МОРЕ

ДЕНИС КАМЫШЕВ.
МОРЕ.
Я распластался в небе и парил, среди лениво плывущих облаков, которые гнал неведомо куда пастух-ветер. Рядом ласково шумело море, кричали, словно встревоженные чайки марокканские дети, шумно топчущие где-то в иной реальности горячий песок пляжа. Пару раз я получил пластиковым шариком для игр по голове, кто-то юный и говнистый сыпанул в мои широко распахнутые глаза песком и я вернулся на бренную землю. В мутных волнах средиземного моря черным захлебнувшимся утопленником болтался пластиковый пакет. На горизонте горбатились далекие громады кораблей и мелькали остроконечные треугольники парусников. Около моей когда-то белоснежной подстилки, источая жирные мясные запахи, многочисленная семья увлеченно ела что-то животное, капая соком на загаженный пластиковыми приборами и липкими косточками от персиков, песок. Море. Amore. Momento mori.  Эти мягкие итальянские созвучия характеризуют всю мою жизнь. Приехал на море, влюбился и умер. Горячий подсолнух солнца жадно грыз мое белое кабинетное тело, и в унисон накатывающим на пляж волнам на мои босые, увязшие во влажном песке ступни весело писал чей-то забытый карапуз.
- Сынок, перестань писать на дядю! – строго погрозил пальцем мохнатый, перемазанный хумусом абориген с зажатым в кулаке полуметровым багетом. Сынок внял отцу и переместил струю на дремлющую пожилую леди. То ли леди уже давно лежала и немножко умерла, то ли она была истинная англичанка и поэтому стоически терпела – дама ни чем не выдала своего неудовольствия, продолжая молча лежать на своем клетчатом шотландском пледе. Наконец ребенок иссяк и тогда он уже заголосил с детской обидой в трубном своем реве разочарованного жизнью маленького человека.
По пляжу носился радостный и глупый овчар, иногда оставляя следы лап на коричневых спинах отдыхающих. Он опрокинул маленького «писюна» на попу, цапнул аппетитную курицу из пластиковой миски и помчался, разбрасывая песок в сторону зарослей. Ребенок удивленно заткнулся, чтобы через минуту вновь разорваться криком несправедливости, папаша поперхнулся багетом, а целлюлитная маманя, в попытке накрыть своим крупным телом снедь, неаппетитной медузой плюхнулась на заставленное закусками покрывало. Где-то в зарослях овчар сожрал курицу и вернулся к своим увлеченным едой хозяевам с виноватой рожей и мелко подрагивающим хвостом. Он был немедленно прощен и награжден плошкой воды, в которую без промедления сунул морду, ибо карапуз уже резво тянул к нему свои измазанные песком ручонки, изображая активные поползновения к вожделенно лакающей шершавым языком воду, собаке.
Amore. Вокруг разноцветные пятна подстилок и разгоряченные девичьи тела, подставляющие южному солнцу очаровательные попки в «стрингах», разбавляющие бледных пожилых ныряльщиков в трусах «сто лет советскому футболу» своими упругими загорелыми формами, жизнелюбием и сексуальностью. И мне когда-то было восемнадцать, но уже никто не поверит и дерзко проступающие сквозь мокрую ткань купальника соски пляжных девчонок говорят тебе: «Отвали, дядя!». А рядом с ними радостными, глупыми овчарами прыгают их сверстники, искоса поглядывая на реакцию хихикающих дев.
Море лениво слюнявило беззубую десну берега. И было хорошо и спокойно. Солнце клонилось к закату, мир катился к закату, я клонился ко сну. Девочки вырастут, постареют и будут лежать на этом пляже высохшими мумиями, с завистью наблюдая зарождение жизни в следующих поколениях, искренне считающих, что этот мир принадлежит только им. Возможно сын ползающего вокруг меня карапуза лет через двадцать обоссыт чьи-то ноги, и другой пес сожрет в зарослях курицу нового поколения. Мы живем по кругу. И в центре этого круга наш маленький и такой замечательный мир.  А потом…Momento mori. Моментально в море…
31.08.2010.