось
то, что в минуты приятных переживаний он старался гово-
рить при помощи химических формул. Иногда это удавалось
записать и передать в копилку Карапетяну, который к тому
времени уже постепенно становился родственником вождя.
     Что можно было еще подумать, когда однажды дочь
самого партийного медиума и уже теряющий целомудрен-
ность Ашот экстренно соединили друг друга таким спосо-
бом, который у сантехников зовется «папа-мама». Причем
сделали это они, конечно, на папином диване. Мгновенно,
как исторический факт, у которого оказались большие пер-
спективы. Дело незаметно для самого Ашота двигалось к
интернациональной свадьбе, поскольку таких поспешных
фактов становилось все больше и больше.
     – Я бы женился! – признался он по телефону своему дру-
гу Амаяку, – но я ее еще никогда голой не видел… Знаешь…
уже столько раз был, еще ни разу не видел…
     Если бы он знал, что у него впереди. Тело его невесты
около года «смертельно» любил владелец небольшого сало-
на «Тату». И, конечно же, увековечил отдельные стороны
этих отношений, использовав на нем все свое художествен-
ное вдохновение.
     А тем временем, медицинские работники наблюдали за
неподвижной спячкой тела № 1, а само тело № 1 отчаянно
интроспектировало… Внутренним зрением шарило в самых
отдаленных, а то и затхлых закоулках телесной организа-
ции. Отыскивало, собирало воедино молекулы и фотоны,
ноты и реакции, из которых могло сверстаться хоть какое-
то подобие души!
     А если все-таки учесть к тому, что уже было… Конеч-
но, было… Ну, например, он любил кошек, правда, чтобы не
потерять эту любовь, их никогда не заводил. Кстати говоря,
сами кошки это хорошо понимали и всегда оказывали ему
знаки внимания и взаимности…
     Или, например, однажды, на очередном казенном кон-
церте он услышал «Лакримозу» и не мог унять свой совер-
шенно спонтанный, идущий откуда-то плач!?
     – Аллергия! – говорил он товарищам и зарывал лицо
в платок. Уже в возрасте он осиротел и как-то очень резко
почувствовав это… Моцарт опять принес в него эту часть
Реквиема.
     Иногда у него возникало это загадочное ощущение –
как-будто пробуешь плоскую батарейку языком, упираясь в
плюс и минус, взамен получая странное пощипывание, кис-
ловатое на вкус…
     Врачи не фиксировали никаких физических наруше-
ний. Любой вид бодрствования откладывался на неопреде-
ленное время. Выходит, что время было у всех, даже у во-
ждя… А почему нет?
     Санитарка Сергеевна с Украины оказалась человеком с
душой, причем с самого начала, сколько себя помнила. Она
Ивана Хусейновича жалела. Никогда не испытывая ника-
кого унижения или отвращения, она после обычных сани-
тарных ухаживаний и манипуляций молилась за него и по-
тихоньку брила электрической машинкой. Когда она это де-
лала, между ними возникала какая-то тайная, не замечен-
ная ни кем, связь, которая нравилась и ему и ей. Родствен-
ники теперь уже приходили редко… видно, набирались сил
ходить сюда не один год.
     И потом, чего смотреть на спящего, во-первых, не пого-
воришь, а во-вторых, неудобно как-то – вдруг разбудишь?
     Сергеевна тем временем продолжала регулярно мо-
литься за него, брить, стричь и звонить в семью с докладом.
Незаметно-незаметно он стал к ней прикипать… Тайно от-
крыл глаза, тайно объяснился в любви.
     Потом Сергеевна привела знакомого батюшку из церк-
ви, и он вождя крестил. И крестик на нитке сыграл несоиз-
меримо большую роль, чем современная медицина. Врачи по
инерции видели только то, что видели, ничего другого, кро-
ме одного, в общем-то ими и не предвиделось…
     В то же самое время Сергеевна настолько сильно воз-
будила душу своего подопечного, что тому ничего не оста-
валось, как поднакачаться эндорфинами, слегка отполиро-
вать мысли и приступить к реабилитации ставшего удиви-
тельно послушным туловищем тела.
     А еще через какое-то время она выкрала его целиком,
оставив под подушкой всё его революционное прошлое.
Выкрала его при помощи сынков, которые отпросились со
стройки. Потом увезла на Кубань к двоюродной сестре. Где
пока он живет с ней, ухаживая за садом и поражая себя хо-
зяйственностью и сноровкой.
     Вся его реальная жизнь, которую он имел в виду
за жизнь, оказалась глубоким летаргическим сном. По-
настоящему же его жизнь началась со сна, и, как счастли-
вый сон, продолжается по сей день.
     Семья же до сих пор благодарит Сергеевну за то, что она
взяла на себя такую обузу и досматривает вождя. Да, если
что там произойдет, то они приедут… А как же…