Батюшка Дон кн. 3 гл. 8

В окружной госпиталь Пятигорска, где постоянно работала военным врачом Юлия Коновалова, летом 1942 года начали поступать первые раненые из числа отступавших от Ростова советских частей.
- Вчара привезли симпатичного старшего лейтенанта! - сообщила ей подруга Нина Плотникова. - Писанный красавец…
Чернявый старший лейтенант Родионов был ранен у небольшого хутора в донской степи. Когда пришёл в себя, увидел, что ему ногу своей косынкой перевязывала какая-то совсем молоденькая девочка, лет двенадцати.
- Что ты делаешь? - не сразу понял он.
Вокруг стояли деревенские бабы и платками обмахивали раненого офицера. Когда увидели, что он глаза открыл, проговорили:
- Слава Богу, пришёл в себя лейтенантик...
Они позвали красноармейцев, которые перетащили его к командному пункту дивизии. Почти километр несли на руках. Там стали готовить к операции. Лежал Родионов на сырой соломе, а рыжий врач спросил:
- Когда ранили?
- Вчера, - ответил раненый.
- У нас приказ, - заявил военврач, - если сутки прошли, то ампутация!
- Не дам!
- Гангрена может быть… - предупредил доктор. - Умрёшь дурак.
У старлея висел пистолет на боку. Он руку положил на кобуру и сказал:
- Если ногу отрежете - застрелюсь...
- Ну, ты даёшь! - хирург решил рискнуть.
Только сразу предупредил, что никакого наркоза не будет:
- Надо терпеть!
Дали выпить водки. Врач предложил:
- Ты мне только что-нибудь рассказывай, чтобы я слышал, что ты сознание не потерял.
Родионов стал читать начало десятой главы «Евгения Онегина». Вдруг резкая боль, аж сердце сжалось. В глазах потемнело, и он куда-то провалился. Через какое время пришёл в себя и понял:
- Лежу не на соломе, а на простыне.
Ощупал бок, нет кобуры с пистолетом. У него всё внутри оборвалось. Спросил у соседа:
- Браток, скажи, пожалуйста, у меня обе ноги на месте?
- Обе.
Офицер не поверил, приподнялся на локтях. Лежал в одной коротенькой рубашечке.
- Обе ноги на месте... - выдохнул он. - Правая забинтована. 
Когда дело пошло на поправку, его отправили в тыл. Погрузили раненых в телячьи вагоны, двигались очень медленно. Всё время над поездом кружили немецкие самолёты и, не обращая никакого внимания на красные кресты на крышах вагонов, обстреливали из пулемётов, бомбили. Родионов ехал на втором этаже возле маленького окошечка. Сосед попросил поменяться с ним местами:
- Слушай братишка, понимаешь, я задыхаюсь. Дай немножко полежу на твоём месте.
- А перелезть через меня сможешь? - спросил старлей.
Он кивнул, с трудом перебрался, и лёг возле самого окошка.
- Хорошо-то как! - сказал бедолага.
Тут случился очередной налёт. Снова засвистели пули и осколки.
- Вдруг я услышал, что раненый, которому место уступил,вскрикнул, выгнулся неестественно и затих… - об этом офицер рассказал новым соседям в госпитале Пятигорска. - Готов. Наповал.
- Судьба... - согласились слушатели.
Юлия Коновалова стояла в сторонке и слушала исповедь офицера. После встречи с Григорием она любила слушать всевозможные военные истории. Она смахнула набежавшую слезу и шагнула к кровати раненого.
- Вам бы Родионов поменьше разговаривать! - нарочито строго сказала она.
- Наше дело теперь только болтать! - весело откликнулся словоохотный старлей.
- Говорите, - буркнула девушка, которой хотелось выглядеть солиднее. - Я перевязку буду делать.
- Будьте так любезны! - заигрывал с ней раненый.
- Терпите, сейчас будет больно…
- Да это ерунда! - храбрился молоденький старлей. - После того что мне делали в передвижном госпитале я всё вытерплю…
Юля осторожно сняла присохшие бинты. Родионов заметно побледнел, но терпел. Ходячий сосед по палате пересел ближе и, глядя на страшные раны старшего лейтенанта, попросил:
- А ты расскажи, как там было.
- Перевязку мне делали так, - охотно откликнулся раненый, так ему было легче переносить боль. - С одной стороны в рану вставляли бинт, с другой его вынимали. Рана же сквозная и как двуручной пилой начинали чистить.
- Специально что ли?
- Вверх-вниз, вверх-вниз... - закрыв глаза, говорил Родионов. - Боль адская... В глазах темнеет, сердце опять сжимается, и теряешь сознание.
- Вот садисты!
- Но чистить нужно было обязательно, чтобы не было гангрены, - заступился за врачей пациент. - Гноя очень много скапливалось.
Коновалова почти закончила перевязку. Родионов, видя, что мучения заканчиваются, заметно повеселел.
- Как там было на Дону? - спросил любопытный сосед.
- Хреновато! - помрачнел боевой офицер. - Отступали без роздыха.
- Так и сюда немец скоро допрёт…
- Переправлялись мы через Дон в районе устья реки, - поделился он воспоминаниями. - Переплыть надо было метров триста. Начальник штаба приказал нам ломать тын, плетни из лозы, укладывать на них своё обмундирование и плыть... Сверху по нам били пулемёты и миномёты. То и дело справа, то слева раздавались крики, и ребята шли на дно. А ты плывёшь. И только когда совсем рядом пули свистят, ныряешь. Ушёл я под воду в очередной раз. Смотрю, а у меня ноги и самый низ живота как-то неестественно раздулись.
- Как так? - спросил кто-то.
- Ну, думаю, всё! - нагнетал напряжение Родионов. - Конец. Изрешетило, думаю, очередями... И только потом до меня дошло, что это вода наполнила кальсоны, которые были на щиколотках завязаны, и ей просто некуда было деваться.
- Вот умора! - заржали все в палате.
- Еле выплыл! - признался старлей и пошутил: - Хорошо, что немцы штаны продырявили, вода и ушла…
- Сбрасывать нужно было, и плыть голышом!
Днём раненые слонялись без дела и развлекались, как умели. Однажды в палате возникла дискуссия, какую казнь учинить Адольфу Гитлеру, если его вдруг поймают.
- Да просто повесить за яйца! - сразу же предложило большинство собравшихся.
Потом поступил на обсуждение проект Лёшки Бричкина, бывалого разведчика, а по гражданской специальности - директора кладбища в Ленинграде. Малограмотный сорокалетний мужик, он был, однако, сметлив, пронырлив и прижимист, всегда знал свою выгоду.
- В мирное время я жил лучше любого профессор, - часто хвастался он. - Перепродавал кладбищенские участки и надгробные памятники.
- Ну, ты коммерсант!
Бричкин любил выступать на митингах. Он выходил посредине палаты, глаза наливались кровью и далеко вылезали из орбит, а лицо искажалось. Речь его была бессвязна, состояла из набора слов, вычитанных в газете.
- Смерть немецким оккупантам! - часто орал Лёшка, как иерихонская труба, пока в него не начинали бросать подушками.
- Заткнись!
Это было выдающееся зрелище, тем более что внешность оратора производила впечатление - у него был выпирающий животик, гладкие щёчки и округлый зад. 
- Нужно сделать так, - предложил практичный Бричкин. - Выкопать яму, посадить туда Адольфа, сделать сверху настил, по которому прошла бы вся армия, отправив на голову фюреру естественные потребности.
- Верно!
- Пусть гад медленно утопает в дерьме.


***
В связи с тем, что 62-я армия РККА оказалась отрезанной с севера прорвавшимся к Волге противником она 29 августа вошла в состав Юго-Восточного фронта. Для её усиления командованию пришлось использовать последние резервы фронта, в ущерб 64-й армии. 31 августа под давлением немцев обе армии полностью отошли на средний сталинградский обвод. Первая из них сосредоточилась на рубеже Рынок, Орловка, Новый Рогачик. 64-я армия под командованием генерала Шумилова стала на участок Новый Рогачик, Ивановка и по реке Червлённая. 
10 сентября 1942 года 62-я армия с боями отступила на окраины Сталинграда. Когда 29-я моторизованная дивизия немцев прорвалась к Волге южнее города, она оказалась изолирована от 64-й армии. В этот критический момент главной задачей для руководителей Юго-Восточного фронта Ерёменко и Хрущёва стало назначение нового командарма оказавшейся в окружении армии.
Они сами недавно приступили к выполнению обязанностей. 13 августа, поздно вечером, было получено по аппарату Бодо распоряжение Ставки, в котором говорилось, что Ерёменко также назначается командующим Сталинградским фронтом, а товарищ Хрущёв стал членом Военного совета обоих фронтов. Начальником гарнизона города был назначен командир 10-й дивизии полковник Сараев. Замом командующего по Сталинградскому фронту назначался генерал-лейтенант Гордов.
Потерпев неудачу в попытке захватить Сталинград с ходу ударами 6-й армии с запада и 4-й танковой армии с юго-запада, путём взятия его в «клещи», гитлеровское командование составило новый план удара, по которому обе наступающие группировки должны направить острия ударов в центр города. При этом 6-я армия наносила удар из района малой излучины Дона, а 4-я танковая армия из района Абганерово. Датой начала решающего наступления на упорствующий город было определена вторая декада сентября.

***
Вечером 11 сентября 1942 года сталинградский штаб командующего двух смежных фронтов, защищающих Сталинград, генерал-полковника Андрей Иванович Ерёменко в очередной раз подвергся сильному артиллерийскому обстрелу рвущегося к Волге противника.
- Нужно нам перебираться на левый берег, - осторожно сказал Ерёменко. - Как думаешь Никита Сергеевич?
- Как бы Ставка не приняла это за проявление трусости… - размышлял вслух Никита Сергеевич Хрущёв.
- Какая трусость, когда мы целый месяц под огнём в разрушенном городе просидели? - буркнул командующий.
В его душном бункере член Военного совета фронтов Хрущёв выглядел мрачно и односложно отвечал на вопросы снующих подчинённых. Он помолчал несколько минут, а потом спросил собеседника:
- Так-то оно так, но какие аргументы мы предоставим Верховному главнокомандующему?
- Да какие там аргументы? - вспыхнул несдержанный Ерёменко. - Снаряды немцев опять все провода на хрен порвали!
- Не горячись Андрей Иванович! Скажут ведь, сбежали!
- Никакой связи с дивизиями нет… Сидим, как два глухих тетерева…
 Хрущёв никак не мог прикурить папиросу, зажженная спичка гасла. В подземном бункере напрочь отсутствовала вентиляция, и не хватало воздуха.
- Даже покурить спокойно нельзя! - примирительно сказал он.
- Всё ж таки с другого берега будет лучше координировать войска, - твёрдо произнёс Ерёменко.
- Ты командующий, тебе решать…
- Утро вечера мудренее! - пробурчал генерал. - Давай лучше спать… 
Ерёменко и Хрущёв легли отдыхать прямо в шинелях в дальнем углу тоннеля. Когда рано утром в штаб приехал писатель Симонов, оказалось, что в бункере уже никого нет.
- Ни штабных офицеров, ни машинисток... - огляделся он.
Он случайно наткнулись на сутулого связиста, сматывающего многократно латанный телефонный провод.
- Где же командующий? - спросил удивлённый писатель.
- Штаб эвакуирован на противоположный берег Волги, - сообщил уставший телефонист.
Следующим утром генерал-лейтенанта Чуйкова, заместителя командующего соседней армии, срочно вызвали в штаб на совместный военный совет Сталинградского и Юго-Западного фронтов.
- С каких делов меня вызывают? - недоумевал он, решив сначала завернуть с визитом к командующему.
Чуйков удачно переправился на левый берег Волги и проехал в лесок около деревни Ямы, где находился новый командный пункт Ерёменко.
- Не выдержал Андрей Иванович, - подумал он, пробираясь через неразбериху нового штаба. - Решил держаться от греха подальше…
Василий Иванович посмотрел на именные ручные часы, они показывали десять утра. По лесной тропинке шёл, прихрамывая задумчивый командующий фронта. Чуйков шагнул навстречу и спокойно доложил:
- Товарищ командующий, генерал-лейтенант Чуйков по вашему приказанию прибыл.
Ерёменко предложил гостю вместе позавтракать, но он отказался:
- Я уже перекусил у начальника штаба фронта генерала Захарова.
Около часа они беседовали, прогуливаясь около замаскированной командирской землянки, и несколько раз останавливались, когда гитлеровские снаряды ложились чересчур близко.
- Какое положение дел в 64-й армии? - спросил Андрей Иванович.
- Немец давит, но мы держимся…
- Поконкретнее доложи! - разговаривая, они углубились в лес и вышли на не тронутую войной полянку.
Высокая тонкая свидина, вся охваченная осенним пожаром, придвинувшись вплотную к красавцу ясеню, создала с ним, ни с чем несравнимую игру золота и багрянца.
- Крастота-то какая! - не выдержал он.
- Если не сдержим немца на том берегу, - негромко сказал собеседник, - больше никогда такого не увидим…
По другую сторону лесного красавца невысокий кизильник искусно украсил листья розовыми, красными, оранжевыми тонами и разбросал их причудливыми узорами на тонких ветках.
- Василий Иванович, - перешёл Ерёменко к основному, - я вызвал тебя затем, чтобы предложить новую должность. 
Как не был сдержан Чуйков, он всё же слегка встрепенулся. Его размашистые чёрные брови слегка приподнялись. 
- Должность командующего 62-й армией, - размеренно продолжил командующий. - Как ты на это смотришь?
Собеседники пристально взглянули друг на друга. 
- В этом отношении назначение, конечно, весьма ответственное, - спокойно ответил Чуйков, употребляя привычное выражение.
- Положение в армии очень напряжённое! - кивнул красиво посаженной головой Ерёменко. - Хорошо, что ты представляешь, какая огромная ответственность ляжет на тебя. Сумеешь справиться с возлагаемой работой?
- Думаю, что в этом отношении не подкачаю и при помощи товарищей вполне справлюсь поставленными задачами, - ответил Чуйков.
Ерёменко снова кивнул головой, помолчал, внимательно вглядываясь в изрезанное морщинами лицо генерала, и продолжил:
- Подчас высказывается соображение о том, что противник прижмёт части армии к реке и сбросит в Волгу.
- Это результат не правильного понимания обстановки, - высказал мнение Чуйков. - Забывают, что мы два месяца держим противника под Сталинградом, нанесли ему громадные потери, подорвали моральный дух.
- Правильно Василий Иванович! - энергично воскликнул Ерёменко. - Хотя гитлеровцы ещё очень сильны и превосходят нас в силах и средствах, они всё-таки обречены: с каждым новым днём противник всё больше и больше выдыхается!.. В конечном счёте, враг будет разбит.
На противоположной стороне Волги виднелись вспышки от разрывов бомб, зарево пожаров, разноцветные струи трассирующих пуль и снарядов, дымные протуберанцы, освещённые багровыми отблесками. Зарево пульсировало, содрогалось, растягиваясь по всему горизонту.
- Важно не только самому быть уверенным в нашей окончательной победе, но и прививать эту уверенность всем подчинённым от солдата до генерала, - настаивал командующий.
Издали доносился глухой, несмолкающий гул битвы. Земля подрагивала и стонала, но командующий, словно не замечал опасности: 
- Ответственность, Василий Иванович, действительно очень велика, у нас не может быть и тени сомнения в успехе.
- Будьте твёрдо уверены, Андрей Иванович: рука и сердце не дрогнут.
- Ну, хорошо, - решительно сказал Ерёменко, - вопрос решён. Сталин вчера утвердил представление о назначении командующего 62-й армией.
Вечером они снова встретились на заседании Военного совета фронтов. Целый день Чуйков мотался по левому берегу Волги, улаживая множество неотложных дел. Когда он возвращался на машине в штаб, то всё время смотрел на противоположный берег.
- Как встретит меня Сталинград? - думал новоиспечённый командарм. - Выживу ли я?.. Смогу ли достойно вынести вызов судьбы?
Свет от пылающих домов оказался таким ярким, что водителю не понадобилось зажигать фары усталого командирского джипа. Когда Чуйков прибыл на встречу с Ерёменко и Хрущёвым, те поставили его перед следующим фактом:
- Поскольку о сдаче Сталинграда не может быть и речи, а командующий 62-й армией не верит в то, что город можно удержать, Вам предлагается взять командование на себя! - сказал Андрей Иванович.
- Василий Иванович, как ты понимаешь свою задачу? - спросил Хрущёв.
- Мои войска будут защищать город до последнего солдата.
- Выстоите?
- Выстоим или умрём, - ответил генерал и заиграл желваками.
- Свою задачу ты понял верно! - заметил Хрущёв, смерив его глазами. 
Вечером Чуйков с двумя танками Т-34 отправился из Красной Слободы на пароме к центральному сталинградскому причалу, который находился чуть выше места впадения реки Царица в стонущую Волгу.
- Что за люди? - он показал на толпу гражданских на берегу реки.
- Беженцы, - ответил адъютант.
- Вижу, что беженцы… Почему не переправили?
Как только паром коснулся берега, сотни людей, в основном гражданское население, надеявшееся бежать из города, безмолвно поднялись из многочисленных береговых воронок.
- Разрешите грузить их? - поинтересовался адъютант.
Чуйков прошёл мимо притихших мирных жителей и в сопровождении офицеров отправился искать штаб армии. После долгих блужданий командир сапёрной роты вывел их к Мамаеву кургану, известному, как высота 102.
- Действительно такая высота холма в метрах? - спросил Чуйков.
- Пока да! - ответил кто-то из штабных офицеров. - Но немец сильно старается его срыть снарядами…
Там располагался штаб 62-й армии Красной Армии, единственный советский штаб, оставшийся на западном берегу. Чуйкова встретил сосредоточенный начальник штаба генерал Николай Иванович Крылов. 
- Как оцениваете ситуацию? - с порога спросил новый командарм.
- Нам не хватает времени подготовиться к обороне.
- Время - это кровь! - задумчиво сказал Чуйков.
- Хотелось бы пролить её поменьше…
- Существует единственный способ удержать Сталинград - оплатить его защиту жизнями советских солдат.
Резкий и прямолинейный Чуйков не сразу нашёл общий язык с Крыловым, отличительной чертой которого был чрезмерный педантизм. 
… Первая фаза немецкого наступления началась на следующее утро. На левом фланге 295-я пехотная дивизия атаковала Мамаев курган, а на правом 76-я и 71-я пехотные дивизии пытались захватить центральную железнодорожную станцию и центральный причал на Волге.
- Волги необходимо достичь одним рывком! - немецкие офицеры старались внушить своим солдатам такую мысль.
Артподготовка и авианалёты на русские позиции были интенсивными. 
- Трудно поверить, что после их налёта хотя бы мышь осталась жива, - радовались немецкие пехотинцы. - Смешали русских с землёй…
Бомбардировки продолжались и 13 сентября. Василий Иванович наблюдал за боем в бинокль с командного поста на Мамаевом кургане:
- Жмёт подлец!
- По данным разведки немцы готовятся к решающему наступлению, - чётко сказал генерал Крылов.
- Это и без всяких данных видно…
Кирпичная пыль от разрушенных зданий окрасила осеннее небо в бурый цвет. Земля сотрясалась от мощных и не прекращавшихся взрывов.
- Хреновый командный пункт нам достался! - выругался Чуйков и стряхнул лишнее с плеч.
- Давайте передвинем стол в угол, - предложил Николай Иванович.
- Нам всем нужно куда-то передвигаться…
Внутри бункера мелкий песок сыпался из щелей между брёвнами потолка, словно в песочных часах. Офицеры штаба и связисты были покрыты серой пылью, дышать становилось всё труднее.
- Можно занять бетонный туннель Ерёменко, - предложил Крылов.
- Точно! - обрадовался командарм и сказал: - Там хоть пыли не будет…
Снаряды и бомбы разрывали провода полевой телефонной связи. У солдат, посланных восстановить её, было очень мало шансов остаться в живых и вернуться назад.
- Дайте связь с командующим! - грозно приказал Чуйков.
- Всех связистов убило.
- Пошлите девушек-телефонисток.
- Как можно Василий Иванович? - изумился начальник штаба.
- Мне нужна связь! - отрезал Василий Иванович.
Ему удалось связаться с Ерёменко всего раз за день, а после полудня командующий потерял связь со своими дивизиями на западном берегу.
- Прибегнем к помощи посыльных, - вздохнул Николай Иванович.
- Посылай! - коротко приказал Чуйков.
Хоть немцам и удалось продвинуться вперёд на западной окраине города и захватить небольшой аэродром и казармы, все их попытки прорваться на север оказались безуспешными.
- Держаться! - командарм передал приказ комдиву 33-й гвардейской дивизии, от которой к вечеру осталось две сотни бойцов.
Бой вёлся намного ожесточённее, чем можно было предположить. В тот день многие немецкие солдаты поняли, что, возможно, им придётся всю зиму провести в Сталинграде.
- Или умереть… - крамольные мысли чёрными змеями вползали в умы.
Ночью Чуйков решил вернуться в старый штаб-тоннель, начинавшийся от устья реки Царица и имевший запасной выход на Пушкинскую улицу.
- Вот она знаменитая «труба». - Крылов показывал Василию Ивановичу.
- Лишь бы нам тут не было «трубы» …
Русло Царицы служило естественной границей между армиями Паулюса и Гота. Пока дивизии Зейдлица на севере пробивались к Мамаеву кургану, к главной железнодорожной станции, 14-я и 24-я танковые дивизии Гота вместе с 94-й пехотной дивизией на юге двигались вперёд, чтобы нанести удар по бетонному элеватору, возвышавшемуся над городом.
- 71-я пехотная дивизия прорвалась к центру Сталинграда! - новость встретили в ставке фюрера с огромной радостью.
- Значит, завтра город падёт.
К вечеру та же информация достигла Кремля. Сталин как раз обсуждал с Жуковым и Василевским возможность мощного стратегического контрудара, когда в кабинет вошёл секретарь Сталина Поскрёбышев и сказал:
- У телефона генерал Ерёменко.
Иосиф Виссарионович передал генералам неприятные известия. Немного помолчав, Сталин повернулся к Василевскому и с нажимом сказал:
- Немедленно прикажите 13-й гвардейской дивизии Родимцева пересечь Волгу и подумайте, какие ещё войска можно послать Чуйкову на подмогу.
Жуков вылетел в Сталинград. На рассвете 14 сентября представитель Ставки в сопровождении штабных офицеров подъехал к бункеру у реки Царица. Путь лежал через раненый город. Заваленные обломками зданий улицы были труднопроходимы, и приходилось часто останавливаться.
- Что они сделали с городом! - удивлялся Жуков видевший всякое.
Он отдал приказ Чуйкову контратаковать и хотел быть поблизости.
- Чем атаковать? - возмутился командарм. - У меня в дивизиях людей как в батальоне.
- Ночью 13-я гвардейская стрелковая дивизия Родимцева должна форсировать Волгу, - сообщил невозмутимый Жуков.   
Собрав оставшихся в живых солдат, командиры подняли батальоны в атаку. Русским удалось застать немцев врасплох, но после восхода солнца атаки красноармейцев захлебнулись из-за действий самолётов Люфтваффе.
- Ну, теперь держись! - поняли они последствия.
Ответное продвижение германских войск оказалось столь мощным, что многие сомневались, удастся ли войскам Родимцева высадиться на берегу.
- Вот и аукнулась утренняя атака! - сказал Чуйков начальнику штаба.
Свежая 13-я гвардейская стрелковая дивизия Красной Армии вышла к центральной переправе через Волгу и готовилась к броску в бессмертие...
 

Продолжение http://proza.ru/2012/09/05/12