Петр Леонидович в беспорядке

Петр Леонидович в беспорядке.

В стихах.




0.  На обоях в спальне Петра Леонидовича было маленькое пятно. Настолько маленькое, что Петр Леонидович жалел его и кормил шпротами.


1.  По субботам плохо спал Петр Леонидович. Вертелся, скучал, пробовал читать. По субботам яснее вспоминал Петр Леонидович о своем одиночестве, по субботам одиночество его росло, пухло и заполняло собой все окружающее Петра Леонидовича пространство, превращаясь в необъятное, тупое...
Все тогда казалось для Петра Леонидовича исполнено скорби, во всем ему виделись символы и знаки. Видел ли он кустик герани, бренчавший трамвай или помидор, выпавший из торгового лотка и лежавший на тротуаре, забытый, брошенный, никому не нужный, в каждом Петр Леонидович видел тотчас себя, будто он совсем даже не Петр Леонидович, а, положим, помидор...


2.  Петр Леонидович страдал тем, что называл он "любовным томлением желудка".
Стоило только случиться свиданию с дамой, как Петра Леонидовича начинало вдруг пучить неизмеримо.
Чтобы не кушал он перед свиданием, да и пусть бы вообще ничего не кушал - его пучило, словно пучило назло и пучило с какой-то немыслимой подлостью.
Уединится он в тихой комнате с дамой, притворит шторы и разольет умиротворяющие ум напитки, так подлый его желудок тут же начинает выплясывать такие кренделя и раскладушки, что святых выноси.
Отбежит подальше Петр Леонидович, пропердеться, и вроде, ух, хорошо и полегчало, вернется к заскучавшей даме, присядет только на самый край диванчика, только зажмурится, и на тебе, опять, опять начинает пыхтеть, скворчать и булькать проклятый желудок.


3.  - Ух, вы мои милые, - приговаривал Петр Леонидович черешенкам.
Петр Леонидович обожал черешню, брал по ягодке, осторожно вытаскивая пальцами её за упрямый черешневый хвостик, немножко покачивал в руке, словно взвешивая, хороша ли, упруга ли, и отправлял в рот, толкая ягоду языком от одной щеки к другой и наигравшись так, прокусывал, наслаждаясь терпким соком и свежестью, жуя мякоть, глотал, а потом выплевывал черешневую косточку на ладонь, чтобы, эх, пульнуть ею в какого прохожего, а то и по голубям...


4.  Летом к Петру Леонидовичу приползали гусеницы. Зеленые, желтые, шустрые, волосатые и смешливые.
Петр Леонидович играл с ними палочкой. Перевернет одну и хохочет, перевернет другую и смеется аж до слез.
А наигравшись, раздавит их ботинком и усаживается на диван, читать.


5.  Женское тело нравилось Петру Леонидовичу, но нравилось по особенному, натуралистически, как нравилось ему тело лошади или козы.


6.  Одиночество Петра Леонидовича скрашивали случайные тараканы и две столовые мухи, облюбовавшие кем-то подаренный фарфоровый сервиз.
Одна из мух гордо восседала на носике чайника, никогда не видавшего чая, другая ютилась на ручке чайной чашки.
Мухи жили у Петра Леонидовича довольно долго, однако, оставались безымянными, чтобы не возникало привязанности.


7.  Петра Леонидовича по утрам приятно щекотали мухи.
- Ну что ж, - думал Петр Леонидович, - Мухи, так мухи.


8.  Петр Леонидович иногда надевал хорошие дорогие чулки и чувствовал прилив сил.
В другой раз, чтобы почувствовать прилив сил, он надевал хороший дорогой лифчик.
Надевать же враз и чулки, и лифчик Петр Леонидович считал преждевременным.


9.  Петра Леонидовича полюбила лошадь. Хорошая лошадь полюбила Петра Леонидовича.
- Ничего, ничего, - думал Петр Леонидович, - Лошадь, так лошадь.


10.  - Ничего, ничего, - шептал ночами Петр Леонидович, хотя и не было у него никакой жены.


11.  Петр Леонидович чрезвычайно любил музыку, однако, играть мог исключительно на ложках. Ложки для этого выбирались из мельхиоровых, по причине благородства звука и изящности линий, очерченных резьбой и выкрутасами.
Играл Петр Леонидович вечером, придя со служб, накушавшись, и почти всегда лежа на старом своем диванчике.
Укладывался на подушки, вертел задом, устраиваясь поудобнее и, помолясь, начинал. Исполнял Петр Леонидович большей частью Рахманинова, который хоть и был евреем, но писал забавно и на ложки отлично укладывался.


12.  Носки Петр Леонидович стирал в раковине, набирая такой горячей воды, как могла только терпеть рука, и посыпая сверху зубным порошком, придающим аромат свежей мяты.
Однако, мяту Петр Леонидович совсем не любил, а настиравшись садился и плакал.




тель-авив 2012