Конь печальный

Опыт ксенопалеолингвистики


Восходящее солнце осветило перламутровую поверхность океана, покрывающего планету. Спокойно и необъятно лежал он под синим небом, отсвечивая голубыми и розовыми бликами мелкой ряби. Солнце поднималось, изливая потоки тепла, и поверхность океана пришла в движение. Блёстки ряби стали вытягиваться; появились, сначала неясные, струи. Струи сливались в огромный водоворот, в центре которого поверхность стала проседать, образуя глубокую воронку. Крутые стены её уходили всё глубже, до самого дна.
Через некоторое время в зените над воронкой появился первый дальний разведчик. Беззвучно опускаясь, скользнул в воронку чёрный овальный корабль, гладкий и пульсирующий, как капля ртути. Не успел он достигнуть дна, следом стал спускаться ещё один, за ним – ещё. Когда десятка два кораблей опустились в воронку, наступило затишье. Вращение на поверхности стало затихать, стены воронки сомкнулись. Глубоко на дне из кораблей вытекали Капли и сливались с Океаном. Прибыли разведчики.
Один из них принёс известие о странной жизни на далёкой планете, о жизни, совсем не похожей на жизнь Океана.


ПРОЛОГ

И стало Ему скучно, и надоело Ему всё, и тогда стал Он от скуки Всё, что подвернётся, плющить и засовывать в Ничто, чтоб глаза его не видели. И от скуки стало Ему интересно, а что из этого получится, если Всё затолкать в Ничто. Хотя, если честно, и так все знали, что из этого получится.
Вот Он просто всё сжимал, сжимал, сжимал в одну точку. Оно Ему надо было? Всему ведь есть предел, и такой Биг-Банг получился! Понесло во все стороны сразу со страшной силой, что уж никто и ничего сделать не мог. Да и не хотел. Сначала всё простенько было: пространство возникло, чтоб было – куда, время, чтоб было – когда, и ещё что-то, чтоб было – что. Потом пошла рябь: комочки, частички, бозоны, кварки там всякие, пара – тройка полей, взаимодействий, материя, энергия, звёздная пыль закручивалась в вихри, и в вихрях загорались звёзды, а что оставалось вне, в водоворотиках рождало планеты, и было всё раскалённым, но потом начало остывать, и остывало, пока не выпала вода.
В небе гремели молнии, а в атмосфере какой только дряни не было! И родились такие длинненькие молекулы, которые из всего этого научились извлекать нужные вещества, чтобы делать себе подобных. И не стал Он им говорить: - Плодитесь и размножайтесь!  - потому что они только этим и занимались, а больше ничего и не умели. И из океана получился сплошной бульон, весь в слизи и комочках. А когда всё было сожрано, призадумались комочки той частью своих длинных молекул, которая почти что думать могла. И стали они протягивать друг другу щупальца, и соединяться и обмениваться информацией, как в этом мире выжить и не превратиться в гниль смердящую. И возник единый живой Океан, единый, но состоящий из множества, и научился он брать все вещества, нужные для жизни, из своей планеты, а энергию – от Солнца. Но кроме самого себя Океану было почти ничего не надо, потому что со временем научился он создавать из своей плазмы жидкокристаллические структуры почти любой сложности и почти с любыми заданными свойствами. Лишь немногие вещи были неживыми, механическими. Как обшивка чёрных кораблей, исследовавших далёкие планеты и разносивших Жизнь по Вселенной.
Вся мудрость Океана записывалась на управляющих кристаллах. Когда надо было отделить Каплю, чтоб отправить её в дальний путь, от одного из гексагональных кристаллов Океана отделялся тонкий листочек слюды, на котором была записана вся информация, необходимая этой Капле. Без управляющего кристалла Капля была бы просто комком протоплазмы, более глупым, чем её далёкие предки в Первичном Бульоне. Капля впитывала из внешней среды необходимые элементы и росла, и  чешуйка слюды внутри  капли тоже росла, образуя новый кристалл, который, отделяя чешуйки, мог дать возможность отделиться новым Каплям. И Капли – посланцы Океана летели сквозь черноту пространства в пульсирующих кораблях, чтоб заселить новые миры или познакомиться с новой жизнью.

Но на одной планете, когда в океане осталось мало свободных питательных веществ, один паршивец отрастил этакие химические зубы – ферменты, и преспокойно откусил кусок ближнего своего. И  – пошло–поехало. Все жрали всех, а чтоб уцелеть и больше сожрать, придумывались клыки, зубы, раковины, панцири, клешни. Мозг появился, и тоже для того – чтоб больше сожрать и уцелеть. Копья, топоры, броня, бомбы! И не было предела жадности: когда уж и не сожрать больше, а хочется, придумали деньги, эквивалент продукта – их можно было забрать сколько угодно, и никому не давать, и другие пусть дохнут с голода. И всё это называлось цивилизация, а чтоб жрать с каждым годом всё больше, придумали прогресс и науку. А чтоб заглатываемые не слишком трепыхались в горле, придумали религию: Бог терпел и нам велел!


Примерно на такую планету наткнулся один из разведчиков. Поражённый увиденным, он оставил на орбите автоматические зонды и вернулся в Океан.
Анализ полученной информации дал мрачный прогноз. Господствующий вид на планете гордо называл себя: Homo sapiens – Человек разумный, хотя правильнее  было бы назвать его:  Homo averis – человек жадный. Потому что Цивилизация функционировала так, что пути развития всегда выбирали самые жадные и недальновидные её особи. Через три-пять сотен лет они доберутся до самой грязной из всех энергий: энергии распада тяжёлых элементов. Жадность и конкуренция не позволит им устоять перед соблазном, и воспользовавшись всегдашней тупой отговоркой: - А, дети потом что-нибудь придумают! – они угробят не только себя, но и всю планету.
Время ещё оставалось. Был принят план: чтобы, на первом этапе, привести эту «цивилизацию» в пристойное и безопасное русло, воздействовать на индивидов этой разделённой жизни их же религией.
Дело в том, что порой появлялись индивиды, которые интуитивно чувствовали тупик в конце туннеля, и пытались хоть что-то объяснить или испугать остальную массу, чтобы повернуть развитие общества от цивилизации к гармоничному миру. Но жадные обычно быстро с ними разделывались, а их учения бессовестно перевирали. И всё же что-то оставалось. Религия призывала быть добрыми, трудолюбивыми, а за грехи грозила вечными муками, но никто то ли не боялся, то ли не верил. Потому что и на религии жадные наживались: некоторые из них объявляли себя любимыми учениками пророков, у которых прямая связь с Создателем, и обещали за деньги договориться с Ним, чтоб Он простил любые мерзости, совершаемые грешниками.
Решено было, на первом этапе, взяв лучшее от религии, заставить жителей планеты выполнять те её предписания, которые сделают их мир лучше. Затем, вместо идеалов наживы и конкуренции, постепенно внедрить идеалы добра и гармонии и помочь жителям планеты создать общество гармоничной жизни.
 

ВТОРЖЕНИЕ

Чёрный корабль уносил к далёкой планете Каплю Океана, которая должна помочь разделённой жизни. Информация, считываемая орбитальными зондами, передавалась на корабль и обрабатывалась. И вот разработан детальный план.
Корабль приводнится в море близ приморского села, где в этот день будет храмовый праздник. Капля разделится на полсотни индивидов, и каждый из них примет вид страшилища, исчадия Ада, и когда во время крёстного хода корабль, на глазах изумлённых селян, приблизится к берегу, страшилища высыпят из него и, угрожая страшными карами, потребуют от селян вести праведный образ жизни и очистить страну от скверны. Получив такое доказательство Веры, местный поп, человек энергичный, должен возглавить крестовый поход на столицу. Подослать к нему в нужный момент пару – тройку архангелов с огненными мечами вместо вовремя исчезнувших чертей не составит труда. По пути к столице к шествию примкнут жители окрестных селений, и царская власть будет низложена. Новое правительство из лучших представителей народа обеспечит развитие страны в сторону гармоничного мира, постепенно распространяя своё влияние на всю планету.
Из-за низкой облачности корабль садился вслепую, по лучу автоматического зонда, установленного в точке приводнения. В зале корабля Капля разделилась на полсотни индивидов, и началась их трансформация в «нечистую силу». Сейчас корабль должен плавно приводниться и подойти к берегу. После чего они включат внешний обзор и высадятся.
Он начал превращаться в рогатое чудище, как вдруг…



Волны бьются о берег скалистый, брызги ветер разносит далёко.
Вот старик ковыляет в лохмотьях, на плече он свой невод тащит.
Матерится старик, как извозчик,  всё старуху свою поминает:
- Запилила меня злая баба, не даёт старику мне покоя!
В божий праздник налила б стопарик, да куда там !
                -  пожалуй, дождёшься!
С дома гонит меня на рыбалку, на посмешище всей деревне.
Что ж в такое ненастье поймаешь, кроме грязи да тины морской?
Утопил бы её, лахудру, или сам утопился б с горя,
Да не хочется в божий праздник грех на душу мне брать такой .......

Вот старик до скалы доходит, в море невод он свой бросает.
В первый раз он закинул невод - пришёл невод с большой корягой.
Во второй раз закинул невод - пришёл невод с травой морскою.
В третий раз он закинул невод - пришёл невод с блестящим шаром.
А из шара торчала спица, и пищал он - ну как синица!
Оробел дед, потом в котомку шар засунул, и - дёру к бабе.

Ещё пуще взъярилась старуха, как увидела деда с уловом:
- Дурачина ты, простофиля! Ты поймал золотую рыбку,
А пока тащил, рыбка сдохла! В дохлой рыбке много ль корысти?
Нет тебе, дураку, попросить бы
                хоть корыто*, да выпустить рыбку!

Не успел ей старик ответить - из-за моря вдруг гул раздался.
С неба шёл он со страшной силой, аж внутри у него отдавался.
Ноги старые подкосились, и с размаху он сел в корыто,
А у бабки вставная челюсть ей под ноги, в песок упала.
Не успел он перекреститься, как ударило что-то в берег.

             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ни старинушки нет, ни старушки, только щепки летят от избушки.

______________________________________________________
*Старое совсем раскололось. Прим. автора.


Селифан, в засаленном зипуне, в опорках, надетых по случаю ревматизьма на толстые вязаные носки, рыл по-за огородами в сторону моря. По случаю престольного праздника он с утра успел надраться, как свинья. Четверть самогона, которую вытащила жена из заначки, дабы выпить по стопарику за завтраком, по сути предназначалась на вечер, когда в гости придут сваты. Но тут жена дала промашку: полезла в погреб за квашеной капустой, оставив Селифана наедине с бутылью. Душа его издала беззвучный торжествующий вопль, пробка из кукурузной кочерыжки вылетела из бутыли, и прежде, чем жена спохватилась, четверть опустела более чем на половину. Занюхав вяленым бычком, Селифан сиганул из окна в огород и задал дёру. Требовалось убраться раньше, чем жена достанет его ухватом,  не то плакали его рёбра - больно она в этом деле навострилась.
Его уже начало разбирать, но ноги сами несли куда надо. День начался хорошо. Ещё утро, а он уже пьян в драбадан. Сейчас вздремнёт под лодкой на берегу моря, а там можно и домой. Жена поостынет, драться не будет, зато полаяться можно будет от пуза. А там и сваты подойдут. Самогона не хватит, и свату придется выставлять свой. А он этого не любит, и когда всё допьют, начнёт лаяться и попрекать Селифана, а там, глядишь, и подерутся.
Согреваемый приятными мыслями и самогоном, Селифан подлез под перевёрнутую лодку, подложил кулак под нечёсаную башку и отрубился.
Проснулся он от того, что земля под ним сильно вздрогнула. Не соображая, выглянул из-под лодки. Поспал он, видно, всего чуть - башка трещала, перед глазами всё плыло и качалось. В ближних кустах, что росли вдоль песчаного лукоморья, торчал столбиком здоровенный заяц. Насторожив уши, он смотрел в сторону села, откуда доносился сильный гомон.
- Во, зверюга! - возликовал Селифан, - Пуда на три, а то и поболе! Такого добуду - и жена лаяться не будет, а свата от зависти изжога замучит. Узнаете тогда, каков Селифан! 
Такие мысли мелькали в голове Селифана, когда он, потихоньку выползши из-под лодки, с веслом наперевес подбирался к зайчищу. Заяц как-то странно начал менять очертания, но тут Селифан огрел его веслом по хребту. Зверь, издав протяжное ржание, лягнул Селифана копытом промеж ног и поскакал, взбрыкивая, к табуну лошадей, что паслись на взгорке, на выгоне.
- Мать честная, да это ж я спьяну жерабёночка чужого чуть не порешил! Хозяин узнает, точно убьёт!  - простонал Селифан и быстро, по-крабьи, заполз обратно под лодку - досыпать, от греха подальше.

В храмовый праздник в приморской деревеньке случилось чудо. Когда прихожане вышли из церкви в крестный ход вкруг Храма Господня во главе с попом и хоругвями, из-за моря вдруг гул раздался, и то ли по воде, то ли по-над водой к берегу пронёсся огромный чёрный чудо-юдо рыба-кит. Не застопорив у берега, он с маху врезался в край деревни, расплющив избушку старика Финогеныча вместе с её обитателями. Впереди у кита распахнулась пасть, и оттуда посыпалась всякая нечисть. Нечисть была какая-то склизкая, недоделанная, извозилась и повредилась при ударе об землю. Прихожане, изрядно подогретые с утра по случаю праздника, опешили было, но тут поп, подогретый не хуже своей паствы, возопил:

- Бей нечистую силу!  - и ринулся в бой, сокрушая нечисть кадилом и топча сапогами. Следом ринулась паства, круша уродцев чем придётся, и вскоре побоище завершилось. Только комки подсыхающей слизи на пустыре перед церковью напоминали некоторое время, что в этот раз дело было не в белой горячке, как обычно. Впрочем, батюшка  вскоре всё разобъяснил. Нечисть была ниспослана за грехи прихожан, главный из которых – скопидомство и нежелание жертвовать на храм божий и так далее. А избушку Финогеныча вместе с ним и бабкой рыба-кит приплюснул по велению Господню, ибо негоже в праздник работать, когда вся деревня с утра пьёт и веселится.


……как вдруг от сильного удара распахнулась  лобовая панель обшивки корабля, и его вышвырнуло наружу. Ударившись о край пролома, он отлетел в сторону, за околицу, и пятном слизи распластался на траве. Управляющий кристалл был почти не повреждён.
Ему не надо было смотреть, чтобы видеть, что творится на пустыре перед церковью. Там скоро всё было кончено. Но он – остался! Надо было замаскироваться, принять облик какого-нибудь местного существа. Просканировав одного из них, спавшего неподалеку в кустах, он стал меняться. Но понял, что его масса слишком велика, и начал менять облик, принимая форму более крупного животного. Он вытянулся вверх и наблюдал за тем, что творится у церкви. И тут сильнейший удар обрушился ему на спину. Пока он следил за толпой у церкви, сзади подкрался местный индивид и ударил его веслом. Протоплазме удар не страшен, но на этот раз удар пришёлся по кристаллу. Кристалл покрылся сетью трещинок и, хотя сохранил часть своих функций, был невосполнимо нарушен. Он, копируя движения прототипа, ударил задними конечностями обидчика, и поскакал на выгон, чтобы затеряться среди похожих на него животных.

К СТОЛИЦЕ

Горбунок (будем называть его так) для вида пасся вместе с деревенскими лошадьми, хотя для существования ему никакой пищи, кроме солнечного света, не требовалось. На лошадь он был похож не слишком: меньше ростом, с длинными заячьими ушами, да ещё и горб на спине от удара веслом. Селифан, мучимый совестью, иногда приносил в качестве лакомства круто посоленные горбушки хлеба. Оставаться здесь долго было нельзя, да и незачем. Уже и Селифан стал задумываться, а чей это жеребёнок, и если селяне свяжут его появление с нашествием нечисти в храмовый праздник, то ясно, чего ждать. Его собственный кристалл залечился, но потерял значительную часть информации и способность репродукции, и Горбунок не мог теперь изменить свой облик. Собрав на пустыре у церкви хоть на что-то годные осколки кристаллов, конёк двинулся вглубь страны, к Столице.
Корабль так и остался на берегу, на краю села;  лобовая панель после удара затянулась, и его аппаратура продолжала записывать информацию, получаемую от автоматических зондов с орбиты и от Горбунка. Корабль он хотел впоследствии отправить домой, но управление было сенсорным, и конскими копытами он ничего не мог сделать.
По дороге к Столице сухие южные степи постепенно сменялись  холмами, покрытыми елово-берёзовым лесом, а в долинах между ними уже начинали желтеть поля созревающего жита. Горбунок нёсся по пыльным дорогам к северу, к Столице, оставляя за собой шлейф долго не оседающей пыли. Местные жители, работавшие на полях, принимали его за пыльный смерч, какие порой пролетали в этих местах.

Базу свою Горбунок устроил у деревеньки, жители которой снабжали столицу провизией. В сосновом бору, на крутом песчаном холме, под корнями вывороченной ураганом сосны, устроил он себе логово. И в тихую летнюю ночь, когда полная луна серебрила пыльные улицы и соломенные крыши деревенских домов, Горбунок, сидя на своём взгорке, невидимым тонким лучом просвечивал всё живое в деревне. Жизнь кишела вокруг, от микроорганизмов в деревенской пыли до крупных животных, жевавших свою жвачку в хлевах. И Горбунок решил ограничиться сканированием особей господствующего биологического вида. Ведь первый план провалился из-за недостаточного знания местных характеров и обычаев. Но перед ним встала задача: если его жизнь была в принципе однородной, и на одну и ту же ситуацию все капли реагировали одинаково, то здесь индивиды сильно отличались по поведению, причём конкурировали не только с представителями других биологических видов, но и между собой.
Самую простую и привычную часть работы – расшифровку и запись генетических кодов всей деревни - он выполнил легко и быстро. Но оказалось, что поведение аборигенов сильно зависело от огромного количества случайностей и не поддавалось расчёту. К примеру, примет какой-нибудь Петька Кривой для сугреву пару стаканов мутного пойла, его синапсы начинает замыкать в самых непредсказуемых местах, и Петька творит такие вещи, о которых он в нормальном состоянии ни при какой погоде и думать не смел. А ведь именно непредсказуемость считалась отличительной чертой местного населения!
Это окончательно поставило Горбунка в тупик.
Тогда он решил, что уж аборигены за века своего существования должны были выработать достаточно критериев для описания своего характера, и, не мудрствуя лукаво, решил взять за основание их классификацию, с некоторыми дополнениями. Оказалось, что эти описания так и назывались: характеристики, но было их немало, и при совпадении отдельных моментов, каждая имела свою специфику.

«……А ещё означенный Андрюшка на тебя, батюшка боярин, поносные слова говорил, дескать, никто храм об осьми главах, а паче без гвоздей,  не строит, и дубиною стоеростовою тебя называл, и бочкою пивною, за что я, холопишко твой верный, велел его, как протрезвеет, пороть розгами, но с осторожностию, дабы не было бы ущербу от того тебе, батюшка наш благодетель, потому как Господь в неизъяснимой милости своей наградил Андрюшку сего, вора, сквернослова  и пропитуху, даром личины писать……»

«……А Гришка этот есть вор и еретик, потому как крестится не с той руки, в бане не парится и после обеда не спит…..»
Н-да-а… Копнём глубже.

«……Характер твёрдый, нордический. Кандидатура жены утверждена оберштанд …»
Тьфу, пакость!

«…..Верный Ленинец, талантливый организатор, член ВКП(б) с 19….»                Организовывал массовое истребление своих сограждан.

«….Уставы ВС знает хорошо и постоянно руководствуется их требованиями в повседневной служебной деятельности. По своим морально-психологическим качествам рекомендуется для службы в органах МВД…..»
???

«Результат машинной обработки теста Кеттэла.
1. Оценка шизотимии и аффектотемии. Стен = 6. Соотношение шизотимии и аффектотемии нормальное.
2. Оценка уровня интеллекта. Стен = 5. Уровень интеллекта в норме. Хороший баланс собранности и сообразительности…..»

Окончательно творение Горбунка выглядело примерно так.


Запись в бортовом журнале корабля  (считана после возвращения в Океан).

Деревня Боровая, сканирование жителей.
…………………………………………………..
Пётр Трофимов, крестьянин, 50 лет, глава семьи.
Генетический код: Телосложение: среднее, силы уже не те.
Здоровье: среднее, хронических заболеваний нет, зубов тоже.
Уровень интеллекта: средний, обеспечивает традиционный способ ведения хозяйства в семье.
Характер: арийский, вспыльчивый, быстроотходчивый, непредсказуемость средней степени.
Хотя основную работу по хозяйству выполняют сыны, правит семьёй единолично.
Увлечения: игра на балалайке, рассказывание историй якобы из собственной жизни непонятно про что.
Склонность к пьянству: средняя (по популяции).

Данило Петров сын, крестьянин, 27 лет.
Генетический код: Телосложение: выше среднего, физически силён.
Здоровье: хорошее, хронических заболеваний нет.
Уровень интеллекта: выше среднего, временами – эффективное решение практических задач.
Характер: арийский, хитроватый скрытозамкнутый, непредсказуемость низкая.
Большая часть обязанностей по управлению хозяйством лежит на нём. Имеет постоянную подругу, на которой хочет жениться. Препятствие: отсутствие денег для ведения отдельного хозяйства.
Увлечения: плетение лаптей, строгание ложек.

Гаврило Петров сын, крестьянин, 24 года.
Генетический код: Телосложение: выше среднего, физически силён.
Здоровье: хорошее, хронических заболеваний нет.
Уровень интеллекта: средний, способен к выполнению хозяйственных задач. Так же хочет жениться и зажить своим хозяйством. Шансов заработать на это денег своим трудом у обоих практически нет.
Характер: арийский, бабоозабоченный, прямодушно-безалаберный, непредсказуемость средней степени.
Увлечения: солдатки, вдовы и игра на рожке.

Иван Петров сын, крестьянин, 16 лет.
Генетический код: Телосложение: для своих лет – выше среднего, физически силён. Генотип, вызывающий у местных жителей подсознательную симпатию: волосы белокурые, вьются, глаза синие, щёки красные, нос картошкой.
Здоровье: хорошее, хронических заболеваний нет.
Уровень интеллекта: интеллект не обнаружен.
Характер: арийский, флегматический, мечтательный. Инициативы не проявляет, о жизненных вопросах не задумывается, мечтает о красивой жизни: вот бы стать царём и ничего не делать!
Увлечения: Любит сидеть в балагане, где никто не мешает предаваться любимому занятию местного юношества: дрочить елду. (Re: зачем это делается, непонятно, возможно, для увеличения размеров этого отростка, несущего невыясненные функции)
………………………………………………………………………………………………………….

План действий.
1. Внедрить Ивана во дворец.
2. Ликвидировав нынешнего царя, посадить на его место Ивана, женив на царице – биороботе.
3. Пользуясь его пассивностью и апатией к делам, с помощью царицы провести «бархатную» революцию и реформировать общество, сначала в одной державе, а затем и во всём мире.


ВНЕДРЕНИЕ

Когда тебе предстоит большая и трудная, почти невыполнимая работа, нельзя думать сразу обо всём, так можно в уныние впасть и ничего не сделать. Поэтому Горбунок занялся первым этапом, выкинув из головы остальное. Он решил создать то, что знал лучше всего: коней. Пару коней, но таких, что не можно глаз отвесть, не коней, а мечту! И на этих конях въехать во дворец. Вряд ли при имеющихся осколках кристалла можно будет сделать их автономными, чтобы они двигались более-менее осмысленно, а не взбрыкивали и кидались из стороны в сторону; Горбунку придётся находиться рядом и управлять ими, но ведь это и надо. А царь-батюшка не станет на них гарцевать, и другим не даст. Аль загубят дорогого коня.
В большом чане у своего логова Горбунок заквасил пшеницу на протоплазму. Пшеницу он таскал с Петрова поля. И когда получил нужное её количество, принялся лепить...


Не буду вам подробно пересказывать то, что до меня другие записали. По дороге в Столицу братья с конями заночевали. Горбунок подобрал перо петуха, которого братья прихватили в деревне и съели на ужин, запечённого в глине, и от скуки разглядывал его. Оказалось, один ген в клетках пера здорово напоминал ген, вызывающий свечение у жучков-светлячков; Горбунок чуток подогнул его, и перо засияло. Ванька, который ещё не спал, тут же забрал перо себе, особенно после того, как Горбунок принялся его отговаривать. Потом спальник наябедничал царю-батюшке, и тот послал Ивана за жар-птицей. Скоро предстояло предоставить царю Царь-Девицу, и Горбунок велел Ивану запастись в дорогу отборным пшеном (на протоплазму) и вином – для Ивана, чтоб не слишком вникал в дела конька. Они помчались на юг, к приморской деревеньке. Корабль так и стоял у берега, заметаемый прибрежным песком, по нему ходили деревенские козы, травка уже зарастала его с краёв. Пока Иван спал  в кустах, накрывшись корытом, конёк в корабле поставил кваситься белковую массу. Прихватив в деревне петуха, которого Горбунок заставил светиться, они отбыли во столицу.
Первый этап операции близился к завершению: кони стояли в царском стойле, Ванька целыми днями дрых во дворце, потому как ночами предавался своему любимому занятию, спальник ябедничал, что надо, и вскоре предстояло отправляться за Царь-Девицей.

На этот раз пришлось запустить Ивана в корабль и с его помощью набить на пульте программу для автоматов корабля. Корабль сдал назад, пронёсся, разгоняясь, над морем, и за горизонтом ушёл на геостационарную орбиту, где будет ждать сообщений о завершении операции. Через месяц он уйдёт к родной планете, к Океану.
На Царь-Девицу пшена маленько не хватило, и получилась она несколько стройнее, чем мечталось. Такие девушки должны будут войти в моду только лет через пятьсот, а пока пришлось компенсировать световыми эффектами, как у того петуха : месяц под звездой засветили, во лбу звезду… Последний и самый лучший осколок кристалла конёк разместил у неё в том месте, которое, по местным обычаям, девицы берегли пуще жизни.


ПОСЛЕДНИЙ РАПОРТ ГОРБУНКА
(Запись в ботовом журнале корабля)

На другой день после свадьбы с Царь-Девицей и венчания на царство,  к Его  Величеству Ивану I, прям к выходу из опочивальни, приперся спальник с бутылью самогона, и с воплем:
- Ваня, прости подлеца! - рухнул в ноги. После чего покаялся во всех своих кознях против Ивана, упирая более на то, что человек он подневольный, а это старый царь во всём виноват, мухомор варёный, а уж Ивану он теперь отслужит не за страх, а за совесть.
Иван, будучи изрядно с бодуна, слушал рассеянно, но благосклонно, интересуясь более бутылью, нежели покаянием. Засветив спальнику для порядку в глаз, сказал:
- Смотри ужо! Да впредь не попадайся, - после чего они надрались до скотского состояния. Спальник заснул мордой в миске с тёртой редькой, коей Их Величество изволило закусывать самогон, а царь Иван, с воплем:
- Да убоится жена мужа своего! - стал гоняться за Царь-Девицей и не успокоился, пока и ей не засветил в глаз и выдрал пол косы, после чего загнал её в самый высокий терем, где и лишил её невинности (что не смог сделать ночью по причине перепоя), а потом запер. При этом он своей елдою окончательно угробил её управляющий кристалл, который именно там и находился, и Царь-Девица превратилась в простой биоавтомат, который будет функционировать ещё долго, но для Горбунка бесполезно: не принимая от него никаких команд и выполняя только простейшие функции, забитые в неё на генном уровне.

Я было сунулся к нему с традиционным:

- Что, Иванушка, не весел? - но получил пинка в зад и под вопли:
- От тебя, козёл горбатый, одни неприятности! - был изгнан в родную деревню Государя.
Где и исполняю теперь обязанности водовозной клячи при местной добровольной пожарной дружине.
 А что? Работа не пыльная.


ТРИСТА ЛЕТ СПУСТЯ

По-за огородами, у выгона, неуклюже  привалясь к забору, вытянув вперёд задние ноги и свесив между ними своё брюхо, сидел конёк. Рядом с ним сидел на травке приехавший на каникулы на хутор к родителям семинарист,   филозоф Петька Ершов. Перед ними стояла початая четверть мутного вонючего самогона, горбушка хлеба и пучок зелёного лука, только что вырванного с грядки. Филозоф карябал пером в тетрадке у себя на коленях. От напряжения он косил глазом, высовывал кончик языка и яростно скрёбся свободной рукой то подмышками, то в затылке. Пытаясь сохранить максимум собственного достоинства, от них удалялся гусь, недавно лишившийся этого пера.
- Не гневи бога, отрок! Дай глотнуть из бутылки! Знаешь ведь, не могу копытами взять,  вот и пользуешься.
- Да погоди ты, Горбунок, трошки! Ты как насосёшься, так токмо про царя Ивана да про Царь-Девицу сказки и сказываешь! А я этих сказок ужо во как наслушался - сказал Петька, чиркнув себя ребром ладони по чумазому горлу, - Ты мне про другое расскажи!
- Да как я тебе, балда, всухую про темпоральный переход расскажу? У вас и слов-то таких ещё не народилось, без бутылки не разберёсси! Наливай!


ПЯТЬСОТ ЛЕТ СПУСТЯ

С годами заячий генотип почему-то всё больше брал верх в организме Горбунка, и он превратился в здоровенного серого зайчару. Из деревни пришлось уйти, и он поселился в заказнике Министерства Защиты Отечества, куда ездили на охоту господа офицеры из Министерства и Генштаба. Жил он неплохо, звери его боялись и не трогали. Заячьи лапы, они более ловкие, чем копыта, и нора у него была оборудована с комфортом. Вход был завешен маскхалатом (во втором он ходил в дождливую погоду), спал на двух пуховых спальных мешках и надувном матрасе, а в занорыше держал ящик с разномастными бутылками.
Добывал он себе всё это просто. Господа офицеры обычно приезжали  на охоту под вечер, разбивали бивак и садились пить водку. Они и трезвые-то путём стрелять не умели, поэтому ружья с вечера вешали на сучья повыше, чтоб не достать, когда потянет на подвиги.
Несмотря на постоянную смену состава, пьянки проходили на редкость однообразно. Горбунок позёвывал в кустах, ожидая своего часа. Потом подбирался поближе к огню. И когда старший по званию изо всей этой шайки-лейки вставал со стаканом в руке, делал, как ему казалось, мужественное лицо и провозглашал:

- Есть такая профессия - защищать Отечество!

_________________________________________
*Это не он сам придумал, это из кинофильма.

- Горбунок возникал в свете костра, принимал ту же героическую позу, делал лапкой и орал своим хриплым противным голосом:

Я - Земля!!! Я своих провожаю шпитонцев -
                Сыновей, дочерей!!!

- А - а - а - а !!!!  - Защитники Отечества, как стадо мамонтов, неслись прочь по тёмному лесу, кувыркаясь через валёжины и сшибая лбами осины. Кто-то засыпал, где упал, самые стойкие подползали обратно к костру, но не слишком близко. Вид разбуянившегося зайца вводил их в ступор. Горбунок дегустировал напитки и деликатесы, разложенные на скатерти, недопитые бутылки -

- Долетайте до самого Солнца!  - швырял в лазутчиков,  и те их тут же допивали - от нервов,

- И домой возвращайтесь скорей!

Так что к утру все лежали трупами.
Всё, что приглянулось, Горбунок перетаскивал к себе в нору, но опохмелиться охотникам оставлял. Наутро те сползались к костру, похмелялись, завтракали, но кроме:

- Н-да, похоже, здорово мы вчера перебрали! - никаких комментариев не следовало. Сказать, что их всю ночь гонял пьяный заяц - значит, поставить крест на своей карьере "Защитника Отечества". А профессия была выгодная. Платили хорошо, кормили - тоже, жильё давали, и даже на трамвае Отечество разрешало своим героям ездить бесплатно. Основная их обязанность была - отлавливать пацанов зелёных, и в случае войны пацанов этих на оную и посылать. Не самим же воевать - они специалисты ценные, их беречь надо. Так что никаких пьяных зайцев - вернутся к родной кормушке, наврут про охоту с три короба, и соратникам съездить посоветуют - авось, и те влипнут.


Шли века, и солнце носилось по кругу, то в ясной лазури, то в тучах смрада и дыма. Сосновый бор на холме, где жил Горбунок, высох: устьица сосновой хвои не переносят гари, его сменили заросли ольхи и осины. Потом дыма стало меньше, но временами выпадали тучи радиоактивной пыли.  Жадные и богатые добрались до атомной энергии и вовсю использовали её, чтоб стать ещё богаче. Они производили энергию на атомных станциях и драли с остальных людей за неё ровно столько, сколько те могли заплатить, чтоб не умереть с голода. А когда приходилось платить за хранение отходов или ликвидировать последствия очередного выброса радиации, они куда-то пропадали, и расплачивались опять те же люди. Каждый раз, когда случалась непредвиденная ситуация и на атомной станции происходила катастрофа, жадные из других стран нанимали писак, специалистов по обману, и те объясняли, что та станция была совсем старая и что её хозяева не учли всех опасных ситуаций, но зато вот у них… Хотя, непредвиденная ситуация по определению – ситуация, которую нельзя предвидеть.
Горбунок видел, как ухудшается генофонд популяции. Богатые вбили в головы всем, что иметь естественный запах человека – это плохо. Надо, чтоб человек пах фиалками, или розами, или вовсе мускусной железой дикого быка. И продавали кучи всякой дряни с искусственным запахом. А природный запах человека нёс в себе генетическую информацию, с помощью которой люди подбирали себе супругов с оптимальными генами для рождения здорового потомства. Семьи стали непрочными, и плодились уроды. Лечение практически прекратило выбраковку слабых особей. А повышение радиации (жадные называли это радиофобией) вело к появлению патогенных мутаций.
Жизнь на планете шла к своему мрачному завершению.


ЭПИЛОГ

Восходящее солнце осветило перламутровую поверхность океана, покрывающего планету. Спокойно и необъятно лежал он под синим небом, отсвечивая голубыми и розовыми бликами мелкой ряби, и только над полюсом висело грязно-серое пятно облаков.
Там, под многослойными мрачными серыми тучами, лежала покрытая грязной серой пеной поверхность океана. Порывистый ветер гнал по ней волны, срывая гребешки пены, и пена клочьями носилась в воздухе. Временами на поверхности Океана возникали какие-то образы и фигуры, мрачные, как бред шизофреника. Неподвижно висела на антиграве над Океаном исследовательская станция, вся в стекле и металле, такая же мрачная в этих вечных сумерках, как и всё вокруг неё. Вчера на станцию, с грохотом и рёвом, смердя ядовитыми выхлопами, спустилась ракета. На станцию, где уже давно творились странные и необъяснимые происшествия, прибыл инспектор. Он должен решить вопрос о возможности её дальнейшей работы.
Тонкий невидимый луч из Океана просканировал станцию, как консервную банку. Ага, вот и новый гость! Так… Генетический код…

- Да это же Ванькин потомок!

Сегодня к нему придёт его больная совесть.