Воспитание в японской армии ч. 36

Воспитание в японской армии



Перед тем, как продолжить разговор, требуется сделать небольшое отступление. Некоторые читатели почему-то восприняли информацию о сильных сторонах японского национального характера, как некий безоговорочный панегирик японцам вообще  и начали вспоминать про их зверства в годы Второй мировой войны,  над китайским населением в 30-40е годы ХХ века, и даже нынешние разводы пожилых японцев. Всё это было, разумеется.
Китайцев тогда японцы зачастую вообще не считали за людей.
Тот же С. Райт вспоминал, как отзывался о них один из его японских знакомых: «китаец на половину свинья, на половину обезьяна и вообще животное всеядное». 
Так что никаких особых иллюзий о японцах ни у кого нет, и не было.
Видимо, следует ЕЩЁ РАЗ подчеркнуть следующее:
- сильные и слабые стороны национального характера есть у ВСЕХ народов, в т.ч. и у японцев, конечно.
Были  и у них позорные, и преступные деяния. Кроме вышеперечисленных им можно много чего вспомнить: от убийств американских и китайских пленных в годы Второй мировой, до разработки биологического оружия японцами и «опытов» над пленными тогда же и МНОГОЕ другое.
Всё это было, однако, к теме работы (русско-японская  война) это не имеет прямого отношения и поэтому не здесь обсуждается;
- Проиграть войну сильному, храброму и дисциплинированному  противнику (а именно таким врагом оказалась Япония в начале ХХ века) обидно, но не зазорно. Намного хуже и обиднее  умудриться проиграть полупартизанским  отрядам, что у нас тоже случалось в новейшей истории.
Главное – внимательно изучить ПРИЧИНЫ своих поражений, не стесняясь видеть, в том числе, и свои слабости, и сильные качества неприятеля. Это помогает избежать эффекта «повторного наступления на одни и те же грабли». К сожалению, руководством царской армии этого толком так и не  было сделано, и большинство проблем нашей армии сохранилось вплоть до Первой мировой войны.
- Япония вела очень умную политику накануне РЯВ, стремясь доказать всему миру, что является цивилизованным государством, и соблюдает нормы международного права.
Прежде всего оно нашло отражение в вопросах отношения к военнопленным. Если во время   войны с Китаем (1895 год) японцы не слишком то «чикались»  с пленными  китайцами (к примеру, они перебили тогда ВЕСЬ гарнизон Порт-Артура, который был взят ими штурмом), то отношение к русским пленным  во время русско-японской войны можно назвать вполне удовлетворительным («Могут, когда хотят!», как принято нынче выражаться).
В годы Второй мировой японцы уже не собирались ничего и никому доказывать и показали себя «во всей красе» вплоть до отрубания пленным голов и поедания их печени, но это – тема отдельного разговора.
После этого отступления, перейдём к рассматриваемой теме.


О том, что Япония уже в начале ХХ века была страной всеобщей грамотности уже говорилось. Немалое достижение для ТОГО времени, даже для развитых европейских стран.
«Мы у многих пленных не только унтер-офицеров, даже нижних чинов, находили дневники, показывавшие не только хорошую грамотность, но сознательное отношение ко всему происходящему, знание преследуемой задачи. Многие хорошо чертили», - с изумлением отмечал впоследствии А.Н. Куропаткин.

Тем разительнее был  контраст с нашим воинством, абсолютное большинство солдат и унтеров которого были полностью неграмотными, или малограмотными (в лучшем случае).
Японцы, столкнувшись с тотальной безграмотностью наших пленных солдат были просто поражены этим обстоятельством. Они смотрели на пленных «русских варваров» примерно так же, как у нас тогда было принято смотреть на папуасов – с брезгливым удивлением и сочувствием.
Японцы даже организовывали в своих лагерях для наших пленных своего рода «школы по ликбезу».
Пленные изучали русский и польский языки, занимались чтением, каллиграфией, арифметикой, писали сочинения. В неделю занимались примерно по двенадцать часов. Преподавателями назначали младших офицеров, образованных и примерного поведения
Начальник лагеря Коно  писал: "... Многие  пленные низших чинов впустую переводят время. В то же время из  более  чем тысячи солдат большинство не может написать свое имя. Надо использовать время на их просвещение. Если нам удастся внушить пленным, что мы к ним хорошо расположены, то по возвращении на родину они будут способствовать распространению морали нашего государства среди своих соотечественников"...
Справедливости ради отметим, что японцы не возражали против того, чтобы кроме обучения грамоте, нашим солдатам в тех лагерях успешно прививались социалистические и анархические идеи, но это уж тема отдельного разговора.

С. Райт был приятно поражен тем, что многие японские офицеры «бегло говорили по-французски и по-немецки». Более того, в офицерских школах воспитанникам «различные специальные предметы преподаются на английском языке»(!!!)
Это – было обычной практикой в японских военных училищах. Ни в царское, ни, увы, в советское время у нас такое было попросту немыслимым, (кроме нескольких «инязовских» учебных заведениях, конечно).

«Особенно нас поразило то глубокое внимание, с которым вся молодежь слушала лекции своих профессоров. Ни один ученик не поднял даже глаз и не обратил внимания на длинную вереницу посетителей, проходивших мимо открытых окон. Царившее в классах безмолвие скорее напоминало монастырь во время богослужения, чем морское училище».
Им показали «образцовое» артиллерийское учение, а также поразивший их рукопашный бой («Джу-джу-си»). «Ничего подобного мне нигде не приходилось видеть», пишет о нём Райт.
Две партии учеников сошлись в яростной рукопашной схватке, стремясь «захватить» столб противника. «...Были пущены в ход кулаки, многим сильно досталось, но никто не слышал ни одного звука жалобы... Участники битвы не потеряли своего прекрасного расположения духа, несмотря на разорванное платье, синяки под глазами и разбитые в кровь носы».

Важно, что это было не «показное» занятие для посторонних (наподобие маловразумительных «забав» наших десантников с разбиванием о СОБСТВЕННУЮ голову бутылок и кирпичей на плацу, на глазах у журналистов и гостей), а повседневная подготовка к рукопашным схваткам и воспитание стойкости и умения владеть собой, подавлять свои эмоции и боль.
 
Ту же картину видел, во время своего предвоенного визита в Японию, и А.Н. Куропаткин:
«В военной школе я видел спартанское воспитание. Физические упражнения на эспадронах, ружьях и палках будущих офицеров не подходили ни к чему мною виденному в Европе; дрались с ожесточением. В конце боя схватывались в рукопашную, пока победитель не становился на грудь побежденного и не срывал с него маску. Проявлялось ожесточение в  упражнениях, били друг друга с дикими криками, но тотчас с окончанием боя или по сигналу вытягивались в струнку и принимали деревянный бесстрастный вид».

Обратите внимание на умение ВЛАДЕТЬ СОБОЙ будущих японских офицеров: СРАЗУ после ожесточённой рукопашной схватки они «вытягиваются в струнку» и принимают бесстрастный вид. Никаких обид, эмоций, «махания кулаками после драки», столь свойственных нашему менталитету и привычкам.
Не удивительно, что воспитанная таким образом армия, показала редкую стойкость в оборонительном бою и яростный, бесстрашный  напор в своих атакующих  действиях.

Во всех европейских войнах 18 и 19 века, в штыковом бою русской пехоте не было равных.  Это было общепризнанным фактом.
Зачастую мы имели устаревшую артиллерию, вяловатую и малоинициативную  кавалерию, но штыковой удар «матушки-пехоты» обычно выручал и склонял военную удачу на нашу сторону. К этому все  наши полководцы привыкли...
А вот в войнах ХХ века это перестало срабатывать. Суворовская поговорка «пуля-дура, штык-молодец!» была хороша для боёв, где пехота действовала в сомкнутых строях. С появлением скорострельных магазинных винтовок и пулемётов, «штык» отходит на второй, или даже третий план.

Решающим становится другое:
«Без инициативного, сознательного солдата (матроса) невозможен успех в современном бою, написал В.И. Ленин в статье «Падение Порт-Артура».
То, что было понятно 35-х летнему, никогда не служившему в армии Ленину, почему-то плохо доходило до наших заслуженных и увешенных орденами полководцев. На «русский штык» они продолжали, по привычке,  надеяться и в ходе русско-японской и в годы Первой мировой войн.
И тут – «нашла коса на камень». Неожиданно выяснилось, что японская пехота вовсе не боится штыковых схваток, а более того, сама стремится, при первой возможности, схватиться врукопашную.
Оказалось, что маленькие, юркие японские солдаты (которых поначалу наши газетчики любили высокомерно сравнивать с детьми), показывают в рукопашном бою невиданные ловкость, ярость и бесстрашие. Одним из неожиданных для наших солдат, приемов «маленьких» японцев было умение неожиданно  броситься  на землю и колоть неприятеля штыком СНИЗУ, мгновенно вскакивая на ноги после этого.
Во главе атакующих цепей у японцев всегда шли офицеры, размахивавшие  своими самурайскими мечами.
Да и храбрости японцам было не занимать. Даже под смертоносным пулемётным и картечным огнём они не останавливались, а рвались вперёд.

Вот как это описывал один из участников боёв на Ляодунском полуострове:
«...наши полевые войска дрались блестяще... С другой стороны, очевидно, отдавали японцам должное — не умаляли доблести врага...
     — Знаете ли... один раз мне стало так жутко!., прямо — страшно! — рассказывал впоследствии офицер, украшенный Георгиевским крестом за подвиги храбрости, совершенные на глазах у сотен свидетелей. — Не людская толпа, а сама стихия!.. Стоял я с нашей батареей позади левого фланга, в предупреждение обхода по мелководью. Идет бой. Мы не можем принять участия, а по нас откуда-то так и жарят. Потери... И даже изрядные. Положение — самое гнусное. Однако ничего, терпим и только накаливаемся, свирепость в себе разводим — «погоди, мол, дай срок! В свой черед и мы тебе насыпем!..» — Настроение прекрасное!.. Ну-с, наконец, дорвались! Пришел наш черед! Обходят по мелководью... Сколько их было с самого начала? — не могу сказать, потому что, наверно, и с фронта много уже счистили. Под наши пушки вышло, на взгляд, около батальона. Однако со знаменем — должно быть, что раньше полк был... Повернули к берегу, прямо на нас. Тяжело идут; по грудь в воде; дно вязкое, илистое... Открыли огонь... Почти наверняка. Кто с ног свалился — утонул. Уж не встанет!.. Меньше и меньше их становится... а все идут!.. И знамя это так и мотается — видно, из рук в руки переходит... А все идут!.. «Шрапнель! — кричу. — Чаще, чаще!» — сам не знаю, что командую... Сам у орудий работаю (убыль до того большая была). Раненые наши, тяжелые, через силу ползут, снаряды тащат... Кони подбитые и те, кажется, с земли приподнимаются... Что было!.. И только когда вместе с последним человеком рухнуло в воду знамя... — Ну!.. — тут я понял, как всем нам страшно было при мысли: «вдруг дойдут?..» Все кончилось... Впереди чистая вода... Сразу же вызвались охотники (и много!) пойти добыть это знамя... — думали — всплыть должно... Да нет! — видно, последний знаменщик не выпустил его из рук, так и лег с ним вместе на донный ил!.. — Не нашли!..»

В результате боя нашим войскам пришлось очистить выгоднейшую оборонительную позицию. 
«Отступление было совершенно не подготовлено, так как на перешейке собирались держаться недели две, месяц, даже более!.. Следствием явилась полная неурядица. Войска, только что геройски отражавшие атаки превосходящих сил противника, отходили назад в беспорядке, словно после поражения.
    «Отступаем — значит, гонят! Гонят — значит, неприятель за плечами!» — такая естественная психология!.. И вот — стрельба по собственному обозу и... даже хуже — два полка, высылающие цепи друг против друга, едва не вступившие в бой».


Контр–адмирал Д. В. Никитин (Фокагитов) в своих воспоминаниях также отмечал презрение к смерти и готовность японской  пехоты  завершить атаку и непременно «ударить в штыки»:
«Строгая дисциплина, суровый военный закон, фанатизм и личная доблесть японцев приводили к тому, что японские батальоны, неся невероятные потери, всё же доходили до цели своих атак, хотя бы в составе нескольких человек и схватывались с нашими в штыки».


Отметим, что в ходе обороны Порт-Артура наши войска все время оборонялись, занимая выгодные для обороны позиции на склонах сопок и скал, имели в своём распоряжении пулемёты и орудия (калибром до 12 дм включительно) и все равно, раз за разом вынуждены были отступать под натиском японской пехоты...
Вот как оценивал оборонительные возможности Квантунского полуострова очевидец тех событий английский военный корреспондент (и старый артиллерист) Бенджамен Норригаард в своей книге «Великая осада»:
«В плане войны русских оборона крепости Порт-Артура являлась лишь отдельной, хотя и весьма существенной частью. Идея их заключалась в том, чтобы превратить весь Квантунский полуостров в один огромный укрепленный военный лагерь, почему и официальное название местности было не «крепость Порт-Артур», а «Квантунский укрепленный район».
При наличии достаточного флота, с помощью мин и подводных лодок для оказания препятствий высадки неприятельских сил на полуострове более идеального места для продолжительной обороны едва ли можно найти на земном шаре.
Квантунский полуостров, соединяясь с материком узким перешейком к югу от Кинчжоу, где превосходная позиция Наншан преграждает путь наступлению неприятельских войск, растягивается на двенадцать или тринадцать миль в длину. Полуостров представляется рядом великолепных оборонительных позиций, на которых сравнительно слабые сухопутные силы, при поддержке сильного флота, могли противостоять наступлению превосходных сил неприятеля, тем более, что море с обеих сторон не давало возможности предпринять обходное движение в больших размерах. Каждую пядь земли нужно было завоевывать ценой тяжелых жертв, раньше, чем известная позиция могла быть взята штурмом.
Чем дальше вперед шло наступление, тем сильнее становились позиции, и так вплоть до двойной линии долговременных укреплений, которые вынудили японцев приступить к правильной осаде. Если бы эти внутренние оборонительные линии были укреплены надлежащим образом и снабжены запасами в достаточных размерах, то чрезвычайно сильных по природе своей позиций, окружавших город и гавань, линии эти могли быть в действительности неприступными или, по крайней мере, удержали бы неприятеля на годы, и тогда лишь Порт-Артур стал бы одной из очень немногих сильнейших крепостей в мире».

Однако, как известно, все эти прекрасные позиции были захвачены японскими войсками...
Вот один из эпизодов первого штурма Порт-Артура, описанный Б. Норригаардом:
«Утром 22 августа генерал Ноги созвал военный совет для обсуждения положения дел. До сего времени штурм потерпел полную неудачу. Японцы были повсюду отбиты с ужасными потерями. Нигде не удалось продвинуться на шаг вперед. Ни единой выгодной позиции не удалось взять, естественно надо было решить вопрос — не благоразумнее ли будет оставить идею взятия Порт-Артура открытой силой, чем жертвовать людьми для выполнения задачи, огромную трудность которой Ноги теперь начал вполне осознавать. ...во время заседания по телефону сообщили, что часть форта Восточный Панлунг взята, что войска на форту вступили в рукопашный бой с защитниками и непоколебимо овладевают укреплением...
Заседание было немедленно закрыто и начальники дивизий направились к своим частям с приказанием настойчиво продолжать атаку.
Случилось следующее. Когда 7-й полк утром 21 августа атаковал в первый раз, то он подошел к форту ближе, чем когда-либо и отряд численностью около 50 солдат нашел убежище в покинутых окопах у подножия гласиса; около двадцати саперов и несколько солдат 35-го полка также укрылись здесь. Окоп оказался достаточно глубок и имел уступ для стрелков. После прошедшего ранее сильного дождя он был наполовину наполнен водой, и так как уступ был занят ранеными, то остальные должны были стоять по колено в воде и грязи; у них было мало пищи, так что вдобавок к прочим страданиям их мучил голод. Они обшаривали карманы убитых и пили из канавы воду, смешанную с кровью. Об отступлении нечего было думать, так как неприятельский огонь не прекращался и они были вынуждены провести весь день и ночь в этом ужасном месте. Им было видно, как батальоны наступали один за другим, как гибли люди под убийственным огнем раньше, чем достигали прикрытия и у них не было надежды на выручку.
Утром 22 августа положение их стало отчаянным. Атаки прекратились и они были оставлены на произвол судьбы. Между тем офицеры, спокойно взвесив свое положение, решили, после некоторого размышления, что лучше умереть храбрыми солдатами в честном бою, чем погибнуть здесь, подобно крысам в норе. Они решили выждать удобный момент, когда бдительность русских несколько ослабеет, сделать отчаянную попытку захватить врасплох форт. Расстояние, отделявшее их от валов форта, было небольшое. Саперы имели с собой несколько зарядов динамита, упакованных в обыкновенные жестянки — прообраз ручных гранат, так часто применявшихся позднее. Вскоре после полудня они сделали нападение. Русские, не зная о нахождении отряда в окопах и не ожидая поэтому нападения с такого близкого расстояния, оказались не готовы к встрече. Саперы, шедшие впереди, успешно достигли подножия вала, взобрались на брустверы, понеся сравнительно небольшие потери и стали бросать гранаты в блиндажи, частично разрушив их и разбив на куски пулемет. Солдаты 7-го полка следовали за ними вплотную и взбегали на склоны высот насколько возможно быстро. Однако русские скоро пришли в себя и засыпали смельчаков пулями и шрапнелью. Японцы дрогнули и обратились в бегство.
В это мгновение один молодой офицер геройским поступком спас дело. Когда большинство бросилось бежать, он не последовал за ними, а, в сопровождении двух солдат, вскочил на бруствер и водрузил на нем небольшой японский флаг. Мы видели, как он звал солдат, указывая на флаг. Вероятно его крики были услышаны, так как бежавшие остановились и снова быстро взбежали на высоту под убийственным огнем. На этот раз ничто не могло остановить их, многие упали, остальные пошли вперед, перескочили с разбега гласис и вскарабкались на бруствер, где развевался японский флаг над трупом храброго офицера, и затем быстро заставили гарнизон укрыться во внутренних постройках форта. Услышав взрыв и видя участь своих товарищей из 7-го полка, другие войска поспешили вперед на помощь к ним. Хотя их потери во время наступления были ужасными, многим удалось все-таки достигнуть форта; некоторое время силуэты их виделись на бруствере, затем они исчезли внутри форта.
Но русские не намерены были сдаваться так легко. Они также храбро отражали атаку, как вел ее неприятель. Целых шесть часов длился ожесточенный рукопашный бой, в котором обе стороны действовали ружьями, штыками, ручными гранатами, пулеметами, камнями, кулаками и прикладами, как в блиндажах и окопах, защищенных земляными мешками, так и вне их, в открытом месте, то играя в прятки, то снова вступая в самый ужасный рукопашный бой. По временам японцам удавалось овладеть большей частью форта, затем снова русские брали верх и отгоняли их к валу.
Во время боя японцы сильно страдали от артиллерийского огня с форта Западный Панлунг, отстоявшего отсюда на сто ярдов. В 16 ч 30 мин от японского снаряда загорелись деревянные части укреплений форта и вскоре, казалось, все было охвачено пламенем.
Воспользовавшись этим две роты, следовавшие для подкрепления войск к Восточному Панлунгу, взяли на себя смелость без приказаний атаковать горящий форт Западный Панлунг и благодаря замешательству им удалось твердо на нем укрепиться. После жестокого рукопашного боя среди горящих развалин и взрывающихся боеприпасов они выбили отсюда русских. Это обстоятельство решило участь боя и на Восточном Панлунге. Не имея поддержки артиллерийским огнем и смертельно устав, русские, то есть их левый фланг, отступили за Китайскую стену и около 18 ч форты оказались в руках японцев.
Дальнейших атак на форте Северный Кикван в этот день более не было. 44-й полк так сильно пострадал накануне, что не пытался повторять их снова, а выжидал исхода боя вокруг фортов Панлунга...
Как только русские были выбиты с фортов Панлунга, их батареи открыли по ним сильный огонь, ввиду чего на фортах могло удержаться небольшое число людей, которые нашли убежище в блиндажах и немедленно приступили к устройству окопов против контратак со стороны русских. Японцы, кроме того, успели вечером втащить на Восточный Панлунг батарею горных пушек. Ночью русские несколько раз пытались отбить форты, но атаки велись с недостаточными силами и нерешительно, почему и потерпели неудачу. Японские артиллеристы сильно пострадали во время этих вылазок, но огонь их оказал огромнейшую помощь при отбитии атак».

Надо сказать, что Б. Норригаард (сам, или с помощью японских офицеров, с кем он поддерживал контакт)  очень точно подметил одну «слабинку» нашего воинства того времени:
«Русские солдаты — дети минуты, очень впечатлительные, с изменчивым, сообразно с обстоятельствами, настроением. От полного уныния до самых радужных надежд у них один шаг. Если дела идут хорошо, нельзя найти более храбрых и лучших солдат в мире, но, после продолжительных неудач, они способны потерять бодрость духа и сдаться. В этой кампании они потеряли веру в самих себя, так как терпели частые поражения, знали также, что одинаковая участь постигла их товарищей на севере. Офицеры говорили им, что Порт-Артур неприступен, что он сильнее всех тех позиций, которые они защищали до сего времени, что крепость вознаградит за все понесенные ранее потери и в ней можно обороняться, пока не прибудут на выручку с севера полки А. Н. Куропаткина, и что Балтийский флот, появившись в здешних водах, откроет путь к победе и свободе».

Важно отметить и то, что русские войска, расположенные в Порт-Артуре, на протяжении почти всей его осады дрались очень достойно и ни в чём не уступали в доблести бойцам 3-й японской армии генерала Ноги. Это  неоднократно отмечали как сами японцы, так и иностранные наблюдатели, следившие за ходом осады.
А вот наши солдаты армий Куропаткина, которые и должны были придти на помощь осаждённому гарнизону Артура, далеко не всегда показывали высокий уровень боеспособности. Причин тому много, но главная то, что весь гарнизон Порт-Артура состоял из кадровой, обученной армии (а тогда служили в пехоте срочную службу 5 лет), а армии Куропаткина набирались частично «с бору по сосенке» («выдергиванием» батальонов, а то и рот из разных кадровых полков), а частично – из «запасных», 30-35 летних бородачей, отягощенных семейством, которые не желали воевать и умирать «за дрова».
 

Источником  удивительной боеспособности японских войск было суровое воинское воспитание их солдат и офицеров.
Вернёмся к рассказу о нём.
«Праздность и леность  японцам неизвестны; людям всегда весело и они постоянно в хорошем расположении духа», - делится своими наблюдениями С. Райт.
«Наказаний во флоте не существует, да в них и не является никакой надобности, - каждый матрос проникнут сознанием, что и его небольшой личный труд совершенно так же важен для Японии, как и личность адмирала Того. Все поголовно воодушевлены одним глубоким пламенным чувством «Бушидо»... Буквально это слово означает «убеждения и правила рыцарей-воинов», а в  свободном переводе:  «преданность к долгу и отечеству». Эти понятия глубоко укоренились в сердце нации... Соблюдение установленных правил в битве, покровительство слабым, полное забвение собственной личности для выгоды и пользы отечества были руководящими принципами, наложившими печать на всю жизнь нации вплоть до настоящего времени», - подчёркивает Райт.
«Бушидо» можно вернее определить, как практическую религию».

Приведём ещё несколько отзывов о японской армии, данных авторитетными военными специалистами того времени:
Майор Иммануэль дает следующую характеристику японской армии: «Начав войну, Япония обладала армией, организованной и обученной по немецкому образцу, тщательно приноровленной к национальным особенностям. Вооруженная и подготовленная наилучшим образом, армия эта имела во главе безукоризненно подготовленный корпус офицеров, достойный уважения. Флот составляет жизненную потребность страны, каждый японец — прирожденный моряк, и благодаря уму, практике он прекрасно справлялся с новейшими судами. Народ, усвоивший современный прогресс и сочетавший его с национальными особенностями, выставил армию, не имевшую нервов, но понявшую особенности современного боя. Японский солдат соединил в себе порыв, презрение к смерти и стремление атаковать с вдумчивостью и любознательностью». («Русско-японская война», вып. 4, с. 108, 109).

Талантливый писатель и наблюдатель майор прусской службы Бронсар фон Шеллендорф, очевидец войны, в изданной им книге «Шесть месяцев при японской действующей армии» в своем отзыве о японской армии указывает, «что дисциплина и нервы японцев железные» (Журнал «Разведчик», 1906, № 808).

Английский генерал Гамильтон, состоявший при японской армии во время войны, в изданном им труде «Записная книжка штабного офицера во время Русско-японской войны» пришел к заключению, что батальон японской армии превосходит по своим качествам такой же батальон каждой европейской армии. В характеристике японских войск он говорит: «К патриотизму, всосанному японским солдатом с молоком матери, правительство озаботилось привить инициативу, быстроту и сообразительность. Это совершается в школах, где воинская доблесть стоит во главе всего курса обучения».

Вот ТАКУЮ армию и  предполагал «сокрушить» Николай Второй (не имея о ней и Японии никакого представления, естественно).


Следует подчеркнуть, что японцы не стеснялись  учиться у неприятеля и делать выводы из собственных неудач. После того, как наши войска отбили первый штурм крепости, японцы перешли к её правильной осаде.
Вот как это описывает Б. Норригаан:
«Японцы не любили подземной войны. Она была слишком медленна для них и влияла на их стойкость и упорство сильнее, чем самые ожесточенные атаки в открытом поле. Здесь, в рядах своих товарищей, воодушевленный пылом сражения солдат не думал, что может быть убит или ранен, или что его лучший друг или брат погибнет около него. Сердце его билось сильнее и единственным желанием и мыслями было схватиться с врагом в рукопашном бою. Во время же саперных операций дело обстояло совершенно иначе. Не было ни воодушевления, ни криков «банзай». Это была ежедневная, тяжелая, скучная работа, прокладывание пути через твердую почву, в обществе всего нескольких товарищей, которые трудились и изнывали рядом с ним, под постоянной опасностью от пуль и снарядов, летавших вокруг них, и под постоянной угрозой вылазок русских, которые нападали на них в штыки или же губили их ручными гранатами; при этом они беспрерывно видели раненых, которых уносили, или убитых, которых увозили к месту последнего упокоения в мешках из под риса. Нет, они этого не любили, не понимали и большинство офицеров разделяли в этом отношении чувства нижних чинов.
«Им надо это показать», — сказал мне раз генерал Ноги, во время завтрака в его главной квартире, показывая старую русскую кирку, которая стерлась с обеих сторон почти до рукоятки, — «чтобы они видели, благодаря чему русские получили возможность нас бить, и чтобы они поняли, что только этим способом можно достичь цели, копать и копать, как копают русские и», — прибавил он улыбаясь, — «кажется я их в этом убедил и заставил их проглотить эту пилюлю, как она ни неприятна».

Беспримерное мужество и доблесть обеих сторон были продемонстрированы ими во время знаменитой ночной контратаки русских войск 23 августа на японские позиции.
Вот как её описывал Б. Норригаан:
«А. М. Стессель понял, что для придания уверенности войскам и возбуждения в них храбрости надо перейти в смелое наступление...
Стессель назначил контратаку на 23 ч. Он предполагал двинуть небольшой отряд для демонстраций перед японскими позициями против редута Люнгвэн, но целью главной атаки были утраченные форты Панлунга. Сосредоточив значительные силы в долинах за высотами Вантая, он намеревался в нужный момент послать их двумя колоннами через овраги по обеим сторонам фортов Панлунга...
Стессель знал, что гарнизон фортов не будет многочисленным, ввиду опасения потерь от артиллерийского огня.
Русские войска, пройдя бесшумно путь, по которому можно было подойти незаметно к самому подножью высоты горы Вантай, где в окопах засел батальон 7-го полка, напали на него, открыли с двух сторон сильный огонь из ружей и пулеметов и уложили сотни людей. Часть войск двинулась в обход и пошла в атаку с тыла, главный же отряд ударил во фронт и оба фланга, выбив японские войска из окопов и оттеснив их обратно за Китайскую стену ко взятым ими фортам Панлунга и немного далее. Схватка была ожесточенная и большая часть батальона была уничтожена. Русские преследовали неприятеля, спустившись в овраги по обеим сторонам фортов, затем встретили первые подкрепления, которые стали храбро отражать атаку, но были разбиты, не выдержав яростного нападения; преследуя их далее по склонам высот и по долине, русские столкнулись с новыми, значительными подкреплениями, которые были отброшены, хотя и не так быстро, как прежние, вплоть до небольшой горной гряды и высокой насыпи, расположенных почти параллельно железной дороге. Здесь японцы занимали превосходную позицию, к ним прибыли новые войска на помощь, с целью остановить натиск русских и в этом месте завязывался упорный и жестокий бой, продолжавшийся около 45 мин... Долгое время трудно было предугадать исход сражения. Русские находились в выгодном положении, так как могли освещать неприятеля, ослепляя и приводя его в замешательство. Могучий свет то освещал самые лица японцев, то менял направление и они оставались в полном мраке. Японцы ничего не видели и стреляли наугад по направлению звуков ружейных выстрелов неприятеля. Тем не менее они заняли превосходную позицию, а русские оставались на равнинах и, так как численность японских войск быстро увеличивалась, вскоре они и перешли в наступление. После троекратного крика «банзай» они двинулись против фронта и флангов русских и оттеснили их по тому же пути, по которому те пришли, через высоты за форты и Китайскую стену. Русские медленно отступали, отбиваясь очень решительно, но только за насыпями укрепленной дороги могли остановить атакующих сильным ружейным и пулеметным огнем. Японцы, понесшие ужасные потери, не были в состоянии продолжать наступление, и сражение в этом месте на некоторое время прекратилось. Бой окончился около 1 ч...
Японская артиллерия старалась парализовать действие прожектора. Мы видели с нашего наблюдательного пункта как поднимались небольшие облака дыма и пыли, закрывая на мгновение свет и как все ближе и ближе падали снаряды. Вдруг свет исчез. Снаряд, удачно разорвавшись у прожектора, вероятно разбил его, после чего ночь показалась вдвое темнее. Воспользовавшись этой темнотой, японцы стали быстро наступать. Медлить было нельзя, надо было успеть завязать рукопашный бой, пока не начал действовать другой прожектор.
Японцы находились уже в 400–500 ярдах от русских позиций, что было видно по ракетам со звездами, как вдруг снова появился свет, и не один, а с Золотой Горы и откуда-то из-за фортов Эрлунга; последнего ранее не было видно. При свете нескольких прожекторов японцев можно было видеть также отчетливо, как картинки волшебного фонаря на экране. Немедленно русские открыли убийственный огонь из ружей и, главным образом, из пулеметов, причинив огромное опустошение среди японских войск, находившихся притом на лишенной всякого прикрытия равнине. Японцы ничего не видели и не могли ничего сделать, повсюду угрожала неизбежная смерть, они были ослеплены и совершенно беспомощны. Даже самые храбрые из них сознавали, что единственный исход — уйти от этого побоища и ужасного света обратно к своим лагерям, скорее скрыться в ночной тьме. Они попытались было открыть огонь из пулеметов с позиций, бывших вне действия прожекторов, но лишь только затрещал один из них, как начали взлетать ракеты со звездами, которые обнаружили его и русские открыли по нему огонь из скорострельных орудий, заставивший его скоро замолчать. Борьба представлялась бесполезной; атаки были отбиты и хотя по временам вспыхивал артиллерийский огонь, но серьезной попытки овладеть русскими окопами сделано не было...
Эта ночь была злополучной для японцев. Хотя русским не удалось взять обратно форты Панлунга, которые они накануне потеряли, но они выбили японские войска с позиций за Китайской стеной и причинили им очень тяжелые потери. В этом деле японцы потеряли свыше 5000 человек убитыми и раненными. Они были отбиты повсюду. Русские совершенно расстроили их планы и перешли в наступление; долгое время, пока японские войска не были значительно усилены, победа оставалась за ними. Благодаря этому русские войска приобрели уверенность в своих силах, средствах обороны и способностях их начальников. С этого дня они сражались с величайшей храбростью и хотя нередко терпели поражения, но в серьезных делах против равного по храбрости и упорству врага вели себя достойно...
 Вылазка русских ночью 23 августа вероятно будет исключена из японского официального отчета. Японцы не любили вспоминать об этом деле. Когда мы, так много слышавшие и видевшие, пожелали получить более подробные сведения из дивизионных штабов, японцы разъяснили нам события ночного дела, видимо стараясь не выделять его из ряда многих других вылазок русских; однако нам известно и наши друзья среди офицеров штаба генерала Ноги подтверждали, что несчастное ночное дело было самым тяжелым и гибельным испытанием, какому только подвергалась 3-я японская армия в течение всей кампании».


На фото: японцы казнят китайского шпиона

Примечание: В результате победоносной войны с Китаем Япония в 1895 году овладела военно-морской базой на Ляодунском (Квантунском) полуострове — Люйшунем, более известным как Порт-Артур. Дипломатический демарш и демонстрация силы, предпринятые Россией при поддержке Франции и Германии, вынудили Японию в конце 1895 года отказаться от этого приобретения и 15 марта 1898 года Россия и Китай заключили конвенцию, предоставившую России Квантунский полуостров в аренду на 25 лет. Б. Норригаард использует китайские и японские наименования фортов и укреплений крепости.
В отечественной литературе употребляются следующие наименования порт-артурских укреплений: укрепление № 3 (форт Суншу); форт № III (форт Эрлунг); открытый капонир № 3 (форт Хакимака-яма); редут № 2 (форт Западный Панлунг); редут № 1 (форт Восточный Панлунг); открытый капонир № 2 (форт «Р»); форт № II (форт Северный Кикван); Куропаткинский люнет (форт «Q»); укрепление № 2 (форт Восточный Кикван); редут Тахе (форт Лаоляцзы); батарея № 13 «Золотая Гора» (форт Золотая Гора); под фортом Кобу вероятно имеется в виду одна из полевых позиций, не имевшая собственного названия в отечественной литературе.
 Большое Орлиное Гнездо (форт Вантай); батарея литера Б (форт «М») Залитерная батарея (форт «N»); батарея литера А (форт Гектосан); Заредутная батарея (форт «Н»); Большая Волчья батарея (Новый Панлунг); Лаперовская батарея (форт Эбоши); Курганная батарея (вспомогательный форт Суншу)
Высота 203 носит наименование горы Высокой, форт Анцзешан — батареи литера В и литера Г, форт Ицзешан — форт № IV, форт Тай-Анцзешан — укрепление № 4, форт Тайангку — форт № 5, форт Ягутзуй — укрепление № 5, Шуйшиинские люнеты — редут Кумирненский, редут Люнгвэн — Водопроводный редут, Форт Паличжуан — редут Скалистый.


Продолжение: http://www.proza.ru/2012/08/29/413