Гаврилиада

    Монастырь старинный, огромный, едва ли не во весь город, в котором разместился. Восстановленный в девяностые, нынче монастырь наполнен службой, паломниками, святостью. Стоянки у монастырских стен  заполнены машинами с номерами едва не всех российских регионов.
   Приткнул свою «семерку» и я. Уже  привык приезжать сюда, как в больницу - всякий раз, когда становится не по себе.
   День выдался замечательный, предосенний. Сам монастырь золотится спелыми небесными боками, как яблоками второго Спаса, и хорошо здесь побывать – побродить именно одному, в раздумьях.
   Наверное, есть на мне какая-то греховность, иногда, в самый неподходящий момент, подпускающая даже в монастыре шпильку сомнений собственной  набожности. Не могу , например, заговорить с крупными телом  монахами, похожими на вороненых египетских жуков-скоробеев. Боюсь, что они и слова-то «аскеза» не слышали.  Покоробил и приезд в монастырь нездешнего архиерея – главы  недавно образованной  православной митрополии. Поезд из дюжины дорогущих иномарок  с седоками  в  золотом шитье и с литыми крестами. Когда митрополит загонял стадо из своих машин на нарочно для него очищенную – и от моей «семерки» тоже – автостоянку, когда его встречало многочисленное монастырское начальство на виду у оттесненных в сторону паломников – я вспомнил картину Александра Иванова «Явление Христа народу». И – Боже праведный – насколько скромнее выглядит на ней сам Спаситель по сравнению с его напыщенным слугой !
   Вот потому и хожу по монастырским храмам один. Постоял в сторонке на молитве у святых мощей, приложиться не набрался  духу…
   Перед тем, как уехать, пошел ко святой  купели, что поставлена за стенами монастыря, у маленькой красивой церквушки. Вода в купели бесплатная, но чтоб набрать её – можно купить пластиковую бутылку рядом в ларьке, между купелью и церковью.
  За пустыми бутылками очередь. А рядом, на береговом граните – монастырь  стоит над рекой – плохо выбритый неряшливый тип пьет пиво из бутылки с крупной надписью «Толстяк». Тип отрывает губы от бутылки и говорит:
   -Щас допью и отдам бутылку. Бесплатно.
  -Да не надо, - говорю. – я и в очереди постою.
  Тип допивает в несколько мелких глотков и протягивает мне посудину:
  -Это вы напрасно. В тех монастырских бутылках святости ничуть не больше, чем в моём пластике.
  -Дело не в святости бутылки, а в святости воды, - пытаюсь отвязаться от типа. Он буквально цепляется за мой рукав и говорит, указывая на купель :
  -Да святости и в воде-то нет никакой! Ей вообще нигде нет, святости!
   Осторожно освобождаю рукав:
   -Тут у каждого своё мнение. Не было бы святости – не стекались бы люди потоками в монастырь.
   -Люди ! – хмыкнул тип.- Может, ещё скажете, что и монахи – люди?
   -Скажу, - я  не стал брать у оборванца бутылку и сделал шаг в сторону. Но он меня остановил следующим заявлением:
  -Я тоже монах…
  Я остановился, недоверчиво глянул в его голубые, с лёгкой хмелинкой, глаза.
  -Был, - поправился тип. – Вот в этом монастыре и подвизался чуть не двадцать лет. Почитай, с того дня, когда обитель опять отошла к православной церкви.
  …Стоп, стоп, говорю себе. Это человек допился до чертиков, или с ним стОит поговорить.
   А тип взгромоздился на камень и озорно глянул на киоск с бутылками :
  -Ну – ступайте себе, а то посуды не достанется.
  -Да ладно с посудой, - я взял пустого пластикового «Толстяка» и опрокинул его горлышком вниз, скапывая остатки пива. – Я вам новую полную куплю. Только расскажите – с чего это вы так  о монастыре нелестно говорите?
  Он хлопнул ладонью рядом с собой на камне, и я послушно  присел. Камень отдавал нутряным теплом, накопленным за день.
   И просидели мы долго.
   Знаете – я и сам кого угодно заговорить могу. Вопросов у меня к миру и Богу – выше крыши, и я умею вываливать  их на головы собеседников. Но неведомый тип оказался человеком, свалившие мне мои же вопросы в количестве, доселе мной незнаемом.
   В нескольких словах история моего нового знакомого такова:
  - Родился в семье доктора математических наук и пианистки. Отец служил в закрытом почтовом ящике, мать после моего рождения перешла в домохозяйки. Учился в школе с математическим уклоном, потом – на физмате университета. Обеспеченный , рафинированный мальчик. Жил математикой, ещё на втором курсе увлекся теорией дифференцированного нуля и перелопатил труды классиков по тематике. В общем – к сорока годам росовался в моей перспективе лысоватый полноватый доктор наук со всем набором регалий и званий. И всё бы ничего, но точил меня червячок сомнений. В  той самой тории нуля всё сходилось и было понятно, за исключением одного: она не могла работать, но работа, вопреки всяческой логике.  Вы не математик? Жаль… Ну, не стану забивать вам головы, объясню на пальцах. Если доходчиво, но нуль – это бесконечное арифметическое  выражение, в сумме дающее нуль. То есть , всё существующее возникло из ничего, то  есть из  нуля, и  в сумме всё существующее дает тот же самый нуль. Получается – всего, что мы видим и имеем – на самом деле нет. Но оно есть ! Есть вы, я, этот монастырь, бутылка из под пива, вот этот камень…
   И я никак не мог найти звена, зернышка – почему ж эта мёртвая математическая модель живёт, работает? Ответа нет ни у кого из  великих. Диофант, Теон, Ньютон, Ломоносов, мой отец даже не задавали себе такого вопроса. Ну – работает и работает, и давайте использовать эту комическую машину.
   И тут как-то, на волне моды на религию, заскочил я с однокурсниками в церковь. Маленький  храм с голубым куполом посреди каменных серых коробок. Старичок –священник совсем из аввакумовых времен принял нас, как старых испытанных прихожан. Не знаю, что произошло в тот день, но священник этот стал первым человеком, который для меня олицертворил собой правду.
  И я стал-таки прихожанином! И со временем понял, что космическую махину дифференцировнного нуля движет никак математически не учтенная человеческая душа, Божья её суть.
   И соединенная с верой математическая теория получила свою полную завершенность. Я защищал диплом по с моей методике, но… с треском его провалил.  Как дважды два четыре на кафедре мне объяснили, что издавна принято так: мухи отдельно, а котлеты отдельно.Нуль - сам по себе, душа - ...а есть ли она вообще?
  На улице заканчивалась перестройка. Господне перепутье поставило передо мной вот такой же гранит, на котором сидим,  с надписью : направо пойдёшь – станешь учителем математики в сельской школе, налево двинешься – сопьешься, а прямо ступишь – голова с плеч.
  Понятно – я пошёл прямо. Туда, куда направил меня с рекомендательным письмом мой священник – вот в этот самый монастырь.
   Было самое начало девяностых годов. Тут полный развал и разруха – после советов штукатурка с росписями осыпана, куполов нет, в подвалах хлам вперемежку с человеческими костями.
   Нас, трудников разновозрастных, собралось в артель почти тридцать человек. Все здоровые, надежные, верующие. Посмотрите сейчас на монастырь – это мы горы своротили! 
   Я, как уже говорил, из семьи благополучной. Отец сейчас вообще за границей лекции читает, мать жива – одна в огромной квартире.
  Так вот – жили мы первые годы в монастыре, словно в невидимом граде Китеже. Артельный котел, общий кошелек, единая молитва.  За стенами пули  и бандитизм, а мы тут – как у Христа за пазухой. Работали  до солёных потёков промеж лопаток, но счастливы были!... Я уверовал в Бога окончательно. И что интересно – всем своим  математическим знаниям находил твердое подкрепление в вере.
   Но время шло, и в воздухе что-то начало меняться. И если космическая картина мира мне оставалась понятна, то жизнь на земле всё больше расходилась с математическими постулатами.
  Стала давать трещину и научная база построенного мною для себя умозрительного космоса. «Как же так? – ужами вползали в душу первые сомнения , - всё продумано и редусмотрено Богом, - а откуда же берутся дурные люди? Вот мы – первые трудники монастыря – были настоящими братьями. Понятно, что так удумал и сотворил Бог. Но вот стали в монастыре появляться откровенные стяжатели. А если знать, что без ведома Бога ничего не происходит, то Он – в курсе монашеской жадности?
  А вот на Слободке раскрылась утешная квартира для отца эконома. Это как?
   Я понимаю – отец эконом – человек грешный, а Бог дал ему право выбора – идти по бабам на Слободку, или становится ко всенощной. С отца эконома взятки гладки. Но Самому-то Богу это зачем? Ведь знал, а не упредил!
  Стал задумываться о себе, о своей жизни. Ощутил кожей что всяк мой поступок и проступок у Него в книжице. Но вот чего не понимаю.
  Вот я, имярек, к тому времени уже отец Питирим, случайно узнаЮ, что монастырское  свечное  заведение уже давно, оказывается, никакое не монастырское, а является неким ЗАО с главой района – главным акционером. А тут Патриарх едет на открытие восстановленного собора. Вот я и в раздумье – идти к Святейшему на прием по сему поводу – или не высовываться?
  Совесть говорит : поступай, как поступил бы Христос.
  Легко говорить – как Христос! Я, чем больше вхожу в Евангелие, тем в большее сомнение впадаю. Судите сами. Христос – Сын Божий. Он приходит в мир, чтобы спасти все народы, всех иудеев и эллинов. Он несет в мир вечное счастье.
  Но давайте разбираться. Вот Христос приходит в Палестину и призывает к себе в апостолы двенадцать здешних мужчин.
  А теперь смотрите. Он заранее знал, что эти люди обречены на лишения и смерть только потому, что пошли за Ним. И это при том, что Самому Христу ничего не угрожало. И не сердите меня напоминанием о том, что Христа мучили и распяли. Это был спектакль режиссера-Отца, где главный герой изначально знал, что не умрет, поскольку бессмертный.
  Теперь дальше. Ладно бы пострадали только апостолы. Но Христос, в божественности Своей, не мог не знать, что тысячелетиями имя Его станет поводом к бесконечным войнам, морям крови.
  Знал. Заничит, все несчастья, принесенные Христом в мир, случились с Его прямого попустительства. И в моем случае Он знает, чем обернётся для меня обращение к Патриарху. Я молюсь и прошу «Господи, помоги поступить  правильно».
  Молчит и словно за моей  спиной потирает руки. После миллионов убитых во имя Христа ещё один пострадавший за донос патриарху  – разе это жертва!.
  И я смолчал. Струсил, потому что перестал надеяться на Бога.
   Знаете мозг математика, словно забытый включенным компьютер, продолжает работать и днем и ночью. Если на заре девяностых до меня дошло, что теория дифференцировнного нуля работает лишь при благом  влиянии  на неё Господа , то теперь я несколько пересмотрел эту позицию.
   Я понял, что Бог не благ, а нейтрален!
   То есть – Он вдохнул в мироздание жизнь, но дальше пустил все на самотек. Видимо, ему самому интересно, куда скатится сотворенная им Вселенная.
  А потом в феврале, на Сретение, позвали меня в деревню на отпевание. Праздник двунадесятый, старец Симеон две тыщи лет назад принял  в храме Христа на ромены, а я встретил Настасью Алексеевну. Помните у Достоевского  образ из "Идиота"? Так я вам скажу – до моей знакомой Достоевский не дотянул.
   Мне всего тридцать с лишним, женщин почти не знал. Ну – баловался в институте, потом уже трудником здесь в городе с одной продавщицей грешил…Все не то!
   Тут с ума сошел. Понесло меня, Бога забыл. Отец  архимандрит  вызвал и отбранил, как следует. Дескать – все мы тут – не божьи овечки по женскому делу, но надо же и приличие иметь. Тем более – первым канонархом тебя думаем назначить.
  А я от отца архимандрита – да к Настасье Алексеевне. Среди ночи она спит на моей руке, а я размышляю. Вот, думаю, этот мой грех. Знал о нём  Господь  заранее? Знал, ибо опять-таки – без Его ведома  волос с головы не упадет. Упредил Он меня? Нисколько.
  То есть , думаю я, бес меня толкнул в ребро, а Бог опять в сторонке потирает руки. Небось ещё – вот тут, у изголовья всю ночь и простоял.
  Прости господи, позвольте перекрестится.
  И вообще, думаю – Бог с дьяволом часто на наш, людей, счёт без нас договариваются.  Вот в Чечне война идет. Людей бьют, имение отнимают, здоровья лишают Это же наглядная Книга Иова наших дней! Помните, где Бог отдал Иова дьяволу на муки, чтобы испытать его, Иова, любовь к Нему, Господу Богу?  Так вот и теперь – Бог с небес отдает горцев на муки  президенту с тем, чтобы испытать их любовь к Богу.
  Да и разве весь русский народ нынче - не коллективный Иов многострадальный?
  Так вот и поплыла весенним ледком  моя дифференцированная любовь к Богу. Однажды я вышел из монастыря с тем, чтобы в него уже не возвращаться. Я не расстрижен, и вообще не проходил процедуры изгнания из чернецов. Но сразу после этого моя Настасья Алексеевна резко отвернулась от меня, и я оказался на улице.
  Спустя пару недель я уже был своим в кругу городских бомжей. И знаете что меня потрясло?
   Если где и есть Бог благой – так это как раз в среде отверженных. Я не зря остался монахом, потому что бомжей тоже можно метить монашеским клеймом: «для мира умер еси». Но если в монастыре кублом живут человеческие страсти, то у бомжей все открыто и честно. Тут никто не прикидывается, тут вор есть вот, сифилитик – сифилитик, а  бывший филолог – просто бывший.
   Я тоже постепенно спиваюсь. Могу ли остановиться? А зачем? Господь ведь все видит. И если попускает мою медленную смерть , значит – так Им и задумано.
  И это тоже точно ложится в теорию дифференцированного нуля. И я открою вам страшную тайну. Исходя из этой теории, ноль содержит в себе информацию о том, что во Вселенной вообще ничего и никого нет. И даже самой Вселенной нет.
  Но самое печальное - нет и Бога. Нигде. Он так сотворил этот мир, что Творец тут , как раз, и лишний…

   Я осторожно  сполз с похолодевшего подо мной  валуна и медленно раскланялся с сорокалетним щуплым типом, по виду тянущим на все семьдесят лет. Почти мощи...


        .  .  .
   …Когда я уже подъезжал к Бирючу – пришлось прижаться к обочине. Мимо меня на бешеной скорости промчались все двенадцать автомобилей возвращавшегося домой митрополита. Я вышел из машины и долго стоял на обочине, ещё хранившей фантомные тени  и запахи сиятельного кортежа.
   …тени и запахи. А может, мне показалось, и никакого митрополита тут не проезжало. Зато от перелеска покажется бредущий по пажитям Христос...