Санька продолжение. глава 3. 4

                Глава 3


Вместе с весной, в город ворвалась и эпидемия гриппа. Люди надевали на лица марлевые повязки и продающиеся в аптеке медицинские маски. Это делало толпы людей на улицах, похожими на каких-то пришельцев, инопланетян, что совершенно меняло облик города и вызывало откровенный смех у Саньки. Ещё смешнее выглядели детишки, которых заботливые мамаши тащили за руку, или несли на руках куда-то по своим делам, а на шее у тех, болтались разные баночки, в которых находились зубчики чеснока. Как будто это поможет спасти их от этой заразы, передающейся через тот же чих, с ехидством думал Санька. Единственные люди, кто был откровенно рад пришедшему гриппу, были, пожалуй, школьники. Вот и сегодня, у Саньки не было двух последних уроков – заболела «математичка» и «англичанка». Он хотел было подождать Лёньку, но у того урок только начался, а торчать здесь ещё сорок пять минут, как-то не очень хотелось и Санька решил пойти на рынок, к маме. Тем более, что синяк на лице почти рассосался(помогла мамина примочка), а опухоль с губы почти спала. Хотя если приглядеться, то вполне можно было заметить и то, и другое. Ну, да кто будет присматриваться к нему? Таких пацанов, как он - сотни, тысячи. Да мало ли откуда взялись эти «фонари»? Вон, вчера, у них на физ-ре, Ромка, прыгая через «козла», так саданулся мордой об пол, что у него аж два «фингала» тут же выскочили под глазами. Прибежала врачиха и срочно увела того к себе в кабинет. Потом сказали, что у Ромки сотрясения мозга! Во как! А тут подумаешь... И Санька, весело напевая что-то себе под нос, двинул в сторону рынка.   

Подходя к маминому прилавку, он заметил, что там, у неё, явно какое-то собрание. Все продавцы с соседних лотков стояли полукругом около мамы и о чём-то оживлённо говорили, размахивая руками. Подойдя ближе, Санька увидел, что его мама стоит и плачет, а её «хозяин» Рустам, что-то говорит ей с очень злым лицом.
Что случилось мам, в нехорошем предчувствии спросил Санька, подойдя к ней. Ничего, ничего сынок, проговорила она, прижав его к себе. Ни чего - повторила она, всё пройдёт. Как же, пройдёт! – Выпучив свои глазища выкрикнул в бешенстве Рустам, вплотную подойдя к ней. Товара на такую сумму не хватает, а она – ни чего сынок, всё пройдёт, передразнил он. Ты как собираешься рассчитываться?! Где товар, я тебя спрашиваю?! Чего молчишь?! Пропила, алкашка?! Да не брала я твоего товара, Рустам! Торговала как обычно. По моим записям, я ещё в больших плюсах должна быть! А ты про какую-то недостачу мне тут говоришь! Какие пилюсы, какие, нахрен, пилюсы?! Тебе всю жизнь пахать на меня и то не расплатишься! Надь, а Надь? Давай перевесим весь товар, я тебе помогу, сказала подруга мамы, подойдя к ней. Какой к хренам – «перевеситься», переходя на акцент, заорал Рустам. Ты какого х... лезешь не в своё дело? Пошла отсюда, шалава русская. Вон у тебя лоток и вали, пока я тебе рожу не расшиб в кровь. Я тебе расшибу, я тебе сейчас покажу такую шалаву, чурка сраная, что в цинке отвалишь отсюда в свой солнечный ... . И она, здоровенная баба, вплотную придвинулась к Рустаму, отталкивая того своим могучим животом от вконец растерявшейся Нади. Вот, вот! И вали отсюда, пока сам не получил. А ты спроси, спроси своего выбледка, верещал тот уходя, не он ли пропил мой товар? Наверняка ключи спёр у тебя и украл всё! Смотри у него рожа, как у тебя, пропитая и избитая! А на своего мужика не надейся, тварь! Мы ему хорошо платим, что бы он из-за какой-то алкашки, от наших денег отказался. Он – не я. Это я тебе много прощал. А он тебя, тварь, быстро в гроб вобьёт! Визжал тот уходя.
Надь, а где у тебя записи приёма товара? Спросила подруга Надежду. Какие записи, Маш? Мы же постоянно работали с ним на доверии. Чтоооо? Округлив глаза, проговорила подруга. С этим «козлом» и на доверии? Да ты ни как совсем рехнулась, подруга? Чёрт тебя, дуру, возьми. Тогда я даже не знаю, как ты собираешься выкручиваться? И качая головой, она грузно двинулась к своему прилавку. Удручённые таким поворотом, торговки тоже стали расходиться по своим торговым местам, качая головами и матерясь про себя. Почти всех их, да что там – «почти», всех поголовно, хозяева обманывали, если не на весе, то на подсчёте это уж точно. А не хочешь работать – вали отсюда! Завра же он другую дурочку приведёт. А сама куда пойдёшь? Все производства позакрывались, а если где ещё и дышат, то зарплаты там не дождёшься по полгода, а то и того больше. А дома у всех дети, ни где не работающие мужики. Хорошо ещё если мужик не пропойца. А если пьёт, пиши – пропала семья! Всё пропало! Вот и крутятся бедные наши бабы, выкручиваясь в жгуты, терпя обманы и униженья. 
Мам, а ты точно не брала ни чего, спросил пришедший в себя Санька. Ты же знаешь, сынок, ну какой из меня вор? Это он решил на мне отыграться за то, что я выперла его из дома. А что теперь делать, опять спросил Саня? Не знаю, ни чего не знаю. И она опять заплакала, уткнувшись в свой рабочий фартук.
Иди домой сын, иди, сквозь слёзы сказала Саньке мать. Ты же видишь, что тут твориться. Я зайду к тебе сегодня, обязательно зайду! Только, ради Бога, иди домой. И она, сорвавшись с места, побежала куда-то.
Не зная, что и думать, Саня пошел к выходу с рынка. Глубоко задумавшись, он не заметил, как оказался в окружении каких-то людей о чём-то весело разговаривающих между собой. Единственное что понял Саня, что разговаривали люди не на русском языке. Ну и что, подумал он и пошел дальше. Ему нужно было домой. Эй - Услышал Саня. Да. Ты, ты. Чего мотаешь головой, как голодный ишак! И вновь послышался какой-то неестественный хохот. И только тогда Саня понял, что обращаются именно к нему. Повернув голову в сторону говорившего, он увидел Рустама. Тот, хохоча, подошел к Саньке и сунул ему в руку какую-то бумажку – иди хайван, опохмелься, проговорил он и опять дико захохотал. Вместе с ним заржали и его друзья. Видимо это торгаши, на которых работают мама и её подруги, подумал Саня и стал оглядывать каждого в отдельности, словно запоминая каждого из них.    И лишь немного спустя, он понял, что над ним издеваются и посмотрев на то, что было у него в руке, швырнул деньги прямо в лицо Рустаму. Слёзы наворачивались у него на глаза, но он крепился, что бы не доставить «им» такого удовольствия, достаточно того, что эта сволочь заставила плакать его маму. Зачем ты так поступил с моей мамой, глядя прямо в глаза, спросил Санька у Рустама. У того аж челюсть отвисла от такого «нахальства» – да ты ещё и говоришь, и Рустам отвесил приличную оплеуху Саньке.
Не знаю, что могло произойти дальше, но проходящий мимо старик с тростью, рванул в толпу и буквально вырвал парня из рук озверевших и скорее всего обкуренных, а по этому ни чего не соображающих, «торгашей». И лишь увидев собравшуюся тут же, довольно приличную толпу, те выпустили из своего круга и Саньку и его спасителя.
Ты чего здесь делаешь, спросил Саньку старик, когда они отошли от рынка на довольно приличное расстояние. Мать у меня там, глухо ответил тот. Работает на того, кто ударил меня. Да, брат, дела, проговорил старик. Проклятые времена настали, как есть – конец света. Но всё равно сынок, ты уж не показывайся здесь какое-то время, а то не ровен час – запинают антихристы.
Спасибо дедуля, поблагодарил того Санька и не торопясь, направился в сторону своего дома. Ему было о чём подумать. Жизнь, не взирая на его года, преподносила сюрпризы один за другим, не давая продыху ни на день, ни на час, ни на миг.

                Глава4

По вечерам он стал бессмысленно шляться по городу, ни на минуту не задумываясь о том, что, по сути, играет в рулетку. Опасную рулетку. «Русскую рулетку». Ходить одному по городу в наше время – середины девяностых, чистое самоубийство. И как ни странно, но Саньке везло. Он не угодил ни в какие бандитские разборки. Не угодил в пьяные драки и не попал в руки всевозможных жуликов, начиная от откровенных маньяков и убийц, кончая искателями «бесплатных доноров» человеческих органов.
Вряд ли те, кто прошел через горнило этого нелёгкого времени скажут мне, что я сгущаю краски. Совсем наоборот, я ещё ретуширую кое-какие детали! Вам ли этого не знать.  Годы оголтелого беспредела сверху донизу, начиная от государственных органов и кончая бандитскими скопищами, лишь по какому-то божественному проведению обошлись без гражданской войны, пламя которой уже тлело, обещая вот-вот социальными катаклизмами и народными бунтами – бессмысленными, как вам известно - и беспощадными.
Но вот сам Санька, от своих ночных прогулок получил такой урок, который не преподают ни в одном учебном заведении мира.
Увидел он и толпы «малиновых пиджаков», которые угорело носились на своих диковинных иномарках по городу, словно это была их личная вотчина. И стыдливо отворачивающихся гаишников и милиционеров, от этого бедлама. И размалёванных девиц, толпящихся по краям дороги и мило ворковавших с водителями остановившегося подле них авто. Видел и драки, где самым веским аргументом была, либо массивная металлическая цепь, либо железный прут арматуры. А один раз ему довелось увидеть в деле, «разговор» автоматического оружия. И вот лишь тогда, ему стукнула в голову мысль – что он, собственно, тут потерял? И Санька, к его чести, сделал правильный вывод из всего увиденного им. Он завязал с ночными прогулками, но не из-за страха, нет, страха в нём не было ни капли. Просто ему противно было на всё это смотреть, его выворачивало от беспредельной власти зла и насилия, которого он не мог принять ни своим сердцем, ни умом. Это был не его мир. Он своими, ещё только взрослеющими мозгами понимал, что это нужно как-то остановить, прекратить! Но что он, Санька, мог сделать? Если такая большая и такая сильная Страна, имеющая милицию и даже армию, бессильно смотрит из своих зарешеченных офисных окон, на эту дикую свистопляску...

Этот учебный год, Санька закончил вполне благополучно. Обошлось без дополнительных занятий и оставлений на лето и осень. Он сознательно поднажал на учёбу, что тут же было отмечено его учителями и «классухой».
Лёд давно уже сошел, и им с Ленькой пора было отправляться на рыбалку, о которой оба они, так давно мечтали. Заветный день был назначен на утро воскресного дня. Санька шел домой с рынка. Он лишь издали смотрел на лоток, где работала его мать. Но теперь там работала совсем другая женщина. А зайти и спросить у её подруг, он не хотел – там постоянно тёрся этот Рустам. Подходя к дому, Санька не заметил, как к нему сзади кто-то подошел и схватил за волосы. От боли Санька даже вскрикнул. Что, попался гадёныш, услышал он знакомый голос отчима. Если ещё хотя бы раз зайдёшь ко мне домой и возьмёшь что-нибудь из моего холодильника, я тебе голову оторву как, курёнку. Ты понял меня?! И на Саньку пахнуло таким противным перегаром, что его чуть не вырвало. На него, в упор смотрели пьяные и вылезающие из орбит, глаза отчима. Ты понял?! Спрашиваю тебя в последний раз, урод?! Понял, ответил Санька, постанывая от боли. Тогда – гони мне ключ от хаты. И он с силой, буквально выдрал ключ, который Саньке дала мама, что бы он не был голодным. Когда ключ оказался у отчима в руках, тот с силой оттолкнул Саньку, успев при этом дать сильный пинок под зад. Санька от сильного удара упал на землю и уже не скрывая, заплакал, но не от боли, а от своего бессилия. Как он мог дать сдачи этому бугаю? Да тот просто разотрёт его в порошок. То-то же! Довольным голосом сказал отчим, доставая сигарету, с удовольствием глядя на распростёртое тело своего пасынка. Он улыбался. Но Санька, вдруг выпрямившись, встал, утёр слёзы, подойдя вплотную к отчиму и глядя прямо в глаза сказал – я тебя убью, гад. Он сказал эти слова с такой ненавистью и уверенностью, идущую откуда-то из глубины души, что у того, от этих слов, пробежал по спине холодок и он, бросив так и не прикуренную сигарету, быстрым шагом скрылся, зайдя за угол дома.   
Но и это была ещё не беда. Беда пришла на следующий день, когда тётя Лида, мать Лёньки, вся красная от слёз, спустилась к Саньке в подвал и позвала его подняться к ним домой. Санька сердцем почуял, что произошло что-то очень ужасное. Что случилось, проговорил Санька, буквально ворвавшись в квартиру Леньки. В квартире сидели почти все его родственники и молчали. У Саньки сердце оборвалось и покатилось куда-то вниз, вниз, и вдруг, так перехватило дыхание, что всё вокруг начало расплываться перед его глазами. Ему сунули нашатыря под нос и он пришел в себя – нет, Саня, ты что? Лёнька жив! Глянь-ка, весь белый, проговорил дядя Гриша, отец Лёньки, показывая на Саню. Жив твой друг, жив! Не переживай! Врачи сказали, что теперь не умрёт, хотя такая опасность была. Да что случилось, вы толком можете мне сказать – чуть не закричал Санька, на Лёнькиных родителей. Избили его, Сань. Здорово избили. Дёрнул его чёрт вечером пойти капать червей на новостройку. Вот там его и... Сидели там, видимо, и пили несколько парней с девками. Толком ещё не знаем, сколько их там было. Лёнька пока не может ни говорить, ни писать. Они-то и докопались до нашего парня. Много ли ему надо? Он ведь у нас худенький, слабый. А они его, как говорит хирург, что оперировал Лёньку, и палками и ногами. Всю голову разбили, рёбра поломали. Но самое страшное – задели позвоночник. Задели крепко. Будет ходить или нет, покажет время. Так врачи говорят, и отец Лёньки отвернулся к стене. Тётя Лида подошла к нему и обняла за голову, гладя и успокаивая мужа. В какой больнице Лёнька, спросил Саня. Нет, Сань, ты пока туда не ходи – тебя всё равно не пустят. Ему только два часа назад сделали вторую операцию. Врачи говорят, что ещё одной, по крайней мере, не избежать. Но жить будет! Все твердят, что опасность для жизни миновала. Посидев ещё немного, Санька сказал – пойду я, и не говоря больше ни слова, ушел к себе в подвал.
Двое суток он ни чего не ел и не пил. Только лежал в темноте с открытыми глазами и смотрел в потолок, будто там были написаны ответы на все его вопросы,  которые словно спираль, накручивались один на другой, сверля мозг Саньки с огромной скоростью и невыносимой болью.