Дневник Дианы. Третья часть

Боль, боль, боль, боль, одна сплошная боль вокруг. Как внутри, так и вне меня. Одновременно я ощущал жар и холод, струившиеся по моим венам. Мне казалось, что это последнее, что я смогу почувствовать перед тем, как сердце стукнет изнутри, замрет, остановится, глубоко вздохнет и замолчит навсегда.

Меня качало из стороны в сторону, я куда-то летел, а в следующее мгновение падал в ужасную бездну. Меня кружило то раскаленным ветром, то ледяным холодом. Ощущения менялись каждую секунду, и я уже не знал, что происходило со мной. Боль практически сжала меня в свой стальной кулак, давая понять, что больше ничего и никогда уже не будет.

Секунда, еще одна, еще и еще...

Я дико вращал глазами и судорожно хватал ртом воздух.

И вдруг все замерло. Покой и тишина вокруг. И даже боль оставила меня. Мир замер. Словно планета остановила свой ход, позволив мне сойти с нее.

Еще некоторое время я медлил - ждал, пока спазмы удушья прекратятся.

Боль ее тоски и чувство моего одиночества теперь переплелись в тугую нить. Мы едины. Едины во всем, в каждом вздохе и каждом движении.

Мне стало вдруг все понятно. Все, что я вынес через это долгое время, все, что осталось со мной. Словно маленький маяк засветил мне во тьме, призывая к своему берегу, где я мог спокойно остановиться и отдохнуть, приняв на себя всю тяжесть принятия решения. Мы едины.
 
- Когда-то ты хотел быть на его месте.

- Возможно, скорее да чем, нет. - Или это неправда. Хотел ли я? Но она не спрашивает – она утверждает. И я знаю, что это так. Зачем врать?

- Завидуешь? - в ее голосе послышалась злобная усмешка. - Он смог, а ты нет.

- Не потому что не хотел. Потому что так произошло.

- Вранье.

- Нет.

- Да.

- Нет.

- Да. Посмотри же на себя изнутри. Посмотри на меня изнутри. Что видишь? Тоску. Она сжирает, она сжигает и мучает. Так ли пуста душа, как ты смел думать? Ведь есть еще что-то, что не позволит умереть окончательно, пока не очистишь душу, или ее испепелит страшная тоска. И ты сам прекрасно знаешь. Особенно, если обернешься на пару лет назад, когда все это только начиналось.

- Оставь!

- Нет, теперь ты должен понять, как нелегко было жить со всем этим. Словно на темной стороне Луны, где ни черта не видно. Идти на ощупь, не зная, будет следующий шаг последним или нет.

- Остановись!

- Нет. Ведь ты хотел все узнать сам. Так теперь полюбуйся на дело рук своих, на свое творение. Он смог, а ты нет. И не потому, что так получилось, а потому что ты испугался последствий, не знал, готов ли ты к переменам или стоит оставить все так, как есть и искать новый, лучший, как тебе тогда казалось, вариант. А я ждала. Я думала, что ты – истинный, но я ошиблась. А он не испугался. Он был готов к этим переменам. Он сделал этот шаг. Спустя некоторое время ты признал свою ошибку, но сделал это глубоко в себе, в тайне ото всех,  и думал, что никто этого не заметил. А ты жил с ней. И с каждым днем она становилась все больше и больше. Скоро, она полностью заполнила тебя. Ведь так? Я права?

Я сел и заплакал. На остановившейся планете в полной тишине и абсолютном вакууме, наедине с собой и с ней.

- Диана.

- Да.

- Ты еще здесь? Ты слышишь?

- Слышу.

- Я не хотел причинить тебе боли. Я жил ради тебя. Я жил ради нашей любви. Я жил с верой в будущее.

- А настоящее?

- Оно было.

- Нет. Для меня не было. Я жила на такой же остановившейся планете. Для меня настоящее было одним, для тебя другим. Ты радовался жизни, я по ней тосковала. Я хотела сказать тебе раньше, пыталась, но ты не слышал меня. Искорки в твоих глазах лишь были напоминанием мне о моей тоске, и я не смогла помешать тебе наслаждаться этим счастьем.

- Прости.

- Не за чем просить прощения. Не за чем. Ничего не изменишь. Дороги, идущие рядом, оказались не очень хорошими друзьями и разошлись, как только наступил удачный момент.

- И ты в это действительно веришь? Игры разума. Только ведут они всегда к одному – к сумасшествию. И прекрати всю эту… Почему всякий раз, появляясь в моей жизни, ты все ставишь с ног на голову, вносишь сумасбродство в мои мысли?

- Потому что я небезразлична тебе. Слишком небезразлична. Я – настоящая. Я – суть твоей проблемы. Пройдет год, десять или двадцать лет, но всякий раз, когда я буду появляться, ты не сможешь противостоять мне. Потому что в твоей душе чувства все так же чисты и наивны, как и первый миг нашей встречи… И ты будешь всегда лгать самому себе, думая, что прав именно ты.

Стоп. Не надо. Мы едины? Я почувствовал, что ее нет. Больше нет. Она ушла.

- Диана! – Шепотом позвал я ее.

Молчание.

- Диана! – Повторил я, хотя прекрасно понимал, что ее нет. Я знал это - я больше не ощущал ее внутри себя. Может она и права. Ложь или правда, правда или ложь. Настоящая она. Я – ложен.

Еще пара дней и она исчезнет полностью. Еще пара дней и я исчезну полностью. Успею ли я осуществить задуманное, дописать последнюю главу, прежде чем ее дух оставит меня?

И опять я буду метаться на горячей от пота подушке в полузабытьи, хотя почти уже нашел выход из лабиринта. Если так суждено, то пускай так и будет. Пара дней – насмешка судьбы или награда?

* * *

Мазок, еще мазок – красные, желтые, оранжевые полосы на холсте. Она держит кисть, а я держу ее руку.

- Что это?

- Солнечный свет.

- Такой разный?

- Он не бывает одинаковым. Каждый день привносит в него новые краски.

Диана макнула кисть в зеленую краску и резким движением провела кистью по холсту.

- А так?

- И так бывает. Солнечный свет он такой разный. Каждую секунду меняется. В лужах на асфальте и в бликах на стеклах домов он совершенно разный, не так ли?

- Как ты хочешь назвать картину?

- Не знаю.

- Поставим многоточие? Пусть каждый сам для себя придумает название.

И я поставил многоточие. Я поставил многоточие своим поступкам, своим отношениям с ней. Мы никак не можем договорить и договориться. Мы никак не можем уйти из того солнечного дня, который был написан на холсте. Солнечный свет он такой разный. Янтарные слезы… слезы солнца.
 
* * *

Любовь неразделяемая и неразделимая. Нельзя дать одному больше, другому чуть меньше. В этом ее прелесть и в этом ее самая сильная боль, потому что нельзя любить «чуть-чуть» или «чуть больше чем…». Нельзя «быть или не быть», нельзя «выбирать», аккуратно взвешивая сотни раз на чашах весов день за днем. Необходимо, чтобы чувство это само достучалось до тебя изнутри. Быть уверенным, быть искренним, не бояться жить с ним. Четко осознавать, что что-то может измениться и непременно изменится, если ты услышишь его…

 
- Если у тебя случится роман вне меня, вне моей жизни и наших отношений, проживи его, - сказала Диана, не оборачиваясь.

Я промолчал и только сильнее обнял ее.

- Ты не думай, я не ищу путей, чтобы завести роман самой – если тебе можно, то и мне тоже. – Я так не думал, – ты человек, который иногда должен отвлекаться. И я не ищу тебе оправданий для будущего романа, если таковой произойдет. Ты же знаешь, что я люблю. И не хочу тебя заставлять скрывать что-то или оправдываться в чем-то. И ты, и я – мы люди. И у людей все случается.

- Никогда не говори так.

- Не буду.
 

…Будет ли оно мимолетным, или продлится всю жизнь, зависит лично от тебя одного. Идешь к ней, если она достучалась. Если ты открыл ей дверь, значит, впустил в свое сердце. И оно прощает слабости - самое сильное чувство.
 
* * *

Тогда же мы поклялись друг другу в вечной любви. Солнечный свет он такой разный.

Но не бывает ее вечной, - она сама прекрасно знает, когда ей надо появиться, а когда тихо уйти. Уйти так, что ты даже не заметишь ее ухода и стука закрываемой двери. Вечность слишком долгий срок, который превращается в циничную привычку. И это слабость для обоих. Только никто в этом не признается. Слабы духом – слабые в чувствах. Но оно прощает.

- И в моей жизни есть два любимых человека – ты и она.- Я кричу об этом во сне, чтобы меня услышали. - Хотя я дал слово любить только тебя до конца жизни. Но в жизни бывает так, что откуда-то из небытия, вдруг, возвращается прошлое. - И понимаешь, несмотря на то, что прошло два, три, пять или восемь лет, и любимая в прошлом все так же привлекательна. И вот она уже хочет все изменить, сделать шаг на несколько лет назад, чтобы переиграть партию. Но, оказывается, сильно опоздала принимать правильное решение. И у нее есть муж и ребенок.

Но мы взрываемся миллионами ничего не значащих сейчас крупиц. И оказывается, что муж – это только муж. А я – это все тот же я (и даже лучше). Для меня она все-таки может вновь существовать некоторое время, – про мужа и ребенка можно постараться забыть. И она сделает вид, что на время забыла о том, что там, в нормальном мире, есть кто-то и у меня. И вот мы несемся куда-то с бешеной скоростью среди созвездий параллельного мира. А вокруг пустота. Есть только я и она.

И опять я тону в море тех самых глаз, в которых тонул когда-то давно, без единого шанса на спасение. Тону долго и упорно, пока стрелки часов накручивают круги по циферблату. Тону даже тогда, когда не хватает воздуха и легкие готовы разорваться.
Как бы это ни было долго, встреча мимолетна. Времени как всегда не хватает. И вот я опять сижу на теплом береговом песке и машу рукой удаляющемуся в пенистых штормовых волнах кораблю с надписью «Мишель» на корме.

Чего я себе напридумывал?! Ведь я знаю, что Мишель далеко – в тысячах километров,.. но Мишель рядом – на расстоянии всего одного телефонного звонка. И я могу позвонить ей. Услышать хотя бы ее голос. А потом, может быть, прыгнуть в открытый «Кадиллак» и помчаться навстречу солнцу, обдуваемый теплыми калифорнийскими ветрами.

Сдерживает то, что когда-то я дал себе обещание никогда ей не звонить, чтобы не нарушать равновесие бытия. Но еще давал же я себе обещание любить ту одну, которая сейчас рядом со мной, до конца своих дней. И не сдержал его. Сдержу ли сейчас?

- В моей жизни есть два любимых человека – ты и она. - Я опять кричу. - Я не могу, и не буду выбирать между вами, даже если в конце пути я останусь один.- Значит, такова моя судьба. Значит, это уже прописано в моей книге жизни. Или… или я сам пропишу это. И пока что она не заполнена до конца, в ней  остается много пустых страниц… Тогда… - тогда тем более я хочу, чтобы в этой книге была ты,  и была она.

А откуда я знаю, что это действительно так. Откуда я знаю, что Книга написана, или пишется в течение всей моей жизни? Не знаю. Не-зна-ю. Я знаю только, что ты и она – смысл меня.

Пылать, гореть, быть тайфуном, цунами, чтобы снести на своем пути. Или быть горой - оставаться на месте и думать, думать, думать, что могло бы быть, если бы пылал, горел, был тайфуном, цунами… Можно многое представить, но ничто не сравнится с движением. Безумный ритм, который подарила нам природа.

* * *

Возвращаясь в тот дождливый день, я вновь слышу голос Дианы, он эхом звучит в моей голове:

- Как птица в клетке… есть что-то еще… может быть, потом… почему ты не слышишь меня?..
Я вспомнил как, взглянув в ее глаза, она ударила меня своим взглядом, словно метко выпущенная пуля бьет точно в цель. Я не смог выдержать ее взгляда. Она могла спалить, убить, развеять по ветру мою душу всего лишь этим своим взглядом. Я хотел, я желал ее, и она, кажется, это знала, делая мне только больней. Я вдруг потерял всю свою веру в себя – ад стал ближе, гораздо ближе, чем когда-либо. Я сам стал адом без Ангела в душе. И Ангел оставил меня одного. Не хотел я этого никогда испытать по своей ли или чужой воле, но это случилось без меня.

Будучи принцем, я стал нищ, будучи талантливым актером, я позабыл все навыки игры, стал бояться зрителей, будучи популярным певцом, я потерял голос, и меня больше никто не хотел слушать – вот оно - ад в себе: конкретное состояние конкретного человека в конкретный миг времени. Я был на грани. И одна она знала это.


«25 января 1997 года

С тех пор Бескрылый Ангел был всегда со мной. Иногда появлялся и Цербер. И именно тогда я познакомилась с Саймоном.

В тот вечер Ангел сказал, что если я хочу Любви, то вот сейчас, сию минуту мне надо свернуть в переулок, зайти в третий дом, подняться по ступенькам на четвертый этаж и позвонить в дверь, которую он мне укажет.

Хотелось ли мне Любви – странный вопрос - именно тогда, когда я осталась совсем одна – один на один с собой без права выбирать, с адом в душе… Конечно, мне хотелось рая, счастья, солнца, может быть немного грусти. Но самое главное, что за все это он не потребовал ничего невозможного – лишь пройти несколько метров, пробежать по ступенькам и позвонить в дверь. Все так легко и просто. А за дверью меня, как сказал Ангел, ждет мой рай, мое счастье и лишь мое… наше счастье.

Как мне казалось. Я не знала, я просто забыла  о том, что у Любви есть Продолжение, есть Окончание. Всегда. И Ангел умолчал об этом. А может быть, я просто преисполнилась светлой веры в то, что не может ошибиться или солгать. Увидел ли он тогда мое… наше будущее и посчитал, что данный миг будет лучшим для меня. В конце концов, я сама согласилась на эту Любовь, а он дал мне шанс. Ведь я могла и отказаться.

Когда я нажала кнопку звонка указанной Ангелом двери, мне открыл Саймон, и я поняла, что в ближайшем будущем у меня в жизни все будет хорошо. Он же, не сказав ни слова, обнял меня и поцеловал, словно ждал, словно мы были давними любовниками, а я просто уезжала в долгое путешествие. Он был мил, нежен, чувственен, страстен… Мне захотелось стать его женщиной, его подругой, его любовницей. И я поняла, что Ангел не ошибся в моем выборе, предоставив этот шанс. И не было никаких слов. Его глаза сказали гораздо больше.

Мой милый Саймон, как же я тебя люблю!!! В тебе нет зла и серой скуки.

Он любил меня. А я любила его. Нам всегда было хорошо вдвоем. Жизнь проносилась мимо, и каждый ее миг обретал формы, о которых я не знала раньше. Он единственный, кто смог бы узнать меня настоящую…»


Строки бежали и бежали, составляя историю нашей Любви. Когда я заблудился в своем подсознании, я не знал, как выбраться. Но появлялась она, принимая облик то ребенка, то взрослой женщины, то Бога в образе ребенка, и всегда спасала меня.

Раздвинув тяжелые шторы, я посмотрел в окно, где продолжала биться жизнь, рождаться дети, волшебным образом возникать красивые любовные истории, иногда гаснущие, иногда заканчивающиеся красивым браком, браком в котором билась жизнь, рождались дети… Как часы идут по кругу, так и жизнь свершала свой очередной круг. Только лишь разница названий мешала быть им одним целым.

А я вышел из этого биения. Я сидел в своей конуре и до сих пор не знал, что делать дальше. Так и болтаться в своей тени или выйти на свет, чтобы вновь ожить, почувствовать, проснуться. И даже, в какой-то момент я решил сделать последнее… хоть на минутку глотнуть того воздуха жизни. Но лишь тогда, когда дневник будет прочитан до конца. И лишь тогда я окончательно решу, какой путь мне ближе.

Я отошел от окна и меня снова окружил мягкий полумрак.


«…Было ли все происходящее вокруг меня счастьем? – да. Мне хотелось петь, кричать, чтобы хоть как-то выплеснуть ту энергию, которая меня переполняла. Мы были безумны в своей любви, искренни в своих чувствах. Мне казалось, что мы занимаемся любовью все время – но даже тогда выброс адреналина не находил своего пика – мне все так же хотелось петь, кричать. Мне хотелось самого главного – мне хотелось жить.

Мой Ангел радовался вместе со мной. Он уже не был похож на того грустного Ангела, которого я встретила у вишневого дерева.

А однажды я заметила два бугорка, выступающих под рубашкой на его спине.

- Смотри, у тебя растут крылья?! – сказала я.

- Да, - ответил он и улыбнулся, - когда я все делаю правильно, у меня растут крылья.

- За что же тебе их срезали тогда?

- Моя предыдущая история была не так интересна и не так счастлива как твоя. Это наказание.

- Теперь тебя простили?

Он посмотрел на бегущие по небу облака.

- Возможно, я не знаю. Они сами все видят лучше.

- Неужели Высший Суд существует для ангелов?

- Лишь для тех, кто совершил много ошибок на той стороне.

- Но разве те, кто на той стороне совершает много ошибок, не попадают прямиком в ад?

- Нет. Тем, кто очень высоко залетел и возгордился, просто обрезают крылья, чтобы они не могли летать.

- И все?..»


Чем дальше я убегаю от своих кошмаров, тем плотнее сжимается их кольцо. Страх убивает, и я уже не знаю, где заканчиваюсь я, тот самый я со своими мыслями, чувствами и желаниями, и начинается он. Если бы ты знала, как мне иногда холодно внутри.

Но выход есть… Мне кажется, что я уже вот-вот его нащупаю... но от страха я порой закрываю глаза и теряюсь в холодных отблесках собственных снов. Остатки сна стекают по моему лицу... легкий, едва уловимый привкус прошедшего кошмара. Я просыпаюсь в тяжелом холодном поту, который приклеивает меня к простыням и не дает сделать ни одного движения. У моего кошмара прекрасные лица... лица тех, о ком я думаю все это время во сне и в реальности. Как далеко готов я был зайти, чтобы убежать от той части себя, что вечно стремится вниз?

Ведь мне казалось, что уже почти все позади – и этот едкий страх с привкусом солоноватого пота, и это тяжелое ощущение беспамятства и вернувшейся боли. Но оказалось, что она вновь и вновь погружает меня в пучину безвременья, из которого нет, совершенно нет никакого выхода. Если только… разве ты не ощущаешь эту тяжесть? Мы преодолеем все это, но, главное, не забыть, разрушая наш мир, что с нами по-прежнему и наше спасение - наша полумертвая любовь. Столько всего хочется изменить. И все возможно, но что-то останавливает.

Страх - почти бестелесная пелена – кажется, тронуть рукой, и растает, но нежелание что-то менять, что-то большое и тяжелое, что-то черное и бесконечное как черная дыра внутри меня самого делает эту стену непробиваемой. Потому что когда-то я уже решил для себя что нельзя… «не тронь эту пелену между тобой и мечтой… не тронь, иначе сделаешь шаг-в-никуда. Подумай, хорошенько подумай».

И лишь тогда, может быть, ты не станешь думать о том, чтобы отправиться туда, куда невозможно дойти.

И опять вокруг встают призраки прошлого, напоминая мне о своем существовании. Радужные бензиновые разводы в моих снах снова проецируют их лица: Диана, мать, отец, – как тогда в моем сне о пещере, но теперь в обратном направлении.

Бестелесные они мне так противны, что хочется изрыгнуть на них всю свою злость, всю свою слабость. Кажется, они хотят уничтожить меня своим присутствием.

И вот, я уже бегаю от одного окна к другому, словно боясь пропустить некое священнодействие. Шуршу тяжелыми шторами, пытаясь пустить в свою конуру хотя бы частичку времени извне. Я верю в то, что она придет ко мне с единственным солнечным лучом. И тогда все изменится. Все станет лучше. Все потечет, как прежде… Но, как назло, на улице тучи и хмурое небо. «Черт, черт, черт меня дери!» - ругаюсь я про себя. – «Ты – дурак!» Как иначе назвать человека, который не сделал этого раньше? - Не поверил, в то, что жизнь еще может быть. Жизнь извне. В противном случае безумие. Так кончали многие, выбрав путешествие за грань, чтобы больше никогда не вернуться.


Чем дальше, тем меньше во мне Дианы. Этого я боялся? Я избавляюсь от нее постепенно: от ее образа, ее запаха, и всего что следует за этим именем, как от тяжелой болезни. Все случайные слова, случайные фразы, которые копошатся в моей голове все меньше и меньше затрагивают то, что когда-то касалось нас.

Прошло два дня, два года или десять лет с того момента, как закрутилась вся эта история. Несмотря на время, где-то за туманной дымкой потерялось начало. И я не могу вспомнить, что лишь фраза: «Я не люблю тебя!» положила начало моему безумию. Или не хочу. Не хочу вспоминать, что именно она обнаружила во мне мою бесконечную слабость и все это время я боюсь ее - этой слабости, потому что понимаю, признавшись в ней, я не буду больше собой.

Я отчетливо помню, что когда-то, еще до того, как встретил Диану, я был совершенно другим. Я верил в одно, жил совершенно другими законами и играл в другие игры и по другим правилам. Диана – тот камень преткновения, о который я так сильно споткнулся, что не смог идти дальше.

Что ж, размышляя о произошедшем в таком странном измерении, я даже был готов признать себя неудачником. Тем самым, направив свои мысли в стезю, что Диана была права, когда говорила о своей золотой клетке. Да и вообще, о многом она говорила именно то, что я бы предпочел не слышать и не замечать. НЕ-У-ДА-Ч-НИК. Не сумевший вовремя остановиться и обратить внимание хотя бы на одно слово из ее длинных монологов. Возможно, именно оно смогло бы вернуть меня в правильное русло моей реки. Но нет. Зачем? И фраза, как предательский нож в спину, «Я не люблю тебя!».

Но, несмотря на все усилия моей плоти, так хочется сделать этот чертов шаг. Но никто не гарантирует, если я отправлюсь дальше, попаду в лучшее место. Ведь я могу наткнуться еще на один такой же, и снова начать искать выход из западни. И еще, и еще. И дело тут даже не в булыжнике – таких рассыпано по всей дороге множество.

Нужно ли мне что-то еще, кроме того, что у меня уже есть, чтобы двинуться в этот путь?.. за почти незримой бестелесной пеленой… Я не люблю тебя.


Места для слез уже нет. Места для размышлений все меньше – его заполняет все тот же холодный серый дождь, что стучит по подоконнику, пытаясь незаметно проникнуть в дом. Мои печали и радости теперь тоже растворены в нем, в этом дожде. Гулким эхом бродит тишина по моим таинственным пустым коридорам. Я задыхаюсь от одиночества, я схожу с ума от безразличия, мое сердце разбивается от безмолвия, от безнадежности и общего безличия. Я один. Я совсем один. Сейчас. Абсолютно. Я умер. Все. Конец.

Закрывая глаза, еще мгновение вижу склонившегося надо мной человека в белом. Диану в белом. Вижу, как она улыбается. Вот раскинула руки, словно дева Мария и готова ласково обнять меня. Обнять? Или задушить в своих объятьях так похожих на взмах орлиных крыльев? Врывается мысль: «Она вернулась». Только теперь уже поздно. Меня нет. Надеюсь, что это не будет сильно ее волновать. Ведь она не любит меня. НЕ-ЛЮ-БИТ!

«И я любила его. Любила, пряча свое эго настолько глубоко, чтобы даже он не догадался о нем. В Саймоне была скрыта какая-то загадка. Пускай ему не все удавалось, пускай он иногда терялся в своих мыслях. Было в нем что-то неуловимо-таинственное, такое, что сводило меня с ума каждый раз, как я его видела. Мой Ангел…, он исчезал всякий раз когда мы были вместе, чтобы не мешать нам заниматься любовью, думать, мечтать о будущем, принимать правильные и неправильные решения. После встречи с Саймоном он никогда не вмешивался в наши дела, оставаясь в эти минуты лишь безмолвным охранником.

Его бугорки на лопатках постепенно приобретали форму крыльев, сначала совсем маленьких, но крыльев. Потом они постепенно стали расти, да так, что его одежды однажды стали ему в обтяжку, и мы вырезали дырки в местах, где должны были показаться крылья.

Он никогда не торопил меня и никогда не подталкивал к той или иной мысли, к тому, или иному решению. Он молча внимал моим фантазиям и даже не позволял себе касаться их пусть ангельской, но рукой.

Но однажды он пропал. Исчез? Улетел? Все, что осталось - перо из его крыла, которое я нашла на своем ночном столике. Он ничего не объяснил. Может, считал, что не надо?».


Теперь я как Алиса, стою перед Зеркалом.

В детстве мне всегда хотелось попасть в Зазеркалье. Я прижимался носом к зеркалу и как можно подробнее рассматривал комнату внутри него: шкаф теперь стоял по другую сторону стены, надписи в тетрадях на столе приобретали таинственность – все эти «.уклугорп ан аречев восач ьмесов в амод зи илшыв тимС сиссим и ретсиМ» или «.оник в ылокш елсоп илидох нйежД с ыМ» теперь уже не казались обычным упражнением по английскому, а становились той детской загадкой, о которой с удивленными глазами можно рассказать друзьям.

Я искренне верил в зазеркальную жизнь, и себя в той жизни. Бывало, проходя мимо зеркала, я даже кивал тому мне в знак приветствия. Он делал тоже самое. Я кривлялся, быстро махал руками, пытаясь уследить за всеми движениями зазеркального меня, чтобы уличить в неточности. Но тот все и всегда делал так правильно, что даже становилось обидно. Иногда я думал, что делает мой двойник в тот момент, когда меня нет у зеркала? Делает он то же, что и я сейчас или отдыхает от моего назойливого присутствия, смотря зазеркальный телевизор, в котором показывают настоящие зазеркальные новости и фильмы, но все же готовый появиться у зеркала в ту же самую секунду, когда я появлюсь с этой стороны? Настолько я верил в существование жизни с той стороны.

С годами интерес к Зазеркалью пропал. Можно было по пальцам пересчитать сколько раз за день я подходил к зеркалу: с утра, когда вставал с постели и, до конца еще не проснувшись, брел в ванну умываться; днем, когда ветер растрепал мои волосы по дороге из школы, чтобы причесаться; обязательно перед свиданием, посмотреть, как я выгляжу и, может быть, выдавить неожиданно выскочивший на самом видном месте прыщ; и вечером, перед сном. И ни одно из этих действий уже не подразумевало моего детского интереса. Я перестал следить за жизнью в Зазеркалье, хотя она ни на миг не прекращала своего хода. Правда, оно всегда жило жизнью, не имеющей ничего общего с реальностью. Там я был обыкновенным «правшой» среди миллионов «левшей». Как это было давно! Кажется, в той, другой жизни, все можно было сделать наоборот, как в зеркале: левое – правым…

А сейчас мне столько всего нужно сделать наоборот! Чтобы изменить и измениться - всего один шаг. И этот шаг в Зазеркалье. Он слишком обманчив, поэтому я продолжаю стоять перед Зеркалом. Смотрю, как по его хромированной глади бегут легкие барашки, и даже прикасаюсь к ним рукой, чтобы почувствовать их серебряный холод. Зеркало зовет меня внутрь, откуда нет никому возврата. Зазеркалье стало реально и доступно для меня, но теперь я туда не хочу, не смотря на то, что там, как и раньше, реальность становится иллюзией, иллюзия – реальностью.

Я вижу мое прошлое, ставшее совершенно иным – в нем никогда не было Дианы. Там моя судьба никогда не пересечется с ее судьбой. Там она никогда не окажется в моих мыслях и моей душе, в моем сердце, которое теперь замолчало.  И… это прошлое мне не нравится.

Слишком долгим был мой путь с Дианой в сердце. Слишком много я пережил, чтобы взять и забыть, чтобы все начать сначала. А как же тогда она? Моя Диана? Отречься и предать, начав жизнь с чистого листа, как будто ничего не случилось, и жить, жить снова? Нет. Не смог бы я этого сделать. Не выдержал бы я этот страшный удар.

Поэтому я умер. Я знаю, что сейчас на больничном реанимационном мониторе бежит тонкая прямая полоса. Монотонный сигнал разрывает пространство. Возможно, врачи пытаются завести мое остановившееся сердце электорошокером. Я вижу все это в зеркале и лишь усмехаюсь - не поможет. Сейчас мне не поможет ничего, кроме Зазеркалья, зовущего меня на ту сторону реальности. Сделать шаг и вернуться в прошлое, как ни в чем не бывало? Забыть, не вспомнить, не прожить, не знать? Или умереть с памятью о ней, разбитым сердцем и черной дырой в душе которую она прожгла, словно падающая звезда, забыв стряхнуть остывший пепел?
На пороге двух миров трудно принимать одно единственное решение. Пройдя все круги ада, вновь спуститься на землю и вдруг снова оказаться у ворот Чистилища? Остаться на этой стороне или познать другую жизнь, где никогда ее не было. Выбор неизбежен как восход солнца, как приливы и отливы, как четкое осознание себя вне мира и его границ.

И… мой выбор мне показался верным. То, ради чего все и произошло. То, что расставит все по своим местам. «Прощай!», - сделав некоторое усилие над своей почти уже онемевшей рукой, начертал я на зеркальной поверхности. Зеркало вспенилось и, казалось, вот-вот закипит.

Сейчас я прощался только с моей Дианой. Моим нежным и ласковым счастьем, моей нежной и ласковой грустью, моим Ангелом. Я не сделал шаг. Я решил помнить о ней. Всю свою долгую смерть.

Спустя пару секунд, буквы начали расплываться, а зеркало темнеть. Вместе с ним я погрузился в абсолютный мрак.

* * *

«…И лишь однажды еще раз я увидела моего Ангела. Во сне. Передо мной снова белел вишневый весенний сад. А он стоял под старой засохшей вишней. Как и тогда, у его ног сидел Цербер. Все повторялось вновь.

По мокрой траве я подошла к нему, раня ноги об острые травинки. Цербер отвернул голову, высунул свой красный язык и тяжело дышал, словно совершал долгую пробежку перед этим. Я не видела его глаз, но мне казалось, что я предала. Предала их всех. И Ангела, и Цербера, и Саймона.

- Ты пропал. Куда?

Ангел повернулся ко мне спиной лишь на мгновение. Но за это мгновение я успела увидеть, что крыльев у него нет - лишь пустые прорези на белых одеждах.

- Их больше нет?! Почему?

- Я должен был тебе сразу сказать. Я знал, что Ангелы не могут любить… не должны… Но думал – это мой шанс. Как глупо. На деле я  - всего лишь Ангел – бестелесное существо. – Он помедлил. Прошло несколько бесконечных секунд. – И я – Роберт… Робби… Я – Ро».


Страница выпала из ее дневника и неслышно отпустилась на пол. Где-то рядом, тоже на полу, валялась старая фотография с которой улыбалась моя Диана. Серый дождь хлестал в открытые окна моей квартиры. Зазеркалье не приняло неудачника и отступило.

Теперь я сидел на подоконнике в своей комнате, подставив лицо холодным дождевым струям. Открыл рот и пил этот дождь, как будто он мог утихомирить мой жар. Я никак не мог надышаться свежим послегрозовым воздухом, запахом остывающего асфальта, прибитой дождем травы, разреженного озона.

Я слишком привык жить, Диана. Я слишком не привык умирать.


ВМЕСТО ЭПИЛОГА:

"Ложь, ложь, ложь и вранье. Вся твоя книга - вранье. Я не верю в твою Диану, я не думаю, что это я, - я почти видел слезы в глазах Дианы. - Ты придумал себе Ангела, образ в который влюбился и он не отпускал тебя до той самой минуты, когда мы виделись в последний раз. Я была одиночкой, так ей и осталась. Я не смогла быть с тобой. Я не смогла любить тебя, я не смогла быть идеальным соответствием тому, что ты себе навыдумывал. Ты - неудачник. И каждый дальнейший шаг будет приближать тебя к той пропасти, которую ты сам для себя создал. Ты хотел, чтобы я преодолела эту пропасть вместе с тобой. Но мне было страшно.

Я так хотела увидеть тебя еще раз. Может быть, все бы и получилось снова, но не теперь. Теперь ты еще ближе к вечности, а я больше ни на шаг не двинусь с того места, где сейчас нахожусь. Никогда. Никогда. Никогда в жизни. Никогда в жизни я не ненавидела тебя больше, чем сейчас. Ты посмел убить меня. Прощай!"

Она прислала это письмо несколько дней спустя, после того, как весь этот кошмар перестал преследовать меня. Диана прочла книгу.

Усмехнись, читатель. Нет, она не погибла тогда под колесами автомобиля. И не ее каблук так остро резанул мне по венам. Я отчетливо видел, как ее белый плащ мелькнул за поворотом. Но там, в дожде, в огнях проблесковых маячков полицейских машин, мое сознание на миг отключилось и преподнесло мне более чем странную картину - картину ее смерти. Там, в сердце, она умерла. Умерла уже тогда, оставаясь жить дальше. Наверное, это было важно.

Я отложил письмо и вышел на улицу. А потом побежал. Я бежал, бежал, бежал, бежал. Куда? - не знаю. Зачем? - тоже оставалось вопросом. Может быть, именно к тому самому краю пропасти, о котором написала она в своем последнем письме. Или просто для того, чтобы не оборачиваться назад и не думать, что когда-то всего лишь одна досадная случайность изменила твою жизнь навсегда. И чтобы никогда не сожалеть о пройденных шагах и не думать, что все это было зря. Чтобы закончить свою жизнь именно так, как хотел.


Так закончилась эта история. История, в которой солнечный свет бывает таким разным, дом стоит посреди соснового леса около прозрачной реки, где стекла моей души отражали несуществующие вселенные, и в которой сильная женщина и мужчина-неудачник, столкнувшись на миг, расстались среди шума города и стеклянных витражей многочисленных магазинов.