Чи Бо ТА. Часть 7

     А однажды на прогулку с Васильком вышла мама Марьяна. Дедушки Дмитрия Николаевича в тот день не было. Я уже приготовилась выслушивать гневные тирады мамы Василия по поводу того, что я запудриваю мозги ее отцу, рассказывая всякие небылицы. Но что-то говорило об обратном. Я была спокойна, идя навстречу Марьяне и Васильку. И чем ближе мы сходились, тем отчетливее я понимала, что никаких неприятностей не будет, разговор пройдет мирно. И, действительно, при встрече Марьяна вежливо, улыбаясь, поздоровалась.
    - Вы извините, Нина Сергеевна. Я на Вас в первую встречу накричала. Папа мне рассказал о ваших встречах. Он рассказывал с таким интересом, что я как-то, поневоле, во все поверила.  Но вот сегодня папа приболел, и на прогулку вышла я.
    - Здравствуйте, Марьяна Дмитриевна,  – я протянула ей руку – не будем о плохом. Все прошло. Я опустилась на колени и поздоровалась с Лёкасом. Он был немного встревожен.
 - Почему Вы опускаетесь на колени, чтобы поздороваться с Василием? – спросила меня И.Д.
  - С ребенком надо говорить на его уровне или поднимать его до своего. Нельзя с детьми говорить свысока своего роста или положения. Присесть на корточки я не могу, наклониться тоже, вот и опускаюсь на колени. Что с Вашим папой? Что-то серьезное?
  - Он утверждает, что ничего серьезного. Он ведь врач и диагнозы себе ставит сам. Говорит, что у него простуда. Немного поднялась температура. И сегодня он остался дома, лежит. Вот только Василию это не нравится. Все старается проникнуть в комнату к деду. А мы ему препятствуем в этом. Вот он и сердится. Пойдемте туду?
 - Конечно, если Василек не захочет куда-нибудь еще. Лёкас, схи ме ай. (куда пойдем?)
 - Туду, - сказал Василий, показывая в привычном уже направлении.
Мы пришли на ставшую уже нашей скамейку, расположились так, чтобы мальчик мог видеть нас обеих. И Марьяна с улыбкой стала говорить о том, что ее папа даже пожалел, что не стал записывать все, рассказанное мною. По ее словам, Д.Н. передавал то, что услышал от меня в таком сумбурном беспорядке, перескакивая с одного на другое, что систематизировать теперь всю эту историю не представляется возможным. Но все равно она попросила рассказать и ей о том, как жили чиботАйцы.
Я смотрела на нее, и в моей голове крутилась какая-то еще неосознанная мысль.
  - А Вы знаете, - сказала я ей – я расскажу Вам еще об одном даре, открывшемся у Лёкаса уже после ухода ЧоЧо в Айстух Аке. Вам Д.Н. рассказывал про Айстух Аке?
 - Да. Это какой-то предел, то, что у нас называется смерть. Только у вас это имело какой-то более высокий смысл. Исполнение миссии на планете Чи Бо ТА. 
 - Верно.
     Я продолжила свой рассказ. Когда кому-то приходило время отправиться в последний путь по планете к Айстух Аке, не было слез прощания. Там не было принято горевать об ушедшем. И тем более никто не испытывал облегчения от того, что мир покинул неприятный субъект. Там все были нужны друг другу, все относились друг к другу с истинной любовью.  И провожать уходящего никто не шел. На этом пути уходящему встречалось много людей, и все они с уважением смотрели на уходящего. Кое-кто подходил, клал ладонь на плечо покидающего эту жизнь, заглядывал в глаза. Этот жест говорил: «Ты с нами и мы с тобой». Больше не надо было ничего говорить или делать. Все было ясно. На последнем пути с определенного момента уходящий должен был остаться в одиночестве, чтобы вобрать в себя все окружающее и отпустить его из себя. Это было непреложным планетарным законом. Допускалось, что некоторые, особенно привязанные к уходящему,  шли проводить его, но только до определенной зоны. Айстух Аке все равно не подпустила бы провожающих ближе.
Единственный раз этот закон был нарушен. Единственный раз на памяти ЧоЧо. И нарушил его Лёкас. Сначала он шел рядом, потом поотстал, потом и вовсе шел на несколько шагов сзади. Он не мешал ЧоЧо, ни о чем не говорил, просто она его чувствовала. Телепатическая связь. Но ей это не мешало. Ей было, о чем подумать, что вспомнить. Но вот она почувствовала, что ему стало трудно идти. Это Лёкасу-то, неутомимому ходоку.  И она «слышала», что он передвигается как в каком-то киселе. Потом этот кисель стал напоминать желе, все затрудняя продвижение ее подопечного. И в какой-то момент он не смог продолжать свой путь вслед за ЧоЧо, упершись во что-то, что не пускало его дальше, как стена, хотя видимой преграды на пути не было. Лёкас стоял и смотрел, как уходит ЧоЧо. Для нее преграды не было. Она приближалась к Айстух Аке. В определенном месте она оставила свой кристалл, послав последний телепатический сигнал с координатами его положения, чтобы потом, спустя некоторое время, когда сила Айстух Аке ослабеет, за ним пришли и забрали в «библиотеку». А потом для ЧоЧо все исчезло. Была только вспышка яркого света. Ни боли, никаких мыслей. Просто все исчезло. Только один миг, когда она увидела всю планету сразу, как будто сверху. И все.
То, что случилось с Лёкасом потом, он рассказал уже здесь на Земле, когда мы рассматривали его рисунки. Помните, у него есть рисунок: желтый фон и внизу листа маленькая фигурка. Я спросила у него, что он нарисовал, на что Василий ответил, что это Лёкас, когда ушла ЧоЧо. И в нескольких словах передал то, что с ним произошло. Оказывается, когда ЧоЧо уже не было видно, эта стена, которая не дала ему пройти дальше, отбросила его далеко от того места, где он остановился, не в силах сдвинуться с места. И он упал. Это не характерно и даже неожиданно для жителей Чи Бо ТА.  ЧиботАйцы не падали никогда. А он упал. И долго лежал. А спустя некоторое время после возвращения из своего незаконного похода он понял, что видит чужую боль. У него открылся еще один Дар. Это случилось внезапно.
     Люди на планете никогда серьезно не болели. Там и медицины в нашем земном понимании не было. Просто иногда кто-то из жителей Чи Бо ТА начинал испытывать некоторое недомогание. Это был сигнал, что для выполнения своей миссии человеку надо сменить место проживания. Как на земле иногда врачи рекомендуют сменить климатическую зону. Но случалось так, что при выполнении миссии нельзя было вот так сразу все бросить и перебираться в другое место. Были какие-то заделы, которые надо было непременно завершить именно здесь. И тогда человек ощущал недомогание. И в такое время ему нужна была помощь. И вот эти недомогания своих сопланетников и видел Лёкас. Не только видел, но мог помочь справиться с ними, чтобы человек не испытывал неудобств при завершении своей миссии в этом месте. Своего рода врачеватель. 
     Я замолчала. Какая-то настойчивая мысль крутилась у меня в мозгу, не позволяя говорить о чем-то, казалось бы, постороннем. Но и уловить эту мысль я не могла. М.Д. смотрела на меня, спокойно и с интересом ожидая продолжения рассказа. Маленький Василек сидел в своем кресле и, казалось, дремал. Он не встревал в разговоры взрослых, не проявлял нетерпения. Это было обычное поведение маленького чиботайца. Ни при каких условиях ребенок не влезал со своими вопросами  и высказываниями в разговор старших. Он мог с интересом прислушиваться или думать о чем-то своем, но задать вопрос на тему разговора или спросить что-то свое, требующее немедленного объяснения, он себе не позволял, да и желания такого у него не возникало. Чиботайцы умели ждать и имели безграничное терпение. Так было на Чи Бо ТА. Я посмотрела на мальчика пристальнее, он открыл глаза, которые светились сегодня как-то по-особенному. Посмотрел на меня. И вдруг я заговорила, еще не отдавая себе отчет в том, что я произношу. Я только чувствовала какое-то необъяснимое волнение.
    - А Вы знаете, Марьяна Дмитриевна, не препятствуйте Василию. Пустите его к дедушке.  Это не повредит Вашему сыну. Заразиться от Де Ди он не сможет. Вы только понаблюдайте потихоньку за ним и за Вашим папой. Что будет делать Василек, как отреагирует Дмитрий Николаевич.  Я уверена, что их общение будет благоприятно для обоих.  Не удивляйтесь. У меня стойкое ощущение, что Василий сможет оказать Вашему папе реальную помощь в данный момент, именно сейчас, когда Ваш папа приболел. Такая помощь кровному родственнику не окажет на Василька отрицательного воздействия. Его здоровью ничто не угрожает. А вот как-то облегчить состояние Д.Н. он сможет. Даже если никакого видимого эффекта этот контакт не принесет, вреда тоже не будет. Но вот если Ваш папа ощутит значительное улучшение состояния, просто зафиксируйте это в Вашей памяти или запишите, чтобы не забыть. Но не пытайтесь в ближайшее время проводить подобные эксперименты с Вашим сыном. Особенно, если нужна будет подобная помощь посторонним людям. Василек еще слишком мал, чтобы врачевать чужих людей. Если у него есть этот Дар в земном воплощении, ему надо самому набраться сил для такого рода деятельности. Его собственное заболевание не будет помехой в этом деле, если он научиться не принимать чужую боль на себя. Разрешите Василию пройти в комнату к больному дедушке.
     Я говорила все это быстро, не останавливаясь, смотря только на М.Д. Когда я все это выпалила, я посмотрела на мальчика и поняла, что он все слышал и понял. Никаких вопросов задавать он не будет. Как будто даже он одобрил все, что я сказала его маме. Его глаза сияли счастьем. Он улыбался. Марьяна Дмитриевна смотрела на меня с недоумением, и в ее глазах читался целый рой вопросов, которые задать она была не в силах просто потому, что не знала с чего начать. На помощь пришел Василек. Он взял нас обеих за руки, посмотрел на маму, на меня, опять на маму. И тут мы с ней обе вздрогнули. До этого малыш говорил, коверкая слова, часто не произносил букву «р», а тут он четко и ясно произнес: «Все будет хорошо. Я знаю». И в его глазах видна была твердая уверенность и радость от того, что ему разрешили сделать нечто. Еще не было произнесено слов, разрешающих или запрещающих. Но он ЗНАЛ, что ему ЭТО предстоит сделать, и он ЭТО сделает.
    Мы посидели немного молча. Марьяна Дмитриевна задумалась о чем-то, но вопросов никаких задавать не стала. Потом он посмотрела на сына, на меня, опять на мальчика, и со вздохом сказала: - Нам пора.
    В ее взгляде читались сомнения, неуверенность и в то же время какая-то надежда или ожидание.  У меня самой появились сомнения: могла ли я и должна ли была сказать то, что сказала, поддавшись необъяснимому порыву?
    Молчаливое прощание с Васильком. Глаза в глаза. Ладони соединились. И в этот момент я ощутила облегчение, снявшее все сомнения. Как будто через ладонь я получила ЗНАК, что все идет правильно и хорошо. Что все будет так, как было сказано. Глаза Василька сияли радостью, хотя раньше при прощании он был чуть-чуть грустен.
     Марьяна Дмитриевна увезла своего больного сына, а я осталась посидеть на «нашей» скамейке. Полюбовалась зеленью деревьев, росших вокруг детской площадки. Вдохнула в себя синь чистого неба, как будто очистилась от страхов и сомнений. Хорошо. Все будет хорошо! И с этой мыслью, с этими ощущениями я тоже пошла домой.


   Продолжение  http://www.proza.ru/2012/09/06/1195