Хроники Р ллах Линхвиира. Часть 2

Она с трудом отогнала от себя видение башни, даже во сне испытывая почти физическую боль. Ее родной мир был давно утерян и годы рабства стерли из памяти тропу к дому. Еретичка обрела новый — новая башня пронзила острием шпиля переменчивое небо.
«Жалкое подобие. Несовершенная копия того, что породила, вытолкнула из себя моя земля...» — сон бежал от нее, оставляя тяжесть в голове и липкое удушье.
Тонкие пальцы потерли виски в надежде отогнать пульсирующую боль и алую
дымку с глаз. Она снова уснула перед окном, созерцая очередной закат —
неповторимый, но уже не первотысячный, чтобы испытывать восхищенное
волнение души. Пора было вернуться в реальность из наспех созданного убежища. Сигареты. Ленивый дымок замысловато потек куда-то вверх, теряясь на фоне белесого утреннего неба.
Переход всегда давался ей с болью, тысячами игл впивающейся в виски и затылок; и вот,
— крошечная мансарда, полукруглое окно, фиалки и фикус, книги,
фотографии, картины, пыль, немытые кофейные кружки, переполненная пепельница. Еще одно «убежище».
Сумбур дома, улиц, угнетали ее — возня, суматоха, спешка... Закрытое окно и плотная штора спасали ненадолго — этот мир просыпался и не собирался считаться с чьим бы то ни было тихим одиночеством.
Постель манила теплыми недрами, пахнущими сном; недочитанная книга грустила на тумбочке... Лишь со стены мягко и понимающе смотрел на нее портрет. Точеное гордое лицо вполоборота, проникновенный взгляд ртутно-серебристых глаз, узкие бледные губы, в уголках которых кроется таинственная улыбка... Дисмаэль...
«Где-то ты теперь, дитя Предвечного? Сколько времени прошло после нашей
встречи в Гиэлэ Рллах? Храм Богов приютил нас так ненадолго... Запрет... Нас разлучили, разделили, с кровью разрывая сердца, не щадя сознания в угоду договору с серой инквизиторской мразью... Значит вот так меня и тебя в очередной раз наказали за строптивость....»
Еретичка оглядела комнату пустым взглядом, тряхнула головой, словно отгоняя только ей видимый морок и, прихватив с тумбочки сумку, покинула свое обиталище, тенью скользнув за дверь.

Весна правила городом и миром. Ее игривая романтичная натура взвесью миллиардов
частиц пыльцы наполняла собой все, оседая в сердцах и во взглядах. Еретичка бежала по улицам, неслась, торопилась, лишь бы не впитывать весеннего яда; задыхалась, злилась, бросая истлевшую в пальцах сигарету.
А он грелся в лучах солнца, лениво расположившись наскамейке рядом с чье-то живописно расцветшей террасой. Он был студентом, он был ученым, он был молодым и древним. Золотистые волосы прихотливо рассыпались по плечам, веки опущены, тонкие руки сложены на коленях — он дремлет и витает где-то в ином месте. Юный инквизитор...
Она встала как вкопанная: глаза лихорадочно заблестели, ноздри чутко трепетали, словно она стала зверем на охотничьей тропе. Вот он, один из ее многочисленных врагов, один из тех, кто посмел судить ее и вершить ее удел. Дисмаэль всегда ругал ее за несдержанность, но Еретичка была готова рвать и метать, высекая искры одним взглядом, если поблизости оказывался даже самый затрапезный слуга Равновесия и Порядка.
Инквизитор улыбнулся чему-то, дернул плечом, хрустнул костяшками пальцев и явил миру ни с чем несравнимые, сродни переменчивому небу глаза, в которых таились искорки иронии. Настороженность выдали лишь сжатые губы. Он натолкнулся на нее взглядом
и усмехнулся — незнакомка собиралась, как минимум, убить его...
А потом он увидел ее неясную, колеблющуюся сущность, безжалостные глаза охотника — руки сами потянулись к крошечному мешочку на поясе.
— Даже не думай, сопляк! — процедила женщина сквозь зубы.
— Как неожиданно... — нужно было отдать мальчишке должное, он ответил как
ни в чем не бывало, улыбнулся, снова выкладывая руки на колени, — Было совершенно необязательно реагировать на меня, продолжая свой путь... Так нет, и, мало того, — оскорбление.
— Мимо таких как ты, нельзя пройти, не уничтожив, — она дрожала, совершенно не понимая, зачем слушает его, вместо того, чтобы просто придушить.
— Личные счеты с Инквизицией, тётенька? — взмах пушистыми ресницами, невинный взгляд.
А Еретичка уже смотрела сквозь него, сквозь скамью и дома, — она была в мозаичном зале Правосудия, в звездном круге, в вакуумном мешке, кричала и проклинала, пытаясь коснуться сознания бесстрастных существ в мантиях по ту сторону барьера. А рядом был Дисмаэль, униженный позорной клеткой, скомканный в человеческом теле.
— Да как ты смеешь?! — она уже замахнулась, но рука так и застыла в воздухе. Его глаза читали в ее переполненном болью сердце. Нет, инквизитор не жалел, не сочувствовал, не принимал ее стороны. Он понимал. Спазм обхватил горло не знающей жалости рукой, неведомо откуда появились слезы — глаза мерзко защипало. Она дернулась из всех сил, разрывая плен наваждения — справилась, лишь дыхание, сбитое, хрипловатое, выдавало напряжение.
— Мы еще свидимся, инквизитор! — огрызнулась женщина и, излишне торопливо, что смахивало на бегство, удалилась прочь.
— Радамант... — вдогонку бросил юноша.
Ступени, стены, воздух, — все уже возмущенно шептали ей о незваном госте; мансарда казалась притихшей, люди еще не вернулись в свои ячейки. Плющ, увивающий стены и окна дома не мог скрыть проблеска огоньков в ее комнате под крышей — там ее кто-то ждал, но Еретичка остудила заволновавшееся, было, сердце. Дисмаэля там быть не могло.
Сумрак расползался по дому клочьями, завел свою извечную песню сверчок где-то за деревянной панелью стен, недовольно скрипнул замок, и она стремительно ворвалась в свое обиталище. Портрет крылся в тени, мерцали свечи, пахло табаком и вином.
— Анриэн... — ворчливое недовольство было наигранным. Не то, чтобы она была рада видеть потомка драконов, но эта гостья была из тех немногих, кто не полетел бы из окна сразу.
— И тебе мое почтение, — не выпуская из губ сигареты, буркнула пришелица. Ее лицо выступало белым пятном, большие, чуть навыкате глаза впитали искорки свечного пламени. Потертая «косуха» чинно стояла в углу, рядом с не менее потрепанной соседкой. Хозяйка мансарды изобразила на лице задумчивость, но гостья требовала внимания, и
Еретичка решила, что вино, Анриэн и закат, торопящийся сжечь небо, - самое лучшее, что могло бы завершить вечер.
— Какими судьбами? Да прекрати ты пить из горла! Здесь где-то были бокалы...
— В твоем персональном Хаосе черт, пардон, Демиург ногу сломит! — драконид уступила место в кресле у окна и плюхнулась в соседнее, - Шляюсь тут везде мелкими перебежками. Не видела тебя, да, давно... Пожалуй, с того самого дня...
— Не стоит, — оборвала ее Еретичка. Наверное, слишком резко; Анриэн нахмурилась и тонкие пальцы стиснули ножку найденного бокала.
«Ты ведь тоже была там. Да, знаю, ничего не могла сделать...» — черты лица Еретички смягчились.
— Налей и мне, что ли... — она осушила бокал залпом. Густая ароматная жидкость на несколько секунд одурманила, растекаясь по телу мягким
пламенем.
— Осторожнее, я привезла вино из Предела, — усмехнулась Анриэн, силясь отринуть неприятное впечатление от начала беседы.
— Да уж... Здешнее пойло не имеет и толики нужного эффекта, — Ольхэн
откинулась на спинку кресла, требовательно выставила пустой бокал.
Рубиновое зелье вновь наполнило хрустальную полусферу, — Ты не появляешься просто так, Анри, и то, что ты по мне соскучилась — лишь самая малость от всей причины посещения. Верю, скучала, взаимно. Говори, зачем пожаловала.
Драконид уже слишком давно ее знала, и списывать догадки подруги на элементарную проницательность не стала.
— Ты многих тревожишь, воин Предвечного.
— Да неужели? — мимика отсутствовала вместе с интонацией, — Тебя послали последить или глубоко изучить проблему?
— Не перегибай, я не шпионю ни для кого, — сухо ответила Анриэн.
— Угу. Даже для своего хо...Учителя, — с нажимом констатировала Ольхэн, и взгляд ее сверкнул неведомо откуда появившейся злостью.
Драконид дернула скулой, сжала губы. Но не проронила ни слова. Она изучила вспыльчивый нрав Еретички, а скандал с подругой никак не входил в ее планы. Она действительно явилась понаблюдать за Ольхэн, которая, казалось, совершенно спятила после оглашения приговора Дисмаэлю, и прямо-таки нарывалась на разборки с осудившей его Инквизицией. Но, Демиург ее задери, она посланник, и не обязана отчитываться ни перед кем, тем более...
— Громко думаешь... — в голосе Еретички сквозит насмешка, усталость и досада, — Я знаю, зачем ты пришла, — Ольхэн потерла виски и уставилась в дно бокала.
Они сидели молча, покуда закат пожирал крыши домов и кроны деревьев. Свечи погасли и опустилась блаженная темнота. Щелчком пальцев Ольхэн зажгла старую масляную лампу.
— Что тебя беспокоит? — осторожно, словно слепец, прощупывающий дорогу, начала Анриэн снова, откупоривая вторую бутылку.
— Не что-то, а кто-то, — буркнула Еретичка, — Наткнулась сегодня на инквизитора по дороге на работу.
— Ну, это-то нормально, — драконид приподняла бровь, гадая, отчего изменилось лицо собеседницы, — Ни у кого из нас... Э-ээ... Кроме тебя, нет рамок присутствия. И ты его не убила?
— Естественно, нет. Я не вернулась бы уже сюда, тебе это известно, как никому другому, — и тут Анриэн поняла: ей стало не все равно, как было раньше — нападения со
стороны Еретички были явлением частым и жестко пресекались, но убить... Эту цель она не оставляла никогда, и наказание ничуть не пугало хаоситку. Что-то изменилось, и Анриэн попыталась коснуться сознания подруги. Дернулась. Возмутилась. Закрылась. Но гостья успела найти: Радамант. Никогда еще Еретичка не узнавала имени того, кого
собиралась убить. Имя — это познание, узнавание, определение, это слишком близкое и обязывающее.
Ольхэн смотрела в окно и хмурилась, медленно потягивая вино. Было видно, что она не собирается вдаваться в подробности и дальнейшую беседу на конкретно эту тему
вообще.
«Этого вполне хватит... Знакомое имя, посмотрим...»
— Как ты? — все еще хмуро, но с ноткой неистребимого любопытства поинтересовалась Ольхэн.
— Все хорошо. Я работаю над этим. Но ты же знаешь, учитывая сложившуюся обстановку...
— Как ты? — «ты» — четче, с нажимом.
Анриэн задумалась. Сейчас ее «я» практически не существовало.
— Я? Неплохо... — заметила усмешку в глазах Еретички.
«Вот значит как, любимица Серебряного Дракона, лучшая ученица. Тебе
нечего сказать. Неплохо. Но и не хорошо. Не горишь и не страдаешь. Как
и все они, плетешь интриги. Или это только мне тебе сказать нечего?!»
У Анриэн аж руки зачесались, — так захотелось заехать ей по лицу.
«Я знаю, что ты так тщательно скрываешь, в своем сердце, я видела твое
лицо без повседневных масок мудрого спокойствия и вежливого
безразличия.»
Продолжая созерцать Ольхэн, Анриэн налила еще вина. Захотелось бессовестно напиться, хотя обе знали, что это совершенно безнадежная затея.
Отчаянно завидовали людям, желая вот так же запросто испытывать опьянение, буйствовать во хмелю и совершать глупости....
— Мы — не люди. Даже не мечтай, — уже вслух констатировала Еретичка, — Расскажи, как он?...
— Любит тебя. Если ты об этом. И, в отличии от тебя, ищет любую возможность вновь быть рядом, а не машет кулаками после драки.
— Обойти невозможно.
— Можно заслужить...