Наш двор. Зарисовки... продолжение

Наш двор
(Зарисовки)

Маленький Сережа

По школьному коридору движется крохотная скособоченная фигурка. Движется осторожно, опираясь о стену худой узкой ладонью с длинными растопыренными пальцами. Ноги, обутые в  ботиночки детского размера, делают крошечные шажки. Одна нога чуть короче другой, идти трудно. Шажок, еще шажок. 

Рядом с фигуркой вырастает Макс Борисов – гордость школьной секции тяжелой атлетики, «головогрудь», как шутливо зовут его одноклассники:

- Серега, а ты чего один?
- Так все еще дописывают, а уже сдал, - отвечает Серега тонким ломающимся голоском, - вот и решил прогуляться.
- Так давай помогу, - Макс легко подхватывает маленького человечка, сажает на свое объемистое плечо, - какой у вас кабинет?
- Восемнадцатый.
-  Поехали, - шутливо тряхнув Серегу, игогокнув  и  мотнув головой, как норовистый конь,

Макс мчится по коридору. Добравшись до кабинета, открывает дверь.  Перемена только началась,  в восемнадцатом грузят сумки  ученики предыдущего класса. Макс осторожно опускает Серегу на пол, и тот благодарно улыбнувшись своему проводнику, бочком-бочком подходит ко второй в среднем ряду парте.

- Здорово Серега, - несутся голоса из разных концов класса, - как дела?
- Ничего, нормально, - Серега улыбается и поворачивает большую,  тяжелую голову к приветствующим его мальчишкам…

Когда великий немецкий романтик сочинял своего крошку Цахеса, ему, едва ли приходило в голову, что на свете может  существовать физический прототип его героя.

Маленькое, как у трехлетнего ребенка, искривленное горбатое тельце, коротенькие ножки, и детские, не доросшие до нормального размера ручки с крупными ладонями и длинными пальцами подростка… Тяжелая «взрослая» голова, сидящая на тоненькой шейке… . «Маленький» Сережа… Попробовал бы кто-нибудь назвать его карликом или горбуном! За Серегу вступилась бы вся школа! Да что там школа…  Все самые «правильные» пацаны микрорайона  порвали бы, как тузик шапку,  того, кто осмелился бы не то что обидеть, косо посмотреть в Серегину сторону.

Говорят, что дети жестоки…, может быть, но дети, подчиняются одному непреложному закону: не трогать того кто сдался, кто стар или немощен.  Ворон ворону глаз не выклюет! Можно до бесконечности полемизировать по этому поводу, но в нашей школе этот закон был свят: обидишь маленького Сережу – уходи из стаи! Лучше уходи! Потому что скидок на возраст, общественную иерархию и пр. для тебя не предусмотрено, отныне и навсегда ты вне закона!
 
В нашей школе и школьном  околотке маленький Сережа   был такой же знаменитостью, как скажем, император Наполеон Бонапарт в своей гвардии. Его уважали за не липовые пятерки, за изобретательность по части игр (особенно настольных собственного производства), за справедливость и  умение развести  и привести в чувство самых яростных спорщиков, завзятых драчунов и матершинников, за компанейский характер и деятельное участие в разработке способов обуздания  нелюбимых учителей. Как это получалось у мальчика, который с трудом передвигался без посторонней помощи? Получалось, и это было загадкой для всех. Даже для его матери – Нины Павловны, тети Нины – лаборанта кабинета физики.

Тетя Нина… Только став взрослыми, и родив собственных детей, мы – одноклассники и однокашники ее сына,  начали понимать цену ее самоотречения! Вырастить такого ребенка, суметь внушить своему мальчику, что физический изъян  (даже такой страшный, как у него) не есть повод для отчаяния… 

Без Сереги не обходилось ни одно классное или школьное мероприятие. Сценарии классных  и общешкольных вечеров, агитбригад , первых и последних звонков писались при его непосредственном и деятельном участии. Спортивные соревнования среди малышни, а иногда и среди старших (Серега прекрасно разбирался в футболе и баскетболе) судил тоже он. А уж по части всяческих выходок,  его авторитет был непререкаем!  Знаменитый фокус с дипломатами: дипломаты всего класса связывались тонкой, как паутинка, леской  - «нулевкой», и поочередно падали с диким грохотом на уроках особо вредных учителей, использовался во всех классах от четвертого,  до десятого.  А чего стоил разработанный им сценарий укрощения Овчарки – самой вредной школьной математички!  Здесь Серега показал себя как тонкий психолог, чем и привел всю параллель шестых-десятых в истинный восторг.

Овчарка  получила свое прозвище за лающий голос, манеру кидаться на всех подряд без особого разбора, поводом для команды «фас» могло послужить, что угодно, любовь к  долгим крикливым нотациям, одним словом за брех, ради бреха.  Слабостью Овчарки была страсть к неуклюжим демонстрационным транспортирам, линейкам, угольникам, циркулям и прочим методическим пособиям, которыми не мог воспользоваться даже отличник из-за их громоздкости и полнейшей бестолковости исполнения.  Какой методист-мучитель сочинил их? Но пусть это останется на его совести!

На уроках Овчарка изводила учеников, требуя пользоваться всем  этим математическим «барахлом». Если же отвечающий терялся, он получал неизменную двойку и звание идиота, дурака, тупицы, в зависимости от настроения Овчарки.

Серега придумал раскручивать, стирать наждачкой цифры и надламывать все эти «орудия пыток» перед каждым уроком. Причем, так, чтобы в «состоянии покоя», они выглядели, вполне безобидно, а при употреблении приходили в полнейшую негодность. 

Эффект был  ошеломляющим: Овчарка, сначала, впадала в подобие столбняка, а, приходя в себя, «лаяла» по пол-урока, забывая вызывать очередных страдальцев к доске.  «Курощение» Овчарки продолжалось  две четверти. В конце концов, она сообразила, что что-то здесь не чисто и обратилась за помощью к директору школы. Тот назначил дежурных, которые должны были следить за целостностью учебного инвентаря, что они и делали, продолжая добросовестно курочить  «математические измерители». Поймать их на этом деле было невозможно, благодаря тонко продуманной системе шухера: как только в коридоре появлялась Овчарка, идущая в свой кабинет, кто-нибудь падал ей под ноги, чем вызывал «приступ лая». Дежурные получали предупреждение и заблаговременно укладывали очередной раскуроченный измеритель на место. Надо ли говорить, что систему шухера, тоже изобрел Серега?! К концу третьей четверти Овчарка сдалась и прекратила изводить учеников, а Серега снискал неувядаемую славу.

…Классной 7 «А», где учился Серега, была именно  Овчарка. Ашники   строго делились на козлищ и агнцев, примерных учеников и хулиганье, середины не было…, почти…  Серега был единственным отличником, примыкавшим к козлищам. Способности у него были блестящие, особенно, что касалось точных  и естественных наук, но вот поведение…   Физический недостаток с лихвой восполнялся чувством собственного достоинства.  Он был единственным, кто не боялся остановить бушующую Овчарку,  в  чей бы адрес не относился ее «бушуй».  Остановить так, что Овчарка, которая обладала поистине неисчерпаемым запасом хамства и злобности , замолкала на полуслове.

Один раз Сашка-Шуруп – известный всей параллели  своими выходками, (однажды спасаясь от уборщицы, которая засекла его в туалете с сигаретой, Сашка прыгнул со второго этажа),  самым откровенным образом заснул на алгебре. Мать Сашки  - тетя Наташа была инвалидом «по сердцу». В ночь накануне отец  Шурупа работал в смену, старший брат – шофер-дальнобойщик был  в командировке. Как назло, именно этой ночью у сашкиной матери случился приступ тахикардии. Шуруп три раза вызывал «скорую», пока тетю Наташу уже под утро не увезли в больницу. Естественно, Сашка не выдержал и заснул на уроке.

Овчарка, заметив, что ученик, причем, едва переползающий с двойки на тройку, заснул,  устроила «показательное выступление»:

- Встать немедленно, встань дрянь такая! - пролаяла она, подбежав к сашкиной парте.
Мирно спавший Шуруп вскочил и в обалдении затряс головой.
- Вы на него посмотрите! Спит! Тебя в дворники с таким уровнем математических знаний не возьмут! – продолжала бушевать Овчарка. - Ты куда готовишься в алкаши подзаборные?! Так там и будешь!

Она попыталась не то схватить Сашку за ухо, не то дать ему подзатыльник, но не учла,  с кем связывается. Шуруп зло и резко отбросил ее руку.  Со всей силы толкнув Овчарку в проход так, что она повалилась на соседнюю парту, схватил сумку, и уже выходя из класса, бросил:

- Заткнись, коза валдайская!

Овчарка, с трудом восстановив равновесие, принялась орать вслед исчезнувшему «врагу»:
- Чтоб без отца в школу не приходил! Ты у меня доучишься! Тебя в тюрьму не возьмут, даже, если проситься будешь!
- Людмила Александровна, - раздался в полной тишине птичий голосок, - прекратите!
Сережа стоял на стуле за своей партой. Чтобы стул, не дай бог, не упал, его придерживал Борька Михайлов  –  сосед по парте  и верный проводник  Сереги по школьным коридорам.
- Как Вам не стыдно!  У Шурупова мать в больницу положили, он всю ночь не спал, а Вы на него орете!
-  Защитничек! – Овчарка вцепилась взглядом в маленькую фигурку на стуле, - пользуешься тем, что тебе ничего сказать нельзя из-за твоего …., - Овчарка чуть не сказала уродства, но вовремя остановилась, класс возмущенно загалдел…
Серега вздрогнул, но  спокойно сказал:
-  Пользуюсь,  конечно!

Сзади раздался скрежет отодвигаемого стула:
- Ну, а мне Вы что скажите, если я Шурупова защищать буду? Что я жид пархатый? – над задней партой угрожающе возвышался Олег Гончаренко, который после развода родителей, только-только сменил отцовскую фамилию Рутман на материнскую – Гончаренко.
- Да вы…, - Овчарка задохнулась, - я сейчас директора приведу! Это что?! Забыли, кто вы, и кто я! Вы у меня никто пятерок в свидетельство за восьмой класс не получите!
- Приводите, - Серега улыбнулся, -  а то нам скучно!
Овчарка, хлопнув дверью, вылетела из класса.

Скандал, учиненный Овчарка, срикошетил, прежде всего, по ней самой. Даже самые забитые ученики дружно стали на защиту Шурупа.

После того, как Овчарка ушла, началось горячее обсуждение, что же теперь будет. Серега  сообразил быстрее всех:
- Вов, - обратился он к Гончаренко, - а пошли к Леве сами!
- Прямо сейчас?!
- Ага…
Борька Михайлов с готовностью подхватил Серегу на руки:
- Серега, ты голова! Пошли!
Льва Сергеевича и пылающую гневом Овчарку парламентеры перехватили  на пути в класс. Директор был явно удивлен таким демаршем:
- А вы куда это?
- А мы к Вам Лев Сергеич, - не растерялся Серега, - поговорить.
- Ну, зачем же так далеко. Я уже пришел,  можем и в кабинете поговорить.

И что-то заподозрив, повернулся к Овчарке:
- Людмила Александровна, я думаю, будет лучше, если я поговорю с учениками без Вас.
Овчарка задохнулась от возмущения:
- Вы понимаете, что Вы делаете?
Но тут уж пришла очередь  Левы  разозлиться:
- Прекрасно понимаю! И прошу заметить, директор школы все-таки я! А Вас я прошу подождать меня в учительской!

Овчарка, шепча под нос какие-то невнятные и возмущенные угрозы, ретировалась.
Разговор с 7 «А» получился длинным. Лева выслушал Серегу, потом Вовку, потом всех, кто хотел высказаться и вынес вердикт:
- Так, Гончаренко, я тебя снимаю с уроков, иди и найди Шурупова, только обязательно сегодня! И приведи его ко мне! Понял? Пусть приходит один, без отца, и… - Лева обвел класс глазами, - и без вас всех!  – он чуть-чуть улыбнулся и покачал головой.
- Сергей, - Лева посмотрел на Серегу, - ты можешь мне обещать, что вы не сорвете остальные уроки?

Серега обвел класс глазами, хитро улыбнулся:
- Могу. Все будет нормально Лев Сергеич!
- Ладно, идите…

Вовка нашел Сашку к концу следующего урока. Перед самым звонком с литературы торжествующий Вовка появился на пороге  шестнадцатого кабинета:
- Лилия Владимировна, можно войти?
- Проходи, садись, - Ложка -  Лилия Владимировна Лашкова, одна из любимых учителей школы, с любопытством посмотрела на Вовку. О скандале, который учинил Шуруп, она знала от Овчарки, которая всю перемену изливала свой гнев в учительской.

На следующей перемене самые проверенные следопыты 7 «А» подслушивали под  дверью кабинета директора. Вернувшись,  они доложили:
- Лева чего-то спрашивает, а Шуруп отвечает, вроде не орет, Лева …

Вовка Гончаренко рассудительно проговорил:
- Ну, извиниться он Сашку заставит, но и Овчарке будет пистон! Вот увидите!

Шуруп вернулся в класс к последнему уроку. Уселся за свою парту. Он был явно ошарашен, но пытался сохранять спокойствие:
- Потом поговорим, - он кивнул сгорающим от любопытства одноклассникам, - я Леве обещал, что урок срывать не буду.
... - Лева хочет, чтобы я перевелся в первый интернат, он поможет, ну, перед Овчаркой извинился…
- Почему? – возмущенно загомонил кто-то.
- Потому! - Шуруп веско пристукнул ладонью по столу, - он прав, Лева! Она мне все равно не даст здесь учиться! Еще гадость какую-нибудь устроит, что вместо свидетельства за восьмой, будет справка, как у последнего дебила!  А так, он пообещал, что вас всех она трогать не будет!

Весь класс выжидающе  смотрел на Серегу:
- Саш, а Лева-то, человек!
Шуруп согласно кивнул.

Несмотря на внешнее поражение Шурупа, история с «возмутительным поведением 7 «А», как именовала инцидент Овчарка, закончилась для нее непредвиденным образом.
Овчарку свирепо «отчистила» Ворона -  Нина Федоровна - завуч по начальной школе. К Вороне (прозвище приклеилось к ней после того, как она принесла в школу замерзшую ворону и сдала ее на попечение в живой уголок)  относились с уважением. Она никогда никого не ругала, никогда не повышала голос, но умела так сказать, и так посмотреть, что перед ней пасовали самые отчаянные грубители и задиры.
 
Нина Федоровна не вела литературу у семиклассников, но какое-то время замещала Ложку, и знала  7 «А». В частности, к Шурупу относилась, если не с уважением, то с симпатией. Сашка был  хулиган , но не вредный и, главное, не злой.   Кроме того, он был немного  резонер и большой любитель Фенимора Купера, Рафаэля Сабатини ,  Луи Буссенара, Анатолия Рыбакова и  прочей литературно-приключенческой авантюристики , что, безусловно,  нравилось Нине Федоровне.

«Чистку» Овчарки случайно  увидела и услышала Наташка Шемель  - одна из учениц 7 «А».  И история о том, «как Ворона клевала Овчарку», пошла гулять по школе.  В «интертрепации» Наташки,  Нина   запретила Овчарке орать на учеников.  Надо сказать, что после разговора  с завучем Овчарка и, правда, заметно попритихла.  Те, кто учились в ее классах, вздохнули с некоторым облегчением.

На самом деле, Ворона пригрозила Овчарке… Все выяснилось лет пять спустя после  окончания школы. На очередном вечере встречи выпускников ученики бывшего 7 «А» «разговорили» Нину Федоровну:

- Да, помню я эту вашу историю! Нина Федоровна усмехнулась, - вы, конечно, оторвы все…, но по сути правы-то  были вы, а не  Людмила Александровна… Я ей , уже после того, как Шурупов ваш перевелся в другую школу, пригрозила, что , если мол, не прекратишь детей обижать , поставлю вопрос перед родителями и на педсовете о твоей профпригодности.  Тем более она совсем уж над собой контроль потеряла! На кого окрысилась?! На Сережу!

...7 «А» благополучно стал 8 «А». Настало время дискотек и разрешенных школьных вечеров. Серега, конечно, не мог ходить на танцы, зато проявлял себя в другой, смежной области. Перед первым  в учебном году «Осенним балом», Серега  и  группа единомышленников постарше решили сконструировать цветомузыку с управляемым изменением цвета. Они маниакально «химичили» целую неделю, таская по школе провода, цветные лампочки, куски плат, еще какой-то электрический хлам, зачем-то «продували» старые колонки от дохлого проигрывателя из кабинета музыки,  и поминутно бегали консультироваться к Галине Константиновне – учительнице физики…

Девчонки изводили Серегу  расспросами типа: «Сереж, а, как будет?» На, что Серега, скорчив страшную рожу (по этой части, он был великий мастер)  отвечал:

- Будет, будет! Шашлык из вас будет!

Наконец, за два дня до бала, цветомузыка была собрана. В обстановке строжайшей секретности парни провели «полевые испытания». Забравшись в спортзал и заперев дверь для отсечения любопытствующих,  установили «бандуру»  (два громоздких ящика из стеклотекстолита) на сдвинутые парты,  подключили провода, и  Серега торжественно щелкнул рубильником…

Как потом объяснял Серега, «где-то что-то закоротило, а, скорее всего,  расконтачило». Раздался хлопок, главного организатора и вдохновителя смело со стула…  Хорошо, что Серега мало весил! За его  стулом стоял Борька Михайлов, который  успел поймать Серегу на лету. 
Все жутко перепугались, но Серега бодро произнес:

- А вы представьте, как лупило знаменитых физиков!

И команда  принялась курочить свое детище,  доводя его до ума. На раскурочку ушло примерно полчаса-час. При повторных испытаниях врубал «бандуру» Борька, но все обошлось благополучно… Зато на «Осеннем балу» Серега и Ко чувствовали себя триумфаторами. Серега, как заправский   диск-жокей (слово диджей в те времена просто не знали) переключал цветомузыку и объявлял:

- А теперь по многочисленным просьбам трудящихся – синий танец!

Восторг публики был полным и окончательным!  Но больше всех был доволен сам Серега, у него появилась  новая должность  …

В начале следующего учебного года  9 «А» в несколько обновленном составе перешел под руководство Мелкой  – биологички Валентины Алексеевны. Мелкая и правда была самой крошечной среди учителей, но, как говорится «мал золотник…» Народ сразу почувствовал смену «руководящей линии партии», сдружился, сжился и начал влюбляться…   
Валентина Алексеевна  стала инициатором действа, принесшего Сереге ко всем его отличиям , еще и артистическую славу.
 
...Школа готовилась к традиционному литературному вечеру. Каждый класс должен был приготовить инсценированный отрывок из любого произведения.  Репетиции проходили  с визгом, шумом, обсуждением на переменах. «Мальки» разыгрывали представление в лицах чуть не на уроках…, так что в принципе все знали, что-кто будет показывать… 9 «А» репетировал за закрытыми дверями кабинета биологии и держал свой спектакль  в строжайшей  тайне.
Вечер превзошел все ожидания.  По жребию ашники выступал последним. Конферансье – Ленка Григорова объявила:

- Отрывок из поэмы Александра Сергеевича Пушкина «Руслан и Людмила», песнь третья, выступает 9 «А».

Зал удивленно зашумел. Чуть отпахнув полотнища задернутого занавеса, на сцену вышел Сашка Минин – Пушкин, он прошел к краю сцены, сел, обняв колени руками и начал, обращаясь к залу :

-  Напрасно вы в тени таились
Для мирных, счастливых друзей,
Стихи мои! Вы не сокрылись
От гневных зависти очей…

Сашка читал хорошо, с пониманием…

…  Ревнивец: бойся, близок час;
Амур с Досадой своенравной
Вступили в смелый заговор,
И для главы твоей бесславной
Готов уж мстительный убор

Продолжая произносить текст, он встал и  раздернул  занавес, его голос потонул в раскатах хохота и восторженном вое:

На сцене, на кровати, сделанной из стульев и заваленной подушками и одеялами, жеманно куря кальян полулежал Серега-Черномор  в бархатном халате, лысом парике, и с длиннейшей бородой и усами, которые поддерживали и расчесывали мавры: Вовка Гончаренко, Олег Федин, Борька Михайлов. Еще один мавр - Стас Чащин обмахивал Черномора опахалом. Мавры были черны и подобострастны, Серега величественен. Он то и дело  бил мавров по рукам, порыкивая на них, если они дергали гребнем его бороду. Перед Черномором под восточную музыку танцевали две одалиски – Наташка Шемель и Ленка Тюрина.

Переждав,  "Пушкин" продолжал:


 - В досаде скрытой Черномор,
Без шапки, в утреннем халате,
Зевал сердито на кровати.
Вокруг брады его седой
Рабы толпились молчаливы,
И нежно гребень костяной
Расчесывал ее извивы;
Меж тем, для пользы и красы,
На бесконечные усы
Лились восточны ароматы,
И кудри хитрые вились;

- Как вдруг, откуда ни возьмись,
В окно влетает змий крылатый:
Гремя железной чешуей,
Он в кольца быстрые согнулся
И вдруг Наиной обернулся
Пред изумленною толпой.

Крылатого змия изображали два самых здоровенных ашника -– Юрка Самбурин и Сашкой Ильин, одетые в черные плащи до полу  и черные маски. Когда они распахнули плащи, из-под них выскочила Наина – Ирка-Стрекоза, а змиевы крылья замерли, закрыв лица плащами.

Стрекоза выглядела не хуже Наины в художественном фильме: седые космы  свисали на лицо, в руке была деревянная клюка, на спине, под черным плащом прицеплен фальшивый горб – ее  не узнали, пока она не заговорила:

 -  Собрат, издавна чтимый мной!
Досель я Черномора знала
Одною громкою молвой;
Но тайный рок соединяет
Теперь нас общею враждой;
Тебе опасность угрожает,
Нависла туча над тобой;
И голос оскорбленной чести
Меня к отмщению зовет.

- Со взором, полным хитрой лести,
Ей карла руку подает,
Вещая:

- Дивная Наина!
Мне драгоценен твой союз.

При этих словах Серега-Черномор, махнул рукой наложницам, стоявшим по бокам его кровати, те подхватив своего повелителя под руки, подвели его к Наине и замерли в коленопреклоненных позах, а мавры почтительно, как шлейф, несли за Черномором его бороду:

- Мы посрамим коварство Финна;
Но мрачных козней не боюсь:
Противник слабый мне не страшен;
Узнай чудесный жребий мой:
Сей благодатной бородой
Недаром Черномор украшен.
 
Серега взял из рук ближайшего мавра клок бороды и торжествующе потряс  ею:


- Доколь власов ее седых
Враждебный меч не перерубит,
Никто из витязей лихих,
Никто из смертных не погубит
Малейших замыслов моих;
Моею будет век Людмила,
Руслан же гробу обречен! ….

Тоненьки голосок Сережи, как нельзя лучше подходил к роли. Черномор был льстивым, страшным, волшебным, одним словом, пушкинским….


 - Погибнет он! погибнет он!
Стрекоза озлоблено топнула ногой, «крылья» ожили и унесли ее со сцены.

- Потом три раза прошипела,
Три раза топнула ногой
И черным змием улетела.


Дальше мавры и одалиски переодевали Черномора,  набрасывая на его плечи разные одежки, которые он швырял маврам обратно, сердясь и топая ногой. Наконец,  на его плечи накинули  красный плащ и, накрутив на его  голову шикарную чалму из желтого полотенца поднесли ему зеркало.  Черномор осмотрел себя жеманничая с одалисками и грозя маврам, и двинулся к Людмиле. Зал восторженно хлопал и смеялся…

- Блистая в ризе парчевой,
Колдун, колдуньей ободренный,
Развеселясь, решился вновь
Нести к ногам девицы пленной
Усы, покорность и любовь.
Разряжен карлик бородатый,
Опять идет в ее палаты…

- Княжна ушла, пропал и след!
Кто выразит его смущенье,
И рев, и трепет исступленья!
С досады дня не взвидел он.
Раздался карлы дикий стон:

И тут Серега-Черномор показал, на что он способен: он встал на колени пополз по сцене, крутя головой во все стороны, ища юную княжну,  холеная борода волочилась за ним. Мавры и одалиски застыли в нерешительности чуть позади. Черноморон сел и в горестном отчаянии растрепав чалму, кинул ее прочь, потом в гневе потрясая руками, завопил:

- Сюда, невольники, бегите!
Сюда, надеюсь я на вас!
Сейчас Людмилу мне сыщите!
Скорее, слышите ль? сейчас!

При этих словах он встал на ноги, испуганные мавры поползли к нему на коленях.  Схватив бороду, Черномор в ярости накинул ее на шею ближайшему мавру - Стасу Чащину и начал душить его. Мавр в корчах повалился на пол.

- Не то — шутите вы со мною —
Всех удавлю вас бородою!

Несколько секунд актеры сохраняли застывшее положение. Потом мавры встали,  с почтительными поклонами подняли на руки своего повелителя, его бороду, и поклонились зрителям. Мавры разошлись на середину сены вышли одалиски, сделали несколько танцевальных па, поклонились. «Крылья змия» вынесли на сцену Наину, она погрозила залу клюкой, помотала угрожающе головой, потом спрыгнула на сцену и поклонилась. Последним вышел «Пушкин», он прочитал и поклонился:

- Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой

Зал взорвался криками, свистом, аплодисментами :
- Серега, Ирка – браво!!! Молодцы!!!

На сцену поднялась Нина Федоровна:
 - Я думаю, объявлять, кому присуждается первое место,  нет надобности! Второе место…
Ее голос потонул в радостном шуме… Серега размахивая черноморовой бородой сидел на руках у Борьки Михайлова, кто-то щелкнул их на память, кто-то подбежал пощупать бороду…
 
... В начале второй четверти Серега сильно простудился и перестал ходить в школу. Ребята бегали к нему каждый день. Тетя Нина говорила, что весь дом завалили апельсинами и яблоками. Уже начали писать сценарий для новогоднего вечера, эпицентр предновогоднего сумасшествия из кабинета биологии переместился в серегину квартиру.

Но вдруг все прекратилось…  У Сереги начались осложнения, потом выяснилось, что это не простуда, а воспаление легких… 9 «А» ходил, как в воду опущенный… К Борьке Михайлову и Володьке Гончаренко каждую перемену подходил кто-нибудь из соседнего класса и спрашивал:

- Ну, как?

Ответ был каждый раз  один и тот же:
- Плохо!

 Проболев неделю, Серега умер…

 Хоронила его вся школа, от четвертых до десятых. В школьном вестибюле висел некролог, стояли цветы… Все проходили мимо смотрели и не верили… 

Когда гроб выносили из школы, в толпе школьников вдруг раздались аплодисменты, сначала робкие, потом сильнее, сильнее ...

Какая-то женщина, проходившая мимо школьного двора, удивилась и спросила Макса Борисова, стоявшего в цепочке старшеклассников-распорядителей:

- Это что у вас? Встречаете что ль кого?
- Нет, провожаем…, друга…