Староневский Новый Год

Посвящается светлой памяти Чащиной (Слиньковой)
Марины Владимировны /Евдокии Дозорной/
(01.10.1975 – 23.03.2011)

Для большинства новогодние каникулы – время, когда осознаешь, что купленный в ушедшем году морозильник отнюдь не «помойка» и пустая трата с таким трудом заработанного, а систематическое заполнение его остатками упаковок с недоедками – не жадность, а прозорливость и бережливость. И именно в осознании этого женщины, вместо магазинных полуфабрикатов, чертыхаясь, но всё-таки начинают готовить вкусную домашнюю еду. Но, Боже, как же это занимательно – наблюдать соотечественников, дорвавшихся до «шведского стола» в небольшой уютной частной питерской гостинице. Особенно удовольственно подобное занятие среднепоздним утром первого января свеженаступившего года.
Фрустрированные неудавшимся торжеством не первой свежести дамы, вяло заедают своё «фи» нашпигованными «краковской» колбасой с «эдамским» сыром сэндвичами. И в перерывах, между засушливыми глотками зеленого чая, отчаянно строят глазки крайне немногочисленным похмелиозным мужчинам, не особенно-то обращая внимание на их матримониальный статус.
Кто-то, очевидно наслаждающийся авитаминозом, сгребает в свою тарелку на всех заботливо накрошенные помидоры-огурцы, а кто-то, в сухомятку, громко давится мюсли-хлопьями, забыв от радости халявы, налить в них молока.
Наиболее «антиллехентные» мажут тостовый хлеб густой сметаной, сверху накладывают пластинки тепличного, в цельности фаллоподобного, огурца, смачно, с аппетитом эту конструкцию съедают, запивают апельсиновым соком и идут на второй заход. После, судорожно сжав ягодицы, бегут вверх по лестнице в надежде донести себя, не предав позор публичности.
Закуривая выпитые в утренней заторможенности кружки добротного свежесваренного «американо» ароматно- ментоловой сигаретой, на широком гранитном подоконнике староневской питерской парадной понимаешь – этот Новый год начался с очищения.
Много позже, с третьей попытки дав уговорить себя покинуть двуспальное ложе, выйти на увешанный сталактитами сосулек Невский, нос к носу столкнуться с персонажем, который как бы в оправдание своего обращения, просит прикурить, и только шумно выдохнув первую жадную затяжку, с надеждой интересуется своим пространствопребыванием.
Месторасполагая затерявшегося в празднике, затепляя в его глазах мысль, замечаешь – этот Новый год начался с осознания.
Пройдя метров двести, поравнявшись с троллейбусной остановкой, остановиться от прокуренного крика: «Где этот грёбаный паровоз?!» И тут же, в извинение, услышать: «С Новым годом Вас, люди!»
Продолжая свой путь к ожидающим покрошенной булки у ворот Александро-Невской Лавры голубям, ловишь себя на мысли: этот Новый год начался с вежливости.
И под вечер, наконец, купив те самые мандарины, в поисках которых впустую остаток последнего вечера ушедшего года оббегал добрую половину исторического центра, забиться в уютную нору двухместного гостиничного номера, открыть бутылки шампанского (брют – себе, полусладкое – ей), знать, что все то, что не получилось в прошлом году обязательно получится в наступившем, все, что должно было, но не случилось – случится и, может быть, мы даже будем счастливы.
Не случилось. Спустя год с четвертью, двадцать третьего марта одиннадцатого года, в годовщину нашей с ней первой свадьбы, не дожив до тридцати шести, она умерла.

P.S. Спустя пару лет после её скоропостижного ухода, разбирая рукописи тех лет, среди вороха разнообразного творческого мусора я нашёл поэтическую зарисовку, датированную днём нашего первого с ней бракосочетания:

«Я живу с Евдокией Дозорной.
Засыпаю, встаю равно с ней.
Для кого-то явь моя спорной
Пусть покажется, но не лей…
…те мне воду вперёк коромысла,
Чтоб закончить в одно лишь ведро,
И чтоб я, не найдя дальше смысла,
Тихо думал бы: «А за что?…
Мне все эти чужие терзания,
Что мне были родными вчера…»
Не читайте в пространстве признания,
Я не верю уже. Вам пора…
Вам пора на помойку историй!
Заслужили вы свалку судьбы!
Да, я муж Евдокией Дозорной!
Наконец-то я счастлив. А вы?»

Перечитал и задался вопросом: «А действительно… Счастлив ли я?» Ведь есть время жить насыщенно, а есть время насыщаться жизнью. И дай Бог всем дожить до этого второго периода. Мне Бог дал, и поэтому я до сих пор имею привычку потихоньку, но продолжаться. Мы живы, пока живём в чьей-то памяти, пока жива память о нас. Хорошая, плохая – не важно. О ней помню я, помнят те, кто сегодня рядом со мной, и я жив. Значит жива и она. Просто она до сих пор насыщенно живёт там, в первом раунде дерби «моя жизнь - мои правила». Ведь мудрая женщина на то и мудрая, чтобы становиться дурой тогда, когда ей только заблагорассудится. А я? Я насыщаюсь. Всем этим. Здесь. Уже во втором жизненном отрезке. И здесь, пребывая в губчатом состоянии спорадического насыщения, я счастлив. Хочется верить, что счастлива там и она. И не как-то так, а вот так вот. Коротко и о гДавном...
© 17.01.2010 - 17.04.2019