Прорыв к гениальности. записки одного молодого чел
Черт бы его побрал! А я то думал, что от дьявола. А сказать честно, я надеялся, что этот молодой человек просто даст мне несколько полезных практических рекомендаций из рублики «как написать гениальный роман», ну что-то типа слова рифмовать нужно так, рифмы бывают в начале и в конце строф ,много глаголов подряд употреблять не рекомендуется. А он же мне какие-то проповеди читает. Тьфу! И занесла же меня нелегкая в походную типографию главного штаба русской армии! И какого черта я тут делаю! Вообще какого черта я делаю в 1812 году, когда всего несколько часов назад я, Иван Андреевич Чернышев, студент 3 курса МГИМО, сын преуспевающего бизнесмена, преспокойненько сидел в своей четырехкомнатной квартире в Москве, потягивал виски со льдом, да баловался таблеточками?! И все было просто замечательно. И жизнь была прекрасна. И знать я не знал ни про какую типографию, и про 12-й год тоже. А потом в голове что-то щелкнуло(я подумал, что таблетка начала действовать) и я оказался здесь, в Тарутино. Может, это всего лишь мои галлюцинации? Может быть, это все абсолютно нереально? Но что значит нереально? Я все это вижу, ощущая, чувствую, в каждом здешнем офицере больше реальности и жизни, чем во всех моих друзьях вместе взятых. И даже если эти офицеры просто чья-то фантазия, все равно в них больше реальности и жизни, чем в Петьке, Кольке и Витке, моих однокашниках, которые, по правде говоря, и не живут вовсе, а так, растягивают жизнь как жвачку до самой тризны. И раз уж все меня здесь окружающее реально, то реальна и война: реален дым от московского пожара, звуки маршей и смерть, мелькающая где-то на горизонте. И мне, несчастному Ивану Чернышеву, теперь придется как-то во всем этом и со всем этим жить. Понятное дело, что подпускать к себе смерть ближе, чем на три аршина я не собирался и поэтому решил устроиться в местную типографию в качестве литератора.
-А вы не родственник ли часом Александра Ивановича Чернышева?-спросил меня по прибытию начальник типографии, молодой человек, чем-то похожий на Пушкина. По тому тону, которым он это спросил, мне стало ясно, что выгоднее будет ответить утвердительно. Хотя, кто такой этот Александр Иванович я не знал.
-Значит, вы литератор,-выслушав мой ответ, продолжал, как я позже узнал, Павел Иванович Кутайсов.
-Да,-гордо заявил я,-малых форм.
-Простите, не имею чести быть знакомым с вашим творчеством. Может быть, вы прочитаете нам что-нибудь из своего военной тематики?
Как читатель, вероятно, догадался, я никогда в жизни ничего не писал, не то, что стихов, вообще ни строчки. У меня для этого была давно и хорошо прикормленная фирма молодых авторов «Креатив: курсовые и дипломные работы на заказ». Но здесь, перед начальством, нельзя было ударить в грязь лицом. Пришлось декларировать первое, что пришло в голову. А это было:
Когда-нибудь мы вспомним это
И не поверится самим
А нынче нам нужна одна Победа,
Одна на всех, мы за ценой не постоим.
-Неплохо,-одобрило мои «творческие опыты» начальство,-Может быть, вы сможете до завтра написать что-нибудь патриотически-ободряющее про пожар Москвы? А то нам завтра номер выпускать, а тут этот пожар. Население в растерянности.
Конечно, мне ничего не оставалось, как согласиться. Сказать, что я попал, не сказать ничего. Я влип по-крупному. И как раз в этот момент по счастливой случайности мне и подвернулся этот добрый молодой человек немного восточной внешности(Жуковский, кажется, его фамилия, я такие вещи запоминаю плохо), который, видя мою растерянность, предложил помочь мне в выполнении столь нелегкой задачи, как написание стихотворения практически за одну ночь. Правда, пока он мне совсем не помогал, а лишь читал скучные лекции.
-Послушайте, Василий,- начал я,-Забыл как вас там по батюшке?
-Андреевич,- ответил мой учитель и почему-то смутился.
-Так вот, Василий Андреевич, почему бы вам просто не помочь мне придумать какую-нибудь эффектную строчку, ну скажем: «Гори, великая Москва!»(кажется мне, что до меня эту эффектную строчку уже кто-то придумывал, ну да ладно).Или еще лучше какое-нибудь четверостишье? А я уж потом на основе этого как-нибудь быстренько остальное досочиню.
-Иван Андреевич,-улыбнулся Жуковский,-как видите, у меня лучше память на отчества. Дело в том, что стихотворение не пишется как-нибудь и по-быстрому. Это долгий хлопотливый труд.
-Постойте-ка,-перебил его я,-Но вы ведь до этого сказали, что творчество от Бога, а теперь же говорите, что это труд?
-А что по-вашему Бог исключает труд? Разве не в этом великое прозрение христианства- что вера без дел-пуста? Евреи сотни лет верили по букве Закона, соблюдали все ритуалы и правила, произносили множество молитвенных формул. А потом пришел Иисус Христос и сказал, что все их заповеди и формулы ничто и что нужно просто жить и ДЕЛАТЬ добрые дела: подавать нищим, исцелять больных, утешать плачущих. А вы, Иван, в Бога-то веруете?
-Я нахожусь в процессе его поиска,-отмахнулся я от ненужного, на мой взгляд, вопроса. И дабы собеседник не успел ничего вставить по этому поводу, тут же продолжил.- Хорошо. Ладно. Но почему бы все-таки нам не совершить скачок к Богу, прорыв в трансцендентное, так сказать. А там уже позволить ему вещать через нас.
-И каким же образом мы совершим этот скачок? –улыбнулся Жуковский.
Ну вот, всему их надо учить, этих «дикарей».
-Очень просто. Индусы ,кажется, пили настойку из мухоморов, а у меня есть одна чудодейственная таблеточка. Последняя осталась, но с вами, так и быть, поделюсь.
В конце концов, разве не так, положа руку на сердце, пишутся великие вещи? Вы что хотите меня уверить, что Хайдеггер, Булгаков и Конан Дойл ничего не принимали? Как там было у Каретного? Пушкин хлопнул стопочку в углу и через полчаса «Руслана и Людмилу» на.......Ну в общем вы поняли.
Однако, лицо моего «наставника» невероятно помрачнело.
-Молодой человек,-сказал он,-Неужели вы действительно полагаете, что таким глупым способом совершите скачок к Богу? Разве это, напротив, не отбросит вас назад, в животное состояние? Человеку даны две удивительные способности, благодаря которым он может приблизиться к Богу-мышление и воображение. Но одурманив свой разум, вы теряете всякую способность мыслить. Быть может, вам кажется, что это подтолкнет ввысь выше воображение? Но и это обман. Все химеры, которых порождает ваш разум в этот момент, пусты, ибо воображение не возможно без мышления.
Боже мой, какая скука! Надо будет ему как-нибудь все-таки подсунуть таблеточку, нельзя же быть все время таким правильно-занудным!
-Хорошо, хорошо,-на этот раз я решил сделать вид, что согласился,-Тогда я просто вызову к себе Бога, на спиритическом сеансе например.
-Таким путем вы вызовите разве что дьявола, он больший охотник для таких трюков.
-Ну и здорово,-улыбнулся я,- Неужели же вы никогда не хотели увидеть дьявола?! К тому же, может быть он окажется более сговорчивым и таки шепнет мне на ушко гениальное стихотворение.
-Гениальное, никогда! Гениальное стихотворение не может быть без Бога. Если оно не приподнимает и возвышает душу, грош ему цена.
-Послушайте,-наконец разозлился я,- Василий…все время забываю ваше отчество….сколько вам лет?
-Двадцать девять
-Вот, а мне двадцать два. А вы разговаривает со мной так, как будто я маленький ребенок. Кто дал вам право меня учить?!
-Простите,-учитель смутился,- Я просто хотел помочь. Я понимаю, что вам дали очень сложное задание. Я думал, что если бы мы могли работать над текстом вместе, то дело бы пошло быстрее. Но,-продолжал он, поймав мой взгляд, в котором читалось: «Ну и? Почему же вы мне не помогаете?»- Вы не хотите работать. Вы хотите совершить скачок в гениальность с пустого места и тут я вам не помощник. Прощайте, Иван Андреевич, я пойду поработаю над своими переводами.
«Ну и пожалуйста,-подумал я,-Не очень-то и хотелось! Может ты и старше меня и у есть уже опыт в сочинительстве, зато у меня в качестве преимущества над тобой двести лет литературной традиции и, как учат постмодерн, все уже когда-то было сказано и все тексты отсылают друг к другу. Так что я просто сейчас надергаю строчек из разных авторов и к утру выдам этим умникам гениальное стихотворение». Подгоняемый этой радостной мыслью, я сел творить. Впрочем, говоря о двух сотнях лет литературной традиции, я явно слукавил. Для меня, честно говоря, эта традиция не особенно существовала. Я не помнил наизусть ни одного стихотворения. Зато прекрасно знал тексты множества песен. Посмотрим, что здесь можно будет зачерпнуть, однажды это меня уже выручило. Так: «Родина, пусть кричат уродина»-слишком грубо, они не поймут и не про пожар. «Москва, горят колокола»-неправдоподобно. «Гори, гори, моя Москва, Москва любви…»-чушь какая-то! Через полчаса бесполезной перетасовки такого рода мне стало ужасно грустно. И вдруг захотелось, чтобы я неожиданно оказался созданием, фантомом чьего-нибудь разума(ну как это часто бывает у Пелевина), пусть даже разума этого Жуковского. И чтобы мой создатель сжалился надо мной и переместил бы меня в какой-нибудь другой мир, ну хотя бы назад в мою московскую квартиру или, что еще лучше, в Париж. Еще через полчаса бесполезных трудов я понял, что единственный выход из всего этого- напиться. Что я собственно незамедлительно и осуществил. Так что на этом на сегодня я прерываю свои записки, поскольку, как это ни прискорбно, но этот Василий(опять забыл его отчество!) оказался прав и после хорошего принятия на грудь лично мне ничего не писалось. Зато, как выяснилось на следующий день, я нарисовал слона, солнышко, тридцать пять раз написал «ха-ха» и два раза «Пушкин-лох», так что нельзя отказывать опьянению в творческом потенциале.
….
Итак. На следующий день я проснулся жутко злой: во-первых, потому, что меня мучило похмелье, во-вторых потому, что вопреки моим тайным надеждам я проснулся абсолютно там же, где и заснул, а вовсе не в параллельном мире. Не успел я продрать глаза, как ко мне вошли Василий Андреевич (надо же я запомнил его отчество!) и еще один молодой человек, по виду из военных(как выяснилось позже это был Арсений Хвостов, адъютант Кутузова)
-Молодой человек,-заговорил адъютант,-Мне сказали, что вы хотите совершить прорыв к Богу. Прорыв-это очень хорошо, это как раз то, что нам сейчас нужно. А где еще человек, ищущий Бога, может столкнуться с Ним лицом к лицу, как ни на поле брани. Я сегодня поговорил о вас с фельдмаршалом и он определил вам местом службы 5-ю пехотную дивизию.
Я почувствовал, как земля уходит у меня из под ног. Я был раздавлен. То, от чего я бежал, само настигло меня. Я метнул умоляющий взгляд на Жуковского, он был камено спокоен. Тогда я принялся изо всех сил щипать себя в надежде,что все это просто сон и я сейчас проснусь. Наконец, в отчаянии я проглотил последнюю имеющуюся у меня таблетку, ту, что давеча хотел разделить с Василием Андреевичем. Но и это не помогло. Мой создатель, тот, чьим творением и фантомом я был, ни в за что не хотел отправлять меня в иную историю. Может быть, никакой иной истории для меня он просто не придумал.
27-28.08.12
Свидетельство о публикации №212082801826
Хм, тридцатник - не шибко ли много для юноши?
"...Ищут давно, но не могут найти парня какого-то лет шисяти..."
Сергей Кляус 27.03.2016 15:22 Заявить о нарушении
Екатерина Зброжек 27.03.2016 16:00 Заявить о нарушении
Однако у каждого свои масштабы. Ежели сравнивать с возрастом Моисея или Ноя то он вообще ползунок.
Саша Егоров 29.03.2016 23:48 Заявить о нарушении