Кофе без сахара

Моя жизнь? Просто мы знаем, что это ничто, когда идёшь, шагая босыми ногами по крыше, осознаёшь, что в мире этом ты ничтожен. Почему? А что ты такого сделал, чтобы признан этим миром целиком? Просто выпил чашку кофе без сахара, не смеши меня, ты славен.

Сон 1.
Ничтожная ночная жизнь.

Он сидел в тиши ночного города у побережья реки, которая была взволнована ветром уходящей тоски… куда-то вдаль, вглубь этого гнусного города. Огни неугомонных квартирных страшил так и прожигали его глаза. Создавая это чувство дискомфорта. Было бы то чувство рядом, снова… закричал бы от боли, съедающего тебя изнутри. Будто мёртв, хотя ты робко открывал глаза, понимая, что, как не проси, этого не изменить, не остановить.
Где-то вдалеке доносились звонкие, журчащие радостью голоса, настолько звонкие, что оглушали его. Он схватился за уши обеими руками и сжался в комочек. Он закрыл глаза в надежде, что скоро всё пройдёт, всё изменится… и он сможет вновь встать утром, заварить себе новый по вкусу кофе без сахара. Затем выйти на улицу, бежать, радоваться цветению сакуры, смеяться с друзьями, которые канули во мглу массовых глупых принципов жизни.
Человек, потерявший всё, ради сохранения себя как личности, своих принципов, принципов «устаревшей» морали… его просто выкинули, будто бездомную собаку, на улицу. О нём забыли, как о дефекте современного общества. Общества, наполненного грязной, порочной любовью, ложью, и общества, забывшего нормы настоящей морали.
Он заплакал. Его слёзы сами текли по этому белому, холодному лицу. Ему было обидно, эта обида сжигала его сердце, оно терялось где-то во владениях чёрного города.
- эй, парень, платок нужен?
- и эти ноты звучат в их сердцах, будто звук серенады, но это всего лишь звуки расстроенной скрипки, что не так…?
- скрипка не может быть расстроена в руках скрипача, когда рядом мастер. Ведь так? – девушка протянула платок Ши-куну. – я Тики-сан. Вам помочь?
Ши-кун быстро вытер со своих глаз глупые слёзы, которые, наверное, не стоят ни гроша.  Он взял платок у юной девушки, одетой о рваное белое платье, будто она сбежала из дома для душевнобольных. Её волосы были длинные, чёрные, они закрывали полностью её лицо, что почти не видны были её синие губы. В руке она держала рваную игрушку,  будто бы ей было лет 10, хотя выглядела она уже на все 16.
- называйте меня Ши. Ши-кун. Что же делает бездомный гробовщик на кладбище? Быть может, он верит, что ещё можно отмотать время и вернуть свою усопшую жену? Хотя он глуп. Он чертовски глуп. –Ши-кун пристально смотрел ей в лицо, пытаясь увидеть хотя бы её глаза и несколько эмоций, но она была бела, как труп. Наверное, ещё и холодна.  Но он лишь разглядел  сильно выступающие ключицы, её тонкие ноги и руки, будто бы она была больна анорексией.
- я присяду? Шинигами ради, я не услышала от вас ни единого внятного ответа на мои вопросы, хоть я вас и понимаю. –она потянула губы, будто улыбаясь, - гробовщику стоит показать мир воображения, где он может встретиться с покойниками. Они живы. Поверьте мне.
- садитесь… но я не могу понять одну вещь… ой, извините, вы застали меня в небосклоне мыслей.
- всё же я не ошиблась.
Она села рядом с Ши, разглядывая его рваные кеды, которые были очень похожие на те, что были на ней надеты.  Она пристально осматривала его: чёрная рубашка с черепом, штаны в дырку, подвёрнутые до колена, его немного вьющиеся волосы были не так коротки, как показалось ей вначале.
- что  же делает девушка в 5 утра около реки? Да ещё  и в таком виде? И ещё разговаривает с подозрительными личностями, вроде меня.
- хах, вы похожи на моего брата. – она тихо захихикала.
- и всё же?
- если одинокую розу поместить в душное помещение, то она не погибнет, а всего лишь её побег, не так ли? Но корень будет жить и дожидаться благополучного влияния нормы  реакции признака до золотой середины. В этом случае он вынужден будет измениться, так?
- хм, к чему вы клоните? – глаза Ши-куна приобрели некую белизну, будто засверкали звёзды на голубом небе. – но знаете, организмы могут приспосабливаться, не теряя ничего. Организм должен приспособиться. Обрести новый вид.
- верно. Если откусит от яблока кусок, то оно не сгниёт в этот  же день. Так и я, попав в клинику доктора Шнитцера, приспособилась. Заставила себя быть больной шизофренией. Однако, это забавно. Но его теория лечения – полный бред.
- вот у кого-то хуже жизнь, оказывается. А почему вас поместили туда?
- клок волос хуже, чем ком в горле. Так?
- но он не хуже ножей, пронзающих один за другим живую плоть.
- вот видите, вы понимаете.
- но если это так, то почему вы у реки, смотрите вдаль, хоть ваши глаза и не видно за этими смолистыми волосами? Разве вас могли отпустить  на ночь погулять?
- кошка играет с мышкой. А мышка убегает. Плохая мышка! На  «ведьмин» стул  её!
- может мышке лучше прекратить бежать, взять топор, а затем: «Аля, кишки на люстре!»
Они засмеялись. Последовало недолгое молчание, длиною в одну треть минуты. Затем подул лёгкий ветер,  который не нёс в своём присутствии что-нибудь хорошее.
- а что же делает парень, которому, наверняка, есть где ночевать, у реки?
- утро 2-х историй, как насчёт того, чтобы дать шанс высказаться пустоте и воображению? И послушать?
- воображение согласно. Тогда она и начинает!
Они улыбнулись слегка.
- что ты был бы горазд поменять в своей жизни?...

Сон 2.
Притворство, будто сахар,
затягивает нас в бездну сладости неутолимой жажды.

- что бы ты был горазд изменить в своей жизни? Наверняка то, что давно тебя не устраивала. Будь ты не человеком – всё было бы иначе. Изменил бы свою жизнь, все чувства в ней бы перемешал и выбрал самые нужные, самые дорогие… изменил бы людей, которые когда-то лгали тебе в лицо, что может быть прекрасней подобных возможностей?... но знаешь, не хотела бы я так. Не сожалею я о том, что со мною приключилось… скажи, зачем жизнь такая, в которой ты уверен в каждом шаге, в каждом звуке?! Зачем она нужна тогда вообще! Неинтересно, господа, неинтересно! Скукотища…
…моя история настолько гнусна, что хочется закрыть уши ладонями и заорать так, что, срывая голос, можно рухнуть без сознания, затоптанного в грязь.
Была я, однако, шестилетним ребёнком, когда осталась одна, узнав о гибели моих родителей. Странные люди – родственники. Я не плакала на похоронах. Я знала, что лучшего конца мне уж точно теперь не написать пером на бумаге, не говоря о воплощении в жизни. Смешно, но я недолго была в детском доме. Детский дом, хочу отметить, маленький город, омытый грязью, завистью, ложью, выдуманной манией. Я не могу назвать ни единого педагога, который бы не срывал на детях свою злость. Они ненавидели нас так же, как и дети. Дети, отмечу, что тоже были не птички ранней зорькой у окна, мило щебеча. В детях были сокрыты все чувства боли, страсти, одновременной чёрной зависти и кровавой ненависти…
-выходит… что они были ненормальные?
-если бы тебя загнали в угол – ты бы изо всех сил извивался, старался сделать всё, чтобы выбраться и отомстить. Их  чувства, стиль жизни – более, чем понятны. Хоть мы, кажется, живём в цивилизованном веке, но там царит монархия, по сути… законы государства – ничто для обитателей сей дома. Правят те, у кого есть сила. Сокрытие фактов, донесение друг на друга. О, попав туда, мне всё более хотелось изучить каждого из детей, быть может, поэтому у меня не было друзей. «Выделенная из нас», «Лишняя оплошность» - так меня называли, я не обижалась. Теперь я понимаю, что психиатрическая больница мало чем отличается от детского дома.
…прожив там 3 с половиной года, меня удочерили. Мой приёмный папа – Виче Дор – один из крупнейших воров в законе, сей имя, возможно, тебе знакомо не понаслышке. До сих пор не осознаю цель, которую он нёс, удочерив меня. Поначалу, всё было хорошо, он воспитывал меня манерам, стилю культурного общения, но после  парочки его выражений по поводу строк, я стала его ненавидеть. Он пытался заставить меня научиться читать между строк, написанных кровавым пером на моём сердце, скажем так. Но я всегда твердила собственный взгляд на эту оплошность с его стороны… ведь читать между строк? Банально. все пытаются в деле увидеть то, чего, быть может, не самом деле нет. А вот прочесть сами строки и осознать главный смысл - горазд не каждый. ведь всё потому, что каждый человек стремится увидеть то, что ему выгодно именно сейчас... или что-то за предельно ужасное. Вот за что я ненавижу человеческую сущность, своего названного отца. Все люди пытаются из чего-то сделать настолько сверхъестественное, что я скоро со смеха умру!
Отец мой любил меня, наверняка… когда мне было 13, ему всего лишь было 35. Понимаешь я к чему? Зачем я начала играть с ним? Ведь он не кошка, а тигр. С большими деньгами и целой армией недотёп за спиной. А как иначе назвать людей, жаждущий лишь один единственный лотос в руке моего отца – деньги? Дор выигрывал лишь своей влиятельностью и властью. В мире правят не только деньги. Можно быть и без денег, но с властью, окутанную в ладонь. Люди могут сменять друг друга веками, но власть останется у погибших в крови, которая разольётся по миру… и вырастут новые сорта, всё новее и новее, как показала практика, всё хуже и хуже. Если ранее пытались достичь морального совершенства, то сейчас полной моральной деградации. Хотя… я бы не сказала, что у власти всегда стояли ценители морали. Из такого теста был слеплен Виче. Как раз в миг пика его расцвета  властного лотоса – я перешла ему дорогу. Чем же?! Очень забавная история, кстати…
Отец подослал ко мне свою правую руку, который был мною очарован, но после короткого разговора со мною – он убежал прочь, из-за чего Дор потерял много денег, украденных его подчинённым…
- можно поинтересоваться, каково содержание разговора?!
-конечно, если так настаиваешь…
 … был летний вечер, я сидела на лавочке у дома, пытаясь вглядеться в солнце, которое так слепила мои глаза, поджала ноги к себе, как Будда. Лёгкий ветерок нёс каждую мою прядь одну за другой. Как вдруг, мне послышался шорох со стороны цветов. Я в них сумела разглядеть помощника отца. Помню,  стала напевать какую-то песню в стиле хэви, но остановилась, услышав фразу:
      -знаешь, а ты мне нравишься!
Я умолкла, но недолго думая, решила в ответ сказать то, что ему надо было, но при этом угодить самой себе… своим мыслям и сознанию.
     -ты мне нравишься. поэтому я тебя погублю.
     -где скрылась логика? – прошипел он, будто подкравшаяся змея позади моей спины.
     -её нет, правда, которая торжествует на балу жизни.
Он был так поражён моим ответом, что, не медля, решил бежать, причём в прямом смысле слова: он убежал. Я дико засмеялась, ведь на тот момент посчитала, что шутка удалась… но я допустила прокол в игре под названием «жизнь».
Ничего не говоря, на следующий же день… мой отец определил меня в клинику Шнитцера, заплатив тому за лечение моей, якобы, шизофрении. Только сейчас я понимаю, в свои 17, настолько я была глупа, что позволила хитрой кошке завладеть моим сознанием...всё же, хорошо, что на деле я оказалась хамелеоном.
Очнулась в клинике… мне что-то постоянно кололи. Я не могла понять, почему меня приняли за больную? Что я такого сделала, чтобы меня признали таковой?! Что?! Знаешь, меня всегда отличало чувство мании на унижения окружающих по средствам ласковых выражений, но видимо… обществу это не по нраву. А что бывает в таких случаях? Если тебе не угодит глупая канарейка – ты запрёшь её. Так же было и в истории: взять хотя бы Столыпина. Умный был человек, говорил вещи, которые действительно принесли бы пользу, спасли экономику того времени… и что с того? Его застрелили! А инквизиция? А крестовые походы? Разве это не шаг массовых баранов против истинности, которую они  не видят? И во имя мифа они готовы убивать. Это называется стадностью! Вся наша история - миф, нет истины нигде. Есть лишь то, что нам навязывают, называют истиной, но надо понимать, что историю писали победители. Проигравшие остаются всегда в низине жизненных нот событий. И мелодия, сосредоточена в корыстных руках победителей. Каждый хочет выглядеть золотой рыбкой, особенно в истории, которая не имеет конца.
Думаю, что клиника не нуждается в моём описании. Мир, заключённый внутри – маленькое государство больных людей, хотя большинство живущих там – пытаются достичь чувство самодостаточности. Как и вне мира больных: большинство стремится к ощущению самодостаточности для собственного упокоения души... но дело не в этом. это бред, ведь самодостаточности, по сути, нет. если виноград вырастет, он будет красив лишь один сезон... затем всё повторится... год за годом всё лучше, покуда он не погибнет. так же и с самодостаточностью. если быть уверенным в собственном превосходстве... то с этого момента вы начнёте опускаться вниз, ведь, как говорит понятие динамичности, ничто не стоит на месте. пусть ваши знания даже не пропадут, но в вас пропадёт стремление достичь большего... из-за этого вы не совершены. это чувство ложно для тех, кто не стоит на месте... но это чувство - самоуспокоения для дна мирового общества. и ты ещё что-то говоришь о моей роли в этой гнили? нет уж, увы, умою руки, скорее я-ничтожна, по их версии. Меня это вполне устраивает.
Я научилась, поняла, что для выживания – нужно притворяться. Стала хамелеоном. Я нормальная! Но я не доказываю это. Зачем? Бесполезно, Дор всем заплатил. Мне всего лишь вколют новую порцию успокоительного, оденут смирительную рубаху и посадят в одиночную камеру. Я сама выбрала себе такую жизнь. Я научилась сбегать от глупых кошек в мир, за стенами которых царит и гниёт мораль ценного мира. Мне не за чем пытаться спастись, ведь я уже была второй раз брошена в грязи жизни. Отброшена в который раз обществом, даже родным отцом. Я знаю, что никому я не нужна, но мне нужны все чувства, которые когда-либо испытает человек в своём теле. Его сознание, жизнь. Мне интересны больные люди. Они уникальны, их интересно изучать… хотя… порой кажется, что и сама я становлюсь такой же… больной. Естественно, от лекарств и процедур съехала у меня немного крыша, но хорошо пока, что я это могу понять.
Такова моя… жизнь и история, Ши-тян… роль канарейки-хамелеона в клетке – верх моих отчаянных способностей к выживанию в этом чёрством мире людей…

Сон 3.
Горечь на губах, кислота в сердце.
Не раскрытые чувства предательства и боли.

-..я всегда считал, что жизнь моя подобна кофе, только без сахара, увы, а так хотелось бы… почувствовать всю сладость, но от облаков гармонии человечество лишь холоднее с каждым днём. Похоже и тебе в этой жизни не сладко. С чего же начать мою историю, которая разъела меня, будучи 15летним подростком…
Я не выделяю себя средь массы, но считаюсь изгоем даже среди бывших верных друзей.
В детве я был сорванцом, очень весёлым парнишкой. Мой отец не мог за мной уследить.  Постоянно я что-либо творил, затем отец меня наказывал, лишь мать была ко мне столь добра, что я проявлял к ней большее уважение, нежели к отцу. Понятно, конечно же, что я был всего лишь маленькой, наивной и молодой пташкой, ощущающей вкус свободы.
Ходил я в школу, как обычный ребёнок, учился, покуда первый толчок не дал о себе знать. Когда мне было 9, моя мать покинула этот свет, ибо у неё был рак… и это пошатнуло меня. Мы с отцом остались одни… коротали ночи, просматривая старые, поблекшие фотографии. Мне не хватало материнского тепла, отец ушёл с головой в работу, что дало свой отпечаток: за мною не кому было присматривать.
К 14 годам моя социализация начала обирать новый поворот, стал я несносен. Отец приходил домой лишь переночевать.  У меня всегда всё было, что разбаловало меня. Моё становление личности протекало не в той глубокой мере, как хотелось бы. Я начал уподобляться слабостям судьбы, чтобы не выделяться на фоне друзей, которые были на тот момент для меня важны. Я творил нелепые вещи, приносил слишком много боли отцу. Он старался избегать встреч со мной, уж было начал поговаривать о моих будущих встречах с психотерапевтом, покуда не настали 3 минуты перемен. Всё изменили лишь эти 3 минуты.
В конце моего пятнадцатилетия, 29 ноября я вышел, как обычно, пойти прогуляться в парк с друзьями, чтобы немного выпить и покурить. Взял у отца немного денег и вышел из подъезда. На мне была толстовка с надписями в сюрреалистическом стиле, цвета ночного неба джинсы и лимонные кеды. Я направился к станции «Южный мир», чтобы сократить путь, решил идти по мостовой, по этой самой мостовой, только (Ши-кун показал пальцем на мост, который раздваивался у них на глаза) вот на том мосту. Приближался вечер, угрюмый ветер ноября сносил последние листочки, олицетворяющие  окончательную погибель осени в борьбе с зимой.
Дойдя до конца моста, решил перейти дорогу. Огоньки города в глазах начинали было сливаться, но я решил продолжить путь, просто потёр глаза и начал переходить дорогу…
На высокой скорости мчался джип по мостовой, водитель спешил на заседание глав компании, с отключенным фонарным светом и, не заметив мальчишку, сбивает его так, что тот отлетает на пару метров от машины, которая даёт по тормозам со всей силы.
Тем мальчишкой был именно я. Мои последние минуты жизни я до сих пор не могу забыть. Кровь залила всё моё лицо, я не мог пошевелиться, видел лишь небо, озарённое последними лучами заката и далёкие фонарные столбы светили так, что слепило глаза… я потихоньку прикрывал глаза, вокруг слышался какой-то гул, можно было различить голоса, но я не пытался понять ни слова… Прикрыв глаза, я будто упал в ледяную воду, чувство свободы полёта настолько переполняло меня, что я летал, это был сон, адский сон на белом фоне.
Вскоре показались белые пятна, они заполняли весь белый фон, я оказалась один. Во тьме, лишь белая тень отходила от моего прозрачного тела. Я пытался найти выход, искал какие-то двери, но всё было напрасно: вокруг пустота. Мне захотелось сесть, поджав ноги, что я и сделал. Не знаю, сколько времени я так просидел, мне казалось, будто я в коробке, из которой нет выхода. Заканчивался кислород, я начал задыхаться. Я съежился… закрыл на долю секунды глаза и вновь открыл. Я очутился в нашей больнице. В месте, где все суетились, бегали, наверное, шла операция. Подойдя ближе к операционному столу, увидел себя… просто неописуемый ужас, паника охватила меня! Начав пытаться схватить себя, убедился, что напрасно.
Только дикий холод, я ничего не чувствовал, кроме холода. Минуты – вечность. Просто невыносимо было ощущать то, что я, возможно, мёртв.
Наконец, я успокоился и задумался о своей жизни, почему я всё же заслужил смерть. Что я сделал не так? К сожалению, не помню сейчас своих выводов, далее я ничего не помню, кроме момента, когда меня позвало тело внутренним голосом… я подошёл к столу, где лежал я. Врачи на тот момент констатировали смерть.   Попытавшись дотронуться до себя, меня начало разрывать так, что мои частички воссоединялись с телом в единое целое. 
Очнулся я 3 декабря на больничной койке. На мне не было ни единой царапины. Будто и не было аварии вовсе. Через некоторое время ко мне в палату зашёл отец и врач, который сказал, что переломов нет,  но из-за внутреннего кровотечения я был мёртв 3 минуты, что это чудо! Чудо, что я жив. Отец был так ошарашен, он обнял меня и начал извиняться. Будто в тумане, я слушал их… врач начал расспрашивать, видел ли я какие-либо сны, я же рассказал всё.
Время, проведённое в больнице, я посвятил осмыслению и правоте своей жизни.  Никто, даже самые верные друзья, не пришли ко мне, хотя меня устраивала компания моего одиночества. Я прочёл более десятка книг по философии, психологии и несколько художественных романов классиков. Будто вдыхая запах новой жизни, в конце января, вышел на улицу. Наконец-то! Улица, свежий воздух, холодный ветер, леденящий меня до костей! Мне было настолько приятно и хорошо, что не хотелось расставаться с природой.
Я осознал всю ценность жизни, всю её превосходность и неповторимость. Осознал, что грязь, которую я ранее творил – просто ужасная оплошность. Решил начать жить заново, окунувшись в ветвь искусства природы, вежливости, умиротворения.  Поправки в жизни я внёс с изучения этики и культуры речи. Позже взялся за мораль, изучив пару книжек по философии, отправился в школу.
Ранее школа казалась мне беспросветной мглой, в которую хожу каждый день лишь за общением со сверстниками, но, покуда вдумывался, пытался найти новую ветвь смысла моего существования, осознал ценность знаний, труд учителей, их хлопоты и тревоги за учителей. Теперь мне казалось, что друзья мои лишены ни только уважения к старшим, но и к самим себе, уподобляясь слабостям. В начале… не поверили, что это я, считали, что я сильно стукнулся головой, что всё это пройдёт. Учителя стали обо мне хорошо отзываться, хоть я и старался оставаться самим собой, но мне было противно общаться на глупые темы разговоров. Мне стало неинтересно, нужно было что-то выше всего этого, выше! Выше каких-либо сплетен, обсуждений игры или фильмов. Нужно было что-то более совершенное, непознанное: научные достижения, мир, открытия, философия… 
Мои друзья решили, что я свихнулся… и один за другим бросили общаться со мною, рекомендуя обратиться к психиатру. Я остался совершенно один, что меня, ни в коем случае, не пугало, даже радовало. Наконец, я мог остаться наедине со своими грёзами, книгами и природой.
Понял новые вещи, стал более понимать мир. И однажды задался вопросом, что же такое мораль?! Мораль? Мораль стала не более, чем гниющая плоть, поедаемая назойливыми червями. Процессы, связанные с омертвлением человечности, стало невозможным остановить, они будто всё более набирают обороты. Ах! Мне хотелось орать, но, зная, что это бесполезно, закрывал рот руками. Конечно, беру всё в сильных пессимистичных аспектах, но всё же… если мы возьмём природу, то мы увидим и в ней плоть общества. Планета умирает, а государство, народы лишь ускоряют эти процессы, но массовые уничтожения не помогут… здесь поможет лишь осознание того, что мы творим. Хотя уже поздно что-либо понимать и отматывать обратно.  Это жизнь. А это смерть, мы обманываем и ту, и другую, но нельзя забывать, что они умеют отдавать долги в геометрической прогрессии.  Разве так важно думать о численности населения планеты и радоваться ещё одному миллиарду. Чему мы радуемся? Чему? Разложению земли под тяжестью человеческой массы? Не понимаю.
А что же насчёт справедливости? Со всех экранов стран глаголют  нам красивые слова о справедливом обществе. Где же она, справедливость?  Мы живём в мире, где справедливость - пустой звук. Где толерантность между несколькими нациями – практически невозможна, покуда нам пропагандируют, что мы – индивидуальны, у нас есть собственное мнение, откуда тогда взяться уважению друг к другу? Беру, конечно, масштабно, но как иначе? Если рассматривать на микроуровне, то мы, возможно, всё это и заметим, но лишь в миллионных долях на один процент. 
Мысли такого плана с тех пор кружатся в моей голове, их не выгнать, не заставить уйти, ибо я умру, как человек. К сожалению, людей, которые чтят моральные ценности, природу, в мире осталось столь мало, что в будущем грядёт катастрофа. Не говорю, что деградация на лицо, но если взять отдельных индивидов, то с этим мнением не поспоришь.
Хочется, конечно, узнать, что же будет дальше, но увы… каждому отпущен свой срок существования на планете. Душа вечна, а тело – нет. Такая уж у нас физиология развития организма.
Думал, что окажусь вороной на белом фоне… а оказался всего лишь птенчиком, одиноким и оставленным на тонкой веточке, который вот-вот упадёт, но всё же держится изо всех сил за последний листок.

Сон 4.
Ночь мыслей, пролетающих в томном воздухе городской суеты.

Двое подростков сидели у реки, смотря куда-то вдаль… пытались, наверное, что-то уловить в этом воздухе рассвета, да, пытались, но, увы, солнце лишь поднималось, прекращая озарять лучами кровавого рассвета здания и реку.
Крошки-люди, почему же вы не цените громадную землю и природу? Разумные создания, созданные для неразумного разрушения, парадокс.

Ветер уносил солнце куда-то вдаль, горячий кофе без сахара, заваренный недавно, уже стыл. Он стоял на балконе, любуясь закатом, смотря на реку. На то, место, где он 10 лет назад сидел ночью с уникальной девушкой, донёсшей смысл чёрствости мира, открывшей ему глаза на то, что мир – реальность, где есть всегда и мгла, и свой рассвет.
Сделал один глоток и глубоко вздохнул. Прикрыл свои глаза веками и улыбнулся. Новая жизнь оказалась не пустой затеей начинающего писателя. Сделав ещё парочку глотков, он направился к ноутбуку, дописывать новую книгу, посвящённую некой Тики-сан.
Где-то, где ветер сталкивается с непорочными стенами, сидела девушка взаперти. Сквозь её смолистые волосы, не было видно её белого лица. В руке у неё была подранная игрушка. Сидела она посередине комнаты, обитой периной. На её ноги падали лучи солнца, окрашенные в фиолетовый цвет. Она вспоминала, как когда-то сбежала, смотрела на ночное небо у реки с парнишкой,  который был похож на неё. Подняв голову, смотря в потолок, она улыбнулась. Затем упала на пол и закрыла её серые глаза, разжав руку с игрушкой, тихо прошептав:
- до свидания, пора. Зовут тени уходящих в море кораблей. Ши-тян, ещё свидимся с вами, но сейчас пора уходить в мир грёз и побуждений, призрачных душ, окровавленных слезами томных чувств.
Её дыхание прекратилось, и сердце, уходя, стукнуло в последний раз, будто напоминая о том, что она была когда-то жива…