Плагийят плагийятович
Подсказки: 1) Произведение сверхпопулярного в России автора. 2) Дополнительный источник – тут даже нет слов, чтоб обрисовать его известность.
Было как-то мне побывать почти проездом в областном городе «Н». Сам бог велел навестить обитающего там Вовчика. Хотя кому это Вовчик? Это для меня Вовчик, а для вас – Владимир эээ… да я не помню как по батюшке, или даже и незнал - неинтересовался как. Лишнее это.
Естественно, по встрече, мы сразу организовали маленький пикник в честь этого знаменательного события. Сидим, выпиваем, разговариваем, кто чего как, как фон музыка играет – радио там какое-то. Мне то в общем, рассказывать особо как бы и не о чем.
Так что прикалываемся в основном по рассказам Вовчика. Этот - работу тоже не работает. А имеет он деньгу на жизнь, исходя из своих талантов. Бакшиш он приноровился лупить с автоматических линий производителей баночных напитков. Как он расхвастался – у него есть специальная собственной разработки программка для этих линий.
Так как он стал спецом по их наладке, стоит производителю в случае сбоя его пригласить – попал производитель! Год (не обязательно, а как он алгоритм установит) прога позволяет линии нормально работать. А потом начинает ***вничать – варианты различны: то банки не закупоривает, то разливает с недоливами, то каждую вторую (третью и т.д.) оставляет пустой. Вот так.
И снова зовут Вовчика для наладки, потому-что прога его так хитро маскируется, так что - чтоб её наличие заподозрить - надо быть программёром не по шаблону. Имеет короче, он с наладки этих линий нехилые деньги, что позволяет ему жить припеваючи - и ничего не делая. Есть блин чему позавидовать, да.
Ну да ладно. Зашёл у нас и разговор о перемещениях во времени. Вовчик рассказал, что он из компьютера специальную машину для этих целей сделал. Не то, что человек перемещается во времени, - нет. Перемещается его сознание. Не буду утомлять читателя философскими ноу-хау, касающимися достижений психологии, генетики, физиологии и нейрофизиологии, и, собственно философии, а также прочим дисциплинам, объясняющими как это возможно.
Суть в том, что при помощи различных ухищрений человек входит в состояние определённого транса - и его сознание перемещается в прошлое, фиксируясь на некоторое время в индивиде жившем когда-то.
Возможностей точных расчётов вариантов конечных «точек» перемещения, нет пока - ни необходимых знаний, ни необходимой статистики для таких расчётов нет. Тем более, что варианты для каждого индивида несколько ограничены, хотя чем дальше в прошлое – тем их больше. И естественно, что Вовчик и мне попробовать предложил.
Конечно, я сразу согласился, с потаённой мыслью заныкать там чего-нибудь в прошлом том, чтоб в настоящем раскопать. Ну что поделаешь? – Вот такой вот вороватый народ. Отправил он меня. Я его просил по возможности подальше, он и оправил подальше – хорошо что не на хер.
«Приземляюсь» от це блин! Куда же попал то? Куда это меня занесло во времени пространстве? Надо срочно врубатся, а то вокруг что-то происходит, а я как с луны свалился. А обстановочка вокруг ох тревожная! Хоть окружающие и стараются изо всех сил не подавать вида, так блин всё вокруг просто пронизано тревогой!
Я в большом слегка сумрачном зале. Судя по отделке зала, одежде, украшениям и лицам находящихся в зале людей – неплохо они устроились тута, ох не плохо! Но лицами здорово на чурок смахивают. Я тож небось, но где взять зеркало, чтоб поглядеться? Начни тут искать зеркало – поймут не правильно, что-то я в этом уверен.
Неподалёку от трона стоит кровать, на ней подпертый подушками мужик лет двадцати пяти (судя по бороде и лицу) с диадемой на голове. Рядом с ним два совсем ещё юных, безусых пацана с опахалами – эти не могут скрыть происходящее в душе, лица их отражают тревогу и испуг, почти на грани паники. Впрочем, у того что на постели – выражение лица не лучше. Хотя он и старается из всех сил не подавать вида.
Вот стоящая несколько в стороне, группа мужиков, в основном пожилого возраста – скрывает свои чувства лучше. Одеты они странно – в балахоны из пестро раскрашенных тканей. Некоторые правда, подпоясаны поясами, украшенными желтыми и светлыми металлическими пластинками. Обуты все в какое то подобие сандалет. У всех на запястьях, намотано по несколько витков толстой проволоки. На правой руке - желтоватой, на левой – светлой. Чую – серебро и золото, ох чую!
Ещё жирная разодетая тётка, на громоздком стуле рядом с троном, тож с золотой, украшенной какими-то камушками диадемой на голове. Камушки в серьгах мелькают отблесками солнечных лучей. У тех перцев, что махают опахалами над чуваком в постели, как раз получается – что махают на пути солнечных лучей, проникающих в зал через похожее на бойницу окошко. А лучи в итоге, падают на трон и на стульчак с бабой. Чередование света и тени, создаёт занятную игру световых лучей в украшениях.
У бабы на руках и ногах браслеты из золота судя по всему, тоже украшенные камушками. Стибрить бы один! Украсть сейчас невозможно – а отнять? - Но эти барбосы что вокруг, этого не поймут, это я точно знаю. Тут кстати есть и ещё, у входа в зал – шесть человек, но у этих на поясах висят клинки, а в руках – копья, на головах – кожаные каски усиленные бронзовыми бляшками и полосками, а на теле, поверх балахонов, короткополые куртки из двойных слоёв воловьей кожи, тоже усиленные на груди и плечах бронзовыми и медными пластинками.
На мне кстати – тоже почти такая же каска и куртка, а к поясу, поддерживаемому ремнями, перекинутыми через плечи (прям как у портупеи) подвешен тяжёлый клинок. Откуда то, я знаю, что от удара копьём, топором или стрелы такая броня не спасёт. Никакая броня не спасёт – защита воина на острие его оружия.
Что-то говорят, но занятый разглядыванием того что в зале, я как то не особо вникаю в происходящее. Откуда то знаю что то, как я пристально, не отводя взгляд рассматриваю тётку - совершаю непростительный «косяк». У меня были бы неприятности, если бы не происшествие - так сильно всех встревожившее.
А видок то у тётки хорош, ох хорош! Сквозь маску лица и намазанный на него белый крем, так и прет заледенивший её кровь ужас. Видно, что добавь ещё одну ничтожную «песчинку» страха – у неё всё сфинктеры непроизвольно расслабятся. Ох и запашок от неё тогда пойдёт!
Мне что-то говорит старик с хитрющим выражением лица и бегающими глазками. Впрочем, стоит настроится на предшествующего хозяина тела – сразу всё понимаю. И многое знаю из того что он знал. Как интересно, он после будет вспоминать моё вторжение? Как после сильной пьянки? Куда-то ходил, что-то делал – но ничего не помню?
Попробуйте его подстрелить – вот что я уловил из слов «мутного». Так и хочется сказать в ответ – самый умный да? Или дать этой штукой, что у меня на поясе - прям ему в «бубен» без лишних слов. Но молчу, поворачиваюсь и выхожу мимо стражи выполнять то что мне поручено. У входа меня ждут мои люди – полста человек. Все в защитных куртках и касках, у всех в руках щиты и копья, копья длинной примерно метра с два. С длинными, около полуметра, плоскими бронзовыми наконечниками. Таким можно колоть, рубить и даже резать - когда он хорошенько заточен. Откуда-то я знаю, что на другом конце у копья тоже есть маленький наконечник - чисто колоть.
И что режущие способности основного наконечника тоже очень важно в бою – можно порезать противнику незащищённую часть тела, чтоб он истекал кровью, или подрезать сухожилие на ноге. Что щиты сплетены из прутьев, как корзины, покрыты воловьей кожей в два слоя снаружи и в один изнутри - и укреплены медным ободком по кромке и пластиной в центре, и пластинами там, где за щитом находится предплечье.
У некоторых из моих людей при себе дополнительно луки со стрелами, у некоторых при себе ещё и топоры на длинных рукоятях. Один из воинов протягивает мне копьё. Это моё. Щита у меня, судя по всему не было. Ну и хорошо! – баба с воза – кобыле легче!
Отлавливаю одного из шляющихся неподалёку встревоженных людей. Знаю, что это один из местных колесничих. Запрягай – говорю ему. Знаю, что это нарушение всех правил, не положено мне. Но к чёрту субординацию и правила – что попрусь в этой сбруе? – Не дождутся.
Колесничий глупых вопросов задавать не стал - и спустя минут десять вырулил на колеснице. Это время я потратил, чтоб рассмотреть своих людей. Надо же иметь понятие на что они годны? Ужас на лицах вояк, отражался естественно не так, как на лицах придворных. Всё же, эти люди привычны смотреть в «лицо» смерти. Поэтому лица их у всех как у одного выражали тупую решимость и отчаяние обречённых одновременно. Готовность обречённо идти, навстречу собственной смерти - и будь что будет! Понятное дело – воинская честь.
Содрав с себя доспехи и оружие, я кинул их на дно колесницы, влез в неё сам и мы тронулись. Вояки мои, сами, автоматично, без всяких приказаний попёрли за колесницей колонной по два. А я, присев на днище колесницы, полез в информацию об обстановке - принадлежащую своему предшественнику в этом теле, продираясь сквозь нагромождение суеверий, страха, тупой решимости.
В общем так – тот что на кровати - это местный царь, та жирная тётка – его мать, вдовствующая царица, вдова убитого в бою предыдущего царя. На кровати этот царь – так как полтора месяца назад ударился спиной, упав после пьянки, на витиеватую медную подставку для светильника. (Позвоночник небось повредил)
И недавно надумали во дворце, послать к какому-то знаменитому оракулу в соседнем народе. Узнать, чего им предпринять, чтоб вылечить этого царька. Но посланных поворотил обратно местный «гуру», сказав им много неприятного по поводу того, что ожидает эту династию.
Да и тетке этой, царице вдовствующей он уже давно много всякого наобещал. Такого что не прощается. Что её сожрут псы на каком то там поле, за какую-то связанную с этим полем «колбасню» по «беспределу». И вот после того, как повернул назад посланных к оракулу, «гуру» этот засел на горушке около дороги, ведущей из столицы в ту сторону, где этот оракул. А меня с моим отрядом посылают его арестовать и привести пред «светлы очи».
Вот пля как жизнь то повернулась! Честный вор, в роли мусора прёт устранять неугодное власти – хохма блин! Но и это ещё не всё – перед этим уже посылали два таких же отряда – и оба с концами, ни слуху не духу. А «гуру», как сообщают прохожие проезжие по дороге, всё там и балдеет на горушке, под тенистым деревом. Есть с чего обгадится, тем более это не первый «фокус», что он показывает местному населению. А так как времена весьма далекие, пусть даже и от показного гуманизма, то все «фокусы» кончаются так, что тем, кто в результате этих «фокусов» оказывается неправ, выпускают кишки, чтоб облегчить их массу. Причём без всякой сверхъестественной силы, а при помощи обычных народных средств.
Вознице я сообщил заранее, чтоб тормознул «катафалк» в пределах видимости горушки. Тормознул – знать приехали. Я встал на колеснице и сделал бойцам знак, чтоб подтянулись и чётко слышали ту речугу, что я им толкну сейчас.
Бойцы! – начал я своё воззвание, подняв левую руку вверх, раскрытой ладонью к аудитории, примерно так, как древнеримские полководцы и ораторы.
Наше дело маленькое – мы люди служивые. Скажут иди, скажут делай – мы делаем. Но зачем мы такие нужны? Царь охраняет свой народ от чужеземцев, мы охраняем царя, а значит – охраняем свой народ. Царь нас кормит и снабжает тем, что берёт у народа.
Собака предана своему хозяину и готова умереть за него. Но мы же не собаки! Мы люди - и у нас есть головы, понятия и право собственной воли. Если люди, что у власти сделали богопротивное и божество нашего народа против них – почему царь посылает нас защищать его от божества своего же народа? Огрехи своей богомерзкой глупости и мразёвости, норовят заткнуть нашими телами.
Пусть сами защищают себя перед богом за свои поступки. И долг каждого воина – быть на стороне правды и справедливости. Защищать правду и справедливость, а не глупые интересы чванливых властей. Я призываю вас встать на сторону человека божьего и защитить его от произвола властей. Иначе он сожжет вас как два предыдущих отряда - и вы умрёте так же бессмысленно и бесполезно, как и они – за чужие прегрешения. (Насчёт «сожжет» - ляпнул первое что в голову взбрело)
Мои воины с хмурой обречённостью внимали мне. Речь закончилась сама собой, возникла пауза длинной в мгновение и ощущаемой протяженностью как бесконечность, сопровождаемая холодными мурашками вдоль позвоночника. Измена! – заверещало справа позади сорвавшимся голосом колесничего. Не поворачиваясь, я протянул правую руку и рванул его, так что он вылетел сквозь открытый зад колесничьей корзины и упал к ногам хмурых вояк.
Убейте его! – показал я на его, оставшейся вытянутой вперёд правой рукой. Напряжённость в воинах, разрядилась истеричным мельканием копий торкающих в извивающееся на окровавленной земле тело. К концу экзекуции эта груда окровавленных ошмётков почти ничем уже и не напоминала, что была когда то человеком.
Холодные мурашки начали отпускать спину, а то, было, когда бросал колесничего под ноги войску, краем мысли пожалел, что на мне нет той самой куртки защитной и клинка на поясе. Тонкий волосок склонения. Ткнул бы кто из воинов копьём не в колесничего, а в меня – и я был бы истыкан копьями вместо колесничего. И сделать бы ничего не мог, по причине невооружённости. Но теперь мы все повязаны, повязаны кровью – и будем действовать слаженно, как пальцы на руке.
Ты, ты и ты – закопайте это. Ты старший. - Ткнул я в нескольких воинов, понимая, что поручи я всему отряду закопать, ничего толкового не получится. Обязательно нужно конкретно кому-то поручить и назначить старшего. Присоединитесь к нам, когда мы тронемся в обратный путь - дал я им инструктаж. - И не трогайте ничего из вещей этого человека – это проклятое богом.
С остальными мы последовали дальше, место колесничего занял один из моих воинов. Пройдя - проехав почти до подножия горки, я остановил отряд в месте, где несколько деревьев у дороги могли защищать людей от солнца. Сам же, откромсав от своего балахона кусок серовато-белой тряпочки и нацепив его на прутик, отправился пешком на гору, где засел местный «гуру».
Знаменитый знак сдачи и переговоров всех времён и народов – белый флаг. «Гуру», косматый седой крепкий старик, с прямой как струнка осанкой и ясным, голубым взглядом пронзительных глаз. Истинный ариец пля! – только вот кожа под воздействием солнца коричневато-песочно-шершавого оттенка. Он сидел на круглом булыгане в тени раскидистого дуба и ковырял прутиком землю.
На меня он не смотрел. Я приблизился и скромно кашлянул. Он поднял на меня взор. Под этим взором, я весь съежился внутри, как голый человек под внезапным дыханием арктического ветра - и сделал то, что от себя никак не ожидал – бухнулся перед ним на колени. Взгляд его сказал мне: «я слушаю».
Мы военные, люди маленькие – сказал я. Нам скажут пойди – мы идём, скажут делай – мы делаем. Но чем мы виноваты перед богом и тобой? Мы служим, подчиняясь царю и его начальникам. И вот нас послали привести тебя к царю. Разве человек божий боится царя? Что ему боятся, когда бог на его стороне? Пусть идёт с нами и покажет, кто есть человек перед лицом всевышнего, пусть даже и царь.
Старик поднялся с лёгкостью юноши. А я блин не надеялся, что он с нами пойдёт, поэтому даже на радостях шёл пешком обратно всю дорогу рядом с колесницей. Старик же, ехал на колеснице вместо меня.
Хорошо что народу не сообщили об этом визите, а иначе не знаю как бы мы продирались бы сквозь толпы народа желающие выразить своё почтение этой знаменитости. Тем не менее, когда мы добрались до дворца – к нему сбежался наверное весь город - до последнего человека.
Во дворе царского дворца, я напялил на себя доспехи и каску, взял копьё в руку, выбрал из пятидесяти десяток человек, что не сильно себя утрудили стереть - отчистить с наконечников копий кровь колесничего. Со стариком и этими людьми, мы отправились в зал, где заседала местная камарилья.
Несущие стражу дважды пытались преградить нашему отряду путь, но безуспешно. Первым - у входа во дворец, пытавшимся повернуть обратно моих воинов я сказал – не ваше дело. И мы прошли. Второй раз, уже тем, что стояли у входа в зал, тем сказал – пропустите или умрёте! И они, растерявшись, пропустили. И фон был подходящий мне блатовать перед стражей – вокруг дворца шумело встревоженное «море».
Старик прошёл в центр зала и принялся разглядывать там находящихся. Все молчали. Мои люди выстроились позади старика в две шеренги. Копья с разводами засохшей крови на наконечниках, производили на присутствующих тягостное впечатление. Царь и царица, под взглядом старика и невольно ассоциировались с непонятными, мерзкими чёрными тварями, ежившимися уменьшаясь в размерах на своей кровати и стульчаке.
Консилиум увеличился, вельмож стало в три раза больше. Да понятно, как только сообщили дозорные со стены, что мы приближаемся к городу, собрались все. Что делают твои люди в таком виде здесь, перед лицом царя? - Вылез вперёд тот самый хитрый «очкист»*, рожа которого мне не понравилась ещё утром. (* от поймать очко – угодить, прогнутся)
Мои люди дали обет перед богом нашего народа, защищать его человека здесь – соврал я. От кого им тут его защищать? – завёл свои шашни этот придворный интриган. От кого угодно – непоколебимо и без запинки отфутболил я его. Мы думаем, что нет смысла напрягать всевышнего там, где сможем хорошо управится сами. – Прозрачно намекнул я присутствующим.
Тот было собрался ещё чего сказать, но старик принялся его разглядывать и «очкист», сдувшись как проколотый воздушный шарик, стал выглядеть полным ничтожеством и постарался спрятаться от этого взгляда, маневрируя за спины прочих сановников.
Ох и оставил же я наследство – как и владельцу тела, так и его отряду. Впрочем, пусть знают, как надо поступать по-людски. Меня же, с того момента где «лисицевидный очкист» ежился под стариковским взглядом, унесло обратно в своё время – реальность.
С тех пор у меня возникают иногда мысли побывать в тех местах. Найду ли я место, где закопали колесничего? Раскопал ли его кто, или возможно он так и остался там? Что стало с тем городом? Посмотреть бы на место, где он был. Впрочем, мне это не грозит. Будь это какая там Германия или Франция – решился бы отправится в путь. Долго что ли? Собрался – подпоясался.
Главное в Польшу добраться, а дальше говорят не границы, а одно название. А вот земли турецких чурок и Босфор с Дарданеллами, это вам не хухры мухры. Пусть даже и удастся до них проскользнуть, чтоб за «жопу не взяли» - как переправляться то? А переправишься, дальше что? Брести ещё тысячу километров по враждебной чуркестанской земле? Я блин, вам не Афанасий Никитин. В натуре, недостижима ты для босяка - земля обетованная.
Конечно, можно сказать – что там мусолить выдумывать? Пошёл, получил загранпаспорт, визу, купил билет и поехал. Оно то да. Но как представлю, что надо идти собирать какие-то справки, «кланяться» каким-то чиновникам, у меня сразу всё желание пропадает. Иди пля, унижайся – ещё за это денег им давай. Нет уж, лучше и так обойдусь. Пусть им кланяются те, кому хочется сильнее – и чувство собственного достоинства у кого не сильно его тревожит.
Свидетельство о публикации №212082701396