Зоофилия и искусство

В то время я работал на заводе по производству водяных пистолетиков, соединяя куски разноцветной пластмассы отвратительного качества за скромные 5000 в месяц. Жил в убогой хибаре, перешедшей по наследству от дедушки, читал анекдоты в бесплатных газетах с объявлениями и страдал от бесконечного одиночества. Единственной отдушиной был алкоголь, ставший для моего опустошенного сознания Библией, Кораном и даже, прости г-ди, Торой.

Днем, собирая очередную дешевую и некачественную игрушку, я мысленно находился в своих покрытых плесенью четырех стенах, наливая соседский самогон в слегка деформированную от многочисленных гневных бросков железную кружку и наслаждаясь дерущим горло, но ласкающим душу пойлом. Ясное дело, что начальство не могло смириться с криво собранными из-за моего эскапизма пистолетиками, и я нисколько не удивился, когда в один из ненавистных понедельников узнал о своем увольнении. У меня не были ни сил, ни желания искать новую работу, а небольших накоплений хватало лишь на самогон и подгнившую квашенную капусту, которую продавали те же самые соседи.

Плесень на тот момент покрыла уже каждый квадратный метр стен хибары, и, должно быть, как-то начала влиять на мой разум, ибо я стремительно начал терять рассудок. Как-то в тот период я увидел на улице дворняжку, повел ее за собой домой, напоил самогоном и хорошенько выебал. Она издавала удивительные звуки, напоминавшие крики школьницы, упоровшейся спидами. Недолго думая, я записал лай этой псины на одолженный у соседей катушечный магнитофон, поехал к отмороженным ниферам и попросил их наложить какой-нибудь музон на мой материал. После долгих уговоров странный азиат послушал пленку, восхитился и записал несколько песен со сладострастным воем моей собаки.

С тех пор ниферы разбирают эти записи как горячие пирожки, а сука, которую я назвал Лидой, задорно виляет хвостом, когда я возвращаюсь в свой особняк с гонораром от очередной звукозаписывающей компании.