Мой добрый дядюшка Кошмарский - 17

ГЛАВА 11. МЕТАМОРФОЗЫ ДВОЮРОДНОЙ ДОЧЕРИ

             
                - Матушка, милая!
                - Господь с тобою…
                (Народная песня,вызывающая чувство полной безысходности).


Когда-то один наблюдательный человек с огромным удивлением заметил, что лучшие шофёры рождаются не в запылённых мегаполисах, а в отдалённых стойбищах, кишлаках и аулах и зачастую даже не во всех подробностях представляют себе механизм работы мотора, сцепления и зажигания. А как по-моему, то ничего удивительного тут и нет. Всё очень легко объяснимо. Поскольку мы сейчас организованно и по приказу партии погружаемся с паровозной скоростью в мрачную тьму средневековья, хорошим тоном в обществе стало признание существования разнообразных духов, глюков и привидений с призраками, хотя, не будучи специалистом  в серо-буро-малиновой магии, трудно найти разницу между вышеназванными сущностями. Конечно же, все эти указания, как, впрочем, и многие другие, нормальные люди всегда слушали вполуха и воспринимали с изрядной долей здорового скептицизма, но что-то во всех этих глюках есть. И добраться до истины проще не тупенькому мажорчику, а незацикленному парню из кишлака. Стоит лишь вспомнить обаятельного водителя Эдика из кинофильма «Кавказская пленница» с его знаменитой стартовой фразой: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! Как говорил великий и мудрый…» После произнесённой мантры машина сразу же заводилась и начинала безотказно работать, несмотря на ушедшую глубоко в землю искру. До следующей поломки, понятно. Умел симпатяга Эдик достучаться до нежной души автофургона. А в том, что душа или нечто подобное у машин имеется, всё больше и больше не приходится сомневаться.

Вот и сейчас – чем тебе не готовая иллюстрация к сказанному. Яська, парень, живший в тёмные времена средневековья в непроходимых лесах и, конечно же, не прошедший не только обучение в соответствующем институте, но даже курс средней школы, вполне профессионально колдовал над бренными останками современнейшего компьютера. Эта машина ещё полностью не изобретена даже в моё время, что уж тут говорить о временах Кошмарского. Казалось бы, не оставалось никакой надежды на восстановление, но всё же, вот она – наша белобрысая и долговязая надежда. Сосредоточенно собирает очередной блок, напевая весёленькую песенку про жбан, разбитый шустрой паненкой и принесший ей счастье. А рядом, как всегда – сама серьёзность, - дедушка Жора. Ассистирует своему в прошлом бестолковому правнуку, причём, вполне со знанием дела. А вон и сельская молодёжь крутится рядом на подсобных работах, и не путается под ногами, а вполне конкретно ассистирует…

- За паршивый жбан мне достался пан, - допел Яська и завёл с хлопцами компьютерный разговор в таких терминах, что всем, кроме них, стало до чёртиков скучно.

Я вообще боюсь все эти электронные устройства до паники. Они, в свою очередь, отвечают мне полнейшим взаимопониманием. То есть, регулярно ломаются, и никакой видимой причины для этого, кроме моего присутствия, найти, обычно не получается. Видать, энергетика пани Катажины слишком тяжела для электротехники. А нынешний случай – так и совсем уникальный. Правда, вина тут не совсем моя, но приходится учитывать, что бедная машина приняла татаро–монгольскую стрелу, летящую в мою незащищённую спину, за что я ей крайне благодарна. Ей, правда, от этого ничуть не легче.

Судя по всему, члены семьи Кошмарских разделяли мои взгляды на отношение к радиотехнике, поэтому мы, начиная с хвостатых граждан, потихонечку, по одному – по два эвакуировались из компьютерной комнаты. Опять же, какая от нас могла быть помощь в случае, когда не занятым в процессе посторонним лучше просто не мешать.

Мы поели, потом поспали, потом всё это повторили. Но ведь нельзя спать и есть постоянно. И к бравым путешественникам во времени незаметно, аки тать в ночи, подкрадывалась скука. Надо было что-то делать. И тут мы вспомнили ранее данное дядюшкой обещание касательно охоты. И почти все стали оного дядюшку просить. Почти все – это все, кроме меня.

Можете считать меня профессиональной занудой, но убеждения есть убеждения, и менять их как перчатки нехорошо. Поскольку я всегда являлась убеждённым пацифистом и никогда не приветствовала жестокое избиение бедных зверушек пьяными мажорами безо всякой нужды, да ещё и из самого современного оружия, то поначалу была категорически против замышляемого недоброго развлечения. Правда, всё семейство, наоборот, единогласно проголосовало «за». Причём, мой дорогой супруг охотно разделил мнение большинства. Пришлось привести последний аргумент, вспомнив клоунаду на тему «Особенностей национальной охоты», но эти пакостники оказались непоколебимы, как скала. Пришлось сдаваться. Я, естественно, не собиралась ни в кого стрелять под изрядную порцию водки «выборовой», но погулять по девственному лесу хотелось. Воздухом свежим подышать, птичек послушать и вывести из охотничьего окружения несколько обречённых животных, опять же. Перед нашим выездом взъерошенный и невыспавшийся пан компьютерных дел гений клятвенно пообещал, что скоро начнёт работать портал в замок «пана Гуттенберга», и, при наличии желания оного немного помахать холодным оружием и поскакать верхом, он пришлёт глубокоуважаемого пана к нам. Почему-то в наличии вышеупомянутого желания у вышеупомянутого пана никто ни разу не усомнился. На том и порешили.

Оказалось, напрасно я бросалась в панику. Ведь мои милые родственники преследовали те же самые цели, что и я, то есть: прогулка на природе, любование красотами оной и только в последнюю очередь пополнение запасов съестного. И вообще, наше мероприятие скорее напоминало некий обряд, чем экспедицию шайки мясников. Специально для подобных выездов существовали соответствующие наряды, сбруя и лошади под неё, стая глуповатых, но весёлых охотничьих собак какого-то местного подвида борзых. А также серьёзный набор холодного оружия. Сверх ожидания, пулемёты и «хэликоптюры» не использовались. Условия игры соблюдались полностью.

Естественно, на охоту выезжала не только наша семья, а и все соседние семейства практически в полном составе, в том числе и прикольная компания юных панычей, которые так удачно проассистировали нам в самом первом деле. Смеху было! Поскольку  театры и телевизоры в то время и в той местности, по закону жанра, не должны были существовать, то охота являлась местом парадного сбора и приятного общения добрых соседей, а также способствовала новым знакомствам и зачастую удачным бракам. Как ни странно, но было в ней и что-то общее с теми эпизодами вышеупомянутого фильма, где тоже показывали давнюю охоту – та же немалая, но хорошо организованная компания, то же радостное возбуждение в предчувствии чего-то захватывающего, азартного. Немного выделялась из классической картины одежда, бывшая, естественно, более старинной, а также наличие плащей из шкур, чем-то напоминающих горские бурки. И вообще, меха в те времена и в той местности уважали и ценили. Кстати, они были очень к лицу всем участникам действа, в том числе, как ни странно, и нам с мужем тоже. И добывали оные меха именно на охоте, а отнюдь не в модных дорогих магазинах. Не те тогда были люди, которым можно втюхать облезлую расписную кошку вместо соболя. Жизнь тогда была более добротной и качественной, чем в наше время. И знали мои уважаемые предки толк во всём, в том числе в мехах и охоте.

Каковая охота и разворачивалась прямо на моих глазах. Весело лаяли собаки, радуясь долгожданному променаду, ржали кони – явно, по той же причине; трубили в рога ловчие в расшитых галунами костюмах.

Кстати, распорядителем сего пышного мероприятия являлся суровый дед Жора, он же Гжегош, которого к его радости освободили от обязанностей главного компьютерного надзирателя. Ввиду того, что надзирать-то, в общем, было уже и не за кем. Поскольку Яська всерьёз взялся за ум и даже завёл несколько юных учеников и помощников из числа сельских хлопцев, таких же долговязых и белобрысых, как их компьютерный гуру. А также неслухняный правнук деда Жоры несколько раз всерьёз намекал пану Кошмарскому, дабы добрый пан отпустил его на воплощение во времена пани Катажины ввиду полного его, Яськи, несоответствия его родной эпохе. И, напротив, редкого соответствия моему чумоватому времени.

Мы с Сашей не советовали ему делать глупости, так как при желании проблему можно найти в любую эпоху, не выходя из привычной среды обитания, а в мои времена это могут быть уже не проблемы, а проблемищи из-за особенностей современной истории. Дядюшка пока хранил гробовое (или загробное?) молчание. Думаю, что далеко не из вредности или чувства собственности по отношению к крепостным душам, а, скорее ввиду гипертрофированного чувства ответственности по отношению к этим самым душам. Не дай бог, пропадёт неопытный и доверчивый пацан в жестоком двадцать первом веке. Пришлось клятвенно пообещать, что мы с Саней присмотрим за гениальным неслухом. И решение вопроса было отложено на более подходящее для него время.

Бравые охотнички, весело переговариваясь, ехали верхом на невысоких выносливых лошадках. Возглавлял кавалькаду сам доблестный дядюшка верхом на любимом боевом коне вороной масти и немалых размеров – размером и статью аккурат под стать хозяину. Дядя не признавал других лошадей, кроме своего любимого Буцефала, или Буцика, а тот платил ему верностью и не меньшей любовью и уважением.


Мужская часть охотничьей компании картинно прогарцевала мимо нас под одобрительные аплодисменты паненок. Саша уже довольно уверенно держался в седле - как всю жизнь ездил верхом. Дядюшка, гордо выпятив грудь, закрутил усы и весело нам подмигнул. Одновременно то же самое сделал пан Мышъ, красиво сидящий в дядюшкином нагрудном кармане. Мы, естественно, ответили воздушными поцелуями. Кот Маркиз, большой любитель комфорта, тем не менее желающий поразмяться и помявить на деревьях, уютно устроился в корзинке, притороченной к седлу пани Эльжбеты, и наблюдал окружающую суету, снисходительно улыбаясь в усы.

Поскольку вокруг в данный момент собралось много симпатичнейших и доброжелательно настроенных людей, то подумалось даже – вот, хоть на том свете у меня могут быть друзья, такие славные и так много. Похоже, что подумалось вслух, так как Ядзя с Вандзей тут же выразили своё недоумение – как это, а на другом свете, то есть в физическом мире, их что, совсем нет?

- К сожалению, милые паненки, большинство моих друзей испарилось по типу утренней росы, найдя себе более выгодную компанию и не желая общаться с нищим врачом. Или жёстко задавлены бытом. Или, к ещё большему сожалению, просто умерли, не выдержав сложных условий, так и не дожив до старости.

- Как же так, а паненка Марина? У вас такие добрые отношения, даром, что она вам в дочери годится, лет на двадцать моложе…

Мы с Эльжбетой печально переглянулись и вздохнули. Лизавета единственная, кроме нас с Сашей и Кошмарского, знала истинное положение вещей.

- Отношения наши не столько добрые, сколько ностальгические. Разница в возрасте у нас, на самом деле, всего шестнадцать лет. Правда, когда-то мы ради смеха называли Маришку моей двоюродной дочерью, но мы больше годимся друг другу в сёстры.

- Странно, а внешне разница кажется куда большей.

- Правильно, та Марина, которую знаете вы, моложе меня на двадцать три года.

- Как-то у вас там, в физическом мире, всё запутано и непонятно.

- Вовсе нет. Всё намного проще и печальнее, чем кажется. Дело в том, что моя лучшая подруга последние пять лет всячески старается избегать моего общества.

- По какой причине?

- По причине чёрного брака. Её новая компания и так называемая семья находятся на другом материальном уровне.

- Ну и что?

- Они считают недостойным общение с тем, кто не имеет много денег. Мне с ними неинтересно и скучно, а зачастую, к сожалению, просто противно. Но поскольку Марине было суждено работать с нами, а нам представился редкостный случай дважды войти в реку времени, то решено было пригласить её же, но из другого времени, в частности, за семь лет до нынешних событий. От той, живой, Марины и пользы больше, и мне радость – хоть пообщаюсь немного со своей «двоюродной дочерью» из прошлого.

- Матка Боска, как всё запутано, - покачали головами в кокетливых меховых шапочках Ванда с Ядвигой, - такая славная паненка…

- Будем считать, что у человека появился шанс.


За разговором мы не забывали следовать в общей компании к месту начала охоты. Все ехали по просеке в красивейшем осеннем лесу, среди огромных деревьев, шурша разноцветной опадающей листвой, в ауре свежайших запахов и приятных звуков старинного леса, а над нашими головами ярко голубел небольшой клочок чистейшего неба…

Кстати, причины для того, чтобы чаще и пристальней смотреть не только под копыта, но и вверх, реально существовали и вскоре дали о себе знать довольно жутким образом. На очередном повороте лесной просеки наши мужчины несколько замедлили ход, и тут в кроне одного из придорожных деревьев послышался странный шорох и треск. И не успели наши бравые охотнички глазом моргнуть, как из ветвей выскочил какой-то мощный бежевый зверь явно из семейства кошачьих и упал прямо на плечи пана Кошмарского. Под наши истошные вопли. Правда, упал он несколько криво и как-то подозрительно тряс головой, сползая по спине дядюшки и крупу храпящего коня вместе с меховым плащом, в котором удачно увязли мощные когти и клыки хищника…

Маркиз, насторожившийся за секунду до появления страшного зверя, летел галопом, распушив хвост, к месту события по спинам егерей. Мужчины вместе с пострадавшим пытались пустить в ход кинжалы и сабли, но в толпе это было непросто. И тут мимо нас молнией промелькнул неизвестный всадник, закованный в латы, с мечом наизготовку. Мгновение, пара взмахов добротного тевтонского оружия – и с неведомой зверюгой было покончено. Доблестный герр Пауль Гуттенберг появился из свежеобновлённого портала как нельзя более вовремя. Вместе со свитой, в которой находилась и моя встревоженная подруга. Мы с паненками быстренько вышли из шока и продрались сквозь толпу к месту происшествия, ожидая увидеть нечто страшное и необычное…

Увиденное оказалось даже страшнее и необычнее ожидаемого. На земле с разрубленной башкой лежало неизвестное современной науке животное. Огромное, только немного меньше тигра. Шкура рыжевато–песочного цвета с разводами, но рисунок её не напоминал окраску никакой из знакомых пород. По форме зверушка скорее походила на рысь, но какой-то грубой формы, близкой скорее к квадратной. Особенно впечатляли зубы неведомого зверя, что были близки по форме акульим. Плюс два огромных клыка, торчащих из пасти чуть ли не до плеча. Этакий гибрид саблезубого ягуара со слонопотамом.

- Болотная рысь, - покивали чубатыми головами старики, - она, проше панство. Давно их здесь не видели.

- Давно. Счастье пана Казимежа, что рысь немного промахнулась. Попади она вернее – большой бедой бы всё закончилось.

- Болотная рысь никогда не промахивается. Этот зверь на редкость точно и сильно бьёт свою жертву, - покачал седой головой дед Гжегош, - тут явно что-то другое.

- Правильно, - ответил молодой егерь, - зверь прыгал точно, но потом очень странно замотал головой и соскользнул вместе с плащом.

- Проверьте ей голову, - распорядился пан Кошмарский, морщась от боли. Ему как раз перевязывали глубокие царапины от когтей животного и меняли изодранную одежду.

- Бедненький, - всхлипнула Ванда, оказавшаяся ближе всех к поверженному хищнику, - вот кто спас папеньку. Не считая, конечно, доблестного пана Гутенберга. Хорошо, что Кшисенька всего этого не видела…

На ухе свирепого зверя, вцепившись в него намертво зубами, серёжкой висел пан Мышъ, и выглядел он, к сожалению, не совсем живым. Мы с Эльжбетой аккуратно сняли нашего храброго друга, с большим трудом разжав ему зубы, а держался он мёртвой хваткой. Вот, оказывается, почему промахнулся свирепый хищник. Бесстрашный пан Мышъ в момент нападения привычно сидел в нагрудном кармане любезного друга Казимежа и среагировал быстрее всех, вцепившись острыми зубками природного грызуна в мерзкое мохнатое ухо зверя. Чего, конечно, оный зверь ожидать никак не мог, не вовремя для себя отвлёкся и потерял ориентировку. Тут же подоспел кот Маркиз, жёстко угрызший и укогтивший хищника в левую щёку, а следом за ним – и молниеносный герр Пауль, квалифицированно завершивший инцидент двумя красивыми и точными ударами боевого клинка. В данный момент оба вышеназванных благородных пана встревожено наблюдали за реанимацией нашего хвостатого друга.

А пан Мышъ был плох. Если точнее определить, то и совсем никакой. Мы привыкли к истинно мужскому шляхетному поведению нашего приятеля, и несколько забыли, что он всё же мышь, то есть небольшое по размеру и хрупкое существо. Бедняга полностью уместился в изящной ладошке пани Эльжбеты и был такой трогательный в своей беспомощности. Он лежал на спине, печально сложив передние лапки на пузке и непривычно молчал. Мы с Сашей провели искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, но толку от врачебных манипуляций оказалось немного. Наш хвостатый друг остался недвижим. И тут проявились последствия стресса. Мы с паненками разрыдались в голос, залив нашего героя потоком горьких слёз. И произошло чудо. Пан Мышъ слабо пошевелился и чихнул.

- Хватит сырость разводить, - сурово пропищал он, - слезами делу не поможешь. Нет, чтобы поцеловать героя по закону жанра…

Мы вопили от восторга по поводу воскрешения героя – а он таки герой! Паненки ухитрились одновременно чмокнуть его в обе щёчки, а растроганный пан Кошмарский бережно взял пана Мышъа в руки и по-братски расцеловал его.

- Спасибо, друг ты мой сердечный! Если бы не ты…

- Да ладно, чего там. Живи, родной. Кстати, участвовал в спасении не только я…

Дядюшка молча обнял пана Гутенберга и Маркиза. Искренне, по-мужски, без излишнего трёпа. Не был забыт и верный конь, вовремя поддевший копытами саблезубого агрессора. И вообще, по-моему, Буцефал тоже умел разговаривать, но не хотел. Или стеснялся. Что, впрочем, не мешало им с хозяином понимать друг друга с полувзгляда.

Тут же замелькали фляжки с душистой польской водкой, зазвучали тосты – один другого краше. Но всех превзошел несравненный пан Мышъ с серебряным напёрстком в лапке и фиксирующей повязочкой на хвосте (кроме глубокого обморока он отделался небольшим вывихом), провозгласивший, немного шепелявя из-за выбитого зуба:

- За бог с нами и чёрт с ними! – к полнейшему восторгу всех присутствующих.


После короткого привала было решено двигаться дальше. А поскольку пан Мышъ был несколько травмирован, то для дальнейшей транспортировки его определили под мягкий бочок кота Маркиза. А тот, в свою очередь, не захотел оставлять друга Казимежа (мало ли чего эти бесхвостые ещё могут натворить без присмотра), и его персональная корзинка перекочевала к седлу пана Кошмарского. Дядюшка, как всегда, молодцевато держался верхом, несмотря на исцарапанные плечи и загривок. Буцик, кажется, не пострадал. А из корзинки слышалась любимая песня хвостатой части семьи, прилежно исполняемая в два голоса, - «Варшавянка». Мы с Маринкой, услышав знакомую мелодию, переглянулись и захихикали – нет, не подумайте плохого, вовсе не над отличной песней, а над своими воспоминаниями…

- Ну, вот, опять эти две хулиганки ржут. Дай им только собраться вместе, - незло проворчал пан Александр, проезжая мимо.

- Чудно держитесь в седле, сударь, - кротко ответствовали мы.

Мой дорогой супруг действительно, на глазах превращался в умелого кавалериста.

- А как же, - деловито ответил он.

- А и действительно, что вы там вспомнили, если не секрет? – спросила любознательная Эльжбета.

- Какой тут может быть секрет, - расхохотались мы, - одну весёленькую шкоду.

- Понимаете ли, - объяснила Марина, - пан Александр терпеть не может всяческие телефоны, и когда Катрин приобрела для него мобильник, долго капризничал, в упор не желая им пользоваться. А потом они поспорили на то, что он будет иметь дело с данным аппаратом при одном условии – если на него в качестве сигнала поставят «Варшавянку». Это в наши-то времена. Её и раньше, в мирное время трудно было услышать, а уж теперь-то. Вот тут мы и пошли на принцип.

- Вихри враждебные веют над нами, - пропела я, - Марина тогда больше часа сидела в Интернете, переговорила со всеми своими многочисленными друзьями – нет мелодии – и всё.

- И чем же всё закончилось?

- На втором часу нас выручил один знакомый издалека. По-моему, из Волгограда. Прислал песню в профессиональном исполнении.

- И как, пользуется пан Александр своим телефоном?

- Что значат все наши капризы, когда жизнь заставляет. Пользуется, конечно. Но без фанатизма.

- Какая прелестная каверза получилась, - рассмеялась Эльжбета, - сразу видно, что паненки большие специалистки в этом деле.

- Большие любительницы, - с ложной скромностью поправили мы, - как же не быть ими при такой длительной тренировке.

- А давно ли вы дружите? – полюбопытствовала Ванда.

- Десять лет, - ответила Марина.

- Семнадцать, - автоматически поправила я.

- Давно, - переглянувшись, уточнили мы.

- Расскажите, расскажите, - затормошили нас паненки, - интересно, как вы познакомились!

- Это долгая история.

- А спешить-то и некуда. Мы уже приехали.

- Как это – «приехали»? – удивились мы, - вон, мужики наши как припустили вперёд, только пыль столбом!

- Они тоже скоро прибудут к месту охоты, - ответили нам, - а дам оставили здесь, на пригорке, под охраной гайдуков.

- Почему? – удивились и почти обиделись мы.

- Здесь безопасно. И всё видно, А если очень захочется погонять, мы это сделаем и без разрешения, - обнадёжила Эльжбета.


С пригорка открывался миленький вид на окружающую действительность, и ничего интересного в той действительности пока не происходило. Мужчины совещались, кому где находиться и что при этом делать. А мы с комфортом устроились на травке и стали ждать развития событий. И тут пришлось таки нам с Мариной впасть в воспоминания, дабы развлечь начавшую было скучать публику.


Воспоминания шли одно за другим, словно давно уже ждали своего момента. Тогда, семнадцать лет назад, мне было плохо, как никогда. Очень плохо – даже не в квадрате, а в …дцатой степени. И выхода не было.

После бездарной «перестройки» и великой гоблинской революции, закончившейся длительным и мучительным периодом нэзалэжности от здравого смысла, настал полный армагеддец всем нормальным людям, честным трудом которых и держится, по сути, любая страна. Курортная система, в которой мне не повезло работать в этой жизни, практически умерла, обглоданная со всех сторон уродами от политики и медицинского начальства.

Мой санаторий «Браво» не был исключением из подлых правил, а, скорее, классической иллюстрацией к ним. Главврач пан Юхымчик, бывший парторг главной курортной организации нашего города, показал такой класс садизма, какой не снился даже пресловутой Салтычихе. Несколько жарких месяцев каторги сменялись в нашей гнусной жизни долгими холодными месяцами сидения за свой счёт. С нечастыми голодными обмороками и цынгой, официально стыдливо именуемой «пародонтозом», которую в первые годы получалось немного подлечить в летнее время, когда мы получали небольшую зарплату и удавалось прикупить немного полусгнивших фруктов, на которые только той зарплаты и хватало.

Правда, на седьмой год такой жизни «пародонтоз» не излечился даже летом. Мой любимый курортный полуостров вместе со своим бедолажным населением пережил серьёзное ухудшение климата и даже один засушливый холерный год. Жизнь не улучшалась и не давала никаких надежд на улучшение. С работы не увольняли, как ни проси, да и уходить было некуда, так как из девяноста санаториев «на плаву» остались единицы. Да и те работали только в сезон. Торговать на улице в мороз и дождь было под силу не каждому. А становиться буржуями и разворовывать общественную собственность было не каждому по совести.

Многие тогда начали (а кто и продолжил) решать материальные проблемы сдачей своих квартир отдыхающим, но сие чревато большими проблемами и малыми (при однокомнатной квартире) доходами. Представьте, после каторжной работы, сопровождаемой привычно, но шибко режущим измученные нервы заезженного врача визгом начальства на тему: «Вы плохо работаете, поэтому мы вам не платим. Вот работали бы как в Америке, так и получали бы…» человек приползает домой. И обнаруживает сожранным свой скудный ужин, кучу дерьма в диване и своего же пациента на унитазе. Или, в худшем варианте, разграбленную или сгоревшую квартиру с огромным счётом за международные телефонные переговоры.

Под такой соус как-то не очень вспоминается, что рабочий день американского служащего начинается не раньше десяти часов, длится недолго и завершается тупым многочасовым сидением в баре или не менее тупым совокуплением с первым попавшимся независимо от пола и возраста – от скуки. Переработали бикоз. А о правах и зарплатах американских врачей лучше даже не вспоминать, дабы не обрыдаться.

- Какой ужас! – прошептали паненки, - а как же пан Александр?

- Мы тогда ещё не были знакомы, и жил он в другом городе, решая свои проблемы. Но это уже совсем другая история, интересная и в чём-то даже оптимистичная.

- Продолжай свою повесть, Катажина, - сказала Эльжбета, предваряя просьбы рассказать оптимистичную историю, - не будем перескакивать с темы на тему.

- Да, да, интересно, было ли хоть что-то радостное в те годы, и чем весь этот ужас закончился, - добавили паненки.

- А кто вам сказал, что ужас закончился? – пожала плечами я, - он только стал привычным  и разбавился отдельными светлыми моментами.

Единственной, но светлой радостью в те годы можно считать то, что были живы мои родители – лучшие люди из всех, кого я встречала в этой жизни. А уж посмотреть при моей-то профессии было на кого. Только по скромным подсчётам через мой кабинет за двадцать шесть лет работы прошло никак не менее двадцати пяти тысяч пациентов.

- Кошмар, процедила сквозь зубы коллега Маринка.

- И после всего этого ты плохо работаешь? – возмутилась Эльжбета, - холера бы взяла твоё начальство!

- Ну, и взяла, ну, и что? – ответила за меня Марина, - окочурился недомерок Юхимка год назад…

- Что так? Вроде, не старый был. Хворал чем-то?

- Скорее всего, загнулся от огорчения. Говорят, что хозяева–мафиози всерьёз надурили его при дерибане санатория.

- Вот только Катерине от этого ни жарко, ни холодно, - добавила Маринка, - никто ей не вернёт ни изломанных лет жизни, ни родителей, которые умерли в нищете и безысходности, хотя должны были жить и дольше, и сытнее.

- А друзья, а любовь? – не отставали романтичные Ядзя с Вандзей, - неужели ты была совсем одна в своём городе?

- Господь с вами. Насчёт любви и всего, что касается демографической политики как таковой, в подобные времена среди приличных людей не принято мечтать и строить планы.

- А друзья? – не унимались паненки.

- Существо, считавшееся на тот момент моим искренним другом, при первом же получении крупных денег превратилось в вульгарного мерзавца. Злобного, блудливого и недалёкого.

- Страшно было терять друга? – спросила Ядвига

- Такого – нет. Страшно терять веру в людей.

- И что же произошло дальше?

- «Дальше» у меня на тот момент просто не существовало, как и желания жить.

- Неужели совсем-совсем некому было излить душу? – доверчивые паненки не теряли надежду.

- Как ни странно, один такой человек всё-таки нашёлся. Один полузнакомый добрый человек по имени Иван Соколов, с которым мы несколько раз общались на каких-то эзотерических занятиях. Тогда подобные мероприятия не то чтобы были в моде, скорее помогали людям не сойти с ума от голода и безнадёжности.

Я не верю в случайности, даже тогда, когда они якобы происходят. Но на тот момент всё выглядело именно как цепь счастливых случайностей. Когда в моей жизни всё стало настолько плохо, что выход из ситуации не маячил даже на горизонте, я «случайно» обнаружила в сумочке листок бумаги, на котором когда-то «случайно» записала номер телефона этого человека. И позвонила ему с уличного телефона – автомата. Не ища помощи и не надеясь её у кого-либо получить, а просто, чтобы немного развеяться перед решающим шагом…

- Как дела, Катюша? – участливо спросил голос в трубке.

Я даже не разрыдалась. Плакать было уже нечем. Все слёзы закончились ещё вчера.

- У меня сейчас, Ваня, осталась только одна проблема, - честно ответила я, - повеситься или утопиться…

Слава богу, что он не стал меня уговаривать или ругать. Или приводить разумные доводы. Иван всегда был нестандартным человеком.

- А ко мне друзья приехали, музыканты, - быстро ответил он, - завтра будет концерт на Горе. Мы вас ждём. Приезжайте.

Я логично подумала, что на тот свет ещё успею – и поехала развеяться.


В тот день, 20 мая 1995 года, выдалась на редкость чудная погода. Я зашла на Гору в компании друзей Ивана, не думая, что на ближайшие годы эти ребята станут не только моими друзьями, но и семьёй. А тогда мы все уютно расположились на травке, наслаждаясь хорошей погодой и живой музыкой. Музыканты оказались профессиональными скрипачом и пианистом с консерваторским образованием – ни более, ни менее. Как они играли! Мелодии были приятные и узнаваемые. Вот мы и узнавали их наперегонки с соседкой по поляне – Леной М.

И кто бы мог тогда подумать, что её муж, учитель истории местной школы, всего через несколько лет перекроет вход на Гору и будет брать плату за посещение данной полянки, называемой «энергетической». За что? За подзарядку, должно быть. Кроме этого, будут выдуманы довольно неуклюжие легенды, и милая Лена станет излагать их на полном серьёзе наивным экскурсантам. Но ещё более наивными окажутся фанатичные богомолки, посещающие курируемые четой предприимчивых М-чей раскопки одного из тридцати храмов, находящихся около Горы, в котором якобы находится могилка древнего святого. И кому какое дело до того, что вышеупомянутый святой, нашухарив когда-то в наших краях, благополучно сбежал в Византию, где и упокоился с миром через несколько лет, совершенно не мучимый совестью. А и действительно, кто, как не учитель истории может знать, как эту историю отделывают под себя хранители оной, а особенно те из хранителей, которые имеют с того неплохой гешефт.

Но разделение слушателей на овнов и козлищ во время моего первого визита на Гору ещё не наступило, и все мы мило сидели единой толпой на зелёной травке, не опасаясь весенних клещей, и слушали живую музыку…

Поскольку катить пианино по крутой горной тропе было более чем затруднительно, пианист играл на ивановой гитаре, а скрипач – соответственно, на своей любимой скрипке. Вдохновенно и слаженно. Музыка летела над деревьями и скалами лёгким ветерком, и у меня понемногу становилось спокойнее на сердце. Я начала вглядываться в лица находящихся рядом людей, и ещё больше успокоилась и возрадовалась. Практически все моложе меня на десять – пятнадцать лет, с глазами людей, которые не предают. Напротив меня на травку прилегла высокая худенькая девушка с длинными тёмно-русыми волосами и огромными, зелёными, как у хозяйки медной горы, глазами. Видать, Иван успел рассказать своим друзьям о моих бедах, потому что смотрела она на меня с искренним сочувствием. Мы разговорились – и подружились. Лет на десять. И это была наша Марина. Вот так мы и познакомились с моей душевной подругой. В прошлом подругой. А, может быть, и в будущем.

- У тебя тогда был настолько убитый вид, что прямо жалко стало, - прокомментировала Маринка, - хоть в гроб ложи.

- Ты недалека от истины. Этим вполне всё могло закончиться, - ответила я.

- И что же было потом?

- Потом мы просто дружили. Собирались дома у Соколовых, пили чай, слушали музыку и беседовали на духовные темы. Тогда ещё не наступило жлобское время, когда вместо дружеских посиделок устраиваются вражеские сходняки, где ведутся гоблинские разговоры исключительно «за бабки». Всё было нормально. И люди, и музыка.

- Да, да, - подключилась Маринка, - музыка у Ванюшки всегда была чудная. Медитативная. От самого Толика.

- А кто есть Толик? – спросили мои родственники.

- О, Анатолий – великий человек, - ответили мы, - философ, умница, эстет и милейший пофигист. Он заведует цветомузыкальным фонтаном в санатории у Горы. Благодаря ему жив до сих пор и фонтан и многие хорошие люди, что слушали музыку, которую «крутит» Толик. Получается, один наш Анатолий заменяет десять психотерапевтов, а это в наше смутное время важнее многого…

- В результате сих приятных событий, Катажина, твоя жизнь осталась при тебе, - подытожила Лизавета, - а что было потом?

- Потом у меня дома поселилась Ира с детьми, спрятавшись на время от мужа–балбеса, и Маринка, которую затиранила родная бабушка.

- Почему только меня, - подала голос Марина, - старушка и предков воспитывала так, что перья летели.

- И как же вы жили все вместе?

- Весело. Компания была хорошей и девчонки шибко помогли мне не скиснуть окончательно. Ирина через месяц помирилась с супругом и вернулась домой, а Маришка…

- А я осталась на «базе», - добавила Марина, - и у Катерины появилась «двоюродная дочь».

- Да, вдвоём было намного веселей, чем одной, - продолжила я, - время наступило мутное и голодное. Полгода я вкалывала до полуобморочного состояния за мизерную зарплату, полгода проживались в несытом виде в вынужденном отпуске «за свой счёт». И так семь лет. С 1992 по 99й год. Но мы как-то выжили. Марина выучилась на массажистку, а потом закончила медучилище и стала медсестрой. Потом работала в своём посёлке в санатории, но мы продолжали общаться. Я даже подружилась с её родителями, которые оказались милейшими людьми.

- А бабушка?

- Бог с ней, с бабушкой. Маринке она была уже не страшна.

- В отличие от предков, которых она загнала таки на ваш свет. И сама ушла за ними следом, - прокомментировала Маринка.

- Да, тогда люди уходили из нашего мира в ваш толпами. Только из моего окружения за семь лет умерло около тридцати человек, - добавила я.

- Какой ужас, - впечатлились паненки, - а как же ваша молодая компания?

- Все живы, за исключением одного. Погиб самый компанейский, артистичный и весёлый парень, Санёк Моисеенко. В этом подлом мире ему не нашлось места, - печально сказала Марина.

- А остальные?

- Окончательно повзрослели и нашли место в этой жизни, - продолжила я, - Роза со Славкой поженились и сейчас воспитывают двух детей. А потом и меня выдали замуж на старости лет.

- Да, да, - улыбнулась Марина, - а некоторые перед отъездом в славный город Одессу, где и познакомились с «паном Александром», всерьёз утверждали, что не собираются замуж…

- Было дело, - подтвердила я, - но кто ж тогда знал…

- Расскажите, расскажите, - заверещали Ванда с Ядвигой, - всё это так интересно!

- Как-нибудь в другой раз. Тут нужно докладывать долго и обстоятельно.

- Но только обязательно расскажите!

- Обязательно расскажу. История того стоит.

- И что же было дальше? – продолжали интересоваться настырные паненки.

- А дальше я не знаю, - вздохнула Марина, - ведь нас с Екатериной изъяли из разных точек времени. Подозреваю, что случилось нечто неприятное, но все, кто осведомлён, молчат и прячут глаза.

- Нечто есть о чём молчать? - полюбопытствовала Ванда.

- Не знаю. Но очень хотела бы узнать, - твёрдо ответила Марина.

- Оно тебе надо? – устало вздохнула я, - живи в своём времени и радуйся. И оставайся самой собой. Зачем тебе нужны всяческие мерзости человеческих отношений?

- Не надо всяческие, расскажите мне о моих…


Ну, что поделаешь с этой девчонкой? И рассказывать-то особенно нечего. К сожалению, типичная для нашего времечка история.

Когда умерли Маринкины родители и тираноподобная бабушка, моя «двоюродная дочка» оказалась единственной наследницей трёхкомнатной квартиры и взялась за её устройство под сдачу отдыхающим. Другого выхода не было – оплатить такое жильё на зарплату медсестры было нереально, а ещё ведь и кушать хочется.

Первые постояльцы – весёлые дамочки – помогли с оформлением и решили немного повластвовать над доверчивой девчонкой. И тут, впервые за много лет, я оказалась лишней. И чужеродной для властных шлюх. В оба Маринкиных уха нашёптывалось, какая плохая её старая подруга. Тогда Марина поверила только наполовину, и мы продолжили дружбу.

Но капля камень точит. Воспитательные беседы продолжались. И тут уже, как говаривал блаженной памяти Исаак Бабель: «Моей девочке захотелось на травку». Маринке срочно возжелалось замуж. Но при всей нормальности подобного желания проявилась небольшая ложка дёгтя в бочке мёда. Замуж разагитированная дурёха решила сходить за женатого, сильно психически неуравновешенного, но довольно богатенького Изеньку Потцентукекса. Стабильно женатого, с детьми, но утомлённого девятнадцатью годами семейной жизни и пожелавшего, в который раз, вкусить свежачка. К сожалению, на роль свеженькой провинциалочки с солидной квартирой в приморской посёлке была определена моя душевная подруга.

Со стороны всё выглядело ужасно, но – любовь зла, полюбишь и козла. Да ещё какого! Новоявленные «подруги» и «муж» занялись исцелением Маринкиной депрессии с помощью огромного количества психотропных средств, превратив умного, светлого и доброго человека в некое подобие зомби – властное, эгоистичное и, что страшнее всего, катастрофически, прямо на глазах, тупеющее существо. И всё больше и больше похожее на свою покойную бабушку. Страшно было смотреть на подобные метаморфозы и бесполезно взывать к голосу разума. Моя «двоюродная дочь» мутировала быстро и бесповоротно, всё больше и больше отдаляясь от друзей. И я ничего, ничего не смогла сделать. Не уберегла я тебя, Маринка!

- Ну ладно, ладно, мам, ты успокойся! – Марина обняла меня за плечи, - да не реви ты, в самом деле. Ты часом не забыла насчёт реки времени?

- В которую мы пытаемся залезть повторно? – хлюпая носом, спросила я.

- Ну, да! Это я и имела в виду. Всё ещё можно изменить. Тем более, что после наших трудов история и так должна пойти по другому руслу.

- Это немного радует. Тем более что Изенька в новом русле может и совсем не появиться на свет.

- А почему? – полюбопытствовала Марина, - и вообще, что это за Поцен–кекс, почему не знаю?

- Значит, ты попала сюда незадолго до знакомства со своим монстром, это хорошо.

- Ну, расскажи, интересно!

Вот упрямая девчонка, вся в меня, всё ей надо знать…


Познакомились мы с ним на пикнике в лесу, устроенном для писателей–фантастов, приехавших на устроенный Маринкой фестиваль. Наши новые знакомые веселились как дети, несмотря на далеко не детский возраст, пытаясь избавиться от стресса больших городов, в которых они вполне благополучно проживают. Смеялись, пели песни, а кто-то поминутно звонил своему другу, поленившемуся приехать, и форменно издевался:
- Федька, здесь так красиво! Федька, тут такое море! Федька, такое солнышко, лес, шашлыки!

Похихикав над таким проявлением писательской дружбы – или таким творческим юмором в стиле «наш весёлый серпентарий», мы сидели и мило общались с неким приятным собеседником. Вскоре к нам присоединился и Федькин друг, истощивший свои остроты или успевший довести друга до белого каления. Острить он, впрочем, продолжал, и весьма назойливо. Мне быстро стало неинтересно, и он переключился на Маринку. Они нашли общий язык, и вскоре созрело первое свидание.

- А что я сказала, идя на него? – спросила вдруг Марина.

- Резонный вопрос. Ты сказала: «Интересно, в какое такое д–мо я лезу?»

- А что ответила наша вещая Кассандра?

- Мне почему-то захотелось ответить: «Действительно, именно в него ты и лезешь». Как почувствовала. Но менять что-либо, похоже, было просто бесполезно. Прямо, какая-то подлая кармическая встреча получилась.

- Дура она, твоя Карма, - процитировала Маринка моего супруга, - это кызмет.

- А что есть «кызмет»? – поинтересовалась заинтригованная Ядвига.

- То же самое, что Карма, но в среднеазиатском варианте.

- Осталось только выяснить, что такое есть «Карма», - рассмеялась Эльжбета, - но об этом потом. Что было дальше?

- А дальше Изенька вкупе с новыми подругами совсем задурил бедной влюблённой Маринке голову, заодно окончательно настроив её против единственного человека, который мог её защитить. Против подруги, которую, по его словам, «нельзя обмануть».

- Так ли нельзя?

- К сожалению, обмануть можно любого. Особенно того, кто желает быть обманутым.

- А ты явно не хотела быть обманутой? – продолжала допрос Лизавета.

- Просто я видела, к чему вся эта «любовь» приведёт, и никогда не верила существу, пичкавшему любимую женщину применяемыми в психиатрии опасными препаратами.

- Да ради чего? Зачем ему было меня травить? – совершенно искренне удивилась Маринка, - кому я, по большому счёту, нужна?

- Насчёт тебя не знаю, а вот трёхкомнатная квартира на южном берегу Крыма подобному  существу не помешала бы. Судя по неизвестно откуда взявшимся доходам и гнусному характеру, оно привыкло ходить по трупам. Одним больше, одним меньше – подумаешь…

- Брр, - Маринка передёрнула плечами, - какая мерзость. А как, кстати, сия мерзость выглядит?

- Его тёмный облик ты недавно созерцала на экране яськиного компьютера.

- Не припомню что-то.

- Это был не совсем он, а его далёкий предок. Но похож как две капли воды.

- Это не хазарин ли Гулебка, часом? – догадалась Марина.

- Он самый. И там он тоже испоганил жизнь хорошей девчонке. Твоей родственнице, кстати.

- Но он же страшный как гамадрил. И подлый как шакал. Как я могла на такое польститься?

- Карма, деточка.

- Насчёт Кармы ты уже в курсе, - ответила ехидная Маринка.

Она встала, потянулась и немного попрыгала, разминаясь. Что-то непривычное было в этой гимнастике. Слишком высокие и, если можно так сказать, «протяжные» прыжки – даже при врождённой Маринкиной элегантности и лёгкости они были слишком лёгкими и элегантными. Мы воззрились на нашу подругу, всё ещё ничего не понимая. Первой пришла в себя Эльжбета:

- Матка боска, деточка, да ты же стала совсем прозрачной!

- И такая лёгкость в теле появилась, - неестественно серебряным голосом пропела Марина.

- Где твоё физическое тело, доню?! – упавшим голосом просипела я.

И тут мы всё поняли. В нашем родном физическом мире моя душевная подруга и двоюродная дочь Марина в этот момент окончила своё существование. Как это могло произойти с молодой, здоровой женщиной – не понятно. Но факт остаётся фактом.

- Угробил таки паненку, пся крев! – ахнула Эльжбета, - бедненькая ты наша!

Мы так рыдали и вопили, что перепуганный гайдук без слов вскочил на коня и галопом направился к нашим охотникам. Вскоре все они прискакали к нам, взволнованные произошедшим. После осмотра Марины в её новом виде пан Кошмарский, печально покачав чубатой головой, изрёк свой вердикт:

- Мужайся, детка. Ты больше не вернёшься в свой мир в прежнем облике. Тебя не стало там, но ты есть здесь. И мы приглашаем тебя жить в нашу семью до нового воплощения. Или на то время, какое ты захочешь у нас провести. Будет у нас с тобой, Эльжбета, ещё одна дочка.

- А что. При том, что со мной должно было произойти, я ничего не потеряла, - ответила после короткого раздумья Маринка, - берите меня в дочери. Ты не против, Катрин?

- Как будто у меня есть выбор. Или у тебя, - сквозь слёзы слабо улыбнулась я, - одно утешает – ты попадёшь в хорошую компанию, моя радость.

Слёзы сменились восторгом. Паненки запрыгали от радости, и я немного успокоилась. Не было у девиц Кошмарских комплекса неполноценности детей из многодетной семьи, в которой все рвут друг у друга кусок хлеба изо рта – а вдруг не хватит! Тут всем всего хватало. И хлеба, и конфет, и доброты, и ласки, и присмотра. Чета Кошмарских смотрела на своих дочерей, улыбаясь по-доброму. Новоявленные брательники тоже ничего не имели против. И только у меня лежал большой и тяжёлый камень на сердце:

- Не уберегла я тебя, Маринка!

- Не горюй, Екатерина! – обнял меня Саша, - кто знает, как ещё всё обернётся и во что выльется…

- Не забывайте, что у фройляйн Марины имеются и родственники по прямой линии, - выдвинул свою версию наш доблестный герр Пауль, - мой замок – твой замок.

- Мерси, мой славный грандпапуля, - растроганно поблагодарила Марина, - похоже на то, что в вашем мире можно чувствовать себя даже лучше, чем в доме родном.

- Уж здесь-то ты никак не попадёшь в дурную компанию, - подвёл итоги Саша.

- Жаль только, что из-за моей внезапной кончины сорвалась наша охота, - виноватым голосом сказала Марина.

- Кто сказал, что сорвалась? Свежая оленина и зайчатина на ужин добыты, а завтра мы продолжим свои приключения, сказал Кошмарский.

- А пока прошу всех в мой замок, - пригласил Маринин предок, - рад буду принять приятную компанию.

На том и порешили. Связались с Яськой, и он устроил нам временный портал прямо с полянки.

Мы въехали верхом с лесной дороги на брусчатку. Дорога из добротно подогнанных кусочков камня проходила мимо аккуратненьких домиков в зелени с ухоженными цветничками. Домики уютно распологались между возделанных полей, где каждый колосок мог служить образцовой иллюстрацией в глянцевом журнале о счастливой крестьянской жизни. Естественно, такая добротная красота могла быть только результатом упорного труда. На полях усердно копошились трудолюбивые пейзане. Так и хотелось спросить: «Красавицы, чьи это поля?», а в ответ услышать; «Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса!» Но это была другая сказка, а у нас – своя быль.

Маринка по дороге расшалилась:

- Катрин, смотри, как я умею!

Повернувшись, я обнаружила свою подругу парящей в воздухе, придерживаясь двумя пальчиками за гриву коня. Причём, коня, в отличие от пани Катажины, эта выходка совсем не впечатлила, и он продолжал двигаться прежней размашистой рысью, не обращая ни малейшего внимания на капризы седока. Пейзане тоже не удивились господским причудам, проложая создавать свой маленький орднунг.

- Ну вот, опять эти две хулиганки ржут, - привычно проворчал Саша.

- Не опять, а снова, - рассмеялись мы, довольные произведённым впечатлением.

На сей раз в воздухе парили обе хулиганки. Понятия не имею, как мне это удалось в физическом теле, но как-то удалось.

- Детский сад, право слово!

- Лишь бы не дом для престарелых, прошу панство, - ответил Кошмарский, незаметно подъехавший к нам вместе с герр Паулем, - молодой задор – это прекрасно. В любой ситуации.

- Это так, - вздохнула я, неохотно возвращаясь в седло, - где только та молодость. Один задор остался, да и то непостоянный…

Видно было, что наши патриархи имеют что сказать, но не знают, как приступить к делу.

- Не жмись, грандпапуля, - с непосредственностью призрака заявила Маринка, - выкладывайте, в чём дело стало, не стесняйтесь. Здесь все свои.

Старики переглянулись и кивнули друг другу.

- Действительно, какие могут быть церемонии между своими, - начал Кошмарский, - а проблему решать надо.

- Какую проблему? – удивились мы.

- Поскольку паненка Марина перешла в мир иной, возник небольшой энергетический дисбаланс. Проще говоря, не хватает одного сотрудника из вашего мира. Не буду называть кого-либо живым или нет, но нам сейчас ощутимо недостаёт энергии физического мира.

- Вот мы и обращаемся к вам, фройляйн, - продолжил герр Пауль Гуттенберг, - кого бы вы могли порекомендовать на вакантное место?

И тут мы всерьёз задумались. Если рассуждать по справедливости, то и мы трое далеко не идеал и не шибко тянем на героев–спасателей. А если ещё поискать таких бескрыших, как мы, то где же их найти. Хотя…

- Славка, - в один голос сказали мы с Мариной, больше некому. Лучший кандидат.

- Да, лучшего не найти, - подтвердил наш выбор Саша, - помнится, он был самым крутым в вашей компании. Вот только одна загвоздка…

- Какая? – удивились мы.

- Он, слава богу, не последний в роду.

- В крайнем случае такое допускается, - обнадёжил Кошмарский.

- И у него семья. Жена Роза – тоже наш человек, и двое малолетних детей.

- Значит, будем его беречь. Вот только захочет ли он участвовать в нашей работе?

- Ещё бы, - снова в один голос заявили мы, - от спасения мира наш друг не откажется ни в коем случае. Не такой он человек.

- Тогда я слетаю, договорюсь, - лаконично ответил Маринкин предок. И исчез.

В его местности портал работал безотказно.

Посмотрим, будет ли он столь безотказен в присутствии моей диковатой энергетики…


ПРОДОЛЖЕНИЕ
http://www.proza.ru/2012/09/30/833