Армейский сюрприз

АРМЕЙСКИЙ  СЮРПРИЗ

Служба в армии мне, в отличие от некоторых, даже нравилась. Днём мы с друзьями работали в ТЭЧи (технико-эксплуатационной части), где под руководством опытных механиков, в  основном офицеров и сверхсрочников, делали профилактический ремонт самолётов. Обстановка в нашей ТЭЧи была всегда чисто дружеская, без всякого высокомерия, как в некоторых частях:
– Рядовой Иванов, почему не отдал офицеру честь? Почему одет не по форме? Почему расстегнут воротник? – и целый день « почему да почему?», а вместо благодарности за службу одни наряды вне очереди.
А однажды такой случай был и у меня.
Утром в тот день при утреннем построении перед всем полком объявили мне благодарность за вовремя сделанную и хорошую работу. И в тот же день, в десять часов утра за расстегнутые несколько пуговиц на гимнастёрке один вновь прибывший в наш полк лейтенант объявил мне два наряда вне очереди. А я, ещё под впечатлением утренней благодарности перед строем, став в стойку «смирно», сказал лейтенанту:
– Служу Советскому Союзу!
– Вы посмотрите, какой наглец! – обратился лейтенант к присутствующим. А потом опять набросился на меня, - Это так, солдат Советской Армии, вы уважаете своих офицеров? Это так вы по уставу относитесь к своей службе?
– Да нормально, товарищ лейтенант, - отвечаю, - отношусь я к своей службе. По работе в ТЭЧи ко мне нет никаких нареканий, одни благодарности. А после обеда, когда все отдыхают, я ещё хожу в Дом офицеров заниматься во внештатном духовом оркестре.
–  Сегодня я пойду тебе заниматься в духовой оркестр с расстегнутой гимнастёркой! Сегодня будешь у меня драить всю казарму!
В это время к нам подошёл начальник наше ТЭЧи майор Поляков. Лейтенант скомандовал нам – группе солдат и сверхсрочников, работающих на самолёте, «Смирно!» и строевым шагом подошёл к майору.
– Лейтенант Рыбаков! – представился он – Прибыл во вверенную Вам ТЭЧ по приказу моего командира самолёта АН -12 майора Манджеголадзе проверить готовность самолёта к полёту.
–  Вот, лейтенант, и иди, проверяй себе свой самолёт, а со своими подчинёнными я как-нибудь сам разберусь! – А потом, похлопав меня по плечу, сказал: - Иди, Смоловицкий, работать! – И, увидев, что я застёгиваю ворот гимнастёрки, добавил, - Если тебе удобно, Можешь не застёгиваться. А после работы зайдёшь ко мне – возьмёшь сетку яблок с моего домашнего сада и раздашь ребятам.
– Товарищ майор! – обратился я к Полякову. –  А как мои наряды вне очереди?
– Твои наряды вне очереди я отменяю.
А на завтра я вновь встретился с этим самым лейтенантом Рыбаковым. Меня послали в наряд помощником по стоянке самолётов. В этот день должны были состояться контрольные полёты самолётов, отремонтированных в нашей ТЭЧи. А ответственным офицером в этот день был мой вчерашний обидчик лейтенант Рыбаков. Мне всегда нравились такие  дежурства. Во-первых, ничего не надо делать, а во-вторых, обед – по реактивной норме. Конечно, он был предназначен только для лётного состава. Привозили обед прямо к диспетчерскому пункту, но офицеры лётчики редко обедали перед полётом.
Ну, а мы, рядовой состав – простые смертные, когда нам предлагают их обед, конечно, от таких деликатесов в виде жареной картошки и домашних котлет, да с кусочком пироженного не отказывались. Плюс ко всему, нам иногда лётчики разрешали с ними полетать во время этих контрольных полётов. Полёты обычно проходят на небольшой высоте, и мы не могли оторвать взгляд от иллюминаторов: красота просто неописуема!
Сказочные поля, горы, улицы. Бегающие по улицам игрушечные машинки и автобусы возвращали в детство – в недочитанную сказку.
– Хороший у вас начальник ТЭЧи, - заговорил со мной лейтенант Рыбаков. – С личным составом обращается не по-уставному, как нас учили в училище, а как-то по- простому, по отечески, как со своими сыновьями. А такого в армии не должно быть. Он ведь офицер в высоком звании и с высокой должностью. Должна быть обязательно дистанция между ним, офицером, начальником ТЭЧи, и его подчинёнными.
– Вы не правы, товарищ лейтенант, - вклиниваюсь я в разговор. – Если идут какие-нибудь учения или настоящий бой, тут Вы, товарищ лейтенант, конечно, правы. Все подчинённые должны чётко по-уставному принимать и выполнять приказы командира и
отвечать на всё кратко и чётко: “Слушаюсь!», «Так точно!», «Есть!», а в повседневной жизни при работе с техникой, на учёбе, при уборке территории совсем не обязательно застёгиваться на все пуговицы и отдавать офицеру честь, если у тебя занята правая рука. Мне кажется, что вполне достаточно сказать «Здравия желаю, товарищ лейтенант!». А если старшего по званию ты не знаешь и пройдёшь мимо, не поприветствовав, то тоже ничего страшного. А строевая подготовка на плацу, я считаю, это – издевательство над личным составом. Лучше за это время научили бы личный состав управлять автомобилем,
а наиболее способных даже самолётом. Вот это был бы солидный вклад в укрепление обороноспособности армии. И что я ещё хочу Вам сказать, товарищ лейтенант, насчёт строевой подготовки, это что перед большими праздниками  юбилеями полка за час строевой тренировки любой личный состав чётко пройдёт перед командованием, и, пожалуй, не хуже отборных войск на параде на Красной площади в Москве. А главная задача нашей ТЭЧи, я думаю, грамотный и качественный ремонт самолётов. И если у самолёта в полёте чётко и безотказно работают все агрегаты, значит, весь личный состав ТЭЧи отлично несёт свою службу.
– Может, ты в чём-то и прав, рядовой Смоловицкий, в чём-то с тобой, возможно, я могу и согласиться, - дружески похлопал меня по плечу лейтенант.
Наш разговор прервал гул двигателей самолёта АН – 12, уже стоявшего на взлётной полосе и готового к взлёту. С левого крыла самолёта тонкой струйкой стекал керосин. Я подбежал спереди к самолёту и скрестил руки.
- В чем дело? – спросил у меня второй пилот, приоткрыв дверь самолета.
- С левого крыла – доложил я, - протекает датчик топливомера, нужно заменить фибровую прокладку.
- Спасибо за службу, - поблагодарил меня летчик.
Самолет заглушил свои двигатели и его отбуксавали в ТЭИ.
После дежурства командир самолета, майор Манджеголадзе, подошел ко мне, пожал мне руку и, поблагодарив за службу, пригласил к себе домой.
Я от неожиданности растерялся и не знал, что майору и ответить, а он мне:  «Садись в машину и не переживай. Если немного и задержишься у меня и опоздаешь к вечерней проверке – это не страшно. Сегодня у вас в роте проверку личного состава будет проводить дежурный по части – капитан Журавлев, мой штурман. Я с ним обо всем договорился».
Жил майор Манджеголадзе в военном городке не далеко от аэродрома, в большом пятиэтажном доме. Квартира майора поразила меня обилием вышитых картин и сувенирных самолетиков на больших изогнутых стрелах. Ощущения у меня были от самолетиков, будто они все куда-то летят, будто они в воздухе. Многие картины, украшающие зал  и прихожую, были точной копией знаменитых картин, таких как: «Охотник на привале», «Три богатыря», «Джоконда», «Витязь на распитии», «Утро в сосновом лесу», и множество вышитых букетов цветов. А все самолетики были точной копией всех видов самолетов, на которых приходилось летать майору Манджеголадзе. Причем в каждый двигатель были вмонтированы маленькие моторчики, которые при включении кружились и раскручивали лопасти пропеллеров, а окна, крылья и хвост самолетиков в темноте светились. В них мастерски были вставлены кусочки фосфора.
Я был в неописуемом восторге!
– Эти самолётики – моё увлечение со студенческих лет, - сказал майор. – Я всё свободное время занимаюсь ими. Ну, а вышитые картины – дело рук моей жены Медеи.
И когда она успевает этим заниматься, я даже и не знаю! Весь дом на ней, дети и плюс проверка тетрадей – она у меня учительница. Плюс каждый день приготовление обедов. А потом сидит допоздна – вышивает свои шедевры. Вот так мы и живём, рядовой. Как тебя по фамилии?
Я вытянулся и стал по стойке «смирно»:
  – Рядовой Смоловицкий!
–  Послушай, рядовой Смоловицкий, так будешь отвечать в казарме перед старшиной. А сейчас ты не на службе, а просто у меня в гостях. И я тебе сейчас не майор Менджеголадзе, а просто знакомый, просто товарищ. Товарищ ведь я тебе?
-  Так точно, товарищ… - я опять стал по стойке «смирно».
– А без «так точно» никак нельзя? – улыбнулся майор.
– Конечно, можно, просто – товарищ майор.
– Вот так уже лучше! – похвалил он меня. – А сейчас сними сапоги,  надень тапочки – вон в том углу стоят, и иди в ванную комнату мыть руки.
Одел я тапочки и сам себе думаю: «Слава Богу, что майор пригласил меня к себе
сейчас, а не месяц тому назад. Вот было бы смеху! Гость на босые ноги надевает тапочки, а в прихожей вешает на свои сапоги огромные портянки!».
 Несколько месяцев тому назад старший брат попросил меня посмотреть, есть ли у нас  на Дальнем Востоке крышки для консервирования, а то в нашем городе в сезон без блата их не достанешь. Я ему ответил, что у нас их – навалом, и если ему нужно, пусть присылает деньги. Деньги мне сразу прислали, и я, не откладывая в долгий ящик, купил ему эти крышки и сразу же отослал. В благодарность жена брата прислала мне посылку с яблоками, разными сладостями и пятью парами носков. Правда, радость от посылки немного омрачило мне письмо от жены брата. Она написала, что посылка с Дальнего Востока до Бреста шла 15 дней, и что она, грешным делом, уже было подумала, что я никакие крышки им вовсе присылать и не собирался, а просто мне для чего-то понадобились деньги, и просила извинить её за такие мысли. Я, конечно, расстроился её откровением, но посылке очень обрадовался, особенно носкам.
Вымыл я руки, вытираю их пушистым ароматным полотенцем и сам себе думаю: «И на кой чёрт ты, Сёма, притащился к этому майору? И за что тебя нужно благодарить?
Ну, не дал самолёту взлететь. Ну, а если бы он и взлетел, ничего бы с ним и не произошло. Полетал бы себе пол часа над городом. Ну, вылилось бы литров 100 – 150 керосина. Ну и что? Керосина в резервуаре навалом…». Мои мысли прервал голос майора: « Медея, ты где? Надо накрывать на стол!» - «Слышу, дорогой! – услышал я чарующий женский голос. – Уже накрываю!» Пока я неспешно вытерся и пришёл в зал, стол уже был накрыт. Сельдь, копчёная колбаса, свежие огурцы, какой-то салат и тушёная картошка с мясом – всё это уже стояло на столе, вызывая во мне волчий аппетит. «Давно я не ел таких вкусностей! – думаю, - И чего мне стесняться? Такое – чтобы простого солдата пригласил офицер в гости! – бывает только раз за службу, и то не у всех. Завтра меня в гости уже никто не позовёт!». И я смело уселся за стол. А майор достал из бара коньяк и рюмки и обращается к жене:
– Ты знаешь, Медея, по какому поводу я достал коньяк? Я хочу выпить с вами за наши доблестные вооружённые силы, честно выполняющие свой долг перед Родиной и всем нашим народом! Представляешь, Медея, сегодня днём возле нашей диспетчерской стояли и курили почти два десятка лётчиков, инженеров-механиков, сверхсрочников и дежурный офицер, специально следивший за полётами. И только один солдат срочной службы заметил неисправность и не дал самолёту взлететь! А остальные говорили обо всём на свете, только не о полётах, и в мыслях были далеко от своих обязанностей. Вот такая у нас сейчас Армия, и так она охраняет государство! У нас можно заснуть на посту, даже выпить, а иногда даже покинуть свой боевой пост и пойти в магазин за сигаретами…
– Я скажу вам, - с рюмкой коньяку встала со стула Медея. – Только малые народы, населяющие нашу Родину, по-настоящему её ценят. Ни один еврей, осетинец, казах, бурят, башкир никогда не уснёт на посту и не пропустит через границу врага. А сейчас я предлагаю выпить за рядового Смоловицкого, за его добросовестное отношение к воинской службе.
Скажу я вам, друзья, до службы я с друзьями кроме пива или вина одной бутылки на пятерых ничего не пил. Да ещё к тому же мой вес – 47 килограмм. Знаете, к чему я это вспомнил? А к тому, что после второй рюмки коньяка я уже без всякого аппетита скользил вилкой по тарелке. А после третьей вообще не помню, что я ел, что я пил.
Проснулся я в пять часов утра в зале на диване. Под головой у меня подушка и накрыт я тёплым пуховым одеялом.
– Вставай, солдат! – тормошит меня майор. – Пора тебе в казарму на подъём.
Минуту я ещё лежал – нежился под одеялом, всё соображал, где я нахожусь. А потом, когда сообразил, быстро умылся, извинился за те неудобства, что я им доставил, и  по быстрому натянул на ноги свои сапоги.
– Отвести тебя в роту или дойдёшь сам? – спросил майор.
– Сам! – ответил я. И разве мог я ему ответить по-другому? Попрощался с Медеей и направился к двери. Медея всунула мне в одну руку кулёк с пирожками с мясом, а в другую – меленькую баночку с вишнёвым вареньем.
В общем, иду я через весь городок быстрым шагом к нашей казарме. По дороге жую пирожки. Настроение клёвое! Вчера почти подружился с новым лейтенантом – не такой уже, оказывается, и салдафон, как показалось мне вчера. Просто после военного училища он сразу попал к нам, и захотелось ему сразу показать себя. А майор Манджеголадзе вообще мужик классный! Вчера устроил мне приём, как королю Саудовской Аравии! И за что? Я просто не дал взлететь неисправному самолёту. Он даже со своим экипажем обращается как-то по особенному, по дружески. А он мало того, что командир самолёта – он ещё и лётчик первого класса. Говорят, он один из лучших лётчиков в полку. В общем, иду я себе, думаю о вчерашнем дне и – на тебе! –вот и день сегодняшний:
– Смоловицкий! Куда бежишь? Стоять! Ко мне! Посмотри на него! Неужели это ты? – Передо мной как из-под земли вырос мой старшина роты Коченя.
– Так точно, я! – вздохнув, доложил я.
– Ну, ты меня и удивил! И это самый примерный солдат! Ещё вчера перед всей частью тебя ставили всем в пример, а сегодня под утро этот образцовый солдат возвращается из самоволки! Вижу, вижу, что ты совсем неплохо где-то провёл время: идёшь не спеша, по дороге жуёшь пирожки. Наверное, даже с мясом. Угостил бы хоть своего старшину! Не напомни – сам не догадаешься?
– Угощайтесь, товарищ старшина! – протянул я кулёк с пирожками старшине.
– Ну, Смоловицкий, если твоя девушка сама напекла такие пирожки, - разжёвывая пирожок и причмокивая от удовольствия, проговорил старшина, - можно на такой, не задумываясь, жениться!
– Да нет у меня, старшина, никакой девушки! Это мой брат был вчера в наших краях в командировке, - соврал я. – Он у меня геолог. Вот он и встретился со мной и заодно передал мне привет из дома: кулёк с пирожками да баночку моего любимого вишнёвого варенья, и целых двадцать пять рублей. Могу показать – ещё новенькие лежат у меня в кошельке.
– Ах, Смоловицкий, Смоловицкий! Кажется, ты и парень не глупый… И где только твоя еврейская изобретательность? Сказал бы мне: «Товарищ старина, так, мол, и так – приехал родной брат, мне нужна увольнительная». Я бы тебе пробил эту увольнительную на сутки, и даже на двое. Что мы – звери какие-то, не понимаем, что значит приехал бра, с которым ты год не виделся? А тепрь у нас в роте из-за твоей самоволки ЧП, и я должен о твоём проступке доложить начальству. И ты, считай, что уже
Заработал как минимум трое суток гауптвахты. А сейчас, Смоловицкий, скажи мне, сколько времени?
–  Ровно шесть часов утра, товарищ старшина!
–  А подъём в казарме во сколько? – с серьёзным видом спросил старшина.
– В шесть тридцать, - вздохнул я.
– Так вот, рядовой Смоловицкий, слушай мою команду! Смирно! – я стал по стойке «смирно». – Тихонько, - старшина понизил голос,- чтобы никого не разбудить, бегом в казарму, раздеться и марш в кровать спать!
– Есть! – ответил я и побежал в казарму.
Утром о своих приключениях я решил никому не рассказывать, даже своему лучшему другу. Я подумал: «Зачем? Всё равно никто мне не поверит! Кто может мне поверить, что я с лейтенантом, который ещё утром почти ни за что целый час пилил мне мозги и ни за что влепил мне два наряда вне очереди, вечером по дружески пожали друг другу руки. И в тот же день вечером я буду приглашён в гости самим майором Манджеголадзе!».
Каждый день утром в девять часов в нашем полку было общее построение. Весь личный состав полка, кроме тех, кто находился в наряде и на задании, стояли в строю.
Командир полка весь высший офицерский состав обсуждали с личным составом вчерашний рабочий и учебный день, ставили задачи на сегодняшний. На утреннем построении могло достаться от командира полка всем подряд, начиная от подполковника и кончая рядовым. Стою я в строю и ожидаю своего выхода на сцену. Старшина, я знаю, к рядовому и сержантскому составу очень принципиальный и такого нарушения, как самоволка, никому не прощает. В общем, стою я в строю, разминаю в руках сигарету, думаю перед арестом хоть вволю накуриться. А сама гауптвахта для меня не страшна, просто очередное разнообразие на службе. По большому счёту, я и не совершил никакого проступка. И на обед к майору я попал не по своей прихоти. Стою в строю и сам не знаю, о чём думаю. Мои мысли прервал командир полка.
– Полк, смирно! Рядовой Смоловицкий, выйти из строя! «Наконец-то и я дождался внимания к своей особе!» - ехидно улыбнулся я сам себе, демонстративно вытянул немного из-под ремня гимнастёрку и расхлябанной походкой вышел из строя.
– Что за вид у тебя, рядовой Смоловицкий? А ну заправиться! – приказал мне командир полка и обратился к строю: - Товарищи! Вчера во время контрольных полётов
рядовой Смоловицкий предотвратил чрезвычайное происшествие. Он остановил на взлётной полосе неисправный самолёт, готовый к взлёту. Тем самым проявил бдительность  и профессионализм, в отличие от группы офицеров и сверхсрочников, которые это должны были заметить задолго до него. За отличное несение службы объявляю рядовому Смоловицкому благодарность и внеочередной отпуск на 10 суток. А сейчас, рядовой Смоловицкий, даю тебе час времени на сборы и чтобы получить в штабе отпускные документы, денежное довольствие и билет на самолёт. Ровно в 11:00 на моей машине тебя отвезут в аэропорт, и в 15:00 самолёт ТУ – 114 вылетает очередным рейсом на Москву. Ты всё понял?
– Так точно! – не веря своему счастью, чётко ответил я.
– А раз понял, так чего стоишь? – улыбнулся командир  полка. – Бегом марш собираться!
И под дружеские улыбки и аплодисменты всего полка я помчался в казарму собирать свой чемодан.
                25-01 – 2012 год, город Ашдод.
                Лев Розенберг.