Индульгенция для алхимика. Глава 1

     ГЛАВА 1
      
      
                -1-
       Его Высокопреподобие, старший брат - инквизитор Дедрик Кинцль, каноник Ордена святого Доминика, энергично потер озябшие руки, сложил их в пригоршню, и, попробовал согреть пальцы дыханием. В самом деле. Не к жаровне же идти? Подле нее экзекутор греется... Собачья должность, визитатор - проверяющий, почти все время - или в дороге, или в подвале. И что ни подвал, то обязательно маленький Коцит, ледяное озеро, где богопроклятый Люцифер терзает в своей пасти Иуду. Кто только придумал вести допросы в подвалах? Наверное, Великомученик, слабый человек столь часто и изощренно истязать себя не мог...
       - Записал? - осипшим голосом поинтересовался у своего писаря - аколита. - Повтори!
       - Сейчас, дом[1] патер, - секретарь закончил выводить закорючки на большом куске пергамента. Бумага в подвалах быстро сырела.
       - Мая числа двадцать первого, в год одна тысяча семьсот четвертый от Рождества Христова в землях Лимбус Инферни, во время после третьей молитвы, в Аллендорфском аббатстве Ордена Лулла, что расположено в Тюрингии, после задержания, предписанного инструкцией, допрашивается ученик коллегиума, субдиакон Густав Шлеймниц. Все верно?
       Инквизитор удовлетворенно кивнул. Соблюдать инструкции и предписания - залог скорейшего продвижения по лестнице власти. Три дня подержать в камере, на хлебе и воде, без допроса, на четвертый - показать орудия пытки, и лишь на пятый - начинать разговор. Дел в пустыни и так накопилось достаточно, еле успел закончить.
       - Поправь - Святого Лулла. В следующий раз накажу. Далее. Опрос происходит в присутствии наблюдателя аббатства, его Преподобия, препозита[2] монастыря отца Винифрида и декана коллегиума, его Преподобия, отца Мартина, удостоверяющих личность допрашиваемого. Готово? Приступаю к дознанию.
       Сводчатый потолок подвала ощутимо давил на плечи, трещали фитили масляных светильников, сквозь камни сочилась вода, пахло сыростью, плесенью, крысами и... человеческим страхом. Мрачно и внушительно. Доминиканец взглянул на подследственного.
       Сидящий напротив парень имел обычное простецкое бритое лицо, покрытое редкими шрамами оспин, с небольшим перебитым носом и маленькими поросячьими глазками непонятного цвета, сидевшими в глубине черепа. Остриженная, как и положено субдьякону, русая чёлка, открывала невысокий покатый лоб, украшенный разорванной надвое левой бровью, которая теперь росла двумя пучками кустистых волос. Широкие скулы и тяжелая нижняя челюсть выдавали вовсе не благородное происхождение, а намечающийся второй подбородок придавал некоторое сходство с молодым кабанчиком.
       И кто бы мог подумать, что за столь заурядной внешностью скрывается живой и пытливый ум? Ведь смог же Шлеймниц обставить встречу с сестрой так, что об этом узнали только спустя декаду? А все попытки его разговорить, даже во время исповеди, как утверждает брат Винифрид, завершились ничем, студиозус весьма ловко уходил от наводящих вопросов. И сейчас, сидит, как будто по ошибке в камеру попал. Ни напряжения, ни страха... Обиженную мину только скорчил, праведник... Весьма перспективный молодой человек. Такие кадры пропадают! Инквизитор, чуть заметно вздохнул.
       - Итак, Густав Шлеймниц, рожденный в Гёттингеме, в одна тысяча шестьсот восемьдесят втором году, в семье почтенного купца Фридриха Шлеймница?
       - Да, Ваше Высокопреподобие, - голос молодого субминистратума[3] слегка дрожал, но звучал твердо.
       - Про вероисповедание и прочее не спрашиваю, раз являешься младшим служителем святого Лулла. Знаешь ли ты, по какой причине заключен под стражу?
       Короткая пауза.
       - Нет, дом патер. Этого мне не сообщили.
       Хитрец, однако! Не сообщили... Надо же?! Ладно, начнем издалека.
       - Знаком ли ты с фратером Клаусом Венехаймом?
       - Это который следит за учебными лаборариумами[4] ? - уточнил трехбровый.
       Нет, он что, издевается? Кинцль даже фыркнул. Разговор его начал немного забавлять.
       - Значит, знаком, - тон доминиканца стал утвердительным. - А знаешь ли ты, что теперь бедняге предстоит три года корчевать пни в Фулденском урочище? Благодаря тебе, между прочим! - уловка старая, но можно и попробовать. Вдруг попадется?
       Подследственный осторожно потер нос двумя пальцами.
       - Мне? Тогда я рад за него. Брат Клаус давно хотел отпроситься у настоятеля на другую работу. Жаловался на отросший живот.
       Инквизитор криво улыбнулся.
       - От живота он теперь избавится. Не без твоей помощи, конечно...- и, многозначительно замолк.
       Шлеймниц ничего не сказал, поскольку прямого вопроса не ставилось. Хм. Не дурак.
       - Но речь сейчас не о нем, а о твоей сестре, - доминиканец сменил тактику, выкладывая первый аргумент. - Знаешь ли ты, что она бежала из монастыря клариссинок, куда ее определили попечители?
       Густав утвердительно кивнул.
       - Да, дом патер. Я об этом слышал.
       Попробуем закрепить и выложить еще один факт:
       - А тебе известно, что она бежала вместе с еретиком и изменником Короны? Со своим любовником Йозефом Франке?
       Студиозус недоуменно вскинул брови. Да ему в театре играть надо!
       - Нет, Ваше Высокопреподобие! Неужели? Бедная сестра... - и удрученно опустил голову.
       - Ты еще скажи, что вы после этого не встречались, - ехидно заметил Кинцль, ожидая ответ на провокацию.
       Вот тут студиозус клюнул.
       - Нет, дом патер. Свою несчастную сестру я не видел с тех пор, как поступил в коллегиум. То есть, почти пять лет.
       Инквизитор тут же сделал подсечку.
       - У нас есть свидетели, которые вас видели здесь, в аббатстве около двух месяцев назад. Ты сможешь опровергнуть их показания?
       Но ловкач выкрутился:
       - Ваше Высокопреподобие, да мало ли с какой паломницей я мог разговаривать, указывая дорогу? Если ее узнали, то почему не задержали? Разве приметы, развешанные в каждом полицайстве, написаны мелким почерком? Повторю: с сестрой я не встречался. Ибо говорил Каин: "Я не сторож брату своему". А я - сестре.
       - А, так она вырядилась пилигримом? - колкость студиозуса доминиканец пропустил мимо ушей.
       - Не знаю, дом патер. Но с иными женщинами я просто не беседую. У нас монастырь, а не Гамбургский порт.
       Кинцль хмыкнул и сделал попытку атаковать еще раз:
       - А с Йозефом Франке?
       - Нет! - звучало категорично. - С ним, с этим мерзавцем, я вообще незнаком!
       - Ты торопишься с ответами, молодой человек, - голос инквизитора стал мягким и задушевным. - Пойми, ты в руках своих братьев. Не опасайся ничего! Ведь все что мы хотим сделать, это для твоего же блага. Тебе еще неизвестно, в чем это благо состоит, но скоро узнаешь... Продолжаешь настаивать? Подумай!
       - Дом патер... - студиозус шумно сглотнул слюну, - я понимаю... вы желаете лишь добра... - облизал пересохшие губы, нервно взглянув в сторону экзекутора, ради развлечения взявшегося крутить в пальцах щипцы для выдергивания ногтей, - но я действительно не виделся ни с сестрой, ни с Франке! Ваши свидетели ошибаются!
       Инквизитор молчал, не отрывая взгляда от подследственного, ожидая, пока тот начнет ерзать на стуле. Но Шлеймниц смотрел прямо, всем своим видом словно говоря: "Я не вру!" и дергаться не собирался. Вот упрямый осел!
       - И, конечно, куда они могли бежать, ты не имеешь никакого понятия? - этот вопрос доминиканец задал уже для проформы, даже не надеясь на ответ. Но ошибся.
       - Я могу только предполагать, Ваше Высокопреподобие. Скорее всего, они перешли Колючие горы, и стали искать укрытия у наших родственников, Хевелиушей, в Гданьске. Еще могли попробовать сесть на корабль до Ледяных Баронств... или Джабана. Но, повторю! С ними не встречался! И где прячутся - не знаю.
       Каноник лишь недоверчиво покрутил головой.
       - Значит, добровольно говорить не желаешь, - посмотрел на палача. Жаль, что в отношении этого деликвента[5] запретили пытку. Уж больно упертый оказался, ни предвариловка, ни открытые факты его не берут... но на дыбе и не такие языки развязывали. Ладно, в конце концов, нужен не этот жалкий студентишка, а еретик Франке. Упорствует? Пускай. От охотников еще ни одна "лисица" не ускользнула. Комтур[6] предупреждал: допрос вести мягко, жестких методов не использовать, чуть пугнуть - и хватит. У епископа явно есть задумки...
       - Я сказал все, что мог, Ваше Высокопреподобие, - пожал плечами субдьяк. - Добавить мне нечего.
       - И ты готов свидетельствовать на Библии? - брат - инквизитор вновь потер руки, на этот раз уже почти согревшиеся.
       - Да, дом патер, - твердо ответил субдьякон. - Хоть сейчас!
       - Отец Винифрид? Отец Мартин. Будьте очевидцами! - и протянул Шлеймницу свое старое Евангелие в истертом кожаном переплете. - Ты успеваешь записывать? - в сторону секретаря.
       - Э... да... герр Кинцль... готово!
       - Клянись, Густав Шлеймниц. Клянись в своих словах!
       Субминистратум поклонился, поцеловал серебряный крест обложки, положил левую руку на сердце, прижал Святое Писание куда-то в область солнечного сплетения и, торжественно произнес:
       - Говорю Вам, клянясь на Священной Книге! Элизу Шлеймниц и Йозефа Франке в этом году я не встречал и с ними не разговаривал!
       - Свидетельствую, - глухо пробасил отец Винифрид.
       - Свидетельствую, - проскрипел отец Мартин.
       Визитатор лишь досадливо цыкнул зубом. Такая клятва не стоит ровно ничего, юнец опять нашел выход. Ведь беглецы могли сменить имена и документы, так что формально студиозус ни капли не солгал...
       - Хорошо же! - угрожающе произнес Кинцль. - Вы, молодой человек, о наказании клятвопреступников помните? Замечательно! Тогда идите, и не забывайте об этом!
       Студиозус смотрел на доминиканца непонимающе.
       - Я могу идти? - не веря своим ушам, переспросил Шлеймниц.
       - Да, - подтвердил каноник. - Ты свободен, можешь идти. Если потребуешься, то тебя найдут!
       Субдьяк встал.
       На своей скамье зашевелился глава монастырских соглядатаев, отец Винифрид.
       - Да, брат? - не по Уставу обратился к нему инквизитор. - Ты что-то хотел сказать?
       Второе лицо аббатства от такой фамильярности слегка дернул щекой, но все же произнес:
       - Э... да, герр Кинцль. Обратиться к студиозусу Шлеймницу. С вашего позволения, - чуть ехидно добавил препозит.
       Следователь кивнул.
       - Дозволяю, - и бросил писарю, - Аколит, заканчивай протокол. На моих словах, дальше не надо.
       - Кхм... - приор оправил складку рясы. - Густав, иди, умойся - и на святое причастие. А потом - на исповедь, настоятель тебя ожидает. И нигде не задерживайся!
       Субминистратор осенил себя крестным знамением, поклонился присутствующим, на негнущихся ногах пошел к выходу. Его выпускают! Господи, чудны дела Твои, Господи!
      

       [1] - почтительное обращение к старшему по церковному чину
      
       [2]- заместитель настоятеля, он же - приор.
      
       [3]- субдьякон, "старший из младших" церковных чинов
      
       [4]- букв. "рабочая комната"
      
       [5]- преступник, нарушитель
      
       [6]- брат-рыцарь, управляющий определённой областью орденского государства. 
      


                -2-
       Беседа с настоятелем началась с неожиданного вопроса.
       Отец Сулиус, подозрительно взиравший на хмурого, чуть отощавшего, субдьякона, пригладил бороду и поинтересовался:
       - Скажи, любезный юнгерменн[7] , как поживает твой товарищ, которого ты привел из Сантьяго-де-Компастелло? Хорошо ли он справляется со своими обязанностями фамулуса[8] ? К поступлению в коллегиум еще не готов?
       Шлеймниц, ожидавший совсем другого, слегка опешивший от такого поворота темы, не нашел ничего лучше, чем выдать первое пришедшее в голову, то есть неприукрашенную правду:
       - Нет, дом аббат. Грамота дается ему тяжело. Но он старается... А помогает в меру своих скромных сил, лично у меня нареканий к лиму[9] Прошу нет. Но, думаю, что перед Испытательным Капитулом он сможет предстать не ранее, чем через год.
       Голос студиозуса, приятный молодой баритон, слегка хрипел, выдавая пережитое напряжение.
       Пресвитер недовольно покрутил головой.
       - Тем хуже. В таком случае ему придется разделить твою участь. Ты понимаешь, что мы вынуждены тебя наказать? - в речи аббата послышались строгие официальные нотки.
       Густав молча кивнул.
       - Это радует. Кхм. Не придется много объяснять. То, что освободили из-под следствия, это, конечно, хорошо... Но причина в другом. Если карать всякого, подозреваемого инквизиторами, то нам всем место или на рудниках, или - в подвалах, - настоятель тяжело вздохнул, затем продолжил уже без напускной строгости. - Я тебя исключаю из коллегиума. Вынужден это сделать. Орден святого Лулла не может позволить, чтобы в его служителя тыкали пальцем и говорили: "Смотрите, это брат той доброй монахини, что удрала с первым встречным проходимцем, до того ее демоны одолели. И этот, поди, такой - же, прихожанок соблазняет Царствием Небесным, ищет любовницу побогаче"...
       Шлеймниц вскинулся.
       - Но дом аббат, вы же знаете...
       - Тише, тише, сын мой, - отец Сулиус выставил перед собой аристократически узкую ладонь в защитном жесте. - Знаю я, визитаторы тоже знают. Но... Миряне обсуждают бегство сестры Элизы не только в Гёттингене, эта скандальная новость, как зараза, проникла и в другие города. Еще бы! Впервые за триста с лишним лет, монахине, соблазненной пособником дьявола, удалось обвести вокруг пальца каноников Капитула и скрыться от инквизиторов. Такого удара по своему престижу Доминиканцы не потерпят. Рано или поздно ее найдут, определят наказание... Ты можешь остаться в Аллендорфе. Здесь, - настоятель выделил слово, - и в Романии, учиться тебе запрещено. Пройдет время, пересуды утихнут, тогда восстановят... в студентах и в субдьяконах. И, возможно, рукоположат. Но сколько этого ждать - известно одному Богу, - настоятель поставил локти на стол и сплел пальцы в замок, ожидая, пока его слова дойдут до ученика.
       Густав соображал быстро.
       - Дом аббат, выходит... я исключен... но могу учиться в другом месте? За пределами Марки? И там смогу получить священный сан?
       - Да, любезный друг, ты все понял верно, - настоятель одобрительно кивнул, - Тебя убирают только из коллегиума, но не отрешают от служения святому Луллу. Алхимики нужны государству... и народу. Орден потратил много сил, времени, ему скандал не нужен, но и ждать, пока все закончится - не резон. Уедешь в Сецехов, Падую, Наварру... Или, если получится, найдешь Наставника поближе. Кхм. Возможно, кому-то из братьев Ордена, служащему в приходской церкви, нужен молодой помощник. Конечно, если сан позволит тому брать дисципулусов[10] . Тогда через полгода святой Лулл получит нового дьякона, а через несколько лет, да поможет Дева Мария - плебана[11] .
       В комнате воцарилось молчание. Густав переваривал сказанное пресвитером. Исключили? Да разве это беда? Могло быть и хуже! Орал бы сейчас под пыткой, например... А то, что нельзя учиться в Романии? Так даже хорошо. Уйдет из-под присмотра местных инквизиторов. Здесь ему и вправду покоя не дадут!
       Просидевший в подвале половину декады, Шлеймниц оказался настроен решительно. Сейчас он был согласен идти куда угодно, лишь бы подальше от следователя:
       - Я готов, дом аббат. Тут, в монастыре, не останусь. Куда посоветуете отправиться?
       Пресвитер усмехнулся.
       - Молодость, молодость... пора торопливых решений и безрассудных порывов, - патер взял перо, подвинул чистый лист пергамента.
       - Ступай в Сецехов, он ближе всего. Хоть и через горы добираться... Я напишу ходатайство епископскому викарию, он выдаст разрешение и проблем в новом коллегиуме не возникнет. Правда, придется заглянуть в Мейссен... Но неделя - другая, тебя особо не задержит... Да! И облата[12] забери, вместе с его зверюгой, - вспомнил, с чего начал, отец Сулиус. - От этого Проша, толка, прости Господи... вред один от него, в общем. А от его жирной мартышки - еще больше, в который раз брат - апокризиарий[13] жалуется, что на кухне безобразничает, - оживился настоятель, вспомнив проделки приблудного монастырского обезьяна.
       Густав, смекнув, к чему клонит настоятель, аккуратно встал на колени и перекрестился.
       - Отпустите грехи мои, дом аббат. Ибо даже левая рука не всегда ведает то, что творит правая... А на мне тень прегрешения сестры и проступки тех, за кого я в ответе перед вами и Богом. Смиренно прошу исповеди...
      

       [7]- нем., иск. - молодой человек
      
       [8]- ученик алхимика
      
       [9]- уставное обращение к младшему Орденскому чину
      
       [10]- ученик коллегиума, университета
      
       [11]- католический приходской священник
      
       [12]- член монашеского Ордена не дающий обета
      
       [13]- брат - монах, выдающий основные блюда и пайки
      

                -3-
       С Николасом Прошем, монастырским облатом по кличке "Проныра", личным фамулусом студиозуса и постоянной головной болью всего аббатства, Густав смог увидеться и поговорить только после сексты[14] . Еще во время службы подал знак, Ник согласно кивнул, мол, "все понял", и из церкви они вышли вместе, забрав по дороге, рядом с кухней, еще одного, третьего своего компаньона, гомункула Адольфиуса.
       Устроились на хозяйственном дворе, подле госпитальной прачечной. Сели на колоду для отбивки белья, греясь на веселом майском солнышке. Прош начал что-то выговаривать вечно голодному ручному обезьяну - лемуру. Зверь из пробирки, вполуха слушая очередной разнос от поильца и кормильца, флегматично пережевывал кусок где-то подтибренного копченого сыра. Наконец, убедившись, что лишних свидетелей нет, Проныра отвлекся от воспитания подопечного кочкодана[15] и участливо заглянул в лицо Густава, по-дружески похлопав товарища по колену.
       - Эк ты схуднул, бедняга! Не кисни! Пузо не болит? Инквизитор невинности не лишил? - за свои идиотские шутки Николас уже не раз оказывался бит (и не только Густавом) но все никак не унимался.
       - Иди ты! - отмахнулся Шлеймниц, разыскивая в поясной кошелке кусочек сладкой просфоры, оставленной для Адольфиуса после святого причастия.
       - Не пойду! Пока все не расскажешь, - чуть поморщился фамулус, наблюдая, как и без того откормленный до невозможности лемур одновременно запихивает в пасть обмусоленный сыр и булку. - Отец Мартин про тебя все уши прожужжал. От злорадства, чуть не лопается: "Я давно говорил, что этого толстопузого гнать надо. Только не слушал никто. Так сейчас, под пытками, все выложит, инквизитор сразу поймет, какую бестолочь наш аббат под крылом пригрел!", - Николас очень похоже спародировал дребезжащий голос Наставника по рудам.
       - Пришлось в пиво ему плюнуть, - продолжил облат. - Не мог же я просто так терпеть, как при мне, моего же благодетеля хают.
       Посмотрев на сморщенную, словно от зубной боли, физиономию своего товарища, послушник понял, что слегка перегибает палку и продолжил уже нормальным тоном:
       - Давай, выкладывай с подробностями. Как отсидка прошла? На дыбу не вешали?
       Студиозус вздохнул, передернул плечами, вспоминая мрачную подвальную келью.
       - С подробностями - сильно долго будет. Расскажу... потом, постепенно. Ожиданием пытали, а хуже ничего нет. Про сестру спрашивали, куда они с Йозефом сбежать могли...
       - Ну а ты? - облат развернулся к приятелю.
       - Я? - Густав хмыкнул. - Отправил их в Гданьск, к Хевелиусам. Правда, они года два, как померли... теперь даже Мастер экзорцизма допросить не сможет. В общем, обошлось. Пока обошлось, - уточнил Шлеймниц. - У нас теперь новая проблема. Меня настоятель из коллегиума исключил... из-за сестры, в общем. Боятся, что к их рясам грязь прилипнет. Сначала я испачкаюсь, а потом и Орден замарается. Предложили на выбор: либо здесь сидеть, ждать, неизвестно чего, либо, в идти в другую школу. Так что, завтра мы с тобой в Мейссен отправляемся, а оттуда - в Ржечь, в Сецехов, - окончил доклад Густав, наблюдая, как у Проша изменяется лицо.
       - Э! Подожди! Как так "мы с тобой"? - фамулус едва не подскочил, перепугав резким движением задумчивого ковыряющегося в зубах Адольфиуса.
       - А вот так, - студиозус вытащил из своей сумки кусок не раз чищенного пергамента и помахал им в воздухе. - Подорожная на нас двоих. Отец Сулиус распорядился. В мое отсутствие тебя здесь терпеть не будут. А жирного, - Густав кивнул головой в сторону прислушивающегося к их разговору индрика, - тем более. В раз на жаркое пустят. Брат Юлиус давно на него ножи точит, обезьяньи мозги, говорит, деликатес...
       - И вовсе он не жирный, - обиделся за погрустневшего лемура Николас. - Он это... фигура у него такая! - нашелся облат. - Значит, нам вместе с тобой тащиться? В такую даль? Через Большой Хребет? Ох... бедные мои ноги... Бедные ноги... а может, мне срочно заболеть? - Проныра решил сделать попытку хоть как-то открутиться от предстоящего похода.
       - И не надейся! - Шлеймниц энергично взмахнул рукой. Адольфиус, от осознания предстоящей перспективы, выпучил глаза так, что казалось еще чуть-чуть - и они вылезут из черепа и, издал короткий испуганный "хрю". - Брат инфирмариус[16] так вылечит, что зад пробкой затыкать придется. И обезьяну - тоже, - добавил студиозус, отгоняя ладонью от носа испорченный воздух. - В общем, остаться не рассчитывай. Меня только задержишь. Смирись с судьбой и начинай собираться в дорогу. Ты понимаешь, о чем я?
       Николас прикрыл глаза.
       - Понимаю, не дурак. Раз уходим, то и монету из тайника забрать надо. Денежки в дороге нужны... - Проныра взъерошил отросшие до мочек ушей светло - соломенные волосы. - С другой стороны, почему бы и не прогуляться? А то в Аллендорфе, если честно, уже поднадоело. В новиции я все равно не собираюсь, а разницы, где тебя рукоположат - здесь, или в Ржечи, особой не вижу. Главное, получить теплое местечко, что бы я, с твоей помощью, мог делать наш маленький гешефт.
       Густав пожал плечами.
       - Все в руках Господа. И моя карьера, и - твое благополучие. Лишь бы подальше от Sanctum Officium[17] . Сходи в деревню, постарайся раздобыть продуктов. На монастырском пайке мы далеко не уйдем. А завтра к вечеру нужно добраться до Эрфурта, заночуем в монастыре Святого Августина.
       - Может, лучше, в таверне? - с надеждой забросил удочку Николас. - Тебе, после подвала, полезно будет! Хорошо поужинаем, послушаем новости, выспимся на мягких кроватях, а не на соломенных тюфяках... с животом, набитым всякой дрянью, - добавил Проныра, уклоняясь от подзатыльника.
       - Не богохульствуй, - Густав сурово пресек попытку облата пожить в роскоши. - Господь дает монахам блага духовные, а не мирские. Нам предоставят кров, и пищу, благословленную настоятелем, а это будет получше еды, которая недавно тявкала или мяукала. А деньги нам потребуются, дабы не идти пешком. Или ты предпочтешь тащить Адольфиуса на закорках? - и студиозус скептически уставился на фамулуса, как бы оценивая физические возможности последнего.
       Уважения они не вызывали. Низкорослый и худой, с узкими плечами и тонкими плетьми рук, крупной головой с лохматой шевелюрой, стриженной "под горшок", большим носом, увенчанным очками в позеленевшей бронзовой оправе, за которыми прятались хитрые серые глаза, мясистыми, словно у мавра, губами, редкой козлиной бороденкой и шеей толщиной в черенок мотыги, облат, скорее походил на мокрого растрепанного воробья, чем на рыцарского тяжеловоза - дестриэ.
       В ответ Николас покрутил указательным пальцем у виска, жест, у него означавший: "Ты что, рехнулся?", и высказался:
       - Нет, положительно, тебе в голову иногда приходят светлые идеи. Правда, как мне кажется, тут ты печешься не только о моих, но и о своих удобствах. Это правильно... Так может, в деревне поспрашивать, вдруг, кто завтра в Эрфурт отправляется?
       - Обязательно спроси! - поддержал Густав. - Не то мы к августинцам только на Петра и Павла[18] поспеем. Даже если обезьян будет всю дорогу бежать.
       Индрик, обиженный критикой в сторону своей персоны, выразил недовольство, показав студиозусу длинный коричневый язык. Густав только покачал головой. Проныра не раз утверждал, что лемур все понимает и может изъясняться жестами, которые он (Проныра) даже может перевести на человеческий язык. Но переводил редко, потому что перевод, как правило, получался очень похабный.
       - Давай, дружище, собирай пожитки, - Шлеймниц встал с колоды. - А я пошел к отцу - келарю, договариваться на счет вещей в дорогу...
      
      
       [14]- секста - молитва, читаемая весной и летом около 12 часов дня. В общем, ход
       монастырских молитв можно представить так: - 3.00 - матуцитум, заутреня;
       - 4.00 - прима, предрассветная молитва; - 5.00 - лаудерсы, молитва на
       восходе; - 6.00 - секундария, читается после рассвета; - 9.00 - терция; - 12.00
       - секста, молитва перед обедом; - 15.00 - нона, обедня; - 16.30 - нешпоры,
       вечерня; - 18.00 - комплета, завершающая молитва
      
       [15]- кочкодан, индрик - обезьяна, иск. от "индри", вид бесхвостых лемуров
      
       [16]- монах - медик, врач
      
       [17]- святая инквизиция
      
       [18]- в католичестве отмечается 29 июня
      

                -4-
       На следующее утро, из открывшихся с рассветом ворот Аллендорфского аббатства, навстречу восходящему солнцу вышло три разномастных фигуры, бодро зашагавшие по дороге на Эрфурт. Вообще-то шагали только двое: один невысокий, тощий и нескладный, одетый в шерстяной коричневый подрясник, болотного цвета шаперон и, теплую войлочную жилетку, слегка не дотягивающую до хоппиланды[19] ; другой - плотный, широкоплечий, с вызывающим уважение и зависть брюшком, прикрытым серо-зеленой рясой и коротким плащом, на голове - серый пелеус[20] . А третий... ростом около ярда, покрытый светло-серой и черной шерстью, с острой мордочкой, волосатыми ушами и выразительными янтарными глазами, размером своего пуза почти не уступающий самому здоровому в компании... в общем, раскормленный обезьян. Только наряженный в залатанные холщовые панталоны, державшиеся на одной помочи, мягкие кожаные сапожки на завязках и, передвигающийся вперед короткими скачками, а не степенным шагом, подобающим солидному члену монастырской братии.
       Воздух оказался не по-весеннему холодным, на землю и ярко-зеленую траву легла изморозь, посеребрив их ледяным узором. Со стороны виноградников плыли клубы сизого дыма; монахи и конверзы[21] , пытаясь уберечь молодые цветоносы от заморозка, жгли костры. Дорога вилась мимо окружающих монастырь огородов, постепенно сменяющихся полями, отдыхающими под паром или, засеянными черными бобами - любимым гарнирным блюдом брата - повара, втайне ненавидимым всеми остальными.
       Отмахав около полумили, троица остановилась. Обезьян совсем выбился из сил. Николас, уже в который раз, просительным тоном обратился к Шлеймницу:
       - Гусь[22] , да возьми ты его уже! Ведь к Долговязому Отто опоздаем...
       - Твой зверь, тебе и нести, - отрезал студиозус, поправляя котомку за плечами. - Из Безансона нес? Нес. А сейчас чего? На моем хребте в Рай въехать хочешь? Хвост козлячий...
       - Тогда он весил раза в три меньше, - Проныра подвинул съехавшие к кончику носа очки. - Ну, давай, Гусь, что тебе стоит? Хотя бы до развилки. А там, до телеги, я уж дотащу, как ни будь, - своими стенаниями послушник мог разжалобить даже Великого Инквизитора.
       - Точно? - подозрительно уточнил Густав.
       - Да точно, точно! - успокоил облат. - Перекресток примерно через милю будет.
       Шлеймниц немного посопел, но в конечном итоге, сдался:
       - Ладно. Уговорил, импур[23] близорукий. Но, - студиозус поднял вверх указательный палец, - только до перекрестка. Дальше сам потащишь.
       Николас, поглощенный отвязыванием от пояса небольшой кожаной фляги, в ответ только "угукнул". Промочив горло аббатским вином, не обращая внимания на жалобные хрюки Адольфиуса, с малых лет неравнодушного к алкоголю, фамулус, наконец, задал давно волнующий его вопрос:
       - Как думаешь, они специально это все подстроили? - свои самые большие тайны, внутри монастырских стен, приятели предпочитали не обсуждать. Никогда не знаешь, откуда могут расти уши.
       - Наверняка, - Густав принял флягу и сделал пару глотков. - Фу, еретика тебе в костер... кислятина... - субминистратум закашлялся. - Думают, что знаю, где Элиза, и, покинув Романию, попробую с ней связаться, - вытирая выступившие слезы, студиозус вернул емкость хозяину. - Ну... мы с тобой это уже обсуждали. Им не несчастная моя сестра нужна, а Йозеф...
       Прош заткнул горлышко пробкой и занялся процессом возвращения баклажки на место.
       - Ага. Интересно, чем он им так насолил? Обычный рыцарь - бродяга, таких на тракте - десяток на милю, - справившись, испытующе взглянул на товарища. - Неужели только тем, что похитил Элизу? Да ни за что не поверю!
       - Ха! Если б знали... то меня из застенка не выпустили. И тащиться импур знает куда нам бы не пришлось... - Шлеймниц примерился к обезьяну. - Но инквизиторы, по какой-то причине уверены, что мы не в курсе. Так что лучше продолжать оставаться в неведении, - закончил он. - Давай, закидывай толстяка за спину, сверху, на котомку.
       - Да, ты прав. Я подумал, может, мысли какие появились... раз нет, то присядь немного, мне не дотянуться, - Проныра сделал строгое лицо и непререкаемым тоном обратился к лемуру:
       - Адольф! Сейчас поедешь на нем, - для пояснения, ткнул пальцем в хмыкнувшего Густава. - Сидеть спокойно, не чесаться, не чихать, руками держись за воротник плаща. Ты все понял?
       Индрик склонил голову набок, и сделал самое умильное выражение мордахи. Ехать на ком-то - просто отлично! Он с самого начала голосовал против этой эпопеи, но его мнения особо никто не спрашивал. Пришлось смириться с судьбой, обуться в ненавистные пинетки и отправиться в дорогу вместе со своими принципалами[24] . Так что если появилась возможность улучшить комфортность путешествия, то ей непременно следует воспользоваться. Лемур протянул Николасу лапы. Прош нагнулся, кряхтя, поднял воспитанника на руки и, с маху, забросил обезьяна на хребет своего товарища.
       - Ух, козий хвост, до чего тяжелый... - Густав осторожно выпрямился, а индрик начал возиться, устраиваясь поудобнее.
       - Ну что, готов? - поинтересовался фамулус, поправляя очки. - Вперед?
       - Пошли, - согласился студиозус, улыбнулся, показав крепкие желтоватые зубы с дыркой на месте левого верхнего клыка и, размашисто перекрестися. - Вперед, навстречу неизвестности. А ab incursu et daemone libera nos Domine[25] .

      
       [19]- долгополый плащ с меховым воротником
      
       [20- головной убор из фетра, плотно прилегающий к вискам
      
       [21]- член Ордена давший обет, но не посвященный в монахи
      
       [22]- Гусь - игра слов, сокращение имени Gustav. Gus (нем.) - гусь.
      
       [23]- букв. "нечистый", низший демон, бес, черт. Сверхъестественное Существо,
       реально обитающее в районе Рубежа.
      
       [24]- здесь - в значении "хозяин"
      
       [25]- от разбойников и демонов упасет нас Господь (псалом 96)


                -5-
       Отец Сулиус поднял глаза на вошедшего в келью брата Винифрида, вопросительно изогнув бровь.
       - Все в порядке, Отто их встретил, - доложил приор. - Шлеймниц, по-моему, о надзоре догадывается, но никаких действий не предпринимает. Пока, во всяком случае, - поправился он. - Так что будем ждать известий из Эрфурта.
       - Ты по-прежнему считаешь, что он сможет продолжать дурить инквизицию? - аббат отложил пергамент и перо в сторону.
       - Deus in adiutorium[26] , - пожал плечами отец Винифрид. - Пусть попытается. Другого шанса у него может и не быть...
      
       [26]- все в воле Божьей