Возмутительная история

Валерия Савельевна была именинница. Круглую дату отмечали на широкую ногу: два торта, ваза с фруктовым салатом, три блюда бутербродов, бутылка шампанского, а для  желающих – рябиновая настойка.
Четверо подчиненных юбилярши расположились  возле гастрономического  изобилия, предвкушая приятную беседу. Со стен на преподавательниц русского языка и литературы смотрели усатые и бородатые классики. Они, конечно, не одобряли распитие спиртных напитков в рабочее время, но виновница торжества не видела в этом никакого криминала. 
Заведовать кафедрой Валерию Савельевну назначили всего три месяца назад. Говорили, ее кто-то привел из начальства. Показать, кто в доме  хозяйка и благодетельница - вот была истинная цель сегодняшнего мероприятия.
Обычный бабский разговор в присутствии малознакомой начальницы не клеился. Обсуждение личной жизни модных киноактеров казалось неуместным под взглядами классиков. Эх, если бы у них на кафедре был хоть один мужчина! Хоть лысенький, хоть трижды женатый! Главное, чтобы умел распечатывать шампанское и говорить тосты.  А то бабский коллектив, переглядки-недомолвочки, сплетенки-улыбочки.
Но лица мужского пола на их кафедре не задерживались. Так, заглядывали, бывало на семестр-другой, а потом их уносило волной на бОльшую зарплату. Преподавать русскую литературу – это истинно женская доля.
 «ОткУпорить шампанского бутылку» пришлось  самому старому члену коллектива  Ларисе Петровне. Ее еще недавно прочили на должность заведующей,  но в последний момент прокатили.
Сослуживицы чокнулись пластиковыми стаканчиками. Старейшина пожелала имениннице долгих лет жизни и успехов на новой для нее ниве просвещения. Отпив по глоточку, дамы опустили стаканы, словно спраши-вая, можно ли уже расходиться. Салаты и бутерброды стояли нетронутыми. Говорить здравицы в честь невесть откуда взявшейся начальницы никому не хотелось, но и домой никто не спешил. Экзамены кончились, репетиторская страда – тоже. Четыре руки несмело потянулись к бутербродам.
После нескольких минут старательного пережевывания новенькая   предложила выпить  за великую русскую литературу. Престарелые барышни оживились: как ни крути, а классики заслуживали тоста.
- За вас, уважаемые! – подняла пластиковый стаканчик Лариса Петровна, обращаясь не то к коллегам, не то к портретам.
После третьей глазки у дам заблестели, и беседа завязалась сама собой.
- …А я ему говорю, девочки,  что все сюжеты  можно по пальцам пересчитать. А он спрашивает: «Пальцев на руках или на ногах тоже?» - слегка заикаясь, вспомнила последний экзамен субтильная Серафима Михайловна.
- Ну, это вы, Симочка, преувеличиваете, - забасила Мария Семеновна.  – Все-таки, и антураж меняется, и типажи.
Сама Мария Семеновна не менялась уже лет двадцать – все те же огромные серьги, «все тот же шпиц, все тот же муж».
Обе коллеги вопросительно поглядели на новую заведующую, явно ожидая поддержки. Но та сосредоточенно ковыряла вилкой кусок торта. Казалось, что само слово «сюжет» ей ни о чем не говорило.
Лариса  решила утереть нос выскочке-имениннице.
- Сюжетная линия современной литературы имеет характерную тенденцию ухода от героя, - произнесла она, сдвинув на кончик носа лекторские очки. 
- Что ты  имеешь в виду, Ларочка? – заволновалась Мария Семеновна. - Кто от кого ушел?
Лариса Петровна поглядела на коллегу-соперницу с умилением:
- Положительный герой, Маша! Исчез положительный герой как двигатель сюжета.
- А хотите, я вам одну историю расскажу, - вдруг предложила именинница, которая, наконец, справилась с бисквитом. - Вот вы как литературоведы постарайтесь определить, на какое известное произведение она похожа.  Победителю предлагаю назначить приз - коробку конфет.
Все четверо покосились на нераспечатанную коробку. Как же они про нее забыли?
И она начала:
- Как-то, еще до перестройки, меня послали в лагерь вожатой. Был он от одного министерства. Меня поставили на старший отряд – четырнадцать лет, самый непослушный возраст.
Сюжет  был довольно скучен, и филологини уже искали предлог, чтобы откланяться.
Но именинница продолжала. Ее серые глаза затуманились, будто пытались что-то разглядеть в прекрасном далеке.
- Вторым вожатым у нас на отряде тоже был сотрудник из министерства, примерно мой ровесник. Звали его Рома.  Про него говорили, что он очень хорошо разбирался в компьютерах, что по тем временам, сами помните, было большой редкостью. Так вот, нас обоих  направили по комсомольской  путевке в этот лагерь. Помните комсомольские путевки? Кто на овощебазу, кто на стройку, а кто и на курорт в Болгарию.
Дамы снова дружно закивали. Воспоминания о годах молодости были слаще приторной рябиновки. То, что тридцать лет назад казалось несправедливым, оскорбительным, теперь было окружено радужным флером. Даже о пережитых обидах можно было вспоминать разве что с умилением: вот ведь, какие наивные мы были тогда!
- Ну, так вот. Рома этот оказался большим бездельником. Ничего для отряда не делал. Только девчонок развлекал. Сядет, гитару настроит. А пионеры тем временем разбредаются, как бараны.
На лице Валерии Савельевны отражались противоречивые чувства. С одной стороны, воспоминания молодости грели ей душу, но с другой – воспоминания о чужой халяве по-прежнему терзали сердце. Она чиркнула зажигалкой, затянулась. Сослуживицы молча переглянулись и тоже полезли за сигаретами.
- Так вот, собственно, к сюжету, - Валерия Савельевна выпустила изо рта колечко дыма. – Мой напарничек влюбился, как школьник. В отряде у нас была одна девочка, естественно, Юлия. Что-то ее отличало от остальных. Какая-то уверенность, что ли. Чувство собственного достоинства. Независимость. В принципе, девочка как девочка, хотя и грудь и попа уже были на месте. Ее папа был замминистра.
Лица преподавательниц слегка вытянулись, ожидая закономерной развязки. «Нет повести печальнее на свете…»
Валерия Савельевна затушила прижала бычок ногтем без маникюра и закончила повесть:
- В общем, вызвал начальник лагеря этого Рому и велел собирать вещички, а тут как назло родительский день, и сам замминистра прикатил на черной «Волге» проведать дочь. Директор, естественно, решил перестраховаться и рассказал ему весь сюжет. Папаша тут же запихнул дочку персональный автомобиль и был таков. А Ромке на работе пришлось писать завление «по собственному». Это, так сказать, сюжет номер один. Как вы думаете, чем дело кончилось? – именинница торжествующе оглядела присутствующих.
- Они расстались? – уточнила  Мария Семеновна, утирая салфеткой съехавшую помаду. – Умерли от любви?
- Нет, это сейчас не модно, – решительно отвергла классическую раз-вязку Лариса Петровна. – Через пару месяцев они забыли друг про друга.  В наше время Шекспир отдыхает.
- Девочку, скорее всего, загрузили учебой. А Ромео встал на путь коммерции, - предположила  Серафима Михайловна.
- Вы абсолютно правы, - поддержала ее новая начальница. – В этом второй сюжет. Рома стал сначала приторговывать компьютерами, потом создал свой кооператив. В «лихие девяностые» его имя было у всех на слуху.
- Ну а сейчас? Сейчас где он? – живо поинтересовалась Лариса Петровна, смешивая литературу с жизнью, как шампанское с рябиновкой.
- Не знаю, - вздохнула завкафедрой. – Вы совсем не ели мой фруктовый салат!
Повисла неловкая пауза. Четыре ложки нехотя потянулись к нетронутому блюду.
- А мне вот что не понятно, - вдруг вступила в разговор молчавшая все время Екатерина Карповна. – Кто стукнул начальству? Кто донес? Ведь ничего могло и не быть. Ну, посидели вдвоем в пионерской комнате, нарисовали газету. Он поет – она слушает. Он рассказывает – она смеется. И что – сразу аморалка? Девочки, вспомните ТО время! Столько надежд, столько энтузиазма! «Перемен, мы ждем перемен!» А сейчас? Учителя музыки  посадили за то, что он девочку учил правильно держать смычок.  А если у него, упаси Господи, штаны на заднице разошлись? Поэтому-то нормальные  мужики ни  в школу, ни в институт не идут работать.  Даже разлить некому. И это нормально?
Коллеги закивали: действительно, куда это годится?
Екатерина воодушевилась:
- Но раньше-то всего этого не было! Я сама, помню, была влюблена в вожатого, открытки ему писала с сердечками. А Роме вашему, Валерия Савельевна,  еще повезло. Сейчас папа-министр накатал бы бумагу,  и влепили бы ему какую-нибудь педофилию. А тогда – только карьеру испортили.
- Ну, уж и испортили! – всплеснула руками заведующая. – Скажете тоже! Да министерство наше, между прочим,  в девяносто втором расформировали, и папаша тот вахтером никуда не мог устроиться! Девочку от греха подальше отправили в Америку. Кстати, без гроша в кармане. А Ромка наш уже был миллионером, и даже не взял к себе секре-таршей.
      - Нет, все равно подло как-то, - вынесла однозначный приговор Екатерина Карповна. – Спасибо за угощение. Я, пожалуй, пойду.
     - Да-да! – Вдруг засуетились остальные. – Еще раз с днем рожденья, Валерия Савельевна!

     Со стен на именинницу неодобрительно взирало семеро классиков. Уж кто-кто, а эти мудрые мужчины знали больше других о человеческих пороках и страстях, о низости и благородстве. Глядя на одинокую старую деву на фоне пластиковой шелухи, они  словно хотели сказать: «Нечем Вам хвастать, голубушка! И не вздумайте писать мемуары!»
От их тяжелых взглядов имениннице стало не по себе. Самая надменная усмешка была у автора «Лолиты».