Глава 5

- Григорий, догоняй! – крикнул темноволосый мальчуган, слегка толкнув Григория в плечо, и побежал вперед, подгору.
- Кесарий! – крикнул ему Григорий и тоже побежал.


Григорий стал единственным человеком, которого Церковь причислила к трем великим «категориям»: он был Богословом, Отцом Церкви и Великим Каппадокийцем. Другой Григорий, например, Двоеслов стал Отцом Римской, тогда еще Православной или, как тогда чаще говорили, Кафолической, Церкви. Григорий Нисский – младший брат Василия Великого (и друг Григория) стал Великим Каппадокийцем. Григорий Неокесарийский получил наименование Чудотворец. Последним Богословом стал Симеон Новый Богослов – он жил в Х веке и был ярчайшем представителем исихазма – т.е. покоя, безмолвия – аскетизма с умно-сердечной молитвой.
Младший же брат Григория Кесарий – пока еще мальчишка – стал известным врачом и политиком. Лечил императоров Констанция II и Юлиана, а в 364 году стал квестором в Вифинии. Но не мог среди стольких подвижников вырасти врач, или тем более политик. По Божьей воле через четыре года случилось землетрясение… Чудесно спасшись, Кесарий оставил мирскую суету и удалился, по совету брата и его друга Василия, в такое место, где мог предаться аскетизму. «Да, не исповедимы пути Господни», - любил повторять Григорий. Так появился святой Кесарий Назинзин. Примечательно, что Григорий был еще и один из трех Назианзинов.

Корабль все так же качался на волнах, перенося Григория в другие эпизоды его собственной жизни. Вспоминая их с Кесарием детские забавы, он почему-то вспомнил старшую сестру. Она была ненамного  его старше, но, рано повзрослев, казалась гораздо старше других. Она вышла замуж за Алипия, родила двух сыновей и трех дочирей, имела внуков; но вместе с этим вела аскетический образ жизни, много молилась – она явилась образом того, что и в мире можно жить праведно, необязательно уходить в пустыни…

- О Горгония! Пример истинной веры! Помню она, свалившись с колесницы, получила множество переломов и ран… Тогда ни Кесарий, ни какой искусный врач не смогли ей помочь – один только Христос! Аще веру имете, - говорит Он, - ищите и обрящите, просите и дастся вам… Когда все врачи оказываются бессильными, она приступает к Истинному врачу, она решается на некую благочестивую и прекрасную дерзость, подражает женщине, которая прикосновением к краю одежды Христа иссушила кровотечение. Что же она делает? Приклонив голову к жертвеннику с таким же воплем и столь же обильными слезами, как та, что некогда омыла ноги Христа, обещает не отойти, пока не получит исцеления. Потом, поскольку рука собрала нечто из вместообразных честного Тела и Крови , она смешала это со своими слезами и, помазав тело этим самодельным лекарством, — о чудо! — тотчас отходит, почувствовав исцеление… На ней отражаются слова Спасителя: «Вера твоя спасе тя!» Еще не быв в числе верных, еще не приняв крещения, она соединилась со Христом подвигом своей жизни, хотя ее жизнь и была подготовкой к тому самому Соединению. Для нее почти одной само таинство стало печатью, а не дарованием – совершенства духовного она достигла еще будучи оглашенной. Она была сообразна своей матери, (осмелюсь так сказать) стала выше самой Сарры, и будучи крещеной, тут же привела ко крещению своего мужа, подобно тому как Нонна привела ко крещению ее, тогда еще язычника, отца. Отдавая свою душу в руки Божьи она произнесла слова псалмопевца: «Спокойно ложусь я и сплю».
Хваля сестру, буду превозносить свое собственное. Впрочем, нельзя признать этого ложным потому единственно, что оно свое. Напротив, поскольку оно истинно, потому и похвально; а истинно не потому только, что справедливо, но и потому, что известно.
Если святым душам дается от Бога в награду и то, чтобы чувствовать подобные прославления, то прими и мое слово, вместо многих и больше многих погребальных почестей, слово, какое прежде тебя воздал я Кесарию, а после него воздаю и тебе, ибо для того и соблюден я на земле, чтобы надгробными речами сопровождать братий. Почтит ли кто после вас и меня подобной честью, — не могу того сказать, но желал бы сподобиться единой чести — чести в Боге и пришествуя и вселяясь во Христе Иисусе Господе нашем. Ему слава, и Отцу со Святым Духом вовеки. Аминь.
- Она заслуживает такой речи, Григорий, - сказала, подойдя и обняв его, Нонна. – Она прожила благочестивую жизнь. Всегда уповала на Бога, непрестанно молилась.
- Да, матушка. Она воссоединилась с Тем, кого всем сердцем возлюбила сдесь. Она была целомудренна без надмения, соединивши супружество с добродетелью девства; и тем всем нам показала, что ни девство, ни супружество не соединяют и не разделяют нас всецело с Богом или с миром.

«Она была достойна своей матери…» - подумал Григорий.

- Григорий, а ты помнишь ее улыбку?
- Конечно. Она ни когда не смеялась; подлинным даром и великим счастьем, которым она одаривала всех – была только ее улыбка…

«А как она была красива! А ведь даже не пользовалась косметикой – ей придавала красоту слезная молитва, аскетическая жизнь, пламенное служение Христу – она была факелом в ночи, она была звездой сияющей на темной глади неба. Как же ее теперь не хватает: ее советов, доброго взгляда, ласковой улыбки – еще в детстве она могла утешить, а ее улыбка и добрый, ласковый взгляд внушали надежду. Она любила Храм Божий, – жаль она не видела моей Анастасии! – давала советы родственникам, соседям; была терпеливой в страданиях, и верной Создателю – вся – полностью – до конца! Ибо любовь всему веру емлет, вся уповает, вся терпит…
Внегда призвати ми, услыша мя Бог правды моея, в скорби распространил мя еси, ущедри мя и услыши молитву мою. Сынове человечестии, доколи тяжкосердии? вскую любите суету и ищите лжи? И уведе, яко удиви Господь преподобного своего: Господь услышит мя, внегда воззвати ми к Нему. Гневайтеся, и не согрешайте, яже глаголите в сердцах ваших, на ложах ваших умилитеся. Пожрите жертву правды и уповайте на Господа. Мнози глаголют: кто явит нам благая? Знаменася на нас свет лица Твоего, Господи. Дал еси веселие в сердце моем: от плода пшеницы, вина и елеа своего умножишася. В мире вкупе усну и почию, яко Ты, Господи, единаго на уповании вселил мя еси.»

- Догоняй! а то опаздаем! – крикнул, оглянувшись, Кесарий Григорию. – Скоро отец служить начнет!
Они бежали вверх, по холму, пока не добежали до величественного Собора, имевшего в своем основании восьмиугольник, с множеством куполов, апсидов, крытых галерей – словом всего, что выдавало в нем величие и значимость Назианза. Внутри сены были отделаны различной мозаикой, главной из которой была золотая. Несколько галерей, расположившихся одна над другой и самая высокая в основании купола, позволяли размещать там хоры. Крутая лестница, обвивающая колонну, возносила диакона, читающего Евангелие, под самый купол, откуда слова Спасителя спускались на прихожан будто бы с неба.
Когда Григорий и Кесарий добежали до Храма, подобно некому ученику Христа и Петру ко Гробу Спасителя – и другий ученик тече скорее Петра, и прииде прежде ко Гробу, - Служба  уже во всю шла: из под купола (диакон читал Евангелие) доносились слова Спасителя:
И прииде Иисус в Назарет, где был воспитан: и вниде по обычаю своему в день субботный в синагогу, и встал читать. И дали Ему книгу Исаии пророка, и разгнув книгу, обреете место, где было написано: Дух Господень на мне, егоже ради помаза мя благовестити нищим, посла мя исцелити сокрушенныя сердцем. проповедити пленным отпущение и слепым прозрение, отпустити сокрушенныя во отраду: Проповедати лето Господне приятно. И согнув книгу, отдав служителю, сел: и очи всех были устремлены на него. И начал говорить им: яко днесь (сейчас) сбыстся писание во ушию вашею. И все свидетельствовали Ему.
Затем начал петь хор, попеременно сменяющийся возгласами священнослужителей – все это до крайней меры удивило Григория, возвысило, и наполнило его сердце благоговейным восторгом. Он, словно Апостол Павел, был восхищен до третьего неба: ему казалось, что он пребывает в Небесном Иерусалиме, что Литургия служится не здесь, на земле, а там; что сонмы ангелов кадят благоухающим ладаном Престол Всевышнего, а все святые восхваляют Виновника жизни.
Пребывая в таком состоянии, он не заметил, как закончилась Служба. Народ постепенно расходился, возвращаясь к своим делам.  Придя в себя, Григорий увидел, что Храм пуст. Поблагодарив Бога, он решил себя всецело посвятить Ему…


С этого момента начинается новая жизнь Григория, наполненная трудами, подвигами и страданием; но увенчанная Венцом благодати и наполненная радостью о Том, кто став нами, взял нас на плечи и понес через пропасть, проливая свою собственную Кровь, идя на заклание, дабы человек, обретя себя – сняв все маски и тонну грима, порвав сценарий – обрел Бога.