4 СОН мистическая сага

               
                Экспозиция. Побочная партия.
                (мистика, симфония в прозе)
   Стремящийся стремительно стремится соединить скорость со смертью: силюсь,
   Открываю, остерегаясь, очи. О-о-ох!
   Нырнул я на дно морское и собрал жемчужины потерянных знаний, рассыпанные щедрой рукой проходящего мимо. Идущий мыслями моими своими вскользь наперерез, чувствуешь ли
   
    Это? Слышишь ли эхо? Эхо слов не сказанных мною? Эхо ратных подвигов, совершённых другими? Эхо радостных песен, печально плывущее утлым челном среди резвящихся развалин проникнутого скорбью веселья? Эхо звонких голосов не рожденных младенцев? Эхо вялого, скучного плача не убитых не горем родителей? Слышишь, скажи мне – это Эхо?
    Кто сподобится приоткрыть не закрытую завесой тайну? Тайну – меня? Тайну – тебя? Тайну – нас? Тайну несуществующего существующего; жадно тянется она рахитичными ручками-сучьями к свету, проклиная жестокую жизнь обрёкшую прозябать в темноте. Кто услышит её слова проклятия? Я? Ты? Они? Мы? Кто? «Имеющий уши слышать – услышит».
    Скучно. И сиро. Серое небо над головой. Грязные, в струпьях лжи мысли, стеная, бьются друг о друга в попытке вырваться на волю. Пытаются удушить на пути к свободе соседнюю. Решаются на самопожертвование, лишь бы узреть поток воздуха освобождения. Грудятся. наступают на пятки друг другу. Суетятся, грешные мысли! Они туда же, куда и все…
    Пропасть бездонная. Долетает оттуда еле слышимый жалобный плач и свирепый скрежет зубов.
    «Одна садик я садила. Одна буду поливать». Одна садик я растила. Одна буду собирать. Одна садик вырубила. Одна буду и сжигать. Одна садик погубила. Одна буду – горевать.
    Зима. За окном, занавешенным плотными тяжёлыми шторами, пляшет в бесовской пляске вьюга. Стучат стужи кастаньеты – мороз скучать не даёт. В комнате натоплено. Жаром пышет груба. Тепло волнами ласково расползается по углам. Курлычет кресло-качалка. Плед, скорее всего ради атрибута: тепло, благодать. В кухоле пенится свежая, ароматная, выстоявшаяся брага. Дремлется.
    Истома сладка. Нега терпкая. Иногда прикладываешься к глиняной кружке. И тогда пенная брага, ударяя ядрено в нос, легко пьётся расслабленными устами. Брага!
    «Царь и царица сердца моего!»1
    Икота лёгкая. Перед взором проходят, выходя на мгновение из тумана и затем в нём растворяясь, знакомые лица. «Иных уж нет, а те далече»2.
    Ясень я? Или дуб – я? Живу один посреди беспокойного моря жизненной суеты. Все прочие проходят мимо…
   
    Перестановка стульев? Что изменилось? Стол остался стоять на четырёх ножках. Судьба.
    Остались стулья стоять на четырёх ножках. Судьба. Или нет – Злой Рок? Он довлеет над их инертным постоянством. Ибо ничто так не постоянно, как вечно пребывающее в неизменяющемся движении.
    Берегись! Пора задуматься о вечном. Сколько можно плутать между верхом и низом. Между «да» и «нет». Между «может быть» и «я так (не) думаю». «Мгновению мог бы я сказать:
    Остановись же, ты так прекрасно!»3
    Червь сомнения точит душу. Ей больно. Но ей же и приятно. Она a priori садо-мазохична по природе. Чем больше достаётся страданий, тем слаще воздух, опьянённый зловонием. Смердящим ароматом она свои закрома
    Наполняет. Пополняет кладовые бесконечные, уставленные длинными стеллажами, где покоятся в амфорах сладкие вина бесчестия. Одно из них –
    Амброзия. Нектар всеуслаждающий. Бессмертие дарующий. Бессмысленность не навязывает она, придёт и так. Нет необходимости рвать в оре связки.
    Ясен, коль не лень, ночи летний день. Коли всё есть тлен – нет тюремных стен.
   
    Плывет одинокий челн.
    Ах, как ему хочется пристать к пристани! Да можно просто уткнуться кормой в песчаный берег! Или, послушным будучи гребцу, затеряться в густых камышах. Чу! Тревожно шумят они под порывами ветра.
    Решительно, без испуга, бежит без оглядки он по их головам. Они склоняются перед ним. Кто ниже, тот голову клони перед тем,  кто выше. Мысли грязные раба
    Терзают не зря. Резко распрямит он спину и метнёт разящий взгляд, наполненный ненавистью.
    И охолонет господская душа. И господин под рабским взглядом осмотрится внутри себя и обернётся снаружи вовнутрь. Втянет голову пониже в плечи. И, живым щитом вооружённых слуг, поспешно удаляясь, вдруг озарится всполохом мысли: «Чего вдруг испугался
    Я?»
 
1 В. Шекспир, сонет 20
2 А. Пушкин «Евгений Онегин»
3 Фауст ч. II д.5
                7 августа 2012г.