Куркуль

          Разозленный ссорой с женой, Игнат вышел на крыльцо, хлопнув дверью с такой силой, что стекла на веранде жалобно звякнули. Обычно покорная и молчаливая, сегодня Антонина вывела его из себя своими возражениями. Он попытался успокоиться, но на дороге тяжело загрохотала проезжавшая мимо фура, потом раздался длинный и наглый сигнал, ему ответил другой. Взбешенный Игнат так хватил кулаком по перилам, что чуть не проломил доску: «Ночь на дворе, а они тут устроили концерт. У-у-у, как же я их всех…»
      
          Уж сколько лет они рядом – Игнат и дорога, и с каждым годом он ненавидит дорогу все сильнее. Не только дорогу, но и все с ней связанное – машины, людей…

          Участок Игната расположен совсем близко от дороги, от его забора до проезжей части рукой подать. Иногда, работая на участке, остановится Игнат передохнуть, смотрит через забор на дорогу. Дорога оживленная, хоть и не федеральная трасса, но машин много – автобусы, грузовики, легковушки. Проносится по дороге другая жизнь, живут люди, отдыхать ездят, веселятся, а ему эта жизнь непонятна, чужая она ему, незнакомая. Царапает что-то его душу, беспокоит, словно намекает на то, что не так его жизнь складывается, что  можно было бы иначе жить, только изменить что-то надо в себе, в отношении к жизни. Но не понимает он, что именно изменить, и от этого непонимания копится в нем недовольство, но не собой, а дорогой и всем, что с ней связано.

          Все беды в его жизни от этой проклятой дороги, уверен Игнат. Даже ссора сегодняшняя с Антониной за ужином – тоже из-за дороги.

          Антонина приготовила на ужин курицу, которая на днях перелетела через забор и попала под колеса проезжающей машины. Разворчался Игнат: «Такую курицу хорошую задавили – лучшая несушка была, сколько убытку в хозяйстве от этой дороги. И чего им всем дома не сидится – и ездят, и ездят, вместо того, чтобы делом заниматься».

          «Чем же тебе дорога помешала? Ты и сам по ней ездишь, когда товар на рынок везешь», - спрашивает жена.

          «При чем тут я? Я езжу редко, и только по делу. А тут смотрю недавно – автобус едет, наверное, экскурсионный, все такие разряженные, музыка слышна, улыбаются все, словно издеваются – возись в своем навозе, а мы вот веселиться будем да отдыхать – вот ведь бездельники!» - злится Игнат.

          Антонина даже руками всплеснула: «Отдыхать люди едут, весело им, а ты злишься, порадовался бы за людей. Может, завидуешь? Так у тебя денег накоплено столько, что можно каждый год по заграничным курортам отдыхать. Устал если, так поехали, отдохнем хоть раз в жизни как люди», - сказала и сразу же пожалела об этом.

          Даже мысль о том, чтобы прикоснуться к накопленным деньгам приводит Игната в ярость: «Вот-вот, тебе бы только деньги транжирить, только волю дай, все пустишь по ветру. Ты бы за скотиной лучше смотрела – вот курицу задавили, сегодня коза чуть за калитку не ушла. За гусями особенно смотри, у меня на них планы большие. Откормлю  по новой методике и на Новый год хорошие деньги за них получу.  А дорога эта окаянная рядом совсем, машины так и шастают туда-сюда».

          «А нечего было лепиться к самой дороге, сам виноват. Оставил бы полосу шире, вот и давили бы поменьше. Тебе же все земли мало, нахватал столько, что забор почти на асфальт вылез, разве тут можно уследить?» - возражает жена.

          «Ну, ты совсем бестолковая! Как же можно было упустить такую возможность увеличить участок. Я ведь первый сообразил, я своего не упущу, теперь мой участок самый большой в деревне, место есть, где развернуться – огород, теплица, сад, построек сколько. На прежнем участке и половины было не вместить», - хвастливо вспомнил Игнат.

          Действительно, когда-то дорога пролегала вдали от домов, но пустующая земля словно дразнила деревенских жителей. Когда начался в стране бардак, Игнат быстро сообразил, что можно свой участок увеличить, заняв пустырь, а уж потом пусть разбираются, кто и что нарушил. Пока остальные раздумывали, он уже все и обустроить успел. Мужик он был хваткий, с отменным чутьем на бесхозное добро, хозяин крепкий, деловитый, казалось бы, уважать его все должны, а его в деревне не любили, сторонились, и кличку ему дали «куркуль».

          Игнат и сам соседей не очень жаловал, считал, что те завидуют его умению жить, его богатству. Жили они с Антониной обособленно, ни с кем не общались, друзей давно растеряли. Всю свою жизнь Игнат только тем и занимался, что приумножал свое богатство. Все, что встречалось ему, он оценивал только с точки зрения пригодности к его хозяйству.

          В свое время он и жену себе высмотрел в толпе деревенских девчат безошибочным взглядом, и не ошибся. Антонина с радостью согласилась на его предложение идти к нему в жены, еще бы – Игнат был парень видный, да еще и богатый, а что молчаливый и неласковый – это ничего. Она была из семьи небогатой, ничем особым не выделялась, а потому втайне тешила себя мыслью, что полюбил ее Игнат за ее душевные достоинства. Не догадывалась она, что любить Игнат вообще никого не способен, а выбрал ее действительно за достоинства, только другие. Выбрал он ее по пригодности для хозяйства, как выбирают, к примеру, лес для строительства, или скотину для двора – крепкую, здоровую, работящую, молчаливую.

          «Что-то ты нынче разговорчивая слишком, - хмыкнул Игнат, - не Павел ли приезжал, пока меня не было? За гостинцами деревенскими приезжал дармоед?»

          «Не приезжал Павлуша давно, - всхлипнула Антонина, - да и не берет он наших гостинцев,  сам знаешь, что наотрез отказывается, поперек горла они ему. Выжил ты единственного сына из дома своей жадностью,  попреками вечными, побоями. Всю жизнь считала тебя бережливым, а теперь понимаю, что не зря тебя куркулем зовут – жаден ты без меры, сам для себя жалеешь. У тебя денег столько, что до конца жизни не прожить, а счастья нет, удовлетворения от жизни нет. Раньше хоть улыбался, когда копилку пополнял, а сейчас и это не радует. Куда копишь, кому? Вдвоем ведь остались. Куркуль ты и есть, не зря тебя так в деревне называют».

          «А ну, цыц! Разошлась сегодня! Я ведь быстро тебя к порядку приведу», - рявкнул Игнат, поднимаясь из-за стола.

          Вот ведь удивительно – за всю жизнь Игнат Антонину ни разу не бил, а она его все равно боялась. Чувствовала, что не бьет он ее не потому, что жалеет. И правильно чувствовала – не знал муж таких чувств, как жалость, сочувствие, а не бил ее просто потому, что битая и плохо накормленная жена по хозяйству будет хуже управляться.

          Испуганно замолчав, заторопилась она на кухню, плакать да посуду мыть, привычно вспоминая все прожитые годы.
 
          Жили они без скандалов, работали с утра до вечера, наживали добро.  Антонина думала, что вот накопит муж денег, встанут они крепко на ноги, и начнется у них совсем другая жизнь. Да только чем больше богател Игнат, тем угрюмее и жаднее становился. Даже когда родился первенец, сын Павлуша, не нашлось у него нежных слов, только буркнул: «Хорошо, что мужик, лишние руки в хозяйстве пригодятся».

          Вскоре после родов стал поторапливать жену поскорее к работе приступать, не нежиться зря, как городские вертихвостки. Да Антонине и самой долго разлеживаться было неудобно, когда вроде ничего не болит. То ли оттого, что не отдохнула положенный срок после родов, то ли оттого, что дети без любви не родятся, но больше детей у них не было. Вроде оба молодые, здоровые, а дети не рождались. Антонина вначале переживала, ходила к врачам, к бабкам, а потом успокоилась, видя, что Игната этот вопрос вообще не беспокоил.

          Игрушек отец сыну никогда не покупал, говоря: «Баловство это, ни к чему…» Первой игрушкой Павлуши были молоток да чурбачок с гвоздями. Подползет, сядет на пороге и заколачивает гвозди в чурбачок, да так ловко. Как только ходить научился, сразу его отец к хозяйству стал приучать – то мусор, то камешки собирает. Пыхтит малыш, старается, отцу в глаза заглядывает: «Хорошо сделал?» Антонина переживает за сына: «Ты похвалил бы его, ведь старается!» А тот в ответ: «Сделал – и ладно. Значит, сегодня не зря свой хлеб будет есть».
 
          Подрастать стал сын, отпрашивается, бывало, с друзьями поиграть, или на речку, а дома из-за этого скандал – нечего зря бегать, надо по хозяйству работать. А уж если в кино у матери потихоньку выпросится, да та ему еще и денег даст на билеты или мороженое, то жди грозы. Да только с возрастом проявился у сына характер самостоятельный, непокорный, все чаще стал спорить с отцом, все чаще поступал по-своему. За непослушание Игнат сына порол ремнем, чтобы знал, кто в доме хозяин и чей хлеб ест. Антонина пыталась заступаться, но быстро поняла, что только масла в огонь подливает.

          Отцовские расправы Павла не сломили, а вот от попреков бесконечных сын даже плакал втихомолку, так они его обижали и унижали. Вот почему, отслужив в армии, Павел из родительского дома ушел, переехал жить в город, сказав отцу на прощанье: «Не могу я с вами жить, задыхаюсь. Вы как рабы при своем богатстве, ни радости, ни счастья вам нет от ваших денег».

          Игнат только буркнул в ответ: «Неохота тебе в навозе ковыряться, хочешь красиво жить, на легкие деньги».

          «Ни навоза, ни работы я не боюсь, - возразил сын. – Я очень боюсь с годами превратиться в тебя, куркулем стать боюсь, хочу человеком остаться».
Устроившись в городе, Павел бы и дорогу в деревню забыл, если бы не мать, которую он любил и жалел, но навещать ее старался в отсутствие отца.
Антонина переживала, скучала, все время о сыне думала, а Игнату вроде все безразлично, даже вздохнул с облегчением и строптивого сына вычеркнул из своей жизни, как и не было его.

          Вытирает слезы Антонина и думает, зачем всю жизнь наживать добро, если никакой радости от него нет, для чего всю жизнь трудиться, для кого?
Сидит Игнат на крыльце, слышит всхлипывания Антонины, раздражается еще больше, злится, но не на себя, а на дорогу и на все, что с ней связано, ворочается в его груди злобный ком, ненависть душит его…

          Не понимает Игнат простой истины, что душу греет и обогащает любовь, не может он этого понять, потому что за всю жизнь никого и никогда не любил, даже себя самого. Жадность выжгла и опустошила его душу, а ведь свято место пустым не бывает, вот и заполнила душу ненависть, кормится она злобой и завистью, разрастается, ищет выхода.

***

          Прошел месяц. Игнат работал на своем участке, когда на дороге раздался скрип тормозов. Как был, с вилами в руке, он вышел из калитки и увидел остановившуюся рядом с домом грузовую  машину. Из кабины вышел водитель и направился к Игнату.

          Игнат недобро смотрел на него: «Шофером работает, а одежда хорошая, чистая, значит деньги дармовые. Возрастом примерно как Павел, молодой, а уверенный какой, борзый да гладкий весь».

          А водитель растерянно улыбался: «Вы простите, я ведь случайно. Я даже среагировать не успел, когда он вылетел. Давайте я у вас куплю его, что ли, или деньгами как-то возмещу…»

          Только тогда Игнат увидел, что машина сбила гуся, ЕГО гуся. Наверное, через плохо прикрытую калитку гуси вышли на дорогу, вот один и угодил прямо под колеса. Гусь лежал здесь же, раскинув крылья, и уже не дышал.

          Водитель мог бы просто уехать, кто бы стал его разыскивать из-за какого-то гуся, но он остановился, хотел решить вопрос по-человечески, по совести, и хозяина не обидеть.

          Игнат тяжело шагнул вперед. Водитель двинулся было навстречу, но, натолкнувшись на его бешеный взгляд, в испуге попятился к машине.
 
          «Ты что, мужик, что ты, зачем так… Из-за гуся?!» - только и успел он сказать перед тем, как вилы Игната намертво пригвоздили его к капоту машины.

          От сильного удара с ветрового стекла автомобиля сорвало прикрепленную внутри фотографию. Подхваченная порывом ветра, она вылетела через распахнутую дверцу кабины и плавно опустилась на дорогу. На фотографии водитель обнимал женщину и двоих детей, они все счастливо улыбались, глядя в объектив…

          … Некоторое время Игнат равнодушно наблюдал, как стекает по подбородку водителя кровь, выступившая из угла рта. Потом он поднял гуся с асфальта, неторопливо вошел к себе во двор и плотно прикрыл за собой калитку.