Проходной персонаж Мой шеф

               
              Вы пробовали когда-нибудь подсчитать, сколько народу прошло через вашу жизнь – в виде знакомых, приятелей, друзей, одноклассников и однокурсников, а также коллег по работе?  А сколько прошло мимо, вроде бы вас не затронув, но почему-то  оставшись в воспоминаниях?
              О родне не говорю: она и есть ваша жизнь. Все прочие остаются проходными персонажами. Не в смысле – прошел и забыт, а в прямом: прошел рядом и либо зацепил слегка, либо  нанес увечье – нечаянно или намеренно … Ну, здесь воображению есть где разгуляться.
               Так откуда они берутся – эти проходные персонажи?
               Кто там говорил, что случайность – это неосознанная  необходимость? Карл Маркс?  Тогда выходит – случайный проходной персонаж в моей жизни появился, потому что я неосознанно его ждала? Хотела?
               И эта мрачная личность по фамилии Степанов (назовем его так),  что сейчас  в моих воспоминаниях сопит за соседним столом,  водя крошечными глазками по своему конспекту, словно вызубривая его наизусть, – тоже неосознанная необходимость?
               Знала бы я на первом курсе, когда схватила свой первый (и последний!) «банан», что  этот всеобщий факультетский мучитель через  несколько лет станет моим начальником и будет величать меня по имени и отчеству, вот бы удивилась! Степанов?! Эта коротконогая глыба, похожая на оживший монумент, что уселся  широким задом на кафедральный стул, грозя его развалить?
               – Людмила Евсеевна, пометьте у себя:  лекция на втором курсе мехмата переносится с понедельника на вторник,  на то же время. Надо объявить.
               – Сделано, – бодро рапортую, потому что сделано еще  вчера. Он же мне об этом третий раз талдычит.
               Степанов медленно разворачивается широким корпусом ко мне, но в лицо не смотрит.  Его глаза нацелены в пустоту,  куда-то рядом с моим ухом. Меня это устраивает. Наш контакт строится на  его указаниях и моем выполнении. Голоса Степанов не повышает. Интереса ко мне не проявляет, как и ко всем  другим подчиненным. Правда, вежлив в любом настроении. Не орет, если сердится, только застывает лицом мучнистого цвета. И сопит. В этом мерном звуке – укор нерадивому члену кафедры, который что-то пропустил или куда-то опоздал.
               Степанов – двойник господина Беликова  из рассказа Чехова «Человек в футляре».  Ходит он медленно,  маленькими шажками, одет по-стариковски просто, но аккуратно.  В любую погоду носит шляпу, в теплое время –  соломенную.  Есть у него и калоши, как у Беликова, и зонтик всегда при себе. Обычно он молчит.  А рот  открывает,  чтобы дать распоряжение. Вопросов не задает, но так буравит глазами   собеседника, что тот начинает или рапортовать о проделанной работе,  или оправдываться. Что молчит – это хорошо. Если бы читал нотации, я бы сбежала со своей скромной должности лаборанта кафедры педагогики.
               Но  он молчит – из осторожности. Он и не конфликтует  со своими подчиненными из страха, что кто-то из них может оказать сопротивление. Бережет  душевный покой вдовца, который хочет жить подольше. Говорят, жена его покончила с собой. Это было давно. Личная жизнь его всегда оставалась закрытой для всех и – неинтересной. Думаю, что драматической, достойной сострадания, если бы не…
               – И я бы отравилась рядом с таким типом, – в сердцах шепнула мне однажды молодая преподавательница  психологии. – Или его отравила.
               По поводу  этого «если бы не»: была у Степанова одна страстишка, связанная с его деятельностью на факультете. Он получал удовольствие , заваливая  на  экзаменах несчастных студентов. Другие преподаватели сердились, огорчались,  если кто-то  не усвоил их предмет, а Степанов именно получал удовольствие. Это я поняла только когда стала работать на кафедре, присутствуя  на экзамене в качестве невольного наблюдателя.
               Как Беликов преподавал древние языки, омертвевшие навсегда, и обожал их за эти вот исторические рамки, так и Степанов  в нашем университете читал логику, то бишь науку о принципах правильного мышления, тоже зажатую в  рамках законов и формул. И считал ее царицей наук.
               Конечно, логика  – наука о правильном мышлении!  И это достойно всяческого уважения.  Да только кто в жизни прежде чем размышлять, рисует в мозгу эти формулы – типа   «все S суть Р. Некоторые S суть Р»,  ну, и в таком духе?  Все эти построения: Все S суть Р.Некоторые S суть Р.Ни одно S не есть Р – нужны только для сдачи экзамена! А Степанову хотелось, чтобы народ мыслил в строгом соответствии с этими формулами.
               Понятно, что студенты – народ  молодой и живет по  своим  принципам  и законам – юности, ожидания любви, и мысли его бегут из плена косных догм, рвутся на свободу.
                Вот, меня снова уносит в прошлое, в самый конец первого курса.  Итоговая сессия   всегда некстати совпадает с весной,  что сбивает с сердечного ритма и настроения  не только нас, студентов, но и молодых преподавателей.  И все невольно попирают эти законы о правильном мышлении на каждом шагу. Все расслабляются,  улыбаются не в тему, либерально настроенная молодежь – из вчерашних аспирантов – благородно отводят глаза  от рук, шарящих под партой – в поисках шпаргалки, а потом  дарят оценку на балл выше положенной. Например, трояк вместо «банана». И тем спасают  студента   от  появления хвоста.
                Но наш Степанов не расслаблялся никогда, ибо жил по законам обожаемой науки  о правильном  мышлении. Температурные перепады при смене сезона ему не грозили – у него всегда было 36 и 6, невзирая на погоду за окном.
                Если бы не бродившие на факультете легенды о зверствах Степанова во время экзамена, на его лекциях хорошо бы дремалось – под монотонный голос, лишенный всяких эмоций: бу-бу-бу… Мы исправно вели конспекты.
                Свой экзамен Степанов проводил не в учебной аудитории, как остальные преподаватели, а на кафедре педагогики, которой и заведовал, – среди родных шкафов и столов коварного устройства:  коленки оставались на виду, так что расположить на них  шпаргалки было невозможно. Надо было ухитриться нужную шпаргалку выудить из лифчика или из-под пояса на платье. Слава Богу, мода на широкие пояса и не менее широкие юбки была в разгаре.
                … Вот мы толпимся в узком и темной коридоре старого здания филфака на улице Шевченковской. Правда, паника от дурных предчувствий охватывает не всех. Все-таки группа наша – сильная, почти сплошь из медалистов. Первыми в бой рвутся именно они, вдохновленные  двумя пятерками в зачетке. Логика – третий экзамен по счету.
                Ну,  кто решится поставить оценку ниже, если ты метишь в отличники? Хотя говорили, что пятерок Степанов не ставит вообще. На «отлично» сей предмет знает только он сам.
                Тут  надо сделать лирическое отступление для прояснения картины, сложившейся в середине пятидесятых годов прошлого века в некоторых вузах, где конкурс зашкаливал за  пределы возможного. 
                Это в театральных вузах талант или бездарность абитуриента открывалась на экзамене по специальности и решала вопрос о поступлении.
                А на филфаке все делились по главному признаку  – кто, откуда  и с  чем сюда попал, пройдя бешеный конкурс – 10 человек на место. Нет, больше, потому что без экзаменов проходили медалисты золотые, а серебряные сдавали один – по специальности. Где многие и проваливались, потому как медаль сельской девочки сильно отличалась по качеству от медали городской жительницы. А еще имелись «свои» детки, у которых мамы или папы  работали в университете доцентами  и профессорами,  а то и бери  выше  – были партийными вождями городского и областного масштаба. Этим медаль для поступления не требовалась. Вот и посчитайте, каким был конкурс для остального народа,  что не смог обзавестись медалью или связями!
                Мое поступление на филфак, наверное,  некоторым тоже казалось из этой самой серии – с черного хода.
                – Запомни, – сказал мне отец перед поступлением, – я в университете – всего лишь старший лаборант  и не буду  унижаться, просить о пятерках.
                О, я своего честного папочку знала! Он просить не станет, а потому  шла на экзамены на как эшафот. Психологически я была настроена на провал, хотя сочинения  писала хорошо, литературу знала, но пройти на пятерки пять экзаменов – это уже попахивало авантюрой. Одно дело, когда в списке поступающих перед экзаменатором и его ассистентом красуется известная на филфаке фамилия всеми уважаемого профессора, а перед вами сидит его доченька или сынок, другое – скромная фамилия лаборанта, о котором и знали не все. И вряд ли кто-то хотел ему сильно угодить, выставляя дочке «отлично».
                Но есть у меня одна особенность: от страха я теряю голову, то бишь  – становлюсь безбашенной, и тогда из меня  лезет вдохновение. Я вроде как слепну и перестаю видеть собеседника. Страх уходит – остается одно веселое отчаянье: будь как будет!
                Увы, такое случалось не часто, но бывало… И произошло как раз на вступительных экзаменах. Наверное,  кто-то там  в небесах или Космосе хотел, чтобы я попала на филфак Днепропетровского госуниверситета. В Московский точно бы не помогли никакие небесные связи.
                А тут  еще оказалось, что  сочинений (впервые тогда закодированных), оцененных на пятерку, оказалось  на несколько штук больше, чем пятьдесят. Что означало: кого-то надо отправлять на заочное отделение. Решили провести конкурс сочинений, и профессор Гай стал главным судьей.
                « Введение в литературоведение», мой любимый  предмет, вел именно он – умница, эрудит и талантливый педагог. Он и сказал мне на первом экзамене, прочитав фамилию в зачетке:
                – А я помню ваше сочинение!  Вы еще такой  удачный эпиграф подобрали к теме.  Словом владеете свободно…Я вашу работу сразу отложил к лучшим.
                Вот кто решил мою участь! Хотя я прекрасно понимаю сейчас, что для многих папин авторитет тоже кое-что значил. И моя скромная фамилия для некоторых экзаменаторов не была пустым звуком. А  оправданием мне  пусть будет то, что я папу не опозорила,  себя – тоже. Учитель  русского языка и литературы из меня получился вполне приличный.
                Из чувства справедливости, за которое я всю жизнь борюсь, отмечу, что наши «свои детки», как и медалисты, оказались студентами толковыми, учились на пятерки, а потом стали – по примеру пап и мам, доцентами и профессорами – вполне заслуженно. И учителями хорошими оказались, и журналистами. Словом, не всегда «блат» имеет при себе только мины.
                В моей группе народ подобрался элитный – медалисты и «свои детки».  Все они держались особняком и гордо: подбородок вперед, спина прямая, глаз горит, язык подвешен. Я только глаза таращила на семинарах, поражаясь памяти моих однокурсниц на всякие даты и другие замечательные события в нашей советской стране – типа партийных съездов, юбилеев и так далее. Мое убогое воображение умело только из воздуха строить замки, населять их героями, но отказывалось различать лица членов политбюро на портретах и  запоминать, кто когда родился и умер.
                А мои сокурсницы могли! И рвались первыми на экзамен. А остальные, девочки тоже городские, но попроще, без всяких амбиций, с удовольствием уступали свою очередь. Отличницы входили без страха, а выходили  с улыбкой победителей.
                Я всю жизнь боялась всяческих экзаменов и проверок, так что шла в самом хвосте, тем  более, что моя фамилии – Курач – замыкала список группы. Это уже через много лет я узнала, что неподкупность Степанова – тоже миф. Не стал бы он бодаться с  коллегами, чьи детки метят в отличники, а  вот оттянуться на публике из общаги и прочих  неизвестных можно запросто!
                Сообразив, что количество пятерок и четверок  уже перевыполнено, мы приуныли.
                Как же долго он держит на допросе тех, кто будет счастлив, получив  даже тройку!  И с какими лицами выходят мои однокурсницы, ударницы в прошлом.
                – Пара, представляете? – И в глазах недоумение. – А я все-все правильно ответила. Он молчал, а потом …
                И пошли косяком:  трояк, банан, трояк, банан, то есть – двойка, которую надо пересдавать,  тройка  – не надо, но стипендии не видать.
                А мне нужна четверка! Я вхожу на ватных ногах, тяну билетик, усаживаюсь за стол, тут же понимаю,  что на шпаргалках надо ставить крест, либо  придется мне вытащить на поверхность весь переписанный  конспект, чтобы отыскать нужное.
                Пока я извлекаю из памяти примеры разного характера, а потом  подгоняю под них формулы, а не наоборот, Степанов терзает очередную жертву – на одной ноте, глухо, как из погреба. Робкая девочка из провинции, бывшая медалистка,  отвечает почему-то шепотом. Голос  осел?
                –  Вы слабо знаете материал. Теперь приведите пример общеутвердительного суждения  «все S суть Р».
                – Например, «все люди боятся смерти», –  шепчет тихоня с пылающими щеками.
                Длинная пауза. Степанов смотрит на  девочку неподвижными серыми глазками – в лицо. Возникает классический эффект  - змея и кролик под гипнозом.
                –  Одного примера мало.  Ладно. Приведите пример частно-утвердительного  суждения: «некоторые S суть Р».
                –Например, «некоторые люди имеют чёрный цвет кожи», – неожиданно просыпается кролик и даже от радости, что попал в точку, улыбается.
                – Странный пример, – сводит брови Степанов. – Мы же не в  Америке.  Встретимся еще раз. Через два дня.
                – Но я же правильно ответила! – показывает характер наш бедный кролик.
                У Степанова  брови ползут на лоб:  жертва не хочет быть проглоченной!
                –   Тяните второй билет.
                – А можно, я приду завтра? Со второй группой?
                – Вряд ли за одну ночь вы поумнеете.
                Вот уж не помню, как отвечала я и о чем вообще шла речь. Много времени прошло. Помню только  печальный результат. Не помогла даже предыдущая пятерка в зачетке, поставленная Гаем. Не помню, как пересдавала на следующий день, с  другой группой. Значит,  Степанов поверил,  что за одну ночь я поумнею.
                Запомнился  убитый горем папа:
                – Какой позор…
                «Интересно, – не  один раз думала я, глядя на своего шефа, когда тот гипнотизировал студента во время экзамена, – помнит ли он вообще меня студенткой? Или не меня, а хоть кого-то из нас?»
                Думаю – нет. Были мы для него человеческой массой. И если кто-то влиятельный на факультете просил его быть с таким-то студентом  помягче, то это не значит, что данная личность становилась для него отдельной. Он даже отвлекался от вопроса в билете, чтобы не слышать, как студент будет пороть ерунду.
                Наверное, ему тоже было тошно – идти навстречу чужим  «протеже», попирать свои принципы. Но мне как-то не жаль его. Так не попирай! Гни свою линию до конца!
                Откуда я взяла, что мой Степанов получает удовольствие от мучения перепуганных студентов? Да потому что после экзамена, когда ему удавалось  проглотить  с десяток «кроликов», он у ходил в хорошем настроении.  Даже слабая улыбка мелькала на его неподвижном лице, а глаза блестели, как у тигра,  завалившего оленя после погони.
                Впрочем, я не наблюдала  послеобеденных хищников. Это так, для красного словца. Возвращаюсь к нашим баранам. То бишь – к вопросу о проходных персонажах.
                Что  дал мне Степанов за четыре года совместной работы Если уж так было суждено  встретиться нам еще раз в жизни в другом качестве – начальника и подчиненной? Да ничего, кроме тоски зеленой. Особенно в сравнении со следующим шефом, которого я никогда не забуду – из-за восхищения им как человеком и прекрасным преподавателем? Четыре года со Степановым прошли как один нудный день, а год работы с Иваном Терентьевичем Прусом остался праздником навсегда.
                Вот о ком надо писать, вспоминать…
                И все-таки, все-таки… Может, Степанов и  послужил тем мрачным фоном, на котором личность Ивана Терентьевича высветилась так ослепительно ярко?



.


Рецензии
И откуда только берутся такие степановы? Если человек испытывает удовольствие, заваливая студентов, то это уже не человек, а чмо. Р.Р.

Роман Рассветов   28.06.2020 17:00     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 22 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.