Овечки под зонтиками...

  (Автор иллюстрации - А.Селивончик)



 … Вот уже почти год длилась их виртуальная переписка, и Он снова  подумал, что  Пути Господни, действительно,  неисповедимы. Потому что эти совпадения они непонятны, необъяснимы… Может,  это и есть те самые Пути…    Захотелось закурить, хотя  месяц  назад  Он взял да бросил, решив,   что курить не  будет. Никогда.  Ему, вдруг, показалось, что Она видит   дырки от сигарет на его свитере, пожелтевшие от табачной крошки пальцы, и подумал,  что  ей, наверное, это может быть неприятно…

    …Во Франкфурте была пересадка, и целых пять часов оставалось до рейса на Дублин. И  Она заранее, боясь опоздать, пошла туда, где  нужные «гейт», высветившиеся на табло. А в результате  опоздала, потому что в какой-то момент  номер  «гейт»  поменяли, и  это как-то прошло  мимо неё, когда объявляли…  А потом  Она  услышала, что посадка на Дублин заканчивается и стала метаться, побежала туда, куда указал усатый  толстый немец в униформе, но было поздно. Она не была VIP-персоной. Ей сказали, что поздно…   Самолет улетел. Вместе с сумкой. 
   После Она сидела   в полицейском участке  на первом этаже  аэропорта и   плакала, изо  всех сил  стараясь не всхлипывать.  Молодая немка  не могла понять, почему эта худенькая женщина  никак не успокоится, ведь все решилось. В транзитной зоне можно оставаться и дальше, шенгенская виза для этого не нужна, а    утром будет рейс на Дублин, придется лишь доплатить 40 евро. И  с багажом   договорено,   его перекинут из одного самолета в другой….    А Она не могла остановиться,  потому что  все это нахлынуло  на нее,  почему-то,  здесь и сейчас,  словно  ей стало   окончательно понятно,  опоздала  Она не только на самолет…   Но немке разве об этом расскажешь,  что значит опоздать, опоздать жить  без страха…  Навряд ли она поймет,  каково оно,  жить, в ожидании размена,  в одной квартире  с бывшим мужем.   И как  это было сложно, решиться… и на размен, и на развод,   хотя  мужского плеча, по сути, рядом с ней не было никогда. Только иллюзии, а еще надежды, что бросит пить, что уйдет черная, порожденная какой-то дьявольской силой, ревность, что он  вновь станет таким, как  двадцать с лишним лет тому назад, когда было синее-пресинее  стройотрядовское лето   и прощальный  вечер перед отъездом в город.  И в ту летнюю  ночь все созвездия сплелись объятиями в объятия… Такое было небо… И они тоже, всю ночь просидели, обнявшись,  под этим небом, пока их сокурсники  пили вермут,  громко  распевая  песни под гитару…         Пожалуй,   это присуще только женщинам, возвращаться в ту самую  ночь,  в которой и близости-то, той, что между мужчиной и женщиной,  не было… а только созвездия… и  надежды.    Надежды были  еще очень долго,  после того, как они поженились, вернее, просто расписались, устроив  вечеринку для самых близких друзей. 
      Все закончилось как-то сразу,  в один миг, когда  Женька,  сын,  студент, приехав на каникулы,   тяжело сломал ногу. Она тогда  сидела возле компьютера,  готовила  к сдаче квартальный  баланс,  а супруг, приняв очередную дозу, пытался «воспитывать» ее.  Почему-то   его всегда очень  «беспокоил» её моральный облик.   И Она каждый раз, не задерживаясь, чтобы,  не дай Бог,   не подумал чего,  летела  с работы,  опасаясь скандалов, упреков…  Не помогало. Вот и тогда  он стоял и пьяно бормотал, какая же она стерва,  вечно тянет её налево… А когда сын, не выдержав,      попросил не скандалить, уйти в другую комнату, то   в нем будто сорвало последнюю  пружину.  Качнувшись, он ударил её   по щеке грязной, липкой от вонючего пойла,  ладонью.  Подскочив на одной ноге, Женька  отбросил отца в сторону, и это, похоже, отрезвило гундосящее,  с пустыми глазами,  существо… А заодно и ее.   Она-то давно умом  понимала,  что  не сложилось, что тот  парнишка, из синего лета… он так и остался там, в том лете… это другой человек.    С ней же  не осталось уже ничего, только   жуткое чувство вины перед сыном…. Какую  семью Она «сохраняла»  двадцать с хвостиком лет?   Все это нахлынуло…и почему-то здесь…
    В аэропорту  Она еще не ночевала.  Ни разу.   Ее познабливало, и   на жестком  сидении совсем не получалось, как Она любила, свернуться калачиком.  Зато обнаружился бесплатный, «халявный»,  интернет.  И когда  какой-то парень  освободил место у  монитора, Она быстренько уселась  в металлическое  кресло  возле   экрана…  Щелкнула, не задумываясь,  по незакрытой вкладке,  и оказалась на  сайте современной прозы, а потом и на  его  странице, став «неизвестным читателем», который просто-напросто «утонул»  в ту ночь в его рассказах… «Утонул»,   ощутив то,   что и болью-то назвать тяжело…  Захотелось закрыть лицо ладонями и спрятаться… Был ли Автор одновременно  героем  своих произведений? Она не знала… и  разве это было важно...  Она поняла сразу, поняла  сердцем, что в эти,   причудливые,  на первый взгляд,  сюжеты вплелась и его непростая  жизнь.  Она, не видя,  «увидела» его там, в этих строчках-предложениях, наполненных счастьем,  болью  и  тоской… они ведь всегда рядом…  Настоящая Любовь-Счастье и  Боль-Расставание…   Может, это потому, что на нее перед этим «нахлынуло»,  Она не знала,  почему так, так  остро…
     Утром Она улетела,  и все  тревожное, грустное,  спряталось,    когда Джон    крепко обнял и расцеловал ее, встретив  в   Дублинском аэропорту.  За прошедший  год его колючая борода стала совсем белой, зато Айлин совсем не изменилась.   И в доме у них почти ничего не изменилось, только появился очередной, четвертый по счету,  «усыновленный пес»… Дом  Джона и Айлин, ее  давних друзей,  был  теплым, там места хватало всем, и тепла… Там  она  часами   сидела    у камина,  долго-долго сидела,  подбрасывая куски угля в огонь и подталкивая их в пламя огромными черными щипцами,  напоминающими орудие средневековых пыток.   Камин у ирландцев – святое,  это уже не ирландский  дом, если в нем нет камина… а просто  жилище… 
   И в этом доме она  чувствовала  себя ребенком,  потому что   в постели, заботливо приготовленной Айлин,  каждый вечер  лежала  грелка с горячей водой.  Смешная грелка   в  мягком белом футляре,  напоминающем носок домашней вязки …  Айлин  знает, что она жуткая мерзлячка… 
     Когда вечером,  незадолго до отъезда,  они  прогуливались по берегу моря,  снова  подумалось о нем,  о том  Авторе…Захотелось, чтобы и Он шел рядом…   Может, тогда и ему стало бы  легко и спокойно, если бы Он просто шел  рядом, потому что Ирландское море – оно такое…ну, оно настоящее, что ли…  Оно даже летом не слишком теплое, и не такое яркое, нарядное, как Красное,  с его ухоженными пляжами, зато настоящее… 
    Чтобы написать письмо Автору, надо было открыть  свою страничку. Она так и осталась пустой, ее страничка,    а  е-мейл улетел. Потом Она пожалела, что написала, вернее, заволновалась, правильно ли это было…что  Она  всё так и написала, рассказала, что  опоздала на самолет, а потом читала его рассказы… И что они очень пронзительные, от них   больно…. И так не должно быть, потому что в жизни  ведь по-всякому.   Вот, пусть он пишет,  обязательно пишет дальше, только так быть не должно, что все плохо…все рассказы с плохим концом….
     Он   тоже, Он заволновался тоже, когда получил   тот  е-мейл,   потому что  все в нем  было  как-то необыкновенно  искренне, без всякого потаённого смысла,   без  желания познакомиться, как это бывало у некоторых женщин, которые  читали  его рассказы, а затем писали рецензии, и письма автору тоже писали… Это… это было словно тебе улыбнулись издалека, а потом прижались к твоему плечу и сказали, что всё обязательно, всё  непременно будет хорошо, ты только верь…
        Он не знал, какая она, сколько ей лет… И все это было непонятно, что он заволновался, у него даже покраснел нос, его большой нос, которого он стеснялся… И то, что  ответил ей,  совсем непонятно.  Не собирался Он вовсе  с кем-то переписываться…
      Потом они долго удивлялись, что Пути… те самые Пути…и желание,  не зная  друг  друга,  хотеть очутиться рядом, хотя это совсем по-детски, да…?, Словно он есть на самом деле, тот  цветик-семицветик, стоит только сорвать лепесток  и ...  Так ведь не бывает, правда… не зная,  хотеть  очутиться  рядом…
   Оказывается, бывает.  Чтобы   не говорили, какую подоплеку не искали бы те, кто объясняет  виртуальные  отношения неустроенностью, поиском свежих эмоций,  одиночеством...  Чтобы не говорили…. Да и кто это  может  знать,   почему и как  иногда совершенно незнакомых людей   бросает    друг к другу, здесь,  в этом шумном реальном мире,  и  в пространстве, которое принято называть  виртуальным?   Это все тайна, тайна для людей, которую не спешат раскрывать Небеса, зная наперед, прыгать с крутого утеса своей Судьбы можно и тогда, когда, казалось бы,   уже всё расписано Там…  Прыгнуть и…лететь, замирая, умирая, и вновь, воскресая, чтобы  лететь….
     Поначалу Она  даже злилась  из-за того, что завязалась эта переписка…вернее, злилась на себя,   оттого, что  стала так  ждать его писем, а еще  скучать но нему. Его е-мейлы  были короткими,  но разве важно, сколько их,  слов…Это было счастье, открыв почту, прочитать: «Приветствую тебя! Видишь  большой лопух с божьей коровкой ?!  Он   с моего огорода!  Мой тебе подарок :) Не грусти, пусть день будет мягким..».  И день становился мягким, и уходило «рваное» настроение, потому что был  лопух, и божья коровка на нем… И нельзя было не улыбнуться…  И Она все время удивлялась, что можно так вот «прикасаться» друг к другу… Незримо  прикасаться сердцем… И беречь друг друга, не расспрашивая, не выспрашивая,  понимая, что у каждого за спиной слишком  много того, бездонно-горького,   что пропитало   их жизни насквозь.
  Наверное, их роман, их  виртуальное общение,  были  странными.    Без  приторно-ласковых   слов,  обещаний  скорого свидания….Но в какой-то момент из писем  почти исчез и  легкий, шутливый тон. Что-то изменилось.  Они будто замерли,  прислушиваясь,  приглядываясь  к себе,  словно  поверить не могли…  что   оно такое… бесконечное доверие друг к другу вперемешку со   щемящим  чувством  грусти от того,  что  некий «сбой» случился  в  свое  время во Вселенной. А  он, наверняка, был, этот «сбой», раз их  встреча, пусть себе и виртуальная,  произошла только теперь…
     Лишь спустя полгода  он решился  позвонить... А еще рассказать о себе, хотя Она и не просила… Она,  словно,  уже видела, это  «плохое кино»…
 Это Он так сказал, что у него было в жизни, как в плохом кино…
   Люба... Самая красивая девочка на потоке, и имя, самое красивое…. Их, девочек, на физфаке было немного. Она была  очень яркая  и умная. Редкое сочетание.  И Он никогда не думал, что она согласится стать его женой. Потому что  Он не умел петь и  играть на гитаре, как его друг Вовка,  Он даже  танцевать толком не умел… Цветы – да.. Цветы он ей приносил, а когда  от стипендии ничего не оставалось, Он приносил  каштаны…  той осенью  он приносил ей каштаны…  и они были немного влажными,  блестящими,  словно глаза у лошади…  Цветы,   каштаны и стихи… Как получилось, что  она выбрала его – загадка. Вовка шутил, «это потому, что ты большой и добрый».   Ему часто  говорили, что Он   похож на медведя Умку, большой, добрый.
    Добрый… Однажды, придя домой,  Он увидел записку: «Так лучше, если я   уйду.  Прости». Наверное, так было действительно  лучше, не видеть её   глаз.  Лучше и потому, что соседка  только после ухода жены доложила о том,  что  Вовка уже как-то ночевал у них,  когда Он уезжал к отцу в соседнюю область.     Иначе…он просто убил или покалечил бы и её  и  Вовку…  А это   неправильно, разве  удержать можно…   
   Пил? Да… Пил, гулял, пытаясь найти в каждой новой женщине черты Любы, той самой Любы... И женщин было много в его жизни, и  ярких,   молодых  однодневок, и  постарше, тех, кто прикипал к нему, искренне, по бабьи,  пытаясь обогреть,  обласкать,   но в итоге  он просто «ускользал» от них, от их заботы,
 их  желания что-то узаконить, упорядочить.   
   Нет, он нисколько не осуждал разведенных, как и он,  мужчин, вдовцов… тех, кто искал,  с кем бы «доживать в старости».      У него по-прежнему  были желания,  эти мужские желания женщины, потому что природа…   Но Он  понял,  ни тепло, ни забота… ему не нужны,   если просто «доживать».   И это, до конца  осмысленное понимание,  пришло к нему   после встречи с ней, встречи  в том самом виртуальном, но теперь уже совершенно реальном для них пространстве….  Враки, что мужчина не может оставаться один.  Или он был «неправильным» мужчиной, потому что не хотел… просто «доживать»…?
    Позвонил друг.
 - Слышал, уже метро не только в Москве взрывают !
 - Ты о чем…. ?
  А потом Он  не мог, не мог ни  спрашивать, ни говорить. Включив телевизор,  Он смотрел на экран и боялся смотреть… Почему-то, помимо воли,  в памяти всплыла инсталляция, увиденная на заезжей выставке современного искусства…. Много-много крестов на черном поле  и надпись…  Не зная немецкого,  Он уловил смысл: «Для государства – статистика». А рядом одинокий крест и снова надпись: «Для человека – трагедия». 
   А люди  бежали, падали…. Показалось, что мелькнула  знакомая по фотографиям  фигурка, худощавая, как у подростка.  Она писала, что в этот день собиралась на  книжную ярмарку,  которая      в пяти минутах от этой    станции метро…
    Мобилка, мобилка  почему-то не находилась… да где, же эта мобилка чертова….   
  Шел гудок, один, другой, третий…  И целая дюжина вызовов,  неотвеченных  вызовов.    А потом были списки в интернете … Теперь оно  быстро, в этом виртуальном мире… Можно узнать  почти мгновенно  то, что ты не хочешь знать, слышать, от чего ты хочешь закрыться ладонями, как когда-то хотела закрыться ладонями  Она, прочитав его  рассказы…
    И вдруг ему  подумалось, а ведь Она всегда рада была его слышать, и Он знал, что это так. Рада всегда, даже тогда, когда  день был хлопотным и   настроение «рваным»,  потому что неспокойно  дома.   Всегда рада,  и это  удивляло его… Такая неподдельная детская  радость.  А еще Она иногда молчала,  и  говорил лишь   Он, и совсем не то, что хотел ей сказать… И только на последней минуте  у него прорывалось поспешное «будь в настроении, целую тебя». Остальные слова словно исчезали  в осенней дымке.   Впрочем,  отчасти они и были дымкой, сотканной из снов, надежд…. И в дымке этой витал еле слышный,  почти неуловимый  запах  страха. Он боялся  привязать ее к себе словами…  Так  бывает, когда ты понимаешь, что человек тебе  дорог, очень дорог.  И тогда   все самые важные  слова  остаются в той самой дымке, хотя они совсем простые, эти слова…   Но  уже  случилось, то, чего Он опасался… Даже без  тех, что в дымке, слов… Случилось, потому что  Пути…И Он привязал ее к себе уже навсегда…
    Через два дня   ему позвонила женщина. Голос был незнакомый. Он  никак не мог понять,  что ей надо….  зачем  он должен ехать на вокзал к  половине десятого вечера…  Выяснилось, это  проводница, у которой был для него какой-то    пакет.
   Небо не обрушилось…. Оно оказалось  не таким зыбким. Он сидел на кухне,  у открытого настежь окна,  и думал, что за миллиарды лет оно, небо,   привыкло ко многому.    На столе, рядом  с  раскрытой картонной коробкой и  листком бумаги, стояла кружка, голубая  ирландская кружка с овечками, которые прятались под зонтиками.    Там ведь, на Зеленом острове,  дожди часто… Дожди, а еще  туманы, как и над  Невским. Там и  теперь моросил дрожащий, мелкий  дождь.   Овечки  с кружки смотрели на него из-под зонтиков  укоризненно, или  ему казалось, что так  они  смотрят…   
      Буквы были  вначале аккуратными, а потом «заспешили»,  Она торопилась.
«Здравствуй,  счастье мое бирюзово-синее!   Спешу передать тебе с Татьяной, бывшей соседкой, маленькую посылку. У нее сегодня рейс в Ваш город, представляешь!!!  И все впопыхах,  хорошо, что  хоть успела купить  пару шоколадок… Там еще  кружка, та самая, которую я привезла из Ирландии. Помнишь,  из нее  мы пили с тобой «виртуальный» чай с листьями смородины… Ты еще шутил, что, мол, смотри, не разбей ее,  это уже  реликвия.   Между прочим, через неделю  год, как мы «встретились».  Вот, это мой тебе подарок!!!   
   Буду ждать твоего звонка. Знаешь,  никак  не привыкну  к тому,  что можно тебя слышать.  Обнимаю тебя, самый хороший, самый лучший  в мире  Умка. Береги себя!»

 … Над его  городом все еще шел дождь…  В ту ночь он шел и над Корком, и над  Дублином… И  овечки  с кружки  смотрели на него из-под зонтиков    укоризненно, или ему казалось, что так  они смотрят…