Статья по следам критики. Индарбаев Гелани о драма

По следам критики.
             Статья Г. Индербаева о современной чеченской драматургии.
В литературно-художественном журнале «Вайнах» (№1, 2007 г) вышла критическая статья Гелани Индербаева «Современная чеченская драматургия: события, характеры».
Эта исследовательско-аналитическая работа о состоянии современной чеченской драматургии привлекает внимание продуманностью, стройностью рассуждений, высоким профессиональным уровнем. Автор, несомненно, в курсе состояния современной чеченской драматургии, и аналитическая работа автора по данной тематике непременно является весомым вкладом в чеченскую критическую мысль.
Однако, нисколько не умаляя авторитет работы Гелани Индербаева, хотелось бы воспользоваться философским содержанием истины: «сколько людей – столько и мнений» и высказать незначительные спорные моменты по поводу содержания этой работы. В частности, автор статьи сетует на тот факт, что « в чеченской литературе до сих пор нет писателей, специализирующихся на драматургии…, драма стала как «запасным» жанром, в котором отдельные поэты и прозаики время от времени «пробуют» и «доказывают», насколько высоки их творческие возможности». К числу таковых писателей автор данной статьи причисляет: С. Гацаева, М. Ахмадова, Л. Яхъяева, А. Исмаилова, Г. Алиева и др. «Драматургия для этих авторов, как было отмечено выше, - проба своих возможностей в новом жанре…». Я бы позволил себе не поддержать эту мысль в идеале, (имеющую однако право на существование) и отметить неоспоримый факт того, что Н.В. Гоголь, А.П. Чехов и другие великие не имели привычки специализироваться именно на драматургии. Однако было бы слишком категоричным высказывание литературоведов заявляющих, что их драматургические творения – это всего лишь желание «доказать» своими опытами в драматургии «насколько высоки их разносторонние творческие возможности».
Следует высказаться и по поводу заданной автором тематики. В статье Г. Индербаева тема определена как «Современная чеченская драматургия…», однако непосредственно раскрытию этой тематики, как основной, уделено чрезвычайно мало внимания, если быть точнее, этой тематике посвящается лишь окантовочная часть статьи. Было бы несправедливым по отношению к автору, если не выделить то. Что автор статьи дает довольно пространный, точный и поучительный анализ состояния современной чеченской драматургии в вводной части своей работы. Однако самая емкая основная часть статьи посвящена развернутому анализу произведений лишь одного писателя-драматурга Мусы Ахмадова. Надо сказать, разумеется, известный чеченский писатель Муса Ахмадов и его произведения заслуживают всестороннего внимания и изучения со стороны таких, известных своим литературоведческим талантом и критической деятельностью, авторов как Гелани Индербаев. Но в этом случае нелишним было бы, на мой взгляд, озаглавить статью несколько иначе, скажем: «Современная чеченская драматургия: события, характеры. (Драматургия М. Ахмадова)», а возможно и иначе.
Как уже было сказано выше, основную часть своих размышлений и развернутого анализа автор статьи посвящает произведениям писателя-драматурга М. Ахмадова. «Критические размышления об успехах и упущениях современной драматургии хотелось бы начать с разговора о произведениях о произведениях Мусы Ахмадова…» переходит автор статьи к экскурсу в творчество драматурга. Аналитическую часть, посвященную произведениях М. Ахмадова автор статьи начинает с пьесы А. Ахмадова «Хьуьнан юккъехь ирзу» («Поляна в лесу») ж. «Вайнах», №, 2004г) К саожалению, автор статьи в самом начале своих критических размышлений допускает неточности в изложении фактических данных по части содержания, он начинает со слов «Действие в пьесе М. Ахмадова происходят в советское время в одном из сельских районов республики…» но с таким утверждением невозможно согласиться, если более скурпулезно ознакомиться с первоисточником. Чтобы не быть голословным, следует привести несколько примеров, высказываний самих персонажей пьесы во 2-й картине пьесы:
Ахъяд. Такого рода вольности позволял себе и я. Но я предохранялся, я читал о СПИДе. Хотя, кто знает… в городе, когда был в больнице… Осколок мины попал мне в бедро… Крови много потерял…
Далее в этой же 2-й картине пьесы:
Беслан. Круг сужается, парни, сужается… правда, таких вот грехов на мне нет. Хотя меня и беспокоит одна мысль. Однажды во время зачисток забирали меня, я провел месяц в фильтрационном лагере. И там нам делали какие-то уколы… Кто знает?
  Надо признать, что автор статьи прав лишь по части «лагерей». В советское время тоже были лагеря, и они вполне сравнимы и с концентрационными, и с фильтрационными из недавней действительности нашей современной истории. Ну, на минах люди у нас в Чеченской Республике подрываются до сих пор. На основе вышеприведенных фактических примеров, мы вполне имеем право на вывод: действие в пьесе М. Ахмадова происходит в постсоветской действительности.
  На мой взгляд, есть в статье персонажи, требующие более конкретизированной аналитической работы. Имеется в виду один из персонажей «юноша со странным именем – Букъарш», как высказался о нем автор статьи. Но, если вдуматься и растолковать значение чеченского слова «букъарш», от которого и произошло собственное имя, то можно натолкнуться на небезынтересные выводы. Букъарш в одном из своих значений имеет понятие – бурливый поток разлившейся воды. Букъаршом чаще всего в чеченских семьях называют мальчишку, чаще ребенка, который неудержим в своих детских энергичных играх или в баловстве. Такое (чаще) прозвище, как правило, дается малышу на какой-то определенный возрастной этап, а иногда лишь один или несколько раз окликнут ребенка «Букъаршом». Этот краткий экскурс в лексическое значение этого слова позволит нам без особого труда осмыслить собственное имя, данное автором пьесы молодому человеку-персонажу пьесы Букъарш. И почему автор пьесы выбрал именно такое «странное имя» Букъарш. Думается, что один из ведущих специалистов по чеченскому языку и культуре республики М. Ахмадов при желании выбрал бы массу разнообразных имен. Если же М. Ахмадов выбрал именно этот вариант имени, то мы можем, исходя из изначального смыслового значения этого слова, прийти к определенному выводу. Приятель главного героя пьесы Беслана Букъарш, хоть и юноша призывного возраста, но словно бурливый, игривый поток разлившейся реки, энергичен и своим неугомонным характером напоминает мальчишку, ребенка. Он словно еще и сам не догадывается, что он уже вышел из детского возраста, что ему бы пора и остепениться. Хотя, если бы он остепенился и в один миг стал серьезным, то ему не удалось бы как персонажу, герою произведения выполнить поставленную в пьесе перед его ролью задачу. Но герой справляется с этой задачей именно благодаря своему «бурливому» характеру. Помимо своей внешней активности и энергичности Букъарш сохраняет в себе и ангельскую детскую чистоту души. Когда в его приятеле Беслане признали носителя ВИЧ-инфекции то, Букъарш, не задумываясь, со святой детской преданностью остается рядом с другом. Но Букъарш сохраняя в себе чистые детские качества, все же юноша, и он проявляет еще и типичные мужские качества. Он старается поддержать, сочувственно успокоить Беслана. Исходя из таких примеров, мы можем с уверенностью заявить, что образ Букъарша и непосредственный выбор автором пьесы такого неординарного имени позволило ему создать яркий, оригинальный и колоритный образ и персонаж.
  С профессиональной скурпулезностью автор статьи рассматривает в пьесе М. Ахмадова «Поляна в лесу» и факт распространения слуха на призывном пункте о признании одного из призывников носителем ВИЧ-инфекции: «Как известно, в медицине существует врачебная тайна, за разглашение которой следует уголовное наказание. Как же автор (М. Ахмадов) допускает, что медицинская сестра могла распространить среди призывников слух о СПИДе? Почему это не было сделано в индивидуальном порядке, не подвергая страшному испытанию целый призыв?..
Как же случилось, что фамилия настоящего больного оказалась в списках призывников? Конечно, возможны случайности, но они должны быть правдоподобны».
  Все эти вопросы, возникшие у автора статьи, настолько справедливы насколько и оспоримы. На мой взгляд, самым интересным из вопросов является тот, где автор статьи подмечает в пьесе оторванность ситуации от реальной действительности. Хотя перед этим сам же и дает вполне приемлемый ответ на свои же вопросы: «… конечно, возможны случайности…». Но почему же Г. Индербаев не допускает, что этот факт врачебного попустительства типичный паникерский поствоенный (или же военного времени) синдром и больше указывает на несовершенство врачебной структуры, прошедшей жестокие испытания в ходе двух военных кампаний. И тем самым факт этот максимально приближен к реалиям жизни. На мой взгляд, автор статьи требует от пьесы идеализации жизненных фактов. При этом следует выделить еще одну сторону этой неординарной ситуации в произведении. Автор пьесы, показывая сам факт врачебного попустительства, используя этот факт как сюжетообразующий, однако же не ставит перед собой целью расследование этого фактического «преступления» и грубого нарушения врачебной этики и наказания медицинской сестры, совершившей данное преступление. В противном случае автор пьесы вынужден был бы изменить жанровое составляющее, да и само название своей пьесы, скажем, на «Преступление медсестры и наказание».
  Анализируемый автором статьи далее пример из пьесы тоже не лишен многозначительности восприятия. Думается, что автор статьи все же несколько идеализирует реальную действительность, выдавая желаемое за реальность: «Узнав о том, что Беслан «болен» СПИДом, односельчане требуют, чтобы он с матерью покинул село. Все это привнесено, скорее, из другой моральной среды». Морально-этические нормы общественного бытия вайнахского общества, дороссийского периода и после, предполагали идеальное в своей справедливости право принятия в качестве полноценных членов с наделом земли независимо от национальности порядочных новых членов общества. Но наряду с этими правами и нормативами вайнахское общество того или иного поселения реально владело и пользовалось практикой удаления «изгнания» из своей средв недостойных, порочащих моральные, этические устои общества, членов своего общества, опять же, независимо от происхождения и занимаемого им места в обществе. Естественно, современные морально-этические нормы и социальная структура не проявляет в такой остроте это несомненное фактическое, по своей изначальной сути демократическое, право общества. К примеру, в городах или в крупных поселковых образованиях больше уповают на государственные структуры охраны здоровья и правопорядка. И с точки зрения современных конституционных норм факт физического изгнания гражданина страны – это прямое нарушение Прав человека. Однако моральное общественное давление, воздействие допустимо особенно в небольших компактных более патриархальных обществах. К этому следует добавить и современное, моральное и даже физическое состояние общества, пережившего жесточайшее испытание на выживание в ходе двух бесчеловечных и долгих войн. Общество имеет вполне приемлемое право на свою безопасность, насколько это возможно в данной фактической ситуации. Следует выделить и то, что СПИД это не просто болезнь, а следствие недостойного поведения члена общества, следствие моральной нечистоплотности. Следуя из вышеизложенного, вполне допустим и в моральном плане вайнахской этики дороссийского периода, и поствоенного современного состояния общества реальный факт «изгнания».  Тем более, как это происходит в пьесе, в качестве требования, волеизъявления односельчан, как проявление инстинкта самосохранения.
  Вне всяких сомнений следует согласиться с автором статьи в неприятии поступка и осуждении молодого человека (Беслана) в разглагольствованиях, афишировании залога, данного ему девушкой в знак проявления своих чувств и обещания дождаться из армии. Но и в этой ситуации, на мой взгляд, автор статьи Г. Индербаев видит именно в Беслане стопроцентного иделически положительного героя. Но Беслан, являясь главным героем, не может претендовать на идеал, он не совершенство, хоть и является в принципе положительным главным героем. Беслана можно упрекнуть в слабохарактерности, паникерстве, уклонении от борьбы за свое существование и счастье, наконец. Скорее Малика, его возлюбленная, проявляет твердость духа, верность чувствам, силу характера. Ведь Малика не отступила перед «фактом» болезни своего возлюбленного и настояла на том, чтобы Беслан прошел дополнительное исследование на наличие ВИЧ-инфекции. А Беслан ушел в себя сдался без всякой борьбы, проявил реальную слабость характера. Именно поэтому мы не удивляемся и его бахвальству перед Букъарш. Но непременно воспринимаем это как умелый, дополнительный штрих М. Ахмадова в создании портрета своего неоднозначного персонажа. Беслан не может претендовать на идеального во всех отношениях современного (не говоря уже об идеальном классическом варианте) чеченского юноши.
  Следующим анализируемым автором статьи Г. Индербаевым является драма М. Ахмадова «Мохк бегийча» («После землетрясения»), ж. «Орга», №5-6, 2004 г.
  Вначале своих критических размышлений по данному произведению Г. Индербаев глубоко анализирует сюжетное и тематическое составляющее драмы. Большое внимание уделяется подробной характеристике персонажей драмы. Наряду с профессиональной и беспристрастной оценкой произведения, на мой взгляд, есть и некоторые упущения, неточности, требующие более пристального внимания и изучения. В частности, автор статьи высказывается: «Конфликт, заявленный автором (пьесы) в начале драмы, не получает в дальнейшем должного развития. Он быстро «затухает» в разговорах, не имеющих к нему никакого отношения. Так, например, журналист районной газеты, приехавший по сигналу о приписках, почему-то ведет с Орцой (председателем сельского Совета) длинный разговор об его отце, участнике войны».
  Хотелось бы внести небольшие уточнения и свое видение анализируемых эпизодов произведения. Опять же более скурпулезное чтение содержания указывает на то, что журналист и не ведал о «приписках» Маккхала и Махмы до приезда в село. По сути дела, он приехал с целью сбора материала для статьи в рубрику «Дела депутатские» в районную газету. И еще, в отличие от «странного имени Букъарш» имя журналиста Къиг (Ворон) тоже вызывает интерес. Но автор пьесы М. Ахмадов на этот раз предупреждает пристальное удивление читателей или критическую мысль. И мы убеждаемся в этом при рассмотрении отрывка из произведения:
Вошедший (Къиг). Когда я был еще мальцом, отец в шутку позвал меня: «Поди сюда Вороненок!» Вот это и услышали соседи… …Ты не удивляйся, я знаю человека даже с собственным именем Тапча (Пистолет) в Урус-Мартане… Если есть имена Аьрзу (Орел), Хьоза (Воробей)… то почему бы не допустить и имя Къиг (Ворон)?
  Требует небольшого уточнения, по моему мнению, и пример, приведенный автором статьи Г. Индербаевым и содержания драмы: «…неизвестно, по какой причине оказываются на свободе Маккхал и Махма, задержанные милиционером…» С большой уверенностью можно подтвердить, что на свободе, как таковой, задержанные не оказываются. Двое задержанных сидят у входа в здание сельского Совета, и Махма (один) заскакивает на несколько слов к председателю сельского Совета Орце. Милиционер, задержавший мошенников, естественно не бежит за ним – из здания выход только один. А что касается Маккхала, то он и вовсе оставался сидеть на своем месте, возле милиционера. К тому же они оба лишь задержанные и вина их еще не доказана на суде, чтобы их держать в строгой изоляции.
«Главный герой, каким он изображен в драме, оказался гораздо слабее своих противников…, …Думается, что автору не хватило в достаточной мере жизненного материала, чтобы создать полнокровный образ главного героя. Гибель Орцы в конце драмы, на мой взгляд, символизирует его поражение в той «борьбе», которую он «развернул», заняв пост председателя сельского Совета», - утверждает автор статьи. Касательно видения и вот такой оценки автором статьи главного героя драмы Орцы то она, видится мне, несколько шаблонным, в духе лучших традиций соцреализма. Несмотря на непременный факт того, что драма М. Ахмадова «После землетрясения» и одноименная повесть реально созданы в восьмидесятые годы прошлого столетия, в век торжества соцреализма на всем пространстве не только «одной шестой». И нам следует оценивать эти произведения как некое исключение или сознательное отклонение от классических норм и требований этого литературного течения. М. Ахмадов, на мой взгляд, сознательно несколько отошел от создания картины и образов своих произведений, образно говоря, черно-белыми красками, использовав палитру более разнообразных цветов. Естественно, Орце не совсем подходит выражение лица Феликса Эдмундовича. В моем восприятии драма Мусы Ахмадова это, скорее всего, в некотором роде «Тазит» ХХ века. Человек высокой морали и благородства хоть и некоторой святой наивности романтического покроя не имеет права называться неполноценным или отрицательным героем произведения. Орца принадлежит поколению Павла Корчагина чисто физически, но сравним он с этим поколением с очень большой натяжкой. Более того Орца живет не в своем времени, как все остальные персонажи, он не соответствует нормам и эпохе социализма в том виде хотя и перестроечного этапа. Он не создан для этого социального строя и не мог существовать физически в той общественной среде, и эту точку зрения он доказывает свое гибелью. Слишком уж яркими, мягкими, человечными красками написан его портрет. Орца никак не подходит под видение реальной действительности читателей, идеализирующих соцреализм как таковой в классическом виде. Было бы странным видеть Орцу, рассуждая образно, с маузером на боку и с наручниками за пазухой. Он, грубо говоря, продукт не своей эпохи, он выше ее. Орца старается жить по гуманистическим нормам, в том числе и пропагандируемым современным ему идеологическим режимом. Но реалии той идеологической действительности настолько контрастны, к чему Орца и оказался неприспособленным. Орца старается жить подобно Павлу Корчагину. Таковым состоянием его души можно объяснить и, неприемлемый автором статьи, факт «уборки председателем сельского Совета навоза, выброшенного своенравной Бикату на сельскую улицу». Я бы позволил себе также напомнить фактическое советское мышление, реально бытовавшее в относительно недавнем прошлом. Некоторые вопросы национального, тем более идеализации национально-культурного, не имело ни малейшего шанса появиться на страницах прессы и издательства. В связи с этим, следует вспомнить, как приходилось «обходить» подобные негласные запреты авторам, творившим в той неоднозначной эпохе соцреализма. Авторы вынуждены были доносить до своего читателя свои истинные мысли так называемым литературным приемом «между строк». Я бы выделил таковую значимую мысль и в драме М. Ахмадова «После землетрясения». Фактом гибели главного героя автор доносит до читателя идею перспективы гибели существующей тоталитарной идеологии. Не в состоянии положительный герой существовать, живя по канонам этой вымирающей идеологии, или же он должен подстроиться и существовать как бесхребетный Махма. И этим фактом автор драмы показывает, что тоталитарная идеология, как бы ее не латали «перестройками», прогнила и не имеет никакого шанса на будущее. Не могут «люди, которые пережили страшное природное явление, стать нравственно чище и человечнее» в этом насквозь прогнившем общественном укладе жизни. Землетрясению подвергается не отдельно взятое горное селение, но расшатывается общественно-социальный строй, который рано или поздно обречен рухнуть. И мы, современники, бесспорные живые свидетели драматического развала тоталитарной идеологии.
  В какой-то мере остается некоторая неудовлетворенность критическими размышлениями автора статьи Г. Индербаева по поводу сопутствующих главному герою персонажей. Некоторые высказывания в той или иной мере подвергающие критике действия или поступки главного героя Орцы, скорее следовало бы выдвинуть в качестве частичного или полного объяснения и характеристик образов сопутствующих персонажей. Так в качестве примера подтверждающего высказывание: «много в драме условного, наивного. Многие поступки действующих лиц остаются необъясненными автором драмы» автор статьи заявляет следующее: «Заза, даже не попытавшись объясниться с Орцой, (услышав клевету о себе), выходит замуж за студента Беслана… …В скором времени Заза становится секретарем сельского Совета, подчиненной и единомышленницей Орцы, «оклеветавшего» ее. Возникает вопрос: возможно ли такое в среде чеченцев?..»
  Естественно, допустимо и, в некоторой степени, поощрительно реалистическое освещение и анализирование жизненного идеала в художественных произведениях. Но надо отметить и тот факт, когда художник, создавая тот или иной образ своего героя, использует вполне оправданные литературные средства, выделяя и указывая сложный путь к тому самому идеалу через не вполне однозначно четкий положительный образ персонажа художественного произведения. Но, как и было заявлено выше автором статьи, поведение одного из главных действующих лиц Зазы, прежде всего, следует рассмотреть с точки зрения ситуации реальной действительности того времени. А реальность такова, что некоторые вопросы, возникающие, у автора статьи, в политическом, идеологическом окуляре соцреализма и социалистической действительности сами собой отпадают. К примеру, с точки зрения советской морали появление Зазы на работе секретарем сельского Совета ни у одного чеченца не вызвал бы недоумения, не говоря уже о критических размышлениях по этому поводу на страницах советских литературных журналов. Этот вопрос имеет право на существование, но имеет и еще один вариант ответа. Например, женщина вынужденная торговать на рынке, чтобы прокормить свою семью, скажем, тоже пример не из идеальной чеченской действительности. Самое время подметить, что материальное положение жителей горного селения, в котором разворачивается действие пьесы, тоже требует желать лучшего. Безысходная, хроническая безработица тоже немаловажный фактор, подталкивающий Зазу не упускать возможности занять появившуюся вакансию. Тем более Заза уже замужняя женщина и являет собой пример истинной и идеальной хозяйки, стремящейся содержать, по мере возможности, дом в достатке, тем более, что муж учится еще и не имеет возможности зарабатывать. Вот пример реализма окружающей действительности, а не декларативный, призрачный идеал жизни горцев.
Однако следует отметить и то, что автор драмы, опять же, не преминул заявить свою точку зрения, сделав попытку предварить вопрос читателя-критика: Почему девушка-чеченка Заза не сочла возможным углубляться в ситуацию, бросавшую тень на ее честь, в «клевету». Устами персонажей своей драмы М. Ахмадов высказывается:
Заза. Я спрошу у него, (у Орцы).
Беслан. Не стоит. Сказанное не воротишь. Если ты поднимешь шум, тогда, прознают об этом старейшины села. Вот тогда то, требуя клятвенных обрядов, они и разнесут все по округе.
Уже сам факт того, что Заза вернулась домой через лес с возлюбленным Орцой, подлежит, именно с точки зрения чеченской морали, осуждению.
В статье Г. Индербаева есть еще, на первый взгляд, незначительный факт, требующий некоторого уточнения: «Зезаг (в драме она пожилая женщина), едва успев выйти замуж, потеряла на Первой мировой войне любимого человека. Она осталась верна своей любви до конца жизни… Это прекрасно! Это в традициях большинства чеченских женщин. Но читатель не понимает Зезаг, которая вот уже более сорока лет в память о муже по вечерам зажигает у окна лампу.
И еще. Почему влюбленные (в данном случае Орца и Заза) должны встречаться и говорить о любви на рассвете, когда коров выгоняют на пастбище? С каких пор так ведется у чеченцев?»
По данному эпизоду и вопросам, возникающим у автора статьи, думаю возможным высказать свою точку зрения сначала по последнему замечанию. Скажем, если художник в своем произведении ставит целю создать романтический возвышенный, отличный от других образ, то он несколько отходит от общепринятых общественных норм, разумеется не в ущерб моральной составляющей. Надо отдать должное неординарности фантазии М. Ахмадова. Рассвет. Что может быть романтичнее и прекраснее рассвета? Оригинальное решение автора пьесы! Влюбленные, скажем, выгнав утром пораньше коров, встречаются (на виду у всего селения) у родника, возможно, (мы догадываемся) они и вечером встречались тут же.
При более внимательном чтении содержания пьесы выясняется. Что ничего необычного и непонятного для читателя нет и в «лампе» Зезаг. Дело в том, что М. Ахмадов предупредил и тут возможный негодующий вопрос по поводу этой самой лампы:
Заза. Странный человек (Зезаг) Ночью у себя во дворе не выключает лампу.
Орца. Должно быть, темнота душит ее…
Думается, ничего предосудительного в том, что одинокая пожилая женщина не выключает свет у себя во дворе, а не у окна. Кстати, так поступают в сельской местности многие, не только одинокие пожилые женщины.
  Гелани Индербаев в своей статье анализирует и комедию М. Ахмадова «Башня, построенная на льду». Результатом критических размышлений по поводу комедии является заключительное высказывание автора статьи: «Комедия «Башня, построенная на льду» - большая творческая удача автора. По «наличию» тонкого юмора и едкой сатиры она нисколько, на мой взгляд, не уступает комедиям Н. Гоголя»
  Несомненно, автором статьи «Современная чеченская драматургия: события, характеры» Гелани Индербаевым проделана большая исследовательская, аналитическая и критическая работа. Дана точная оценка современного состояния чеченской драматургии, ценные выводы и предложения по выводу поствоенной чеченской драматургии из кризисной, застойной  ситуации и выводу ее на достойные высоты, как и в недавние былые времена. Автор статьи изложил свое видение, точку зрения и дал яркую характеристику произведениям Народного писателя Чеченской Республики Мусы Ахмадова. Остается лишь пожелать автору статьи Гелани Индербаеву больших творческих удач в своих дальнейших исследованиях.
                Грозный, 2007 год.