История о капитане Дауде отрывок

                Глава 6
      Собака, черная, огромная, похожая на волка, провожала Лусию со служанкой, и каждый раз исчезала перед воротами сада мадам Анжен. Так продолжалось неделю, за которую Эльза все-таки так и не научилась отличать волка от собаки. Служанка упорно называла собаку волком. Волк смотрел дикими мутно-зелеными глазами и иногда издавал то поскуливание, то грозный рык.
      Лусия, сначала панически боявшаяся зверя, наконец, поняла, что Волк не собирается нападать на них. Девушка пыталась кормить животное, но даже самые аппетитные куски мяса не привлекали внимание пса. И на любую попытку приблизиться к нему ближе, чем на десять шагов, отвечал грозным рычанием.
      Однако почему Волк сопровождал их и бесследно пропадал возле ворот? Точно оборотень, призрак. Волк встречал их всегда вечером, после того, как они покидали госпиталь и направлялись домой. Волей-неволей начнешь верить в привидения, колдунов, ведьм и тому подобную нечисть.
      Лусия испытывала почти суеверный языческий страх и пыталась скрыть это от Эльзы, которая еще пуще распаляла воображение рассказами о ведьмах и оборотнях, обитающих на острове с тех самых времен, когда местное население индейцев карибов было истреблено  французами.
- Сдались вам эти походы в лазарет! - ворчала Эльза, ежась от предвкушения новой встречи с Волком.
     Лусия молчала. Она не могла открыть служанке истинную причину ее теперешних походов в госпиталь. Она надеялась хоть мельком увидеть Дауда. Она знала, что он работает без устали на объекте X, но все же когда-нибудь он выходит оттуда?! Даже суеверный страх перед зверем не мог заставить ее отказаться от желания видеть Дауда.
Ну вот. Опять он, - прошептала Эльза, услышав в кустах шорох.
Однако собака тут же скрылась, когда двое, явно порядком выпивших мужчин, появились на дороге. Они шли навстречу, держась друг за друга, напевая песни. Они бы так и прошли, не  заметив девушек, но вдруг один резко качнулся в сторону и налетел на Лусию.
- О, - изрек многозначительно молодой человек. - Извините.
Тут подошел второй, пытаясь удержать плохо стоявшего на ногах друга, но, всмотревшись  в силуэт девушек, застыл на мгновение. Потом подошел ближе и фамильярно положил руку на плечо Лусии.
- Поль, так это наша пчелка! Ты посмотри — одна и без сопровождения.
- А я? - воскликнула глупая Эльза, которая до этого момента стояла в тени.
- А, ты! Ты не в счет. Хотя и тебя можно сопроводить, - сказал он и довольно хмыкнул.
   Лусия дернула плечом и гордо вскинула голову. Она узнала нахала из госпиталя. Не успев оправиться, Жак (так звали французского солдата) стал делать ей многозначительные намеки, после чего Лусия упросила доктора Жерома перевести ее на другой объект. 
Возможно, вы и сопроводите нас, только в другой раз, когда отоспитесь.
Ты посмотри, Поль, какая храбрая наша девочка. Ты брезгуешь Жаком, крошка?
Солдат попытался притянуть к себе Лусию, но в этот момент огромная собака выскочила из-за кустов и набросилась на француза. Эльза истошно завопила, и ее баритон перешел в охотничий горн.
    Другой солдат тут же протрезвел и, выхватив пистолет, попытался хорошенько прицелиться в темноте. Жак орал. Волк рвал спину солдату. Лусия остолбенела. Раздался выстрел. Потом еще один, совсем рядом, возле ног девушки.
Эльза кинулась бежать с такой залихватской прытью, что ей могли бы позавидовать самые лучшие бегуны Греции.
- Пчелка, помоги! - кричал Жак.
    Лусия, схватившись за голову, сделала несколько шагов назад и уперлась во что-то твердое. Это была черная статуя. Черная статуя пошевелилась и изрекла:
- Что же вы не поможете несчастному? Прервите его мучения, ведь   Амир разорвет его в клочья.
- Это ваша собака, - прерывисто выдохнула Лусия.
- Это собака, которую я подобрал два месяца тому назад. Амир погибал от раны, нанесенной ему диким волом. За два месяца пес привязался ко мне, а я к нему.
    Затем черная статуя, вернее, человек, закутанный в черный плащ, черный шарф, так, что совершенно не было видно его лица, издал знакомый свист, и собака разжала челюсть, неохотно соскочила с Жака и побежала к своему хозяину, словно они были знакомы очень давно и словно она всегда исполняла в точности его приказы.
    Лусия краем глаза увидела, как Жак и Поль, совершенно протрезвевшие, удирают по дороге к госпиталю, и потом снова внимательно посмотрела на человека в черном и его собаку.
- Кто вы? - спросила она.
- Вы, действительно, хотите это знать?
- Да, ведь вы спасли меня.
- Не я. Вас спас Амир. Можете сами его поблагодарить.
    Амир заскулил и стал вилять хвостом, словно маленький щенок.
- Спасибо, Амир, - сказала Лусия, и страхи ее тотчас исчезли. Она глубоко  вздохнула.
- Может, вы проводите меня? - робко попросила она.
    Они шли медленно, молча, почти до самых ворот дома: Лусия, черный человек и Волк. Лусия пыталась понять, что с ней происходит. Она испытывала неимоверное, несказанное волнение. Ее жутко тянуло к черному человеку, словно он заколдовал ее. Теперь она знала, кто провожал ее все эти дни.
- До свидания, - сказала Лусия, пытаясь разглядеть за черной шляпой, надвинутой на глаза, и черным шарфом, лицо человека. - Вы придете еще?
Вы просите меня об этом... Лусия? - спросил человек, совершенно переменив голос.
    Лусия вздрогнула и рванула с человека шарф. На нее смотрели уставшие потухшие глаза, изнуренное, казавшееся еще более худым в полумраке, небритое лицо, но все равно его сложно было не узнать. Даже в темноте, даже через сотни, а то и тысячи лет она бы все равно узнала его.
- Дауд! - выдохнула Лусия, и в страстном порыве кинулась к нему на шею. - Дауд, милый! Я так рада видеть вас! Если бы вы знали, как я ждала нашей встречи! Я так верила, что вы живы! Я продолжала молиться за вас. Я...
- Вы ошиблись, - сухо сказал черный человек и разжал ее руки. - Дауда больше нет.
- Но это же вы, не так ли?- Лусия внимательно посмотрела на человека. Нет, она не могла ошибаться. Его холодные глаза с глубокими глазными впадинами, ястребиный нос, его губы, плечи, руки и даже его голос.
- Дауда убили вы, Лусия. Перед вами только его тень.
- Как? Почему? Почему вы так говорите?
- Наверное, у меня есть причины так говорить. И вы сами это прекрасно знаете.
- Боже мой,нет! я не знаю. Я не понимаю. Я знаю только одно. Я вас люблю, Дауд.
- Лжете! Вы никогда не любили меня! Вы предали меня.
- Нет, я никогда не предавала вас.
- Сначала вы предали Шахбара, и из-за вас он взошел на эшафот. Потом вы предали меня, когда... когда стали невестой моего злейшего врага, капитана Мантенона. Потом…
- Нет! Господи, нет! - воскликнула Лусия, видя, как меняется выражение лица Дауда. Его глаза горели  зеленым огнем, подобным тому, каким горели в темноте глаза Волка.
- И вы еще смеете отрицать это?! Ваше предательство... ваша гнусность и лицемерие... вы мне омерзительны! Прощайте. Как говорили древние, Casta est, quam nemo rogavit  («Целомудренна та, которой никто не домогался» - автор. примеч.: (из Овидия).
- Нет, стойте! Я не могу отпустить вас без объяснений.
- Какие могут быть объяснения? - горько усмехнулся Дауд, а потом с неимоверной силой сжал ее плечи и прошипел в самое ухо. - Я бы задушил вас собственными руками, если б была на то моя воля.
- Тогда чего же вы ждете? - с вызовом спросила Лусия, и ее губы дрогнули.
    Дауд молчал, и лишь глаза его горели недобрым зеленым светом.
- Ну же, смелее! Чего вы ждете? К чему мне жить, если вы считаете, что я предала вас?! Нет, Дауд, я  никогда бы не смогла предать вас... Почему вы молчите? - в голосе Лусии слышались рыдания, которые она сдерживала неимоверным усилием воли. - Если вы называете предательством то, что я осталась жить и не покончила с собой, когда видела, когда вас вели на эшафот, тогда, конечно, я предала вас.
- Это был не я, - тихо сказал Дауд.
- Тогда кто же? Кого я видела тогда?
- Бродяга, довольно похожий на меня. А вы бы хотели, чтоб на эшафоте был я?
- Нет, не говорите так! Вы же ничего не знаете.
- Это вы ничего не знаете. Я потерял всё: дом, имя, друзей, свободу... любимую. Остался вот только Амир.
- Нет, вы не потеряли меня.
- Да кто вы? Кто вы? Молчите. Я был прав. Вы, действительно, изменили мне. Иногда слухи бывают чрезвычайно правдивы, - горько усмехнулся он.
- Господи,скажи, ну что мне сделать для того, чтобы вы мне поверили?
- Вы готовы сделать все, что угодно? – усмехнулся он.
- Да, да, всё, чтобы вы мне верили.
- Не слишком ли опрометчиво вы даете обещания? Клятвы?
- Я клянусь вам, что сделаю всё для того, чтобы вы мне верили.
       Он снова подошел к ней и долго, пристально глядя в глаза, изрек совершенно странную вещь. - Раздевайтесь.
- Как?!
- Снимайте всё с себя.
- Но… зачем?
- Вы, помнится, только что клялись, что сделаете всё для того, чтобы я вам верил. Я хочу, чтобы вы разделись.
Для Лусии его просьба была более чем оскорбительной, и она сначала жутко покраснела, потом побледнела. Видя ее замешательство, Дауд улыбнулся и изрек:
- В следующий раз я вам советую не так поспешно и опрометчиво давать обещания, и тем более клясться. Всего хорошего.
      С этими словами Дауд развернулся, чтобы уйти. Волк неохотно поднялся за ним.
- Нет, стойте! Хорошо. Я сделаю то, о чем вы просите. Но только исключительно ради вас.
Глубоко вздохнув, Лусия дрожащими руками медленно стала снимать с себя накидку, верхнее платье, рубашку.
- Юбку тоже снимать? - спросила она, чувствуя, как начинает гореть под его взглядом.
- Да и быстрее.
     Волк с интересом наблюдал за действиями девушки и немного поскуливал. Лусия надеялась, что Дауд сам остановит ее. Она испытывала стыд, страх, но в тот момент для нее гораздо страшнее было потерять любимого. Она горела, дрожала, но подчинялась ему. Он должен был ей верить.
- Чулки тоже снимать?
- И чулки снимайте.
    Когда на Лусии ничего не осталось, кроме ее родового крестика, Дауд отошел в тень. Девушка не видела его, но чувствовала его взгляд, обжигающий, пронизывающий насквозь. Она закрыла глаза. Лунный свет освещал ее точеную фигурку, покатые плечи, упругую девичью грудь, узкую талию, полные бедра... Она казалась высеченной из мрамора.
Ветер стих, и листья яблонь едва-едва шелестели. Волк тоже отошел в полумрак, улегся под деревом.
    Ночь была довольно прохладной. И Лусию начало трясти то ли от холода, то ли еще от чего.
- Знаете, вы все так же прекрасны, даже сверх меры... до преступления, - неожиданно, совсем близко, услышала она срывающийся до хрипоты голос Дауда  и спиной почувствовала его дыхание. - Если б вы знали, как я желал вас, страдал из-за вас. Из-за этой очаровательной ямочки на щеках, ваших глаз, улыбки, плеч и... Я готов был пойти  на любое преступление... Я хотел обладать вами так, как ни одной женщиной на земле... Я слышал ваш голос и сходил с ума... И чем больше я понимал, что вы не для меня, тем больше страдал. Увы, Nitimur in vetitum semper, cupimusque negata («Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного» - автор. примеч.(из Овидия). А теперь...
- Что теперь? - выдохнула Лусия, не открывая глаз.
- А теперь я все чаще думаю о том, что эта красота — ничто, всего лишь земной прах. Что станет с вами лет через двадцать-тридцать? И кто вообще будет любить вас?
       Лусия открыла глаза. Дауд медленно обошел ее кругом, а потом  склонился  и прошептал ей в лицо:
- Я вам не верю. Вы так легко и безропотно разделись. Вы часто раздеваетесь перед мужчинами?
     Жгучая краска залила лицо Лусии, и даже ночь не смогла скрыть ее румянец.
- Почему? - только и смогла вымолвить она, и из ее глаз, словно жемчужины, покатились слезы.
      Она уставилась на белоснежную рубашку Дауда, чтобы скрыть  слезы.
 - Видимо, - продолжил Дауд, выпрямляясь и накидывая на себя плащ, - в капитане Мантеноне вы нашли что-то созвучное себе. Желаю вам обоим счастья. И еще... не советую больше совать нос в госпиталь. Вы навлечете на себя беду. Сначала Жан и Поль, потом еще кто-нибудь захочет... захочет сопроводить вас…  Да, и не ищите со мной встреч. Это бессмысленно... Впрочем, если вы снова захотите предать меня, вы знаете, где меня найти... Одним предательством больше, другим меньше — не велика беда... Прощайте.

      Только гордость не позволила Лусии кинуться за ним следом. Дауд уходил в темноту, а вместе с ним его огромный пес Амир. Лусию душили рыдания, и она почти беззвучно, как заклинание, стала повторять:
                Por a quella calle a la larga
                Hay UN gauilan perdio
                Que dicen que VA a llevarse
                La paloma de su nio. (исп.)
                По этой улице на свободе
                летает отчаянный коршун,
                говорят, он хочет украсть
                голубку из ее гнезда.
     Слова песни разъедали ее женское существо. Она испытала величайшее унижение, и боль была столь раздирающей, что лучше было бы умереть. Она испытывала величайшую муку, потому что потеряла его... глупо, горько, смешно...
    Лусия еще долго стояла в саду, вдыхая  душный, терпко-сладкий воздух.