Её звёздный час...

Пудра мягко ложилась на кожу, оставляя за собой тёплый белый след, скрывая все недостатки юной подростковой кожи. Женя уверенно водила пуховкой по лицу, часто останавливаясь, чтобы лучше рассмотреть результат. Она любила своё лицо: чёткие скулы, красивые губы, быть может только глаза маловаты, но это легко исправит подводной карандаш.
Красная помада идеально прорисовала линию  пухлых губ, глаза от чёрного карандаша наполнились приятной глубиной, выразительностью. Закончив макияж, Женя посмотрела внимательно в зеркало и снова недовольно сморщила нос: всё не то!Опять не то!
Из зеркала смотрела на неё милая мордашка семнадцатилетней девушки, со слишком вызывающим  для её лет макияжем.
Эту процедуру Женя проделывала каждый день и не по разу – и не было случая, чтобы она осталась довольна результатом до конца. Ей хотелось, чтобы лицо выражало что-то такое от чего все ахнут, будут смотреть только на неё не отводя глаз, но для этого мало было косметики, а чего не хватало Женя не понимала…
Умылась, раздражённо швырнула полотенце на стиральную машинку. Ещё раз посмотрела  на своё отражение: ну вот, опять, не видно глаз, скул, губы бледные какие-то!
За спиной что-то мелькнуло, Женя быстро обернулась, увидела хитрые глаза маленькой сестры Ани:
- А что ты делаешь?
- Не твоё дело!Вон пошла отсюда! –рявкнула Женя и с силой захлопнула дверь.
***
Яркий солнечный свет купал пылинки в своём тепле и кружил над кипой книг и журналов. Женя уже два часа сидела на чердаке разбирая старые залежи «макулатуры», если быть точнее, уже почти час она не отрываясь смотрела на потрясшую её картинкув журнале. Фото было  сделано искусным художником: приглушённый свет прекрасно передавал скорбь развернувшейся трагедии. Маленький бордовый гроб, чёрно-белое  фото почившего, прекрасные белые розы, как символ постепенного увядания  человеческой жизни; синий костюм скорбящей юной девушки, сидящей возле одра, полные грусти и отрешённости глаза, прекрасные белые руки сложенные на коленях – образ смирения  перед лицом смерти. Женя даже засмеялась от радости.
Вот,  вот он – её образ!Ах, как заострены высокие скулы, как белы и неподвижны руки, как прекрасны сжатые губы!Весь, весь образ  выражал вселенскую тоску, без обмана, без ненужной игры!Женя довольно смотрела на фото и улыбалась. Наконец!Наконец-то она нашла – именно в этом образе еёлицо заиграет, откроется с нужной стороны, и все-все увидят её красоту!...
- Жень ты скоро? Ох, да ты ещё и не начинала! – мама стояла на верхней ступеньке лестницы.
- Мам, я всё почти иду уже, - Женя проворно спрятала журнал за спину и встала.
Мама махнула рукой и стала спускаться по лестнице, потом уже откуда-то снизу крикнула:
- Дочь иди поешь, потом доделаешь.
Женя свернула журнал и спустилась вниз.

Пока мама вышла, Аня, как всегда, начала таскать конфеты из бонбоньерки на столе. Женя обычно  кричала за это на сестру, но сегодня её голова была занята совсем другим. Аня довольная, заглатывала  любимые шоколадные трюфеля  почти целиком. Скоро её личико было всё вымазано шоколадом. Женя даже улыбнулась этой мордашке, и вдруг её осенило, она придумала!…..
***
Маленькой Ане с каждым днём становилось всё хуже, она мало ела и жаловалась на боли в животе, мама с ног сбилась в поисках хороших врачей. Наконец,  девочка слегла совсем.
Женя исправно носила сестре любимые  конфеты («Хоть их она ест, одна радость у ребёнка после всех этих горьких лекарств и больных уколов» - уговаривала Женя маму, та, уставшая и замотанная радовалась заботе сестры и продолжала таскать домой врачей, в больницу ребёнка не принимали из-за прописки). Женя тем временем репетировала перед зеркалом образ: клала руки на колени, наклоняла голову, опускала печально глаза и радостно хлопала в ладоши, когда получалось особенно хорошо.
Когда мать должна была вот-вот придти с очередным светилом науки, Женя неохотно возвращалась в комнату сестры и послушно давала бежняжке необходимые лекарства, чтобы хоть как-то облегчить страдания ребёнка.
Бедняжка корчилась от боли и не могла сказать ни слова – её будто разрывало изнутри. Женин взгляд равнодушно скользил по сестринскому личику,скривившемуся  от невыносимых страданий, а она  думала о том, что ещё осталось подготовить костюм (мерки сняты, ткань куплена)к похоронам, вроде всё…

Мамин отчаянный крик разорвал тишину летней тёплой ночи и Женя, сразу проснувшись от него, поняла что всё кончилось. Она вскочила в предрассветной мгле, схватила баночку мази (чтобы щипало), быстро натёрла им глаза и выбежала из комнаты..
В детской, с маленьким обездвиженным телом в руках, мать отчаянно и некрасиво рыдала на постели дочери. Женя незаметно улыбнулась и, изобразив на лице испуг склонилась над мамой и заплакала (как много раз она репетировала), обняв мать за плечи, стараясь не касаться холодного тела маленькой Ани…
Не удивились  страшной смерти в семье – маленькая Аня не отличалась здоровьем, часто болела и была очень худа, но всё равно смерть ребёнка потрясла соседе – все очень любили маленькую весёлую и послушную девочку…
***
Обставить всё, как было на фото не составило особого труда – мать почти всё время лежала в своей комнате с фото Ани в руке, Женя сама занималась похоронами. Сотрудники бюро ритуальных услуг немало удивлялись решительной девушке, требовавшей , чтобы гробик был бордового, а цветы непременно белого цвета, но всё списали на шок.
Гроб для прощания решили поставить в гостиной. Женя не спала всю ночь: украшала цветами столик, поставила перед иконами белые свечи. Ах, да!Ещё фото сестры в траурной страшной рамке, главный штрих!
Долго пришлось настраивать свет – промучавшись с час Женя оставила включёнными лишь  лампы на столике около стула, где ей предполагалось сидеть и ещё две лампы (не поленилась сбегала на чердак за старой тяжёлой лампой) на каминной полке. Закончив, удовлетворённо осмотрелась: вот теперь всё в порядке. Глянула на часы и ахнула времени в обрез, а ещё нужно погладить  траурный костюм – короткий пиджак и тяжёлую юбку почти в пол из тёмно-синей чуть блестящей ткани. Ах, чуть не забыла! Женя достала из укромного места за камином остатки стёкол и несколько трюфелей, крадучись прошла на кухню, завернула всё в пакет и выбросила в мусор.
***
Она была  восторге – все смотрели лишь на неё, а она исполняла роль безутешно скорбящей окаменевшей от горя сестры до конца, лишь иногда прижимала платок к сухим глазам (как много раз репетировала пред зеркалом) и еле слышно вздыхала.
Люди вокруг восхищались юной, прямой будто изваяние, девушкой, которая не отходя сидела возле гроба маленькой сестры, сложив белые (пудра не подвела!) руки на коленях. Иногда Женя поднимала глаза и осматривала толпу вокруг, будто  видя всех впервые, и толпа ахала от бездонного полного скорби взгляда. А до слуха девушки доносились столь сладостные, еле слышные, сказанные шёпотом слова: «Посмотри как старшая-то сидит, ведь и спины то не согнёт, бедняжка, горюет…», «Да, одна у матери осталась, зато опора сразу видно»…» «А глаза-то глаза!Как только держится бедняжка!», а Женя лишь скорбно опускала ресницы.
Ах, как прекрасны, глубоки глаза, их ещё лучше оттеняет почти белая пудра и умело нанесённые синие тени под  нижними веками. А руки, вы только взгляните на эти руки!Они вылеплены умелым художником из самого белого мрамора и так прекрасно лежат коленях оттенённые тёмно-синей, в пол, юбкой!
О, она упивалась своим образом! Стоило ей пройти по улице, как отовсюду спешили соседи, справлялись здоровьем мамы, спрашивали, почему сама такая худая и бледная стала, нельзя, мол, так. Девушка еле слышно отвечала, кусала губы, начинала плакать (благо мазь всегда с собой), скорбно дрожали её ресницы, синяки под глазами не проходили совсем (втрую коробочку теней открыла), она хорошо знала, когда нужно шепнуть: «Извините…» и поспешно уйти, играя спиной (как все великие актёры), выражая всю невозможность  для неё обсуждать эту тему.
Но время затягивает любые раны. Женя с раздражением замечала, что никто из соседей больше не заглядывает в её глаза с участием, никто не замечает её бледности  и синих кругов. Она часами сидела возле могилы сестры, но всё меньше было желающих обсудить скорбящую сестру с её печальными глазами и неподвижным замершим лицом.
А тут  ещё новая напасть – единственная подруга Жени – Оля стала встречаться с парнем.
Женя опешила когда увидела его. Мечта!Высокий, тёмный, глаза карие, улыбка…ой, мамочки, Женя  всё старалась привлечь внимание,  но Андрей  смотрел только на эту худую и страшную Ольку, и не вёлся ни на опущенные ресницы, ни на глубокий полный грусти взгляд Жени. Девушка злилась, но ничего поделать с этим не могла.
И снова снова она сидела перед зеркалом, рисовала на лице разные маски и гримасы. Но опять ничему не была рада! И вроде всё так, но опять не по душе, не то, что хочется!
***
Прошло два  месяца…
Женя ещё раз осмотрела синий траурный костюм, свернула его в шуршащий пакет и закинула его на верхнюю полку шкафа.
Взяла из маминого комода кипельно белую (из Франции привезли!) с выбитыми узорами ткань и накинула на голову. Да, вот так, прекрасное юное лицо в обрамлении белых кружев – самая красивая, юная, счастливая  невеста. Она долго кружилась перед зеркалом, напевая весёлую песенку под нос. Потом вдруг спохватилась, ещё раз посмотрела на свой рисунок, исправила кое-что. Ну что ж,  кажется ткань для костюма жениха придётся заказать специально, но, Андрей скорее всего, будет не против (уж она его уговорит). Улыбнувшись своим мыслям, Женя спустилась вниз и достала из холодильника упаковку снотворного , ещё немного осталось сделать, ведь предсмертная прощальная записка  Оли уже готова…