Трагедия Александра - гл. 27

романа-сценария «Опавшие листья».
               
                Эпиграф: Костер давно догорел, но воздух все еще пахнет сгоревшей
                листвой…
                Примечание авторов: Не все персонажи произведения вымышлены, совпадения с
                реальными людьми - не случайны.

Россия,  немецкая колония в Мелитополе, семья Зудерманн…

Теперь в доме не спал только Саша Он сидел на кровати в спальне для мальчиков и смотрел на разметавшегося на соседней кровати  Франи. Утомленный дневным зноем, мальчик спал как убитый. При  взгляде на него у Саши заныло сердце. «Как убитый…»

В школьные годы эту комнату Саша занимал вместе с братьями-близнецами. За одним столом по очереди, а иногда и все сразу, они делали уроки. Саша учился в обычной  немецкой школе, где ученикам давали основы знаний, необходимых для овладения  каким-либо ремеслом. Одаренные же близнецы учились в гимназии. Какой-нибудь зависти к ним или ущемления своего самолюбия Саша не испытывал. С малых лет он привык относиться к старшим братьям с  уважением, а с их стороны всегда получал поддержку и покровительство. Братья помогали ему в учебе, особенно Яков.

Однажды, когда Яков корпел над домашним заданием, Саша спросил у него:
- Яш, как ты относишься к евреям?
Яков дописал слово  и с удивлением взглянул на брата.
- Саш, с чего это  у тебя такой вопрос?

Яков не всегда был Яковом, в детстве его называли коротким именем Яш, в немецком варианте Jaxh.  А Сашу соответственно – Саш (Saxh).

- В Мелитополе есть менонитские общины евр-е-ев!
- И что? Ты думаешь, только немцы могут быть  меннонитами? Сам Менно Симонс  - голландец.
- Я не хочу быть, как еврей, - сказал Саша.
- А ты и не можешь быть евреем, - засмеялся Яша. – Ты немец. Мы последователи учения Менно, какая-то часть евреев тоже последователи учения Менно, но при этом мы остаемся немцами, а они евреями. Что тебе до них?

- А ты знаешь, какие они, евреи?
- Ну-у,  я мало, что знаю.…  А вот возьми почитай стихотворение лорда Байрона!  Из цикла «Еврейские мелодии».
 
Яша взял с полки книжку и протянул ее Саше. Тот стал читать:

                Она идет во всей красе -
                Светла, как ночь ее страны.
                Вся глубь небес и звезды все
                В ее очах заключены,

                Как солнце в утренней росе,
                Но только мраком смягчены.
                Прибавить луч иль тень отнять -
                И будет уж совсем не та

                Волос агатовая прядь,
                Не те глаза, не те уста
                И лоб, где помыслов печать
                Так безупречна, так чиста.

                А этот взгляд, и цвет ланит,
                И легкий смех, как всплеск морской,
                Все в ней о мире говорит.
                Она в душе хранит покой

                И если счастье подарит,
                То самой щедрою рукой!

Закончив читать, Саша так недоверчиво хмыхнул, что вновь отвлек брата от его занятий.
- Что еще, Саш?
- Это он точно о еврейской девушке пишет?
- Ну да.
- Он сам еврей?
- Байрон – английский поэт, не думаю, что он был евреем. А что тебя смущает?
- Яш, почему ты дал мне это стихотворение? Разве не немецкие девушки самые красивые?

Яков улыбнулся.
- Конечно, многим нравятся девушки из своего народа, но и у других народов есть красавицы.
- Ты так думаешь?
- Я думаю, Саш, что поэты -  чуткие и наблюдательные люди, им  можно доверять.
- А-а, ну тогда … я пошел. Не буду тебя больше отвлекать.

Яков понял, что брат удовлетворен разговором, и совсем по-взрослому вздохнул.

Прошло несколько лет. Саша к еврейской теме больше не возвращался, и Яков совершенно забыл об их разговоре. А Саша помнил. Сам не зная почему,  тем же вечером он тайком переписал это стихотворение и как-то не заметно для себя выучил его наизусть. А потом, глядя на своих немецких ровесниц, мысленно пытался приложить к каждой поэтические строки. И ни к одной они не подходили, совсем как хрустальные башмачки соперницам Золушки.

Когда Саша окончил  школу в Мелитополе, родители повезли его в Одессу, где он поступил учиться на коммерческие курсы. В Одессе жил брат отца Йоханнес Зудерманн с  женой Бертой. Их дети уже выросли, имели свои семьи. Старики  приняли Сашу  на время его учебы  к себе  и относились к нему, как к родному внуку. Но Саше с ним было невыразимо скучно.

Дом дядюшки Йоханнеса был в том районе Одессы, где вперемешку жили люди разных национальностей. Здесь сквозь щель в соседнем заборе в первый же день по приезду Саша и увидел ее.
 
Она была похожа на большую куклу с длинными растрепанными волосами. Волосы,  густые,  волнистые,  были цвета гречишного меда. На солнце, вспыхивая золотом, они окружали голову сияющим нимбом, придавая девочке сходство с цветущим одуванчиком.  На нежно-розовом лице, лишенном всякого намека на веснушки, сияли, как звезды, глаза;  их свет не мерк даже в лучах солнца. Сочные губы цвели ярким бутоном.  Все тело ее было крупным, выпуклым, полнокровным, наполненным  энергией  мощного роста в промежуточной стадии между детской упитанностью и взрослой полнотой.
 
Девочке было лет двенадцать. Возле нее крутились две малышки, ее сестры. Дети  галдели и шумно резвились. Вдруг из дома, который не был виден Саше  через  щель, раздался громкий женский голос:
- Сара! Веди детей кушать!

Девочка плавно сгребла сестер, словно наседка своих цыплят, и вышла из поля его зрения. Но Саша теперь знал, что зовут ее Сара.

Вскоре и Сашу позвали к обеду. Тетя Берта спросила его:
- Ну как, осмотрелся немного? Не грусти: найдешь еще себе друзей тут.  Вот за забором девочки живут…
- Босота! – с сожалением добавил дядюшка Йоханнес и в ответ на удивленный взгляд племянника пояснил: -  Отец у них в прошлом году умер. Хороший сапожник был. Жалко Рахиль: с тремя детьми осталась без кормильца…
- Они тоже немцы? – спросил Саша.
- Евреи, - ответил дядюшка.
Острый кинжал пронзил сердце Александра, но дядюшка ничего не заметил.

С той поры в свободное время Саша прогуливался в саду. Так считали его дядя и тетя, а на самом деле Саша, приникнув к забору,  терпеливо ожидал возможности увидеть Сару. При виде ее на его лице расцветала улыбка.

Вскоре он заметил, что после обеда Сара с большой сумкой уходит куда-то в город. Поэтому в это время он прогуливался перед своими воротами, откуда хорошо просматривалась улица, чтобы проводить ее глазами. Выйти за ворота и познакомиться с девочкой у него не хватало духу.

В это время дня, истомленная солнцем улица была безлюдна. Редко проезжала какая-нибудь телега, вздымая  клубы пыли,  или тянулись на базар запоздалые покупатели. Но однажды именно здесь Саша увидел страшную картину: стая оборванных босоногих мальчишек, как черное воронье, налетела и облепила Сару со всех сторон. Мальчишки кричали  по-русски «рыжая – бесстыжая» и лапали Сару за все места. От негодования Саша остолбенел.

Мальчишки убежали. Сара с доброй улыбкой оправила платье, подняла свою сумку и как ни в чем не бывало продолжила свой путь. Когда она удалилась, Саша пришел в себя. Его возмущению не  было предела.
- И еще улыбается!?  Уж точно бесстыжая!

Потом на него напала жестокая хандра. «Господи, что же это со мной?» И в глубине своей души Саша слышал голос Бога: «Выйди и стань на защиту девочки!».
- Но как же? – возражал ему Саша. – Она же еврейка. Какое мне дело до евреев? И мальчишек много, а я один…

И Саша возненавидел бедную Сару лютой ненавистью. Он дал себе слово никогда больше  не смотреть в ее сторону, но утром торчал возле щели раньше обычного. Сара не появлялась, лишь дети беспризорно бегали по двору. Сердце Саши трепетало от тревоги: может, Саре плохо? Может, она заболела? Но нет. В обычное время Сара с сумкой прошла не глядя мимо его ворот. Ненависть его вскипела. «Набежали бы снова мальчишки и разорвали бы на ней платье! Повырывали бы ее золотые волосы!» - в ярости думал он.

Не желая признаться самому себе в трусости, Саша злился все больше и больше, пока в нем не созрело гнусное намерение отомстить Саре за свои страдания.

Он хорошо подготовился.  Подтащил к забору огромный чурбан, выбрал самый большой перезрелый помидор и с нетерпением  поджидал Сару в засаде. Когда она появилась на улице, он встал на чурбан, изловчился и залепил в нее  помидором так, что он кровавым пятном расквасился прямо на ее груди.
 
Сара вскрикнула от неожиданности и подняла на обидчика свои добрые влажные глаза. Саша замер, как кобра перед смертельным прыжком. Сара ласково и виновато, словно извиняясь за все никому  не причиненные  страдания, улыбнулась ему. Звездный свет ее глаз достиг самого дна его души. Саше стало невыносимо стыдно. Он дико завыл, рванулся в глубину сада, не найдя себе места, забился в темный подвал. Там хлестал себя по лицу и корчился на полу, как раненый зверь.

Когда же он затих в изнеможении, в его сознании всплыли  Байроновские строки, все до одной:

                Она идет во всей красе -
                Светла, как ночь ее страны.
                Вся глубь небес и звезды все
                В ее очах заключены,

                Как солнце в утренней росе,
                Но только мраком смягчены.
                Прибавить луч иль тень отнять -
                И будет уж совсем не та

                Волос агатовая прядь,
                Не те глаза, не те уста
                И лоб, где помыслов печать
                Так безупречна, так чиста.

                А этот взгляд, и цвет ланит,
                И легкий смех, как всплеск морской,
                Все в ней о мире говорит.
                Она в душе хранит покой

                И если счастье подарит,
                То самой щедрою рукой!

Саша  стало ясно, что стихи написаны о Саре!

Страх перед мальчишками и ненависть к Саре бесследно исчезли. Сердце преисполнилось щемящим теплом счастья. Саша осознал: он будет защитником Сары, ни перед кем не отступит, не убоится никакой силы, лишь бы видеть перед собой ласковое сияние ее влажных глаз…

Но осуществить свое намерение Саше не пришлось: шел октябрь 1905 года. В этот день в Одессе произошел еврейский погром.

Вечером Саша услышал истошный вой Рахиль. Он выглянул на улицу – к соседскому  дому подъезжала телега, за которой шли какие-то поникшие серые люди. Саша бросился к заветной щели в заборе и увидел стоящую посреди двора телегу, на которой лежало безжизненное тело Сары…

… Саша смотрел на спящего Франи. Он сейчас того же возраста, в каком была тогда Сара…
 
              *** Во время еврейского погрома в 1905 году в Одессе погибло более 400
              человек, среди них было  много детей.***

Осенью 1905 в сознании Саши произошел раскол. Он как-то сразу понял, что в погромах  могут  убить человека любой национальности, сегодня – еврея, завтра – немца. Он понял, что меннониты, к которым он принадлежал, никак не могут себя защитить, тем более защитить других. Он понял, что не позволит себе завести семью, пока не обеспечит безопасность  жене и детям. Вместе эти понятия  оформились в решение -  жить в России он не будет!
 
Желание выехать из России с ее  жестоким и бессмысленным террором, желание найти себе другую страну, которая обеспечит всем своим жителям мирное равноправное сосуществование,  крепло в нем с каждым днем. Но Саша пока не мог ничего сказать своим родным из опасения, что  раскол может произойти и в семье. Он терпеливо ждал подходящего времени  и твердо верил, что оно скоро придет.

… С тяжелым сердцем Саша возвратил на кровать свесившуюся ногу Франи, погасил свет  и уткнулся лицом в подушку.

             ***Байрон, Джордж Гордон (лорд Byron; 1788—1824) — великий английский поэт,
             родоначальник «байронизма», направления, сыгравшего видную роль в
             литературах всего мира в первой половине 19 века.

             В своей поэзии, как и в своей краткой парламентской деятельности в качестве
             члена палаты лордов, он был борцом за идеи свободы, равенства и братства,
             возвещенные великой революцией, притом в такую эпоху, когда свобода была
             задавлена деспотизмом Наполеона I, а затем Священного союза, а равенство и
             братство народов потоплены в крови наполеоновских войн.

             Байрон  занимает особое место и в истории еврейского вопроса. В  качестве
             безусловного сторонника угнетенных и подавленных национальностей,  он был
             приверженцем и полного еврейского равноправия в ту эпоху, когда его не
             существовало еще в наиболее свободной стране Европы, на его родине.

             В «Еврейских мелодиях» Байрон останавливается по преимуществу на
             трагических моментах еврейской истории, постоянно подчеркивая с особенной
             симпатией твердость евреев в беде, их верность религии и народу, их
             патриотическое самопожертвование.

             Глубокой грустью веет от одной из лучших его мелодий «О, плачьте». Поэт
             любящим сердцем чувствует безысходное горе еврейского народа, но, кроме
             слез, не может найти для него утешения: «О, плачьте над судьбой отверженных
             племен, блуждающих в пустынях Вавилона!… Народ затерянный, разбросанный
             судьбой, где ты найдешь надежное жилище? У птицы есть гнездо, у зверя — лес
             густой; тебе ж одно осталося кладбище прибежищем от бурь и горести
             земной!» (перев. С. Дурова).
 
             Таким образом, «Еврейские мелодии» Байрона представляют собой не столько
             защиту политической равноправности еврейского народа, сколько поэтическую
             защиту еврейства с его самостоятельной культурой, и в этом смысле значение
             «Еврейских мелодий» весьма велико. ***

*** материалы из Википедии - http://ru.wikipedia.org/wiki/Заглавная_страница