Стандарт воспитания

День. Море. Проходя сквозь скопления людей, шаркающих, в купальниках и пляжными сумками на плечах, смотрящих на прилавки с китайскими спасательными кругами и прочей черноморской утварью, невольно замедляешь шаг, чтобы протиснуться мимо отдыхающих. При снижении скорости ходьбы широким, иногда срывающимся в полубег шагом, как в машине времени, замедлялось время. Проходят лишь мгновения, и ты чувствуешь изменения в окружающем мире: ощущаешь запахи, привычные прохожие становятся вдруг необычными, похожими на инопланетян. И невольно, обращаешь внимание на всякие привычные мелочи. Лица людей довольно скучны, механические, лишенные интереса и радости. Марш машин-роботов, цель которых - отдых. Нужно купаться в море, загорать до почернения и обугливания, есть шашлык, пить вино и даже улыбаться. Это стандарт.  К таким же стандартам относится воспитание своих детей. Почему-то, став мамашами, женщины начинают думают, что должны обязательно  кричать, устрашать и бить своих детей, не обращая внимания на их слезы, плачь, душераздирающие крики, истерики, вой…одним словом воспитывать. Как строго, порой могут они показать, продирающуюся сквозь зубы злость и ненависть, словно шипящие гиены, испускающие ядовитые слюни с запахом падали.
• “Я тебе сказала хватать рыдать! Заткнись! На нас все смотрят. Иди молча “ -   яростно сжимая руку ребенка, она говорила.
• “Я хочу на море, мама ну пожалуйста, мммама, мамулечка!”
• “Я сказала нет! Мы идем есть и спать.”
• “Ну я не хочу есть.”
• “Так, без разговоров, я сказала. “
И непонимающий такой жестокости, от самого родного существа, которое было раньше добрым и ласковым, но теперь все изменилось. И чтобы оказаться вновь в милости, нужно подчиниться полностью, подстроиться, убив себя. Но ее тирады продолжались. Всхлипывающий, в слезах и соплях мальчик изъявлял свои желания, уже с робостью и виной. Но и это запрещалось делать. Он не мог успокоиться, от отчаяния, с красным лицом, ребенок поднимал голову вверх, и словно одинокий волк, стиснув зубы и закусив нижнюю губу, напрягая все мышцы живота, выл от безысходности. За что, получил удар ладошкой по заднице, от которого аж подпрыгнул. Ребенок не ожидал такой подлости и жестокости. И его боль усилилась в миллион раз. Нет, это не была физическая боль, но видя на людях, при всех незнакомых, безразличных прохожих, мальчиках и девочках как от него отказываются и ненавидят….наступало отчаяние. Он понимал, что этой безликой толпе он тоже не нужен. Это зрелище было невыносимо. Словно маленького, неподготовленного безоружного гладиатора, который уже сильный и мужественный, благородных кровей, разрывает на части тигрица, и толпа обезумевших обезьян требует продолжение и полного расчленения его трупика. Пожалуйста…Ну пожалуйста….
Идя  позади этой обезумевшей от ненависти мамаши, я  весь сжался внутри, захотелось провалиться сквозь землю, только бы не видеть этого ужаса. Я чувствовал всего лишь часть боли ее сына.
 Было желание ударить ее по голове. Да так, чтобы еще оставаясь в сознании, она увидела  испепеляющий взгляд, прочувствовала страх и обиду, глубиной в марсианскую впадину. Пусть трепещет и дрожит, чувствуя мою силу и беспощадность. И эта строгость, которую казалось она играла, потому что, это стандарт, слетела бы с ее лица. Стоит огорошить таких людишек смертью ее ребенка…как бы хотелось ей это сказать. Ваш сын умер от вашего воспитания, у него разорвалось сердце, он убил себя, врачи бессильны помочь.
 Я бы хотел увидеть слезы отчаяния и расскаяния у нее на лице, выразившиеся после неверия. Эту истерику и панику….я бы хотел ей сказать, что это она во всем виновата, и никто больше в этом мире. Эх если бы я знал, я бы проговорил  все неприятные моменты в жизни этого мальчика, всю боль которую он испытвал.….  а помнишь ты накричала на него, а ему было очень плохо. А помнишь ты ударила его, а помнишь не уделила внимания и ушла и он остался совсем один….Я бы хотел, чтобы ее жизнь стала бесмысленной и она покончила с собой или умерла от тоски и чувства вины, которое бы заглушило ее голод, потребность одеваться, пить. И большие теперь уже безчувственные, вылазившие из орбит стеклянные глаза, и осунувшееся лицо, застыли в последней перед смертью мольбе о прощении…А он простил ее, ты ведь моя мама...