Предисловие к книге про Человека

         Предисловие к книге "Религиозный смысл творчества Виктора Цоя.
                Опыт исповедального осмысления"         


                Предисловие.
«Ты возжелал свободной любви человека, чтобы свободно пошёл он за Тобою, прельщённый и пленённый Тобою. Вместо твёрдого древнего закона, свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве Твой образ пред собой».
                «Легенда о Великом Инквизиторе» Ф.М. Достоевский.
               
Почему и для чего пишу? Образ творчества человека – творчества Виктора Цоя, неисповедимыми путями привёл меня к Христу; имманентно и потаённо взращивал во мне жажду любви к религии христианства и к другим религиям, к постижению человека и к постижению Непостижимого. Только благодаря песням В. Цоя, я стал задумываться над смыслом жизни и смерти человека и стал обращаться к философии мыслителей, поэтов, писателей, ми-стиков, пророков. И чем глубже изучал я религиозную философию, тем глуб-же стал понимать тексты песен В.Цоя, и  тем глубже проникся  самопознанием, и мне открылось, что религиозно-философские тексты песен В.Цоя ведут меня к поиску и к постижению Того, Кто непостижим. Образ творчества В. Цоя есть Путь к Христу Иисусу. И долгие годы я вынашивал в себе Образ, священно молчал, шёл по пути постижения Того, к Кому взывало сердце, а потаённое сердце взывало к сокровенному, к любимому, к Непостижимому. Образ творчества и творческий путь Виктора Цоя есть путь к Иисусу Христу. И увидел я Путь в целости, ведущий и указующий к Дому, Храму Божьему, ведущий в Церковь Христову. Ибо Поэт есть Друг Церкви, ибо есть Друг Жениха и только Друг указует путь к Христу и к Его Церкви.
 
«Я понял, что повесть о Боге неповторима, – и сразу вслед за этим понял, что неповторима и повесть о человеке, которая вела к ней. Христианство поражает, если честно сравнить его с другими религиями; точно так же поражает человек, если сравнить его с природой… Увидевший чудище в лошади восхитится удалью всадника; увидевший, сколь странен человек, удивится путям Господним… Длинным кружным путем мы вернемся к чуду о коне и человеке, и оно, если то возможно, станет еще чудесней. Мы увидим святого Георгия, который еще отважней, ибо скачет на драконе»    «Вечный человек» Г.К. Честертон.
      
«Вечный человек, человек, обращенный к вечности и бесконечности, есть вечное и бесконечное задание, он есть вместе с тем и вечно новый человек. Новый человек, действительно новый человек, есть реализация вечного человека, несущего в себе образ и подобие Божие… Новый человек может быть только творческим человеком и потому обращенным к грядущему, к небывшему. Это есть ответ на Божий призыв… Творчество же принадлежит к царству свободы, т. е. к царству Духа»
                «Царство Духа и царство кесаря» Н.А. Бердяев.

Смысл религиозный в творчестве Виктора Цоя – это моя, выстраданная, Правда. Но так ли это? Нет, так и не так, ибо это Правда, но не «моя», но та Правда, что коснулась меня и ранила, и зажгла потаённое сердце моё, и во мне, раненном и воспламененном, возгорелась искорка, которая с годами всё сильнее возгоралась во мне. И с силою духа воспламенился я огнём любви к непостижимой Правде, что открывает мне искры мгновений Вечного и ведёт меня к непостижимому Смыслу.

Вы сомневаетесь в сказанном мною? И верно делаете, что сомневаетесь. Но способны ли, Вы, поставить под сомнение своё сомнение, действительно ли, Вы, сомневаетесь, сомневающиеся? Кто из Вас умеет и способен сомневаться? Нет, Вы не сомневающиеся: и те, кто суеверно верующие, и те, кто фанатично неверующие, а просто маловерные и слепые младенцы. Ибо кто из Вас способен зажечь факел в полдень и отправиться в путь в поисках человека и его непостижимого Образа? Ибо кто из Вас способен отправиться в путь, как Авраам и как апостолы Пётр и Павел, идти прямо и вперёд, не ведая куда идёшь, но лишь слушая голос сердца, и голос и музыку ветра, ведая своё незнание и человеческую беспомощность, но, укрепляясь в Вере, идти, предугадывая и предвосхищая Смысл пути?

Кто из Вас сможет испытать увиденное, как очевидное, тем, кто прошёл сквозь бездны сомнения (Паскаль, Достоевский)? Кто из Вас сможет испы-тать Веру непостижимого Образа, испытать непостижимость Его?
 
Именно, я и пишу для Вас и обращаюсь к Вам: сомневающимся и верующим в своё сомнение, и к тем верующим, кто ещё не ставил свою веру под сомнение, а потому кто верует лишь суеверно. Кто из Вас познал подлинную Веру и испытал свою Веру сквозь бездны и пропасти сомнения и мысли?
«Каждый человек хотя бы раз ощущал бессмысленность происходящего или хотя бы читал о бессмысленности человеческого существования. Что потерял человек, потеряв смысл? Каждый сталкивался с абсурдом. Абсурд не тождественен бессмыслице. … В абсурде смысл тоже утерян, но как-то иначе, чем в бессмыслице. Что есть смысл как элемент мироотношения? … Если исходить из Я как субъекта смыслопостроения и смыслопостижения, то вопрос можно сформулировать так: Что находит человек, находя смысл? … Смысл возникает как путь и форма данности когнитивного фрейма (совокупность неявного знания). … Только через погружение в иное, через проговаривание в другом языке интерпретатор понимает свой собственный замысел интерпретации. Смысл становится как откровение собственного замысла в ином. … ища и находя смыслы, человек объективирует собственное Я и размещает собственную экзистенцию в бытии. Смысл – то, что обеспечивает возможность встречи с Другим. Возможность, встреча и Другой имеют определённость в интервале от чистой непосредственности до глобальной проблематизации» (А.Ф. Управителев «Вопрошая очевидное» (1; 75-93)).
 
Прошло 20-ть лет как трагически погиб пророк и поэт В.Цой. И такое чувство, что люди забыли и даже не знают, что был такой пророк и поэт, что его как бы вовсе и не было. Конечно, потаённо многие и очень даже многие любят творчество поэта и поют его песни. Именно, в народе живёт память: во дворах, в подворотнях и в проулках поют песни. И всё это хорошо, но только, что люди чувствуют, что и как понимают его песни? И некоторые говорят, что Виктор Цой не погиб, ибо душа светла и солнце, излучающего сердца, погибнуть не может, а просто ушёл в мир иной, покинув этот мир, чтобы, вновь, вернуться к нам, кто верит, любит и ждёт по силе веры и любви. Кто посмеет, кто наберётся смелости закрыть дверь за тем, кто ушёл, то есть воспринять и выразить цельный Образ того, кто пел и любил, как «глас вопи-ющего в пустыне»? Кто наберётся смелости сказать слово Правды и Совести, слово Любви и сокровенного чувства Непостижимого, что из глубины взывает к тебе, к твоему голосу совести? Сказать так, как говоришь последнее и заветное слово, как говоришь один на один в ночи пустынной, вопро-шая к Тому, Кто открывается тебе в безмолвии ветра, как зов потаённого сердца. Сказать так, как прежде говорили: ап. Иоанн и ап. Павел, А.С. Пушкин и Ф.М. Достоевский, Л. Шестов и Н.А. Бердяев, Л.Н. Толстой и И.А.Ильин, Вл. Высоцкий и И. Тальков… Кто посмеет сказать так?
Перед обществом встаёт вопрос: каков смысл творчества в текстах Виктора Цоя? Прошло 20-ть лет, но ничего существенного про творчество В.Цоя не сказано, кроме одной единственной книги, вообще, мало кому известного автора (З. Кадиков «По следам пророка света»). Есть лишь книга воспоминаний близких, друзей, современников и критические статьи журналистов. После книги З. Кадикова «По следам пророка света» не было ни одной рецензии на эту книгу, ни других трудов по творчеству В.Цоя. Такое ощущение, что и книги З. Кадикова, вообще, не было: ни положительной, ни отрицательной критики, ничего. Странное молчание?! Где же Вы – творцы священного слова – поэты, богословы, философы, мыслители?

Данная книга не есть «объективная реконструкция» творчества В. Цоя. То, что пишу – есть опыт пережитого личностно, того, что испытано любящим сердцем через слёзы и страдания одиночества и радость очистительного от-кровения. Есть личностно пережитый мной опыт, опыт исповедального ос-мысления жизни и творчества Другого и опыт воссоздания Образа человека через его творчество, опыт понимания и постижения смысла творчества че-ловека, целостного и единого Смысла, сопряжённого с Образом личности-творца. Я лишь описываю то, что мной пережито в духе (в духовном восхож-дении к Образу), то, что мне открылось в религиозно-философском прозрении, постижении других мыслителей, как откровение души. Ибо откровение невозможно без Тайны: открывается лишь Тот, Кто Непостижим абсолютно и открывается тому, кто потенциально непостижим. Вся жизнь человека от рождения до смерти – непостижима и есть непостижимость по сути; и ему открывается интуитивно, до него нисходит откровение самопознания того, что чувствует непостижимость в себе. И когда он чувствует это и видит сердцем, тогда ему открывается то, что принято называть «откровением» – тогда лишь человек видит реальность Откровения, видит и чувствует реальность Непостижимого. Ибо открывается, как откровение сердца, лишь то, что непостижимо.
 
Эта книга не есть опыт религиозного оправдания творчества человека и, вообще, не есть ни в каком смысле  «оправдание», а есть опыт духовного воз-ведения (анагоге), восхождения к тайне творчества и к тайне личности, есть опыт религиозно-философского постижения и осмысления, даже откровения и первично откровения того, что мной пережито в духовном восхождении к тайне творчества. В этой книге я не оправдываю человека и его творчество, не оправдываю с позиции Евангелия или, вообще, религии. Я лишь осмысли-ваю опыт своего религиозно-философского постижения, выражаю пережитое мной чувство откровения, чувство тайны и пережитого трепета перед тайной, выражаю осмысленное сокровенного чувства того, что мне открылось. Есть творчество, которое нужно оправдывать перед религией, и есть, которое нуж-но оправдать. Хотя насколько правдиво какое-либо оправдание, остаётся под вопросом? И есть такое творчество, в основе своей профетическое, которое в себе несёт свет ценности и смысла, раскрывающего самую суть творчества человека, и раскрывающего и обнажающего суть самой религии. После тако-го профетического творчества, общество и религия не могут и не должны жить по-старому, как раньше, то есть безумно и беспечно. Ибо профетиче-ское творчество обнажает непостижимую тайну Сокровенного и Священно-го и обнажает эсхатологическую бездну присутствия Невидимого, но Суще-ствующего, обнажает эсхатологическое присутствие Образа, стоящего и глаголящего, но не увиденного и не услышанного многими. Человек должен не оправдываться, не прикрываться перед кем-то религией и её святыней, а обязан раскрывать, выражать суть религии в творчестве. Другими словами, суть профетического творчества в раскрытии и углублении религии перед нарас-тающей угрозой безрелигиозного и антирелигиозного разлагающегося мира. Ибо, отвергнув Бога в веке 19-м, то в веке 20-м и в 21-м отвергают человека и его истинный образ, и люди соблазнились и поклоняются Машине.
 
Я ни коим образом не оправдываю и не хочу оправдывать творчество человека перед религией, или перед неверующим обществом посредством религии. Вообще, кощунственно оправдывать человека перед кем-то посредством его творчества, а также оправдывать Бога посредством Его творения и спекуляций «хитрого разума». Ибо «в этом мотиве есть какая-то фальшь, но где найти тех, кто услышит её». Ведь, тогда получается, что человек ставит свой «хитрый разум» высшим судьёй, который судит и оправдывает Бога. Оправдывает перед кем, интересно? Кто обвинитель Бога? Вот в том-то и вопрос. Потому, тем более, я ничего и никого не оправдываю, ибо само по-нимание оправдания – Бога ли или человека ли – суть оправдывания лживо. Ибо сам путь человека и горение его творческого духа сами говорят за себя, сами себе свидетели. Мы лишь можем прикоснуться, предчувствовать и учу-ять сердцем тот трепетный огонь любви, что выражен, воплощён в слове. Поэтому, я лишь исповедаю своё выстраданное и переживаемое осмысление, осмысление творческого пути человека, огонь любви которого возгорелся во мне и им я жив по сей день.

Пишу не о «творческой биографии» человека, выводя творчество человека из биографии или социальной среды, а пишу про творчество личности, которое испытал сам личностно. Мистически и метафизически мной испытана личность, и лишь из глубины духа личности я познаю путь творчества. И лишь в мистическом и профетическом творчестве мне открывается личность другого; лишь в творчестве я познаю и узнаю Лик личности, непостижимую ценность другого, любимого и бесконечно драгоценного Образа.

Я никому ничего не хочу доказывать, навязывать и насаждать, но я лишь показываю и осмысливаю то, что открылось мне в любящем сердце, как откровение сердца, как потрясение души, после которого ты уже есть не тот, что был прежде, а уже ты есть иной, внутренне другой, как «человек инкогнито».
Я никому ничего не хочу доказывать или навязывать некие идеи, ибо каж-дый сам обязан прочувствовать глубину божественного, реальность непостижимого, раскрывающуюся в человеке, каждый обязан сам дорасти до высшей идеи, возвести себя до понимания ценности Абсолютного, каждый сам обязан увидеть Бесконечность в конечном, Божественную любовь в смерт-ном существе. Я пишу потому, что не могу дольше молчать и терпеть, когда одни идолопоклонствуют и беснуются, а другие профанируют образ человека и глумятся над ним, безбожно глумятся. Мне чужд фанатизм, беснующийся и безумствующий фанатизм, всегда склонный к идолопоклонству, ибо они поклоняются идолу, не видя живого Образа. Также мне совершенно чужд напыщенный и горделивый, самонадеянный и гламурный атеизм и, вообще, вся-ческий атеизм, верящий лишь в мир сей и неизбежно профанирующий всякое возвышенное, что исходит от Всевышнего. В этом мире Возвышенное растерзано с двух противоположных сторон: или идолопоклонствуют перед ним, творя из Возвышенного идола, и безумно кумирствуют перед идолом (тем самым убивая в Возвышенном истинный образ человека), или безбожно глумятся над ним, низводя Возвышенное до низменного понимания, тем самым, Возвышенное в сем мире профанируют, искажают и опошляют, утрачи-вая понимание и видение первичного Образа и Смысла. Так мастер афористической мысли, Николай Бердяев, говорит, что как мы понимаем образ Христа, так мы и будем понимать образ человека, или каково наше отноше-ние к Христу, таково наше отношение и к человеку. «Антропология наша будет той или иной в зависимости от того, какой будет наша христология. Наше отношение к человеку определяется нашими отношениями к Христу. Человек доходит до абсолютного самосознания лишь через Христа-Богочело-века. … Личность есть Божья идея о человеке, и вечная судьба человека связана с этой единой Божьей идеей. Образ личности лежит в Боге, а не в при-родном мире. … Единичный и неповторимый лик каждого человека сущест-вует лишь потому, что существует единичный и неповторимый лик Христа-Богочеловека. В Христе и через Христа раскрывается вечный лик всякого че-ловеческого существа» (2; 152,180). Другими словами, например, многие верующие христиане, и во многом сектанствующие, поклоняются Иисусу Христу как Богу, то есть идолопоклонствуют, возвышая и низводя человека в идола, в кумира, и поклоняясь ему как Богу, тем самым уничижая в нём истинный образ Человека, ибо в них идол и кумир затмевает образ Сына Божия и Сына Человеческого, образ Богочеловека. Другие же, напротив, не видя в человеке ничего Божественного, Божественной любви, почивающей в нём и на нём, уничижают, профанируют, искажают истинный образ человека, сводя его лишь к «недочеловеческому, слишком недочеловеческому» пони-манию, сводя высшую ценность человека и в человеке к низшей оценке, к низшему оцениванию. Так и в отношении образа творчества Виктора Цоя. Ибо как мы понимаем творчество человека, образ творчества и его смысл, так мы понимаем и видим (или не видим) истинный образ человека. Всё дело в том, способны ли мы прислушиваться к своему сердцу, способны ли слушать зов потаённого сердца и голос, совесть трезвого разума. Прислушиваемся ли мы к гласу «разума, стоящего в сердце»? У Бориса Вышеславцева есть поразительные по своей глубине мысли. «Судьба всякого трагизма и всякого страдания таинственным образом сближает нас с трагизмом Голгофы и пото-му, что крест и Голгофа есть наиболее полное выражение сущности и глуби-ны трагизма. В судьбе каждого, поскольку он приближается к подлинному трагизму, есть удивительное сходство с судьбой Христа… Кто совершенно не знает трагизма, тому Христос ничего не говорит» (3; 224). И нужно утвердительно и ответственно сказать, что путь жизни и творчества Виктора Цоя удивительным образом приводит и указывает на путь Иисуса Христа. И тем, кто имманентно испытал, пережил внутренне путь жизни Иисуса Христа, тому внутренне понятен путь жизни и смысл творчества Виктора Цоя. Но как увидеть мистическое единство в пути жизни Иисуса и в пути жизни Виктора Цоя? И ответ дан в книге Бориса Вышеславцева: «Ибо только живая историческая личность обладает подлинной способностью прико-вывать внимание, внушать любовь, преображать душу. Никакой сублимирующий миф, как бы он ни был возвышен, с этим сравниться не может. Апостолы это хорошо понимали: «Слово стало плотию, и обитало с нами… и мы видели славу Его» (Ин. 1:14). Конечно, историческая реальность Христа ещё не говорит о Богочеловечестве Христа. Последнее нужно увидеть, услышать духовным слухом, угадать сердцем, убедиться с аксиологической очевидностью. Но увидеть Бога в живом Богочеловеке («видевший Меня видел Отца») есть нечто иное, нежели увидеть Бога в своей душе. Здесь не нужен «онтологический аргумент», не нужны никакие доказательства: взгляни и убедись! И тот, кто не может убедиться, кто не имеет органа, чтобы воспринимать «свя-тость» и аксиологическое совершенство, для кого «божественный глагол» не звучит в силу отсутствия слуха (ибо лишь «имеяй уши да слышит»), – тот всё же, как Ренан, принужден будет остановиться в изумлении перед этим чудом истории» (4; 70-71). И, здесь, критерием подлинного видения и слушания может лишь служить и быть твоё любящее и потаённое сердце.

Эта книга не о поиске религиозного смысла в творчестве, а про путь исповедального осмысления тайны и откровения религиозного смысла в творчестве человека. Ибо я не говорю, что в творчестве Виктора Цоя религиозный смысл возможен или может быть. Я говорю и утверждаю, что в творчестве Виктора Цоя религиозный смысл есть и не просто есть, а безусловно очевиден и очевиден абсолютно. И, чтобы увидеть его, нужно испытать путь жиз-ни и приложить духовное усилие к обнаружению Смысла. И вот про осмысление этого опыта пути жизни я и пишу. Пишу про то, что мне открылось, как откровение, испытанное в чувстве любви и как уже давно во мне живущая тайна. Потому в данной книге я не доказываю кому-либо религиозный смысл в творчестве человека, ибо это бессмысленно и бесполезно на самом деле. Я лишь исповедально проговариваю, выражаю первичную интуицию, которая, как «искорка», зажгла мою душу огнём, воспламенила моё сердце огнём любви к творчеству другого и своим светом озарила чудотворный мир Божий, мир, что преисполнен Тайны. И пишу в надежде на то, что как я чув-ствую и вижу, то и многие в своих сердцах чувствуют и видят. Но ещё нужно мужества, смелости и решимости на то, чтобы сказать слово правды и совес-ти того, что ты чувствуешь и видишь. Ибо не должно свету огня любящего сердца догорать в глубинах души. Огонь любящего сердца человек обязан держать в ладони, дабы свет любви сердца освещал тьму, светил во тьме.

Я предчувствую и предполагаю, что на данную книгу возможна реакция, как со стороны верующих, так и со стороны неверующих. Для неверующих эта книга может показаться безумием, выдумкой автора, который создаёт миф про человека. Они не видят в человеке Божественного, что проявляется в творчестве и ценят лишь «слишком человеческое», пред которым идолопоклонствуют. В этом смысле данная книга есть молот и меч против идолопок-лонства. Ибо идолопоклонники поклоняются идолу: власти, славы, богатства, успеха, признания людей и так далее, а не почитают в человеке образ Божественного, воплощающийся в творческой любви. Для верующих эта книга покажется соблазном. Для них соблазн в том, что они не верят в человека и не видят в человеке Богом данную, благодатную, в любви преисполненную творческую активность, активность профетическую. Ибо пророк Богом дан, исшёл в мир сей от Бога. Пророк для некоторых верующих есть соблазн, ибо не видят и не слышат библейских песен, не слышат слово Божье в устах про-рока. Книга эта для верующих и неверующих, для всех, кто способен видеть и способен слушать, прислушиваться к зову сердца и сердцем видеть. Книга  эта для людей свободомыслящих, для всех, кто способен мыслить в свободе духа независимо оттого, что говорят другие. Ибо «Они говорят: им нельзя рисковать, потому что у них есть дом. В доме горит свет. И я не знаю точно, кто из нас прав. Меня ждёт на улице дождь, их ждёт дома обед. Закрой за мной дверь. Я ухожу…»  (В.Р. Цой, с. 218, 2003).

Книга эта есть осмысление и описание опыта веры в творческую свободу человека, преисполненной Божественной любви, веры в творческий путь и подвиг творчества человека, веры в Невидимое, которое излучается из глубины видимого и невидимо в нём присутствует. Книга эта не есть доказательство духовного пути человека посредством умозаключений и ссылок на тексты Священного писания, не есть доказательство -рацио- и показательство фак-тов, а есть лишь исповедальное осмысление пережитого опыта потаённого сердца, того, что открылось в глубине сердца, как тайна и откровение. И вот, про тайну творческой свободы и про откровение любящего творчества, я и пишу.

Книга эта есть крик души, которая в океане безмолвия осмелилась мол-вить слово, слово любящего и потаённого сердца, в надежде, что кто-нибудь услышит его и увидит образ очевидного. Но кто способен услышать крик ду-ши в океане безмолвия? Кто способен увидеть и услышать зов потаённой души, если сия книга и есть океан безмолвия или молния страждущего ожида-ния метачувств, которые исполнились полноты пребывания в безмолвии? Сия книга как крик души, если учесть, что душа человека и есть тайна книги, а сам крик и есть слово откровения потаённой и любящей души. И я готов потерять душу свою ради Слова откровения, потерять душу ради любящего творчества и любимого Образа, ибо я верю и люблю, ибо сила любви и веры есть сила, превозмогающая невозможное, есть сила Правды, что способна воскресить даже самую потерянную и отчаявшуюся душу. Когда уже нет на-дежд, когда в горле комом теснится крик, когда взрывается сердце и проливается на землю слезой, когда над жертвой сына вздымается нож отца-Авраама, тогда открывается слово Правды, Истины, Любви, Откровения.

«Творить – говорить – это –
…дерзко прикасаться к другому и Другому, ужасаясь и восхищаясь своей дерзостью.
…прокладывать путь над бездной с берега одиночества на берег единства, причём мост строится из своих жил и костей. Здесь желанная встреча – слеза на реснице, готовая сорваться, и радость, в которую трудно поверить.
…кричать в мир, надеясь, что крик будет услышан. В минуты слабости крик – зов к ангелу-хранителю, в минуты силы – шаг навстречу человеку»
            «Онтология / антология движения: А. Ф. Управителев» (5; 63-64).

Исповедальное осмысление в данной книге есть вызов миру объективации, миру самодовольного и абсурдного существования, вызов «миру сему» и, одновременно, есть вопрошание к человеку: «что ты любишь, чем ты жив, для чего живёшь и без чего не можешь жить, что и для чего творишь – человек?». Вопрошание моё к самому потаённому сердцу человека, к человеку трансцендентному, который способен пробудиться, очнуться от спячки обы-денности мира и устремить взгляд своих глаз внутрь души, вопрошая самого себя «кто я? Откуда я и куда иду? Что за зов в моём сердце – непостижимый и таинственный зов любви моего сердца, что взывает ко мне из глубины и зовёт за пределы меня самого?». Вопрошание моё к трансцендентному человеку, из глубины которого излучается свет любви – свет Истины и Откровения любящего сердца.
 
«Когда взираю я на небеса Твои… то, что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» (Псалтырь 8:4,5). Вопрошание встречное, навстречу Свету, излучающемуся из глубин Непостижимого.
Я не знал Тебя, но чувствовал и ведал сердцем, что узнаю. И, в сердце сокровенно, открылся мне  образ Твой.


                Глава 1. Мемориал памяти. Исповедальное слово.
                «Ты не искал бы Меня, если б уже Меня не нашёл»
                св. Бернард.
               
«Огонь. Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, а не Бог философов и учё-ных. … Бог Иисуса Христа. Твой Бог будет моим Богом. … Его находят только на путях, указанных в Евангелии. Величие человеческой души. … Боже мой, неужели Ты меня покинешь. Да не разлучусь с Ним вовеки. В том жизнь вечная, что они знают Тебя, единого истинного Бога, и Того, Кого Ты послал, Иисус Христос. … Письмо, побуждающее к поискам Бога».
                «Мысли» Блез Паскаль.

«Вам говорю, язычникам. Как Апостол язычников, я прославляю служе-ние моё. … Если начаток свят, то и целое; и если корень свят, то и ветви. … Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать. О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его. … Дары различны, но Дух один и тот же; и служе-ния различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий всё во всех. … Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. … Достигайте любви; ревнуйте о дарах ду-ховных, особенно же о том, чтобы пророчествовать» (Рим. 11:13,16, 32,33)
                (1-е Коринф. 12:4-6; 13:2; 14:1).
               
                «Слово, побуждающее к поискам человека-личности
                и его творчества, как ответа на зов Божий» –
                Русская религиозная философия.
 

                1. Исповедальное слово.   
                «Ты коснулся меня, и я загорелся о мире Твоём»
                «Исповедь» Бл. Августин.
 
                «Человек есть тайна... я занимаюсь этой тайной,
                ибо хочу быть человеком"
                Ф.М. Достоевский.
          
Почему и для чего пишу? Ибо не могу дольше молчать. Ибо хочу поведать слово, которое вынашивал в душе 20-ть лет. И душа моя исполнилась полноты духовного бремени и ей хочется исполниться духовным рождением. Душа вынашивала плод-образ и плод должен родиться в духе, выразиться в слове. И поведанное слово лишь указывает на плод-образ. Семя, брошенное в душу мою, дало ростки и труден был путь роста, но ростки прозрели и дали плод созревший – духовный «колос-образ», который содержит в себе смысл семян-слов. Пишу не потому только, что должен это сделать, хотя и чувствую обязанность, как священного долга, но, прежде всего, потому, что хочу поведать слово, ибо из глубины души чувствую порыв, стремление свободы духа избранного мной пути. Мне страшно, но, ступая нежно, иду, ибо путь уже избран, ибо сердце преисполнилось любви и жаждет воплощения слова и выражения-откровения Образа. Я грешный и грешнейший человек и, возможно, не достоин пути. И да простят меня все. Я грешный, ибо долго молчал, а в мирском был суетен. Но я безмерно страдаю от этого недуга, разрывающего душу мою. Я страдаю, ибо люблю. Я грешный, ибо долго молчал, не творил, не открывал сокровище потаённого сердца. (Но неисповеди-мы и неисследимы пути Господни! (Ап. Павел)). Но молчанием я хранил сокровенное в глубинах души, взращивал его любящим сердцем и восходил к нему духовным постижением. И был испытан путь – молчания, любви, постижения. И в том, что испытано: я страдаю и я сорадуюсь. И радости этой у меня уже никто не похитит, ибо страдание было велико и фундировано глубоко-глубоко. Пишу, творю, испытывая страх и трепет, но прежде и глубже трепет любви и откровения сердца. Как чудо, как тайна – открываешься са-мому себе, но прежде, ведая Неведомое, открываешься Другому. Ибо лишь чрез «Ты» Другого – раскрывается «я» самости. Говорю «Ты еси» – вижу подлинное «я», ибо лишь в Твоём свете любви – сам становишься любящим светом. Ибо, приобщаясь к Тайне Твоей, – сам становишься тайной.

Я чувствую ответственность и обязанность, ибо открылось мне то, что даром дано. Я хочу сказать, дабы исполнить слово, данное мне даром. И хочу исполнить задание так, как в чём задан Тобой.

Я не знал Тебя, но чувствовал и ведал сердцем, что узнаю. И, в сердце сокровенно, открылся мне образ Твой. Ты есть Непостижимый, открыл сердце моё, чтобы я узрел непостижимость Твою; Ты открыл мне душу мою, чтобы я излился слезами любви и радости Твоему Откровению. Откровение Твоё есть бездна и тайна живой жизни, излучающей любовь. Ты открыл меня сер-дцем, и, сквозь любящее сердце непостижимо и потаённо, я иду к Тебе.
Я говорю к Тебе и слово моё к Тебе, как исповедь человека-инкогнито. Безумный и безрассудный я, искал Откровения там, где его нет и не могло быть, где были лишь философские прозрения. Откровение Твоё всегда было со мной и во мне потаённо; и прорыв, взрыв его во мне совершились тогда, когда он умер. Когда умер он, сердце и глаза мои открылись и увидел я Бездну, в которой невыносимая, непомерная скорбь и благодатная радость в еди-ной Любви. Бездна Откровения Твоего, в которой нет времени, но есть стра-шно-трепетная и сладчайшая Любовь.

Книга исповедального осмысления, как опыт самоосознания  себя в жизни целой эпохи, как крик души, как безмолвный заветный голос в океане миро-вой стихии. И, сквозь шум стихии океана, возможно, прозвучит голос, и во-плотится Слово заветной любви и явится, обнаружится, откроется там и тогда, где и когда его не ожидают.
Я жил в эпоху безвременья, когда канула в лета эпоха ветхая и ещё только возрождалась неведомая миру новая звезда. После смерти пророка, умерла и ветхая эпоха, обнажив бездну неведения, и, после которой, невидимо произ-растало, возрождалось новое древо сквозь сорняки, как мерзости запустения. То был путь – борьбы, смятения, отчаяния, покаяния, поражения и победы духа, как путь жизни, многие которого не дошли, ушли и сбились, а те, кто дошёл, испытав этот путь, оставили след и свет звезды, излучающийся из не-видимого духа сокровенного сердца. И я один из тех, кто шёл и идёт вслед Пути, осмысливая его и угадывая направления.
 
Для чего пишу? Есть тот же вопрос как «для чего я творю и живу, чем я жив и без Кого не могу жить?». Это то же самое, если задать вопрос апосто-лам (сквозь время): Иоанну Богослову и Павлу «для чего ты творишь?» или задать вопрос для подлинного философа (творчество которого есть дело его совести, чести и жизни) «для чего ты творишь?». Есть только один ответ.
Я жив любовью и творю для жизни в любви. Я не могу не творить, ибо во мне живёт любовь к таинственному «Ты» Другого. Я умираю вне творчества, вне любви, и я оживаю и подлинно жив в любящем творчестве. Апостол Павел сказал: «Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспял-ся Христу, и уже не я живу, но живёт во мне Христос» (Галат. 2:19,20). Апос-тол Иоанн сказал: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём» (1-е Иоанна 4:16). Так – во мне живёт любовь к пророку, который привёл меня к жизни во Христе, к жизни, исполненной творческой любви и любящего творчества. Я не исполнен, не знаю, как есть, «жизни во Христе», но ведаю своё незнание и ведаю путь, в котором стремлюсь к жизни во Христе. Я жив в любви к другому. Так В. Цой жив во мне и оживил душу мою для жизни во Христе. И я творю то, что мне открылось в потаённом сердце, как откровение любящего сердца; творю в любви из глубины потаён-ного сердца.
Слово веры апостола Павла: «не я живу, но живёт во мне Христос» можно понимать так, что я подлинно живу лишь тогда, когда живу во Христе, в Истине, в свободе, преисполненной божественной любви, когда я достигаю любимого Образа, Лика, Лица. И Образ любимого Христа во мне открылся чрез любовь к пророку, в любви к образу В. Цоя. И лишь в любви к образу пророка-личности, в любви к профетическому творчеству В.Цоя мне открыл-ся образ Христа, Лик Иисуса. И жив я, и истинный, подлинный я есмь лишь в любви к любимому, к трансцендентному Образу, которому сопричастен, им-манентен лишь в потаённом любящем сердце и который живёт во мне лишь в любви. И принять образ Христа в любящее сердце, значит принять путь Истины, путь любви, ведущий в жизнь подлинного царства любви и свободы, царства не от мира сего. «Я полцарства отдам за коня. Играй, невесёлая песня моя, играй, играй!» – «Невесёлая песня» В. Цой. И путь Истины-любви ведёт к жизни вечной через смерть, чрез победу Духа любви над страхом и смертью. Победа свершилась и совершается не для себя, а для Любимого и в любви для других.
 
Я  открываю святыню сердца, как откровение сердца. И святыня моего сердца открыта для всех: и для тех, кто любит и любим, и живёт в любви к другому, кто чувствует Святыню и живёт ею, и для тех, кто равнодушен, и для тех, кто в раздвоенном сомнении – сомнении души, и для тех, кто в патологическом сомнении, кто болен душой в своём сомнении, и для тех, кто гор-до и презренно, с презренным смехом смотрит на других. Я видел и испытал таких людей и потому пишу для всех. Ибо сегодня ты смеёшься над другим, а завтра будешь рыдать над собой. Ибо сегодня ты плюёшь в колодец друго-го, а завтра тебе придётся пить из этого источника. Ибо когда ты плюёшь в Святыню, то плюёшь в свою душу, так как все души всех связаны с единым Источником в Святыне. Ибо ты не знаешь, какой ты завтра будешь и будешь ли, вообще, увидишь ли завтрашний день. Я так пишу, что сам был испытан жизнью и, ведаю, что Божественная любовь лепит человека, как глину, огнём любящего сердца. И лишь Твой огонь любви творит истинный образ человека. В любящем сердце человек прозревает истинный Образ любимого и чрез Него открывается образ личной самости, раскрывается лик, личность самости.
 
Пишу сокровенное исповедальное слово для того, кто мне дорог: кто мне любим, кто мне сокровенен, кто есть во мне откровение сердца человека, кто открыл мне меня самого, самого непостижимого и трансцендентного во мне, кто привёл меня к Господу Иисусу Христу, кто привёл меня в любви к Премудрости Божией, в которой открыта тайна смысла жизни и в которой я постигаю, проникнут постижением самого себя и тайн Бытия, кто привёл меня к сердцу потаённому, дабы я слушал зов сердца, вникал в звуки муз и слов зова сердца, что гласит: «Ты еси!».
 
Пишу для того, дабы осуществилось слово любви. Пишу слово, ибо люблю, ибо хочу сказать то, что люблю, ибо обязан сказать, ибо нельзя больше ждать, нет мочи молчать и терпеть молчание других, ибо должно сказать слово про человека, про религиозный смысл его творчества.

                Всю жизнь ищу я то,
                Что вечно – со мною и во мне.
                Всю жизнь пишу из-за того,
                Что сердце жжёт искрою мысли.
                К Тебе летит моя царица,
                К Тебе любимый, мой Господь!

                Пишу, пишу из-за того,
                Что здесь не вижу ничего.
                Лишь вижу незримую границу –
                Дня уходящего и Свет Твоего.

                Что думы вечные
                Тревожат мой покой.
                И боль душевных мук,
                Как стаи страшный вой.

                Непостижимое из глубины
                Объяло мыслимое всё.
                Лишь звёзды ярче всё видны,
                Их свет и тьма творение Твоё.

                Всю жизнь пишу про то,
                Что мне любимо и моё.
                Радует так и печалит
                Сердце лишь живое.

                Как мысль творит из вечности,
                Что есть Ничто всего,
                Чего бы ни было на свете
                Лишь всё исходит из Него,
                Творя крылатые слова,
                Что падают в строку.

                Что в жизни всего дороже,
                Любимей и страшней.
                Что есть и быть может
                Иная Жизнь в жизни сей.

                Лишь человеку дано понять,
                Любовью Землю всю объять,
                И в сердце Образ Твой принять,
                И в путь идти опять… Опять!..
 
Путь неисследимый и пределы Истины, как вопросы экзистенциального Выбора, вопрошания экзистенциальной Веры. Вера и Выбор Пути! Вот вопросы самому себе, самому существующему, как человеку ночному, непостижимому, инкогнито. В тебе есть Вера, значит есть ты сам существующий, в тебе есть человечность существующего. Но какова твоя Вера и каков твой Выбор? Откуда и для чего Вера в тебе – человек? Вопросы Евангелия и ап. Павла, вопросы Паскаля, Гр. Сковороды и Кьергегора, Достоевского и Л. Толстого, Сартра и Камю, Бердяева и Вышеславцева, В. Шукшина и В. Цоя, как вопросы самому себе. «Кто я? Откуда и куда иду? Для чего живу, творю? Для чего мне дан и задан путь жизни? Для чего я иду по пути неисследимому?».
Вопросы экзистенциального Выбора-Веры, как опыт исповедального осмысления, самосознания и самопознания непостижимого в себе, как путь неисследимый. Почему и для чего ты идёшь и творишь-действуешь? А могу ли я иначе? Если я не буду идти и творить то, что люблю и есть самое любимое во мне, то стоит ли моя жизнь и смерть того, чтобы жить? Жить, как здесь и сейчас, в этот миг ночи, в этот миг жизни, для любимого, сокровенного, чтобы творить в любви, что есть самого потаённого и сокровенного, драгоцен-нейшего и любимого в другом любимом Ты, как и в самом тебе сокровенном. Творить в любви потаённого сердца, как давать с благодарностью и в преизбытке самое драгоценное, что тебе дано даром и в тебе открываемо Свыше. Мой экзистенциальный выбор сделан, совершён в сердце  уже давно, и я следую потаённому зову, интуиции любящего сердца, Веры потаённого сердца, которое жаждет творить, открыть себя для любимого, самому сокровенному и непостижимому, самораскрывающемуся из глубины сердца, как откровение слова. Но могу ли я не идти по пути потаённого сердца, могу ли я жить и творить иначе, вне Любви? Для чего мне все знания и способности, если в сердце нет Веры и Любви, если я не способен страдать и творить в лю-бви, как страдаешь и как творишь в любви Ты, Господь мой и Бог мой? Для чего тогда жизнь моя? Чтобы испытать и исповедать опыт жизни, опыт Веры и отчаяния, опыт любви и покаяния, опыт страдания и любящего творчества, как Путь жизни великого грешника, который в каждом падении своём вставал, жаждал и, вновь, устремлялся ввысь к возвышенному Образу Непости-жимого. И в каждую минуту своей жизни человек стоит перед выбором пути жизни, как в том сюжете Евангелия, когда юноша стоит перед Вопросом Иисуса! И вот вопросы Евангелия, как экзистенциальные вопросы, вопросы существования, вопросы человеку существующему, как здесь и сейчас. Сможешь ли ты, человек, оставить наследство родителей, оставить родных и близких, самых дорогих и любимых для тебя людей, самое любимое, что было в прежней, ветхой твоей жизни, и идти вслед Иисуса, идти в Путь, вслед Тому, Кто и есть новая Жизнь? Вот вопросы самому себе для каждого, кто решил встать на путь Веры и идти вслед Тому, Кто и есть Путь, Истина и Жизнь. Вот вопрос: готов ли я идти? Но может ли быть однозначный ответ, могут ли быть сомнения в вопросах личной Веры? Могу ли я возлюбить врагов своих, кои могут оказаться родные, близкие и любимые тебе? Но, ведь, ученики, шедшие вслед Иисуса, тоже задавали Ему экзистенциальные вопросы? Так и мы должны ли быть однозначными и категоричными, не должны ли, не обязаны ли мы, идя вслед Пути, учиться опыту жизни в постижении самих себя и того, что и кто тебе более всего любимо и любим, драгоценно и драгоценен в жизни?
Но что же делать тому бедному юноше, который стоит перед вопросом Иисуса или тому бедному юноше, что ожидает ответа от Сартра: или идти на войну, сражаться с фашизмом, или оставаться с больной матерью? И Сартр верно ответил тому юноше, что человек сам выбирает свой путь и даже философ-мудрец в этом выборе ему не советчик. Но могу ли я оставить свою больную мать и своего больного брата ради достижения великой Идеи, Цели жизни? Что мне делать, Господи? И каков же я буду тогда человек и какова тогда человечность во мне, если я брошу последнюю, больную овцу ради всего стада, и какова тогда моя человечная любовь к конкретному близкому, если я отвернусь от него? Но возможен ли однозначный ответ? Ведь, и Иисуса многие обвиняли в том, что Он бесчеловечно поступал с близкими? На-пример, Иисус отказался сразу пойти и вылечить больного Лазаря, но после Иисус пришёл, чтобы воскресить Лазаря. Многое ли мы ведаем в пути Господнем, как в Пути несследимом? Но если человек не идёт по пути Христа Иисуса, то сможет ли он пойти на компромисс с тёмными силами (с властью мира сего или с фашизмом) для того, чтобы его близкие, любимые остались живы и в здравии и благополучии, возможен ли такой компромисс? И, прежде, чем давать какую-либо оценку, человек, подумай и поставь себя на место того, кто стоит перед Выбором и на место всех тех, кто стоял на эшафоте? И однозначного ответа здесь быть не может, ибо здесь идёт борьба духа человека с самим собой, борьба ценностей, каковы ценности одержат победу. И здесь нет ответа извне, ибо человек сам избирает свой путь. Но есть ценности и есть лжеценности, а есть абсолютная Ценность! Каков твой Выбор?

                «Все говорят, что надо кем-то мне становиться.
                А я хотел бы остаться собой».
                «А я смеюсь, хоть мне и не всегда смешно.
                И очень злюсь, когда мне говорят,
                Что жить вот так, как я сейчас, нельзя.
                Но почему? Ведь я живу?
                На это не ответить никому».
                «Расскажи мне историю этого мира.
                Удивись количеству прожитых лет!?
                Расскажи, каково быть мишенью в тире?
                У меня есть вопрос, на который ты не дашь мне ответ».
                В.Р. Цой.

В человеке совершается экзистенциальный Выбор, кто в тебе победит: Божественное или лжечеловеческое? И, чтобы остаться и быть Человеком, человек, всё-таки, обязан выбрать Божественное, что открывается любящему сердцу. Никакие советы не помогут тебе, человек, слушай зов потаённого и любящего сердца своего, ибо в трудный час зов сердца, сам Господь, из глубины твоего сердца подскажет тебе, что делать и что творить – Выбор экзис-тенциальный, Выбор действия и Выбор Веры и Сердца!
Ибо пора идти!

                «Пора идти и я готов следовать за тобой.
                Потом будет поздно, потом будет поздно, пора идти.
                Ты чувствуешь волны, мягкие волны за спиной,
                Вставай, а то потом никто не сможет тебя спасти».
                «Кто пойдёт по следу одинокому?
                Сильные, да смелые головы сложили в поле, в бою.
                Мало кто остался в светлой памяти,
                В трезвом уме, да с твёрдой рукой в строю.
                В строю».
                «Хочешь ли ты изменить этот мир?
                Сможешь ли ты принять как есть?
                Встать и выйти из ряда вон?
                Сесть на электрический стул или трон?».
                «Закрой за мной Дверь.  Я  ухожу».
                В.Р. Цой.

И если ты веришь слову поэта-пророка, то ты обязан услышать зов сердца и пойти по следу в Путь, чтобы закрыть за ним Дверь, и, вновь, открыть её при желанной Встрече, ибо так сказал В. Цой:
                «Но странный стук зовёт в дорогу.
                Может – сердце, а может стук в дверь.
                И когда я обернусь на пороге,
                Я скажу одно лишь слово: «Верь!».
                «И я верю, что ты снова скажешь эти несколько слов.
                И тогда я готов оставить след на этом снегу».

Данная книга про творчество Виктора Цоя не есть «объективное» исследование, как некоего отрешённого и равнодушного исследователя, тщательно и детально изучающего внешний ему предмет знания, а есть исповедальное осмысление внутренне и имманентно пережитого пути постижения личности другого человека, постижение личности человека через его творчество, пережитое личностно, как откровение из глубины сердца. И Откровение пути, внутренне пережитого личностно, возможно лишь как встреча, потрясение и интуитивное постижение Непостижимого, как столкновение с Тайной Бытия – с Тайной Личности и пробуждение души трепетом потрясения от встречи с Тайной, с Трансцендентным, с Бездной. Смерть личности Другого зажгла и ранила моё сердце любовью и страданием, ибо с того момента я уже не мог быть равнодушным к другому, так как ранен в сердце огнём любви и рана эта глубоко-глубоко, как и страдание сердца. Я страдаю, ибо люблю и в любви к Другому лишь жив. И лишь в любви к другому мне имманентно открылась Бездна Трансцендентного, непотаённая Тайна Абсолютного, которая неописуема и невыразима для человека, ибо всеобъемлюща в полноте любви. Для описания Трансцендентного, нет никаких слов, лишь всеобъемлющее молча-ние и благоговение, непостижимая Радость в трепете любви. От такого стра-дания и такой радости Непостижимого, сердце человека «взрывается» и его искры огня ранят сердца других, дабы в каждом возгорелось пламя любви к Непостижимому, которое для ума бесконечно далёкое, но для любящего сердца реально присутствующее, как здесь и сейчас, и открывающееся лишь потаённому сердцу. Из глубины молчания бесконечности Неба прорывается Слово всеобъемлющей любви, в Котором всё – новое-непостижимое, Вечное...

               «Среди связок в горле комом теснится крик.
                Но настала пора: и тут уж кричи, не кричи.
                Лишь потом кто-то долго не сможет забыть, как…
                Внезапно в вечность вдруг превратился миг».   
                «Легенда»  В.Р. Цой.

                (из книги "Мысли про творчество. Часть вторая" (2012)).