Январь, как янтарь

Я не помню точно, как мы дожили до девятого января.
Все было как в тумане, накумаренном дурмане.
Очень много рассуждений, стыковка и не стыковка совпадений,
десятки прочитанных книг по криминалистике,
медицине,
психологии,
серийных убийствах,
сотки старых пролистанных дел в подсобках и архивах,
куда попасть было еще сложнее,
чем догадаться, что случалось и жило параллельно вместе с нами.
Ощущение скрестившихся миров.
Как будто кто-то из прошлого пытается достать своей костлявой рукой
с обвисшей кожей до плеча, но не моего.
Вообще-то,
я больше боялся за моего теперь уже лучшего и единственного друга.
    
Почти ночевки в больнице, почти на полу, почти всегда вместе.
Мне приходилось выкрадывать коробки с делами,
выносить папки в беке пачками.
Он откуда-то приносил планы преступлений, расстановка вещей,
таких вещей, которых не было в отчетах следователей.
Однажды, мы, как всегда, встретились в коридоре.
Я с полной сумкой фотокарточек, пыльных папок, тетрадей с пожелтевшими краями.
Мы прошли по холлу молча, шагая в такт.
Он всегда очень уверенно ходил, не смотря на свои заскоки и почти хрупкое телосложение.
Широкие,
уверенные,
упертые шаги,
руки вдоль туловища как бы болтали,
вторя движениям ног,
каменно-спокойный взгляд,
летящие от скорости волосы,
чуть прикрывая глаза,
но открывая их снова,
и опуская голову чуть ниже так,
чтобы смотреть на навстречу идущих из-под лобья,
почти немного упрямо,
почти немного через чур серьезно.
И я рядом с ним.
Совсем не то.

- «Послушай, я тут кое-что нашел, - вдруг начал он,
когда за нами захлопнулась дверь палаты,
и он подал мне толстую, затрепанную,
пыльную канцелярскую книгу формата А4 в твердом переплете, - я нашел это,
когда вчера вечером ползал в подвале.
Интересная вещица, открой»
    
Я немного неуверенно перевел взгляд с его лица на корочку и,
захватив край, откинул ее в сторону.
На глаза тут же стали попадаться многочисленные полу размытые записи черными чернилами от руки очень корявым почерком.
Пробежал взглядом, перелистывая страницы почти наугад.

- «Что это?», - сморщив нос переспросил я.
Он присел на корточки напротив кровати,
тем самым оказавшись со мной почти на одном уровне,
пролистал вместе со мной несколько страниц.
И указал на один из абзацев, написанных особо не разборчиво.

- «Вот. Начинай отсюда», - перевел взгляд на мое лицо и,
пока я пытался разобрать слова, осматривал мое лицо особенно пристально,
как будто хотел запомнить каждую клетку кожи.

- «Мне в слух?»

- «Да-да, начинай»

- «Кхм…Значит так, тут написано…
Инфаркт Миокарда…так…ла-ла-ла…списки имен…»

- «Ниже»

- «Хорошо, сейчас…хм…ла-ла-ла…так,
это нам не нужно…Искусственное вызывание приступа в процессе опыта…Что?»

- «Теперь возвращайся к спискам»

Я стал водить ладонью по бумаге на строчки выше: - «Элина, Мария…»

- «Ищи Шейхмитова Дмитрия»

- «А, ну вот он, нашел! А что? Что это значит-то?»

- «Это мой отец, - парень перевел холодные глаза на тетрадь, - там стоит число незадолго до аварии.
Ему что-то сделали, то ли вкололи, то ли что, я не уверен,
в общем это был своего рода эксперимент»

- «В этой стране запрещены любые опыты над людьми…»

- «А кто сказал, что это было официально?»

- «Ааамм…»

- «Дальше значит, ищи Серафимову Марику»

- «Это та Марика, о которой я думаю?»

- «Ты догадлив», - Женя улыбнулся даже как-то по-детски.

- «Ну… ее имя здесь есть…»

- «Отлично, а теперь это, - он забрал у меня из рук отчеты и отложил их в сторону,
подав затертую бумагу,
сложенную раз в пять, - разворачивай»
    
В неловком шуршании, нарушающем тишину осталось что-то неприятное.

- «Стоп, это ж карта строительства»

- «Нет, это план здания.
Видишь, вот здесь есть шахта.
Вернее, это была шахта, там сейчас винтовая лестница,
а нижние два этажа, куда она ведет, по самые потолки затоплены.
Вот тут на плане видно: они имели особое значение.
Их бы тогда и не прятали.
И не затопили бы, наверное»

- «Здание стоит на воде?»

- «Скорее на грунтовых водах, - Женя сунул мне еще одну карту, - это я нашел в библиотеке.
Это карта ландшафта, когда больницы еще не было.
По сути,
вот смотри, - он стал указывать на отдельные части, - здесь и здесь вода критически близко к подвалу.
Есть вариант, что именно там что-то химичил эту дрянь,
а когда начались смерти внезапно свернул дело,
просто разрушив стены,
что отделяли помещения от подземных вод,
и все затопило по самую макушку.
Было время, когда больница стала испытывать нехватку в деньгах.
Тогда-то все и началось»

- «Но…стой. Я был здесь, - я тыкнул в план подвала, - там же лестница уходит в воду на полтора метра»

- «Откуда ты это знаешь?»

- «Я был там! Но…там был кто-то еще…»

- «Кто?!, - почти сразу оживился собеседник, - ты там кого-то видел?! Отвечай!», - он тряс меня за плечи. Как сумасшедший.

- «Я…Жек, я не помню…»


    
А ты лежишь в какому-то искреннем бреду.
Под строительной заржавевшей лестницей.
И мелькают тени где-то за углом, откуда еще бьет слабый,
но все еще солнечный свет.
И слезы по разбитым в кровь щекам, обжигают потрепанную плоть.
А ты лежишь не в силах даже двинуть пальцем.
И закрывая глаза, наравне с дыханием, запрещаешь себе мечтать.
Никто не придет.
Это нормально.
Шутки здесь не уместны.
Собственно, как всегда.
Но ты любишь смеяться.
Любил.
Тело не слушается, тело ватное, тело онемело.
По телу следы ударов.
Сломана пара ребер, головная боль давит в лоб,
пульсирует кровь, толчками вытекая наружу из живота.
Тебе будто вскрыли брюхо.
Препарировали как последнюю крысу.
В глаза лезет и застилает пот.
Волосы насквозь сырые от влаги.
В этом подвале растет даже мох мутирующий в плесень.
Он почти уже порос на тебе.
А ты лежишь, не в силах даже дышать, просто ребра движутся на автомате,
слепо верую в то, что ты не умрешь сейчас, но сердце сдает позиции.
Почти искусственные крики, и стекла бьются в оледенелые осколки,
впиваются в кожу, лезут под мышцы, задевают поры, двигаются по венам,
разрывая по пути стенки сосудов, капилляры просыпались в уголках глаз,
застилали расширенные зрачки.
Слабый пульс бьет в уши,
но продолжает автоматом толкать по венам стекла.
Тебя не убьют.
Ты умрешь сам.
Истина очевидна.
Это не сон.
    
Жаль только мертвые не заговорят уже об убийце.
Это закон.


    
Ее губы чуть приоткрылись,
как бы призывая их попробовать.
Закрывались глаза в томном желании.
Но растворялись, когда звонил будильник.


    
Я никогда ничего тебе не объяснял, малышка.
Вот, возьми игрушку, прижми еще к своей груди и засыпай,
засыпай, как все обычные дети спят сегодня ночью,
не думая о завтра, не видя сны, которые каждую ночь вижу я.
И гладить ручку детскую немного, чуть лениво,
смотреть в лицо, расслабленные мышцы,
тогда, когда становится и на душе весьма паршиво,
выдергивать из сердца эти спицы.

_______________________________

    
Тело повисло,
подергалось,
застыло…
обмякло.
Покачивалась ткань на потемневшей шее.
Хрустели трубы под белым потолком от изнеможения.
И стул скрипел, в углу, от отвращения.