Стремление к идеалу

   Самовлюбленные люди никогда не заняты работой над собой. Ни к чему это. Они и без того уверены, что все в их личности хорошо и гармонично: и ум, и внешность, и характер. То есть, практически — идеальны. Хотя на деле, зачастую, страдает и одно, и другое, и третье. Иное — люди умные. Они вечно сомневаются и изыскивают возможности быть лучше, стремясь, стать если и не идеальными, то, по крайней мере, приблизиться к нему.

   Шурочка ответила только после пятого или шестого гудка.

   — Ты почему не отвечаешь? Где ты? Я уже начала волноваться, — голос Маши действительно вибрировал от волнения.

   — А где бне быть? — донеслось из трубки. — Ты на часы сботрела? Бремя только за полдень, завтракаю я, — голос был гундявый, словно Шурочкин нос плотно забили сопли.

   — Так, никуда не уходи, я сейчас прибегу! — и, не дожидаясь ответа, Маша отключилась.

   Когда она, запыхавшись, взлетела на этаж и вдавила кнопку звонка, из квартиры донеслось:

   — Заходи. Не забердо.

   Шурочка нашлась в кухне. Она сидела над тарелкой с манкой и редкие крупные слезы тяжело шлепались в кашу, выбивая на ее поверхности неглубокие кратеры. Нос подруги венчала большая деревянная прищепка, делая ее похожей на жука-носорога.

   — Шурочка, ты чего плачешь? Манку не любишь или подгорела, и ты прищепку прицепила, чтобы запах не чувствовать?

   Подруга помотала головой так, что взметнувшаяся прядь волос зацепилась за приспособление на носу, и пришлось ее вручную возвращать на место:

   — Не бодгорела, вкусная.

   — Так ты панкушкой решила заделаться? — догадалась Маша. — Тогда не прищепку надо цеплять, а ноздри английской булавкой прокалывать.

   Привлекательная, даже красивая, по мнению окружающих, Шурочка, была не вполне довольна своей внешностью. Нет, конечно, не уродина, но заткнуть за пояс Наоми Кемпбелл или ту же Клаудиу Шифер ей мешала, помимо несоответствия в росте, форма носа.
 
   С явным облегчением освободив многострадальный нюхательный орган от колодок, она сказала:

   — Да какая панкушка? Ты когда-нибудь к моему носу присматривалась? Ведь никакого греческого профиля. У меня нос, как у какой-то Маньки со Средне-русской возвышенности — картошечкой. Вот я ему другую форму и придаю.

   Маша склонилась к Шурочкину лицу и внимательно изучила означенный орган в профиль и анфас.

   — А, по-моему, баклажанчик. Такой же опухший и синюшный.

   — Манюня, вот ты, блин, мичуринка-огородница! Да я свой нос по нескольку раз на дню изучаю. Никакой тебе не баклажан, самая настоящая картошка… точнее, картошечка, — сказала поборница идеала, осторожно ощупав пальчиками распухший нос.

   Подруга в очередной раз внимательно изучила лицо подруги и с нарочитым сомнением произнесла:

   — Ну, если и картофель, то — ноздреватый.

   — Машка! Я тебя счас убью! Издеваешься еще. Счас как дам по носу, сама станешь, как картофель с карими глазкАми!

   Женщины наглядно подтверждают теорию Чарльза Дарвина о том, что человек произошел от обезьяны. Причем, от разной. Если мужчины — от гориллы, что достаточно спорно, есть еще орангутанги. То женщины — определенно, от мартышек. Только мартышки, женщины и маленькие дети обожают повторять все, что увидели. Не успела Шурочка и глазом моргнуть, как Маша схватила прищепку и прищемила ею свой нос.

   — Ай! — в тот же миг вскрикнула она. — Шурш, это же больно!

   — Конечно, больно, — согласилась подруга. — А я вот так страдаю уже третью неделю. Но терплю! Пробовала и засыпать с прищепкой, но во сне забываю дышать ртом, задыхаюсь и в ужасе просыпаюсь. Зато нос, похоже, начал менять форму.

   Маша, выслушав, кивнула головой и скрылась в туалете, откуда вышла через мгновение, держа в руках швабру на длинной деревянной ручке.

   — Надо еще одну такую найти, — деловито проговорила она.

   — А это зачем?

   — Ну, я подумала, исправлять, так — все. Палки можно к ногам примотать, чтобы выпрямить. У тебя еще и ноги кривоваты.

   Когда Маша с визгом мчалась по лестнице, спасаясь от разгневанной Шурочки, дребезжали все стекла в подъезде.