Краски весны

Сырой, крупчатый снег под ногами, окрест чернеюще-тёмные стволы деревьев. Укутанные туманом, они ещё спят — осинки, вязы, тополя, ещё не стряхнули с себя долговременной зимней дремоты.
В тишине то тут, то там — «тень — тень — теньк...» — голосок синички. Только её и слышно в этом пока ещё голом, сквозистом лесу. Синичкина ранняя песня — как обещание: скоро здесь все переменится, скоро всё будет по-другому.

Хоть и грозилась
море поджечь
синичка,
Она всё одно
любезная сердцу
птичка.

Улицы просыхают, кое-где уже пыль. Город торопит весну. А в лесу ещё держится снег и по утрам — подобие зимы. Но лишь подобие, воспоминание о ней, уже прошедшей. Проталины под ногами всё шире, глубже, всё больше в замусоренном снегу влаги, талой воды. Появились пернатые, лес полнится их голосами, их звучными разговорами. Здесь легко, сладко дышится, здесь хорошо думать, грустить.
Прощай, зима, теперь — надолго. До новых холодов.

Дремотно-тихая, в тумане, речка, уже освободившаяся ото льда. В тумане, в утренней дымке лес, он молчаливо смотрится в мутноватую, плавно текущую воду, о чём-то думает.
На воде, у намокшей ветлы, серая уточка, рядом с ней — селезень, издалека видна его изумрудная вейка. «Кря-кря», — подаёт он свой голос, голос-зов. «Кря-кря», — готовно откликается уточка,
«Кря-кря», «кря-кря, — разносится окрест, смолкает, раздаётся вновь и вновь...
 
Март
да апрель,
Сырь
да капель,
И впереди
где-то
Цветастое
лето.
Лето
цветастое,
Осень
скуластая,
Скулы тугие,
румяные –
И воздуха
духмяные.
 
Как утверждают орнитологи, в России водится семь видов соловьев. Не так уж мало. Самые лучшие, самые талантливые соловьи — считают в народе — курские. У них, однако, имеются серьёзные конкуренты: это наши соловьи, с Профсоюзной улицы, с той её части, что напротив Тёплого стана — место многим москвичам знакомое. Там в лесочке овражек, ручей, заросли черемухи — то, что птаха сия обожает.
В мае-июне сюда со всей округи идут стар и млад. Идут послушать соловушку, отвлечься от сиюминутного, суетного. Помечтать.
Соловей — весёлый парень, весёлый, бесшабашный, ночь напролёт шпарит свои серенады, ещё и утро прихватит, разливается сладким голосом, заполняет округу малиновым звоном. Без ключа, наверно, может отомкнуть самую сумрачную душу.

Репродуктор на сельской площади день-деньской ревёт музыкой, рыком да ором. А внутри этого ревуна, в его гулкой утробе поселились по теплу ласточки — тихие, безобидные. Устроили себе гнездо и живут. Целое семейство, с птенцами.
 
Являя утро без обмана,
Просохли простыни тумана,
Являя миру божий день,
Скользнула прочь ночная тень.

На подступах к нашему дому во множестве растут вербы. Одна из них — не знаю, какого именно вида — выделяется своими ярко-пурпурными ветками, крупными, пушистыми серёжками. Красавица в хороводе сестёр!
Её-то, красавицу, по весне — в канун вербного воскресенья — и обламывают. Всю как есть. Другие — побледнее, поплоше — в целости. А она...

Такие они — краски весны.