Новый год

ДЕНИС КАМЫШЕВ
НОВЫЙ ГОД.
Дилер время неумолимо сдавало игрокам из тощей колоды дней и месяцев, и вот уже декабрь – туз пик, лежит крапленой «рубашкой» вниз на зеленом сукне моей жизни. Тридцать первое декабря. Ресторан «Караоке по-русски». Веселые, бессмысленные от выпитого лица. Фальшивый ватнобородый волшебник с объемным мешком, доступная к «коннекту» снегурочка алеет кровавой полоской губ в мерцающей какофонии праздничных огней.  Гламурные «фифы» в двустороннем декольте и профессиональных «мушкетерских» ботфортах. Фото-сессия у елочки, с выгодно повернутым бесстрастному глазку фотоаппарата силиконом дерзко торчащих грудей. Лысый охранник с лицом телохранителя президента изображает Брюса Виллиса и напрягается «фэйсом», словно пойманный в сети неожиданного поноса дипломат на приеме у английской королевы. Он бродит среди ломающихся под музыку фигурок, напоминая прячущимся в толпе «негодяям» своей каменной мордой с шарящими по толпе терминаторскими прожекторами глаз о суровых милицейских буднях простого советского супермена. И совсем нет куража. Мы с приятелями пьем водку с энергетиком, вяло клюем праздничное меню, пьянеем и двигаем туловом в такт звонкому диско. Глаза расстреливают из пулемета желания яркие «раскраски» чужих подруг. Попки, ножки, глазки, губки. Наращенные волосы цвета Морозовой бороды. Все рядом, все колышется, пахнет дорогими духами, манит и, в то же время ты понимаешь – все это пройдет, когда утренний тремор раскаяния раскачает лодку жизни и бросит на рифы похмелья. Когда утром, проснувшись с подбитым глазом, сбитыми костяшками пальцев и дыша перегаром на ее псевдо ангельское личико на твоей подушке, ты даже не вспомнишь ее имя.
Без пяти двенадцать, когда президент удачно «разводит» свой народ на любовь, тебе звонит двоюродный брат и говорит что ты самолюбивое говно до которого он не может достучаться уже двадцать лет и ненавидит тебя, потому что тебе самому с ним по человечески дискомфортно и уже вянет ухо от его монологов о себе любимом и указаний как тебе жить. Его приблатненный говор долго вколачивает и вкручивает в твою голову гвозди его ненависти и шурупы его детских обид, когда ты посылаешь его вместе с его сложным внутренним миром на хер и вешаешь трубку. А на душе так дерьмово. Потому что он в чем-то прав и тебе просто насрать на весь этот мир, ибо чувства давно притуплены прошлой болью и сегодняшним алкоголем.
И снова «огненная вода» по капле выдавливает из тебя раба собственных страхов, и мир обретает краски. И ты радуешься Новому Году, целуешься с незнакомками и братаешься с их мужьями. Когда эрекция праздника начинает сморщиваться к утру, жена товарища начинает ревновать его к местным придуманным стилистами женщинам, и он методично лупит ее на тихой улице у ресторана по ее тонкому истеричному лицу, сообщая спящему городу в перерывах между тяжелыми «плюхами», что он любит эту дуру – мать его детей. А потом ты едешь в свою холостяцкую берлогу, уставший от отдыха, жадно вдыхаешь морозное утро нового дня и все равно веришь, надеешься, что этот год будет лучше, чем старый. И просыпающийся город, укутанный в белое манто выпавшего ночью снега, зябко ежится и говорит тебе сонно: «Я люблю тебя, чувак!»
01.01.2012