Река с простым названьем Жизнь...

                Река с простым названьем Жизнь,
                То, словно море, глубока ты,
                То обнажают перекаты
                Камней щербатые ножи.
                То не отыщешь берегов,
                То в скалах бьешься в кровь бортами,
                А кто отчается, устанет,
                Взмахнет рукой – и был таков.

                * * *

                Река с простым названьем Жизнь,
                Ты для иных непроходима,
                Но мне пройти необходимо
                Твои стальные рубежи.
                Бог не открыл во мне гребца,
                Но выгребаю на стремнину.
                Я не желаю половину,
                Я буду драться до конца,
                Я буду драться до конца!
                В. Боков

; Ладно, Ваня, можешь идти спать пока. Я сама все напишу.
Измученный интерн нетвердой походкой двинулся в направлении пустой палаты.
Лида включила свет в ординаторской. Часы показывали 4:35. Устало присела на стул, открыла историю болезни и стала соображать, что же в ней надо написать. Тут раздался робкий стук, и дверь приоткрылась.
; Здравствуйте, ; устало сказала Лида.
; Здравствуйте, я жена Семенова, которого вы только что оперировали, ; сказала вошедшая женщина. – Скажите, пожалуйста, что с ним и как прошла операция?
; У вашего мужа была язва в двенадцатиперстной кишке, которая лопнула, и все содержимое желудка потекло в живот. Мы все это устранили, и теперь все будет хорошо. Сейчас его разбудят и привезут в палату.
; А можно я с ним посижу? – робко спросила женщина.
; Конечно, можно, ; ответила Лида. – Кормить его пока нельзя.  Принесите утром воду без газа и поите его понемножку.
; А вот еще я хотела… ; начала было женщина.
Дверь в ординаторскую снова открылась, пропустив медсестру.
; Лидия Сергеевна, хирурга просят в срочную операционную – ножевое ранение в живот, ; сказала она.
; Иду, ; устало ответила Лида, вставая со стула. – Извините меня, я в операционную, ; сказала она женщине. – Наташ, сейчас Семенова спустят. Ему сультасин в мышцу и на 6 часов трамадол. Вернусь – все напишу.
; Хорошо, Лидия Сергеевна, ; ответила медсестра.

                * * *

; Ну что, нарезвилась ты за ночь, я посмотрю, ; усмехнулся Иван Михайлович после утренней пятиминутки.
; Да уж, ; устало ответила Лида. – А ведь у меня сегодня последнее дежурство было. Все. В отпуске. Но пару дней придется еще поездить сюда ; погляжу, как они себя чувствуют.
; Ага. А потом чего? Опять на лодочке поплывешь куда-нибудь? Или в теплые края?
; Да уж какие там теплые, Михалыч, ; улыбнулась Лида. – Вперед, на север. Мы в Карелию через три дня уезжаем.
; Здорово тебе, непоседа. Все не уймешься никак. Ладно, аккуратнее там давай, без фанатизма, ; улыбнулся он.

                * * *

Следующие два дня прошли для Лиды как в тумане: и к больным съездить, и барахло собрать, не забыть продукты докупить, сложить аптечку… Да и мало ли предпоходных забот. На это время квартира превращается то ли в перевалочный пункт, то ли в магазин “Тысяча  мелочей”. И посреди всего этого бедлама стоит Лида и смотрит, не забыто ли чего.
Но вот предпоходная суета заканчивается. Вокзал. Перрон. Поезд. И куча друзей, которые пришли проводить тех счастливцев, для которых мирские дела хоть ненадолго, но отойдут в сторону. И заменит их неспешный туристический быт и величественные северные пейзажи.
; Так  я ж тебе и говорю, ; вещала Лида своей подруге Даше. – Ты себе даже представить не можешь: тайга, море зелени, кругом ягоды, сосны, березы… А ты – в самой середине всего этого. Полярный день, опять же. А вы, упрямые люди, все в свою Среднюю Азию ломитесь. Снег да камни. Хоть бы кустик где рос. Ужас!
; Ну ты уж не перебарщивай, ; засмеялась Дашка. – На Талгаре, например, в Казахстане, в зеленке растут изумительные тянь-шаньские ели. Ты таких и не видела никогда. Это у вас – целыми днями в воде сидишь да комары тебя грызут без передыху.
; Ну вот, ; засмеялся Вася, их старый друг. – Опять вы, девочки, за старое взялись. Все спорите, что лучше: вода или горы. Завязывайте уже, все хорошо. А ты, Лидуха, давай в поезд. А то вместо гребли на катамаране опять пойдешь животы резать.
; Режут, хочу заметить, только в подворотнях и на рынках. А у нас операции делают, – засмеялась Лида. – Ладно, Даш, счастливо вам тут оставаться. А мы двинули.
; Проваливай, ; улыбнулась девушка.

                * * *

; Ну, поехали, ; сказал Саша.
; Ага, ; откликнулась Лида и начала грести.
Перед носом катамарана бешено вздымались пенные гребни, неслась вода. Ровным гулом шумел порог Кривой.
Серо-желтое суденышко с двумя людьми в спасжилетах и касках бросало с волны на волну, крутило в белой пене. Но все же оно уверенно продвигалось вперед. Вот позади осталась первая бочка.
; Табань! – закричал Саша и начал что есть силы загребать веслом. 
Катамаран стал разворачиваться носом влево, готовясь к прохождению второй ступени порога. Бешеные, метровой высоты, волны с белыми шапками пены на гребнях захлестывали гребцов, которые упорно продолжали бороться со стихией. Судно упрямо неслось вперед.
Позади остались еще две пройденные подряд бочки, закончились отбивные валы, и река вырвалась из теснины, понесла свои воды к следующему препятствию – порогу Падун, находящемуся метрах в трехстах от Кривого.
; Ну, нормально, вроде, прошли, ; пропыхтела Лида.
- Да, - сказал Саша. – И остальные, смотрю, тоже без потерь выходят. Но расслабляться рано еще – Падун впереди.
И опять, как чайки над водой, замелькали разноцветные весла, раздались еле слышные в реве воды команды “Загребай!” и “Табань!”  и неизменный вопль Лидухи “Лелик!”, сопровождающий ее во всех порогах. Пенилась вода, летели брызги, а люди, как ловкие наездники на норовистых лошадях, сидя на гондолах, неслись сквозь волны. Сквозь реку. Сквозь себя.

                * * *

Уютно потрескивал костер, жужжали пресловутые комары и незакатное в полярный день солнце косыми лучами пронизывало ельник на длинном мысу, который ребята выбрали для ночевки. Ужин был уже съеден, и они, потягивая чай, неспешно разговаривали.
; Слушай, Лида, ; повернул к ней голову Саша. – Я все спросить забываю: а вопли “Лелик!” – это про что? Кто это такой?
Лидуха отхлебнула из кружки, улыбнулась и ответила:
; Знаешь, в один из моих первых походов мне посчастливилось грести на кате с моей подругой Людой. Мы прошли несколько порогов, и все было нормально. Но как-то раз мальчишки нас спросили, почему мы не орем и не визжим при их прохождении. Мы ж девчонки как-никак! Должно страшно быть и так далее. И тогда мы с Людой решили, что в пороге будем кричать “Лелик!” или “Мамочка!” Помнишь, как Миронов в “Бриллиантовой руке” кричал?
; Ага, помню.
; Ну вот, ; усмехнулась Лида. – С тех пор и повелось, что проходя порог, мы с ней или по-отдельности все время так орем.
Сидевшие на бревнах засмеялись.
; Ну вы даете!
; Ладно, народ, ; сказал руководитель. – Завтра день академической гребли, порогов не будет. Поэтому предлагаю спать ложиться. Да и время уже позднее.
Лида посмотрела на часы – было 23:35
; А так и не скажешь, ; засмеялась она. – Солнце вовсю шпарит – загорать можно. Я лучше чайку еще выпью.
; И мне плесни, ; подставил свою кружку Коля.
; Садись, ; ответила Лида, наливая ему чаю.
; Чего-то ты, Лидуха, невеселая какая-то, ; заметил Коля, отхлебывая терпкую горячую жидкость. – То “Лелик!” орешь как бешеная, а то тихая такая сидишь – прямо удивительно.
; Знаешь, Коль, ; вздохнула Лида. – Как-то интересно вот так получается. Я вот сегодня гребла, махала веслом по волнам, кат наш по речке несется от порога к порогу. А получается, что в большой жизни – оно тоже также. Течение нас всех несет куда-то, то сталкивает друг с другом, то опять относит.
Коля насупился, прихлебывая чай.
; Глянь, вон, на нашу команду. Тебя, слава Богу, я сто лет знаю. А с остальными иду в поход первый раз. Ребята мировые, слов нет. Хорошо бы еще разок с ними махнуть куда-нибудь.
; Это точно, ; вставил Коля.
; Но сам подумай, сколько раз мы вот так ходили с мировыми ребятами на воду, а потом как-то незаметно отдалялись друг от друга. А ведь казалось, что все, на века… Что впереди еще куча маршрутов, – Лида нахмурилась. – Странно как-то…
; Ладно тебе, Лидуха, ; улыбнулся ей Коля. – Не грусти. Это жизнь такая. Просто видишь, как получается: то отпуска нет, то дети, то еще чего… Ты ж на Катунь с нами в прошлом году чего не пошла? Правильно, отпуск не дали. Плюс, опять же, народ обзаводится семьями, детьми, высокооплачиваемой работой. А это времени и сил требует. Вот они и бросают эту вольную жизнь – просто некогда. Опять же, были, вспомни, у нас и такие, кто после первого же маршрута понимал, что это вовсе не для него. Слишком мокро, слишком тяжело, слишком опасно… Да мало ли причин! А жизнь – она и есть жизнь. На месте не стоит, несет нас по стремнинам от порога к порогу. Кто-то застревает на них, кто-то к берегу причаливает, а кто-то прорывается дальше. Чтобы хоть немножко вместе проплыть по гладкой тихой воде.
Лида усмехнулась.
; И все же, Коля, ты – мировой друг. Знаю тебя много лет и не перестаю удивляться. Человечище!
С этими словами она пошарила рукой за бревном и достала армейскую фляжку.
; Давай по маленькой, что ли, за воду и за дружбу?
; Ну, доктор, ты и затейница! ; засмеялся Коля, протягивая кружку.
; Да ладно, ; улыбнулась Лида, разливая спирт. – Начальник же сказал, что завтра – академическая гребля.

                * * *

Последняя походная ночевка была на высоком берегу, в молодом сосняке. Ровная, как стол, площадка, рядом – тихая заводь, в которой вода гораздо теплее, чем в реке, ; просто сказочное место. Полярный день начал сходить на нет. Смеркалось.
“Хотя сейчас уже и так часов одиннадцать, наверное”, ; подумала Лидуха, доедая кашу.
Устав за день, ребята уже расползлись по палаткам, и только Лиде не спалось. Как обычно, ее охватывала легкая грусть, что кончается поход, что пора возвращаться от такой простой и понятной жизни к “нормальной”, городской. И опять маленькое, но очень теплое братство, возникшее между совершенно разными новыми друг другу людьми в скором времени распадется.
“Опять же, совершенно неизвестно, встретимся ли мы еще когда-нибудь, махнем ли на какую-нибудь речку… Или на этом все закончится?”, ; невесело думала она.
А солнце меж тем продолжало садится. Вот скрылся за верхушками сосен его лик, последние лучи озарили речную воду. А потом… Небо вспыхнуло багровым и золотым, расцветились розовым облака. Мир замер. Стало вдруг тихо-тихо.
Лида сидела на бревне и с восторгом смотрела вверх.
Как костер. Как будто дуешь на раскаленные уголья, и они разгораются все с новой силой. Просто сказочно.
А зарево над горизонтом становилось все ярче. На смену нежным розовым тонам пришли яркий алый, вишневый и багряный оттенки. Расплавленное золото и кармин лились с неба на лес и реку.
“Потрясающе! Это просто фантастически! Непонятно, как люди могут этого не видеть, не понимать, а, может быть, даже не любить. Ведь только здесь, под распахнутым во все стороны полыхающим небом, окруженным молчаливой притихшей тайгой, ты понимаешь, что живешь, ты дышишь полной грудью, не сжатой улицами и домами”.
Закат догорал. Синева вечера приходила на смену небесному пожару. Алый цвет сменялся бордовым и фиолетовым. Мир засыпал.
Догорал костер да и чай в котле подходил к концу. Заканчивался поход.
“А все кончается, кончается, кончается…” – вспомнились Лидухе строчки из очень старой туристической песенки.
Завтра они дойдут до конечного пункта – села Боровое, разберут катамараны. А дальше… все. Поезд, вокзал, дом и привычная жизненная кутерьма, которая моментально захлестнет тебя с головой и не отпустит уже никуда. И только сны останутся теми же: яркими, как закат над Чирка-Кемью, полными прежних впечатлений.
“Ну ничего, ; подумала Лида. – Все нормально будет. Будут же еще маршруты, еще походы. Кто хоть раз стоял под таким вот распахнутым небом, больше уже отсюда не уйдет!”. 


                август 2012