Фотография - повесть

В л а д  м и р     П а н т е л е е в



Ф  О  Т  О  Г  Р  А  Ф  И  Я

( МАЛЕНЬКАЯ  ПОВЕСТЬ)
 
                Двоюродному брату
                Валерию Дмитриевичу
                посвящаю.


Предисловие от автора

                Почему повесть называется «маленькой»? Ну, хотя бы, потому что в жизни главного героя проходит всего несколько часов. Во-вторых, потому что говорится в ней о простых вещах. О нашей будничной жизни. Прошлой и настоящей. Мне лично прежняя жизнь напоминает чемодан с двойным дном. И мне, как человеку, прожившему в этом чемодане большую часть жизни, кажется, что новая жизнь тоже похожа на чемодан, только пустой, складывать в который хорошие мысли и дела и нести их дальше, наш с Вами крест. Ну, и, конечно, потому, что она на самом деле коротенькая. Если возьмёте её с собой в дальнюю дорогу, и, начав читать, сразу же не забросите, то прочтёте её уже до первой остановки. Но я был бы счастлив, если бы Вы о ней думали и вспоминали «всю дорогу».

Владмир Пантелеев

.  .  .

               











Часть первая.



                Сегодня 5 мая, понедельник. Я строитель и еду на новый объект. Фирма, где я работаю, подрядилась снести старый и построить новый эллинг в Центральном яхт-клубе на окраине города. Прораб обещал привести на объект всю бригаду с инструментом и рабочей одеждой  на служебном автобусе  к 11ти часам. Но я брал «спецовку» домой в стирку, и заранее договорился с прорабом, что приеду на объект сам рейсовым автобусом к 8ми часам, т.к. знаю, где он находится. При этом я должен переписать расписание автобуса в утренние часы и время в пути, чтобы наши строители в дальнейшем не опаздывали на работу.

                Автобус тянется до яхт-клуба около часа, там у него кольцо. Маршрут проходит из центра города, где я живу, к спальным жилым массивам, затем, петляя через них, добирается до окраинных заводских районов и лесопарковых зон.

                Чтобы чем-то занять время в пути, я стал думать о своей девушке – Тане, с которой познакомился недели две назад. Вчера она впервые приходила ко мне домой, но не одна, с подругой Леной. Было видно, что девушки немного стесняются меня, они не оставляли друг друга ни минуты наедине со мной. Девушки принесли диск с новым фильмом, но он был «пиратским», очень плохого качества. Триллер на меня никакого впечатления не произвёл, и сегодня я с трудом пытался вспомнить его сюжет.

                Потом мы пили чай. В наступившей после этого паузе я не знал, что делать дальше. Таня засуетилась собираться домой, но уходить было некстати, по времени было совсем не поздно. Ситуацию разрядила Лена, предложившая мне показать старые семейные фотоальбомы, познакомить, так сказать, со своими «предками».

                Я обрадовался возможности побыть ещё с девчонками и тут же залез на стул, достал лежавший рядом с картонным чемоданом на крышке шкафа единственный  довольно увесистый фотоальбом, хорошо заметный с того места, где сидела Лена, когда мы пили чай. Увидев на нём толстый слой пыли, тут же попытался водрузить его обратно на место, но Лена, уже помогавшая Тане убирать стол после чая и державшая в руках влажную губку, ни сколько не смущаясь, стала вытирать альбом прямо в моих руках.

                Мы сели на диван, я в центре с альбомом, девушки по обе стороны от меня. В свете придвинутого к дивану торшера я раскрыл первую страницу, стал показывать старые  фотографии и вспоминать всё, что много раз рассказывала мне моя бабушка, когда долгими зимними вечерами мы засиживались с ней вдвоём.
               
               

                Мой прадедушка, Соломон Соломонович, ещё до Великой Отечественной войны был известным в Одессе партработником. Он участвовал в Гражданской войне, был активным комсомольцем в 20е годы. Когда гитлеровцы и их сателлиты в начале Великой Отечественной войны захватили Одессу, мой прадед ушел в подполье, говорят, даже прятался в катакомбах-каменоломнях. После войны долгие годы возглавлял парторганизацию какого-то крупного одесского завода.

                Соломон Соломонович женился поздно, почти в сорок лет. Со своей неуёмной энергией он относился к той части большевиков, которые долгие годы каждый день ждали начала мировой революции и считали семью обузой для настоящего революционера, отнимавшей у него время и силы в борьбе с мировой буржуазией. Для Софьи, так звали прабабушку, брак с Соломоном Соломоновичем был вторым. В конце двадцатых годов в маленьком захолустном городке на юге Украины, где она родилась, вышла замуж и, возможно, воспитала бы внуков, прошла скоротечная эпидемия, забравшая у неё мужа, сына и родителей. Сама она чудом выжила, но боль в сердце уже не покидала её всю  жизнь.

                Оставшись одна, она уехала в Одессу к сестре, устроилась на фабрику. Мужем сестры был Фима. Он не был членом партии, но в Гражданскую войну оказался в Красной армии в одной части с Соломоном Соломоновичем. И даже, как-то, спас ему жизнь, когда они попали в окружение. После войны их пути разошлись, но в 1935 году они случайно встретились после первомайской демонстрации. Фима потащил Соломон Соломоновича к себе домой познакомить с женой, а познакомил, в общем-то, с Софьей. А может, только ради этого и звал Фима к себе армейского друга.

                Когда началась Великая Отечественная война, свою жену и дочь, т.е. мою прабабушку и бабушку, Соломон Соломонович сумел подсадить в эшелон к семьям других партработников и эвакуировать в Среднюю Азию, где зимой 1944 года прабабушка в возрасте 39 лет умерла, дали знать о себе слабое сердце и гипертония. Его дочь (моя бабушка) попала в детский дом. Только в конце 1945 года Соломон Соломонович нашел её и привёз в Одессу.
                Моя бабушка, по паспорту Майна Соломоновна (на работе её всю жизнь почему-то звали – Майя Савельевна) училась в Одесском университете на факультете культпросвет работников, где практически учились одни девицы. Поэтому к ним на студенческие вечера часто приглашали курсантов одесских военных училищ.

                Однажды она приглянулась, и чувство это было взаимное, молодому лейтенанту, завершившему учёбу годом раньше и оставленному при училище. Он возглавлял группу приглашенных на вечер курсантов. Статный, смуглый, с чёрными, как смоль, густыми волосами, бросавшимися в глаза даже на короткой офицерской стрижке, карими глазами он совсем не походил на полтавских украинских хлопцев,  откуда и был родом. Короткий и бурный роман между ними закончился тем, что моя бабушка, тогда двадцатилетняя  студентка, забеременела.

                Однако Виктор Анатольевич, так звали молодого лейтенанта, идти в ЗАГС не торопился. Нельзя сказать, что он не любил мою бабушку, просто по характеру она была сильная волевая личность, безжалостно боровшаяся с его мальчишеским гусарским романтизмом. Догадываясь, кто в этой семье будет главным, он немного бабушку побаивался. Прадед, Соломон Соломонович, подняв на ноги всё политуправление округа, молодых всё-таки расписал, и в следующем – 1958 году у них родилась дочь, моя тётка – Мила Викторовна.

                В 1959 году моя бабушка окончила университет, и не без помощи Соломон Соломоновича распределилась не в какой-то там дом культуры или клуб, а попала на работу в областной Совет профсоюзов.  Жизнь в семье постепенно налаживалась. Но хрущёвский указ «О сокращении численности Вооруженных сил СССР на один миллион человек в 1960 году»  поломал,  видимо,  и столько же человеческих судеб. Коснулся он и нашей семьи. То ли оставшаяся в памяти начальников женитьба по партийной указке, то ли жена – еврейка, но Виктора Анатольевича, к тому времени уже старшего лейтенанта, отправили в запас одним из первых в училище. Не помог и его рапорт, с просьбой перевести для продолжения службы куда-нибудь в отдалённый гарнизон на север.

                Роковую помощь оказал Соломон Соломонович. Уволенного в запас моего деда он устроил на одесском Привозе каким-то контролёром. Отработав месяц, дед принёс бабушке не только всю зарплату до последней копейки, но каждый день приносил по две сумки самых свежих деревенских продуктов. Правда, от него часто стало попахивать спиртным, на что он оправдывался:
       - Видишь, как я работаю, а это издержки, без них не бывает.

                Но скоро «запашок» сменился состоянием «под мухой», потом  «на бровях», пока через несколько лет дошло до того, что не стало не только «подаренных» продуктов и зарплаты, но приходили к бабушке «ходоки», требовавшие возвращения денег, одолженных дедом до получки на выпивку. И снова вмешался Соломон Соломонович. Он  отправил деда в ЛТП для принудительного лечения от алкоголизма.

                Когда дед через год вернулся совсем другим человеком, Соломон Соломоновича уже не стало. Мой дед устроился на новую работу. Через год в 1969 году в семье родилась вторая дочь, Ира – моя мама. Однако уже первая рюмка, выпитая дедом по настоянию дружков за новорожденную, сбросила его в ещё более глубокую пропасть. Ещё через год бабушка забрала дочерей и по существовавшей в те годы разнарядке ротации советских и профсоюзных работников переехала из Одессы в наш город.

                К слову сказать, дед мой через два года умер от запоя и его нашли в буквальном смысле слова под забором. Так бабушка в 34 года стала вдовой, она с дедом официально не развелась.

                В нашем городе бабушка также получила должность в областном Совете профсоюзов. Мою маму устроила в круглосуточный садик, Мила ходила в школу. Бабушке сразу после переезда дали квартиру, считавшуюся до подхода очереди на новое жильё, в этой квартире я и живу сейчас. А дело было так.

                Выделенная бабушке квартира находилась почти в центре города в двух кварталах ходьбы до её новой работы. Располагалась она в двухэтажном деревянном особняке, на скорую руку, ещё до войны, перестроенном под отдельные квартиры для номенклатурных работников. В пятидесятые годы в особняк провели центральное отопление и газ. Принцип перепланировки был прост.

                Каждую квартиру составляли три смежные комнаты, две из которых были жилыми, а третью, имевшую выход на общий коридор с лестницей на второй этаж, перегораживали стенками из толстых оштукатуренных по дранке досок на ещё четыре миниатюрных помещения: кухню, ванную, туалет и «Г»образную прихожую. Прихожая вся состояла из дверей: в одну из смежных жилых комнат, на кухню, в ванную, в туалет и на общий коридор или, как её принято называть, лестничную площадку.

                Сантехника устанавливалась без всякой гидроизоляции, вентиляции не было, поэтому за долгие годы от частых заливаний штукатурка по большей части обвалилась, доски и перекрытия сгнили, и в этих клетушках стоял постоянный запах сырости и плесени.

                Когда бабушке должны были вот-вот дать новую квартиру, её перевели с повышением на работу в городской Народный контроль. Там ей вежливо объяснили, что люди её не поймут. Как это так? Только пришла и, «на тебе», уже новая квартира.

                Второй раз ей отказали в квартире, когда после окончания средней школы её старшая дочь, моя тётя, Мила, уехала к дальним родственникам в Одессу и поступила там в университет. Бабушке сказали, что они вдвоём с моей мамой остались в двухкомнатной квартире, где на каждого квартиросъёмщика приходится по 20 метров жилой площади. С тех пор бабушка больше квартирный вопрос не поднимала.

                Кстати о Миле. После окончания учёбы она вышла замуж за одесского еврея дантиста. Жила безбедно. Родила дочь и сына. В 1990 году их семья иммигрировала в Израиль, где довольно быстро неплохо устроилась. Они могли бы уехать и раньше, но Мила боялась испортить бабушкину карьеру, а бабушка уезжать наотрез отказывалась. Мила приезжала к нам из Одессы в последний раз, когда я был ещё совсем маленьким, так что, я её  не помню.

                Когда моя мама перешла в выпускной класс, в их школе летом делали капитальный ремонт. Старшеклассников вместо производственной практики использовали «на подхвате» в школе. Девочки мыли окна, благоустраивали территорию вокруг школы. Мальчишки перетаскивали мебель, убирали строительный мусор, подносили стройматериалы.

                Работой учеников руководили завуч и оставленные летом без отпуска учитель рисования, трудовик и молодой учитель физики, присланный в наш город по распределению, и заканчивавший в августе отрабатывать положенный трёхгодичный  срок после окончания университета.

                Моя мама тогда уже была незастенчивой, острой на язык, одним словом, бойкой девушкой с развитой и хорошо сложенной фигурой. Густые, жёсткие, вьющиеся как у молодого барашка чёрные волосы, серо-зелёные, как у бабушки, глаза, пышные обворожительные губы, осиная талия, подчёркивающая большие шаровидные упругие груди, хорошо развитые бёдра и пикантную попку, делали её – семнадцатилетнюю девушку – объектом страстного желания для мужчин всех возрастов.

                Незнакомцу она казалась молодой хохлушкой, какие не долго ходят в невестах, но при детальном рассмотрении мелкий барашек  жёстких волос и волевой не глупый взгляд напоминали, о её еврейском происхождении.

                Так вот, молодому учителю физики повезло первому. Когда в сентябре бабушка узнала об их летних отношениях, было поздно. Учитель физики, отработав положенный трёхгодичный срок, из школы уволился и из города уехал.

                Побывав с моей мамой у гинеколога и убедившись, что она не беременна и венерическими болезнями не больна, бабушка, как-то, сникла, успокоилась и всё, взвесив, решила шума не поднимать. Если не считать её встречи с директором школы, которая после этого разговора неделю провела на «больничном».
 
                Всё, что касается моей мамы, своим гостьям я не рассказывал. Вообще о жизни моей мамы бабушка рассказала мне в больнице, незадолго до своей смерти. Она имела на это право, т.к. воспитывала меня с девятилетнего возраста, А почему так вышло, немного позже.

                Не желая «раздувания» скандала, администрация школы буквально протащила маму через выпускной класс, ставя ей отметки формально. Но мама в школе уже почти не появлялась. То, чем она занималась с физиком, явно пришлось ей по душе. Появились новые знакомые, в основном мужчины старше возрастом и опытом. Весной маму от выпускных экзаменов освободили, якобы по состоянию здоровья, но выдали не аттестат, а справку о прослушанном курсе средней школы, не дающую право продолжать образование.

                После окончания школы, бабушка пыталась устроить маму к себе на работу хоть машинисткой, хоть курьером или делопроизводителем. Но тщетно. Постоянные прогулы, ночёвки вне дома, деньги, подаренные дочери «ухажерами», могли бросить тень на бабушкину безупречную репутацию. Поэтому на мамин окончательный уход с работы она никак не отреагировала, тем более, что маме уже шел девятнадцатый год.

                Летом 1987 года мама на несколько дней пропала, что с ней случалось и раньше, поэтому бабушка к этому факту отнеслась спокойно. Однако вскоре после возвращения мама поняла, что она беременна. Бабушка мне не рассказывала, как она об этом узнала, но напомнила, что когда-то курировала профсоюз медицинских работников города, и это позволило ей показать маму лучшим городским врачам-гинекологам.

                Их заключение было единодушным: рожать; есть незначительные патологии, как правило,  при аборте приводящие с очень большой степенью вероятности к последующему бесплодию. Мама была в страшнейшем замешательстве, но бабушка уже приняла решение:
                - Будешь рожать! Может, успокоишься и остепенишься, а мужа можно и с ребёнком найти. У меня авторитетная работа, солидная зарплата, большие связи и уважение в городе. И втроём проживём.
 
                Постепенно мама успокоилась, даже бросила курить. Чётко выполняла все наставления бабушки и рекомендации врачей, стали меняться характер и интересы. В общем, ближе к родам мама ни мыслями, ни внешностью не отличалась от других женщин в её положении. И весной 1988 года я появился на свет, желанным и всеми любимым ребёнком.

                После августовского путча 1991 года Народный контроль разогнали. Вскоре, бабушку отправили на пенсию, оказавшуюся смехотворной по сравнению с тем, что бабушка имела раньше. Мама стала искать работу в различных кооперативах и товариществах, где её брали кем-то вроде секретаря, но, как правило, ненадолго.

                После родов её внешность не потерялась. Вопреки всему, тело стало ещё более упругим, подтянутым. Мама немного похудела, оказавшись стройнее, чем до родов. Тоньше и изящнее стал макияж. В чисто мужских коллективах, даже не дававших объявления о найме сотрудников, вопрос приёма её на работу решался в считанные минуты. Но у неё не было, ни хороших знаний английского языка, ни навыков работы на компьютере, ни понятия о психологии общения, и вообще, мягко говоря, она не знала, чем ей заниматься на работе между «этим».

                В нашем городе есть стационарный цирк. В 1995 году мама познакомилась с циркачом. У него был свой большой номер. Назывался он «Цирк в цирке». Здесь был и классический иллюзион с примесью клоунады и музыкальной эксцентрики, с участием жонглёров, прыгунов на досках, парных акробатов и танцовщиц. Сюжетной основой служила общая одновременная  репетиция цирковых артистов на манеже. В номере участвовало около двадцати артистов, ассистентов, танцовщиц и статистов. Это была пародия на избитые цирковые номера.

                Создав вначале картину хаоса одновременной репетиции нескольких номеров, как бы, мешая друг другу, артисты из одного номера органично попадали в другой, причём в самый ответственный решающий момент, лихо, завершая, казалось бы, наверняка сорвавшийся трюк, вызывая бурю аплодисментов или повальный смех, когда в дело вступали клоуны. Если в программе не было диких дрессированных зверей, этот номер шел последним, как апофеоз всего представления.

                Сначала Петер – так звали циркача, взял маму в свой номер, вскоре он переехал жить к нам. Это не мешало его работе, т.к. цирк находился в самом центре города, в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Со временем мама осталась только его сожительницей, лишь изредка замещая заболевших или уволенных ассистенток или танцовщиц.   
    
                С самого начала мама мне объяснила, что я должен его называть – дядя Петер (видимо по его настоянию). Я быстро к этому привык, и это расставило все точки над (i) на все времена. Петер в мои дела не вмешивался и моим воспитанием не занимался. Разговаривал со мной официальным тоном, спокойно и негромко, всегда обращаясь ко мне по полному имени – Эдуард. Подарки и покупки  дарила и покупала мне мама, но с согласия Петера и на его деньги. Вообще материально в это время мы жили благополучно.

                Петер постоянно свой номер совершенствовал и обновлял, и руководство нашего цирка охотно продлевало с ним контракт, включая в каждую последующую новую программу. Петер был родом откуда-то из Прибалтики. Высокий, худой, седеющий блондин с редкими короткими волосами, он был лет на двадцать пять старше мамы. Благодаря подтянутости и отличной физической подготовке он производил впечатление сильного мужчины. Напрягаясь, он не краснел, только было заметно, как надуваются вены на его лбу, шее и кистях рук. Он был очень выдержан и неразговорчив. По-русски говорил правильно, но в его голосе проскальзывал не то, чтобы какой-то акцент, но говор, какого нигде в России не встретишь.

                В 1997 году, как-то, придя из школы, застал на кухне маму и бабушку обнимающимися, мама плакала, а бабушка с серьёзным видом гладила её по спине и  пыталась успокоить. Завидев меня, бабушка первой обратилась ко мне со словами:
        - Мама и Петер уезжают на длительные гастроли в другие города. Мы с тобой остаёмся вдвоём. Но на летних каникулах ты обязательно поедешь к маме в тот город, где они будут гастролировать.

                Накануне отъезда Петер всю ночь пробыл в цирке, только под утро он пришел за мамой. Меня разбудили попрощаться. Все были одеты, мне даже показалось, что взрослые ночью спать, и не ложились. Я ещё толком не проснулся, помню, мама тискала и чмокала меня, что-то говоря про каникулы. Петер подошел на секунду, хлопнул рукой по моей ладони и буркнул:

                -Ну, бывай, старик! Не нервируй бабушку, - и они вышли на улицу, где  их уже ждала машина.

                Повзрослев, я узнал, что тогда в нашем цирке сменились то ли руководители, то ли хозяева. С ними Петер общего языка не нашел. Закончив очередной сезон и контракт, Петер на следующий день, а правильнее сказать в ту же ночь, исчез из нашего города вместе со своими артистами, моей мамой и давно выкупленным у цирка своим реквизитом.

                Первые месяца три после отъезда мама звонила почти каждую неделю. Ежемесячно присылала денежный перевод. Но за мной не приезжала, ссылаясь на неустроенность быта. Летние каникулы быстро пролетели. В дальнейшем звонки стали реже, а денежные переводы прекратились.

                Все последующие годы нам помогала моя тётка, Мила, уже давно жившая с мужем и детьми в Израиле. Посылок и переводов она не присылала, но ежегодно по два раза  в год  приезжал к нам в город из Санкт-Петербурга  на один из заводов в командировку дядя Лёня, двоюродный брат мужа  тёти Милы.

                Он вручал бабушке пачку долларов, приговаривая, что это от Милы. Оставался у нас ночевать две-три ночи и тихо уезжал. На бабушкин постоянный вопрос, почему деньги поступают таким способом, он всегда отвечал, что так выгоднее и со всех точек зрения безопаснее, а взаиморасчёты с братом (мужем Милы) – это их семейное дело.

                Через полгода после отъезда мама, наконец, позвонила и сообщила, что они едут на цирковой фестиваль в Чехию, где пробудут месяца три-четыре. Оттуда они собираются приехать домой в отпуск со всеми заработанными деньгами. После этого звонка прошло ещё полгода, ни мама, ни Петер больше не звонили. Бабушка стала их искать, но это было сложно, медленно и дорого, но самое главное – безрезультатно.

                Прошел год после маминого отъезда, когда бабушка встретила на улице одного из артистов из номера Петера, неоднократно бывавшего у нас дома. Он постоянно жил с семьёй в нашем городе. От него бабушка узнала, что произошло в Чехии в цирке шапито, где они выступали:

                - Как-то на цирковую автостоянку заехала машина с жилым прицепом. Из неё вышел спортивного типа мужчина лет тридцати, тридцати пяти, представившийся  Гюнтером Хаагом. Он оказался немцем,более десяти лет назад эмигрировавшим из Союза. Хозяин шапито представил его, как протеже своего итальянского коллеги и начинающего циркового импресарио.

                По приезду Гюнтер Хааг особый интерес проявил к русским артистам. Устроил для них вечеринку в местном баре. Больше чем всем другим девушкам он оказывал знаки внимания Ире, было видно, что он с ней подружился.
 
               На другой день один из ключевых артистов Петера на репетиции упал и порвал сухожилие. Требовалось срочно переделать номер. Петер уже два дня беспрерывно репетировал. Причиной травмы стало падение спортивного снаряда из-за разрыва троса-растяжки, что практически без заметных повреждений троса произойти не может. А такое злоумышленное повреждение имело место, но говорить об этом вслух, не поймав за руку вредителя, означало потерять и контракт, и имя.

               В один из небольших перерывов в репетиции Петер вышел на улицу и увидел, как из жилого автоприцепа немца выходит Ира, которую немец целует в губы, стоя в дверях в одном халате. Та пружина, которая сжималась в Петере годами, распрямилась. В два прыжка Петер оказался у автоприцепа, завязалась не шуточная драка, подоспевшие мужчины их с трудом разняли.

               Скандал Иры с Петером продолжался в их фургоне. Вскоре с размазанным заплаканным лицом Ира выбежала из фургона, держа в охапку свои вещи, и направилась к автомашине немца. Ещё минут через пять они уехали с цирковой автостоянки.

               Вечером представление прошло из рук вон плохо. Впервые артисты слышали, как Петер кричал на них, подгонял матом. Через два дня ночью сгорел дотла грузовой фургон с реквизитом Петера, ещё два рядом стоявших с ним и принадлежавших другим артистам пострадали частично. Пожарные и полиция разбирались на месте до полудня.

               Первая же версия о мести (факт поджога был на лицо) со стороны немца была тут же проверена и отвергнута. Оказалось, что его машина и фургон пересекли границу Германии два дня назад, т.е. в день драки. Да и смысл для немца какой? Иру он отбил, она уехала с ним. В драке Петер его тоже не смог побить. Мотива нет.

               Петер, после того как уехали полицейские, тоже пропал. Часа через три хозяину цирка позвонили из местного бара и попросили забрать русского циркача-погорельца, напившегося до бессознательного состояния. На следующий день и через день Петер, едва приходя в себя, снова «добавлял» и опять на сутки уходил в «отключку».

               Оставшись без работы и без средств, для существования, артисты Петера стали разбредаться кто куда. У кого были деньги, и было куда уехать, уезжали домой. Уехал и я.

               Года через два бабушку вызвали в городскую прокуратуру. Домой она пришла заплаканной, чего ранее я никогда не видел. Следствие по делу исчезновения мамы велось через Интерпол. Следователь, курировавший это дело с нашей стороны и хорошо знавший бабушку по прежней совместной работе в Народном контроле, сказал ей, что следственные органы Чехии, в результате проведённой экспертизы, установили, что в цирке шапито, совершен поджог. В первый день следствия по номеру стали искать машину немца и установили  факт выезда машины немца через границу, но никто тогда не удосужился проверить, а кто же был в машине.

               Только позже полиция вышла на настоящий след. Все факты сводились к тому, что поджог совершил тот человек, с которым мама, якобы уехала. Установлено, что он оказался не тем за кого себя выдавал. Он профессиональный наёмный диверсант-киллер, находящийся в международном розыске. Доказано, что за несколько дней до его появления в цирке шапито, он встречался в Германии с людьми из русской мафии. Нашли и Петера, он в одной из балтийских стран, стал пожизненным обитателем психбольницы, т.ч. главный свидетель из него не выйдет.

              Что касается мамы, то следователь долго мялся, не знал, как сказать. Потом выпалил:
              - Вашу дочь с разыскиваемым преступником связывали интимные отношения. И, видимо, она стала случайным свидетелем фактов, связанных с преступлением. Но профессионалы ни свидетелей, ни следов не оставляют. Обо всём этом я узнал от бабушки лишь через несколько лет, и это была последняя информация о моей маме.

              Бабушка стала часто болеть, попадать в больницу, и так как меня не с кем было оставлять, по своим старым связям устроила меня в школу-интернат. Правда, когда бабушка не болела, я проводил у неё все выходные и каникулы.
 
              Девять классов я окончил в 2003-ем году, вернулся жить к бабушке и пошел работать в строительную фирму, где хозяином был сын бабушкиной давнишней подруги. Меня зачислили разнорабочим, но по личному указанию хозяина прораб ставил меня на два-три месяца подмастерьем то к одному, то к другому мастеровому разных строительных специальностей, чтобы я учился азам и выбрал бы себе специальность по душе.

              За три последующих года я так напрактиковался, что мог самостоятельно выполнять многие виды работ по разным строительным специальностям. Меня стали ставить на объекты, где была работа для нескольких специалистов, но в малых объёмах. Например, когда требовалось в квартире в туалете: положить на пол 1 кв. метр плитки, побелить потолок, поменять унитаз с бачком и врезать новый замок-задвижку. Качеством моей работы клиенты и начальники были довольны, мне стали прилично платить, а иногда и давать в помощь человека.

              В 2006 году бабушка организовала дома торжества по поводу моего совершеннолетия. Переписала на моё имя договор найма нашей квартиры. Показывая мне новые документы, которые я пришел в ЖЭК подписать, приговаривала:
        - Пока жива. А то, умру, тебе лишние хлопоты будут.
 Говорят, люди чувствуют приближение смерти, каждый по-своему. Бабушка умерла зимой 2007 года.

              Пока была жива бабушка, военкомат меня не трогал, но осенью этого года меня, наверное, заберут в армию. Тётушка Мила тоже начала проявлять активность, она не смогла прилететь на похороны, но стала мне регулярно звонить, интересоваться моей жизнью, обещала и далее оказывать помощь деньгами, в т.ч. на памятник бабушке, звать на постоянное жительство в Израиль.

              Она чертыхалась, когда я ей сказал, что мама была записана по своему отцу - украинкой, и мне тоже записали мамину национальность. Сама Мила записала себя, когда получала первый паспорт, по бабушке (своей маме) еврейкой. Обещала приехать и помочь мне решить  этот вопрос на месте, но когда я ей сказал, что осенью пойду в армию, она позвонила мне ещё пару раз из вежливости и оставила меня в покое.

              Незадолго до смерти бабушка поведала мне историю моей мамы и все другие секреты семьи, в которые я не был посвящен. Она долго готовила меня к этому, сказала, что мне придется выслушать и не очень приятные, и даже пикантные вещи, но я не должен принимать скоропалительных решений, а только запомнить факты, чтобы, повзрослев, сделать правильные выводы. Ведь если я не расскажу тебе всей правды, у тебя и твоих потомков будет пробел в истории целого поколения нашей семьи, поколения твоих родителей, сказала она. Так я и узнал всё, о чём уже вспоминал выше.

              Кроме того, бабушка отдала мне фотографию, на которой был запечатлён мужчина лет 35-40, плотного телосложения с боксёрской внешностью, слегка курчавыми волосами и, видимо, модными в те годы небольшими бакенбардами. Его одежда и причёска говорили о том, что снимок сделан в 80-е годы прошлого ХХ века. Снят он был на берегу нашей реки, на фоне хорошо знакомого мне шоссейного моста. «Это твой отец»,- сказала бабушка, и продолжила:
         
              - Я расскажу тебе всё, что знаю об этой истории. В июне 1987 года твоя мама несколько дней исчезла. Вернувшись, сказала, что познакомилась с мужчиной, провела с ним четыре дня, он ей очень понравился. Мама рассказала, что ему около сорока лет, но выглядит моложе, бывший спортсмен, звать Виталий, он москвич, у него в Москве семья, два сына. По профессии он художник-дизайнер, работает в каком-то ведомстве, которое занимается организацией советских технических выставок за границей. Больше она о нём ничего не знает, даже фамилии.

              Мама дала ему наш адрес. Когда она  была уже на пятом месяце беременности, получила от него по почте конверт с фотографиями. На них мама везде была снята одна. Была в конверте и эта его фотокарточка. Твоя мама показала мне эту фотографию и сказала, что это отец её ребёнка. Ни письма, ни подписей на фотографиях не было. На конверте наш адрес был написан техническим шрифтом, каким конструкторы пишут на чертежах, а обратный адрес не указан. Судя по почтовой печати, опущено письмо в Москве на Главпочте, так что ищи «ветра в поле».

              С тех пор прошло уже почти двадцать лет. Сейчас ему под шестьдесят. Если и жив, то вряд ли помнит роман с молодой женщиной в чужом городе. Вот и весь спрос. Так что, ты отчество от него получил, а фамилию от своего прадеда. Вот так ты и стал – Эдуардом Витальевичем Кушниром.

                .  .  .

              В это время автобус остановился, громче обычного проскрипев в тормозах, как бы говоря последним оставшимся пассажирам, что он прибыл на конечную остановку. Её недаром называют «кольцом», т.к. это было действительно асфальтовое кольцо вокруг большой клумбы, заросшей прошлогодним сухим бурьяном, на съезде с дороги, далее круто уходившей с высокого кряжа вниз к реке.

              Пройдя метров пятьдесят по дороге в сторону реки, я поднялся на пригорок на краю кряжа, откуда от горизонта до горизонта открывалась панорама реки. На секунду ноги пронзила дрожь, какая случается с людьми, живущими на первом этаже и впервые посмотревшими вниз с балкона шестнадцатого. На юго-западе раскинулся наш город. Отсюда хорошо были видны: цементный завод, из трубы которого белый дым вытягивался по небосклону длиннющим шлейфом; бетонные башни городского элеватора; двенадцатиэтажки окраинного жилмассива, живописно расположенные на высоком берегу реки. Сам же город тонул в утренней дымке, прикрываемый со стороны реки лентой ажурных металлических ферм железнодорожного моста.
 
              Прямо подо мной река расширялась до полукилометра, здесь она делала изгиб и уходила на северо-запад. Там хорошо просматривались крыши домов ближайших дачных посёлков. Луга и леса, казавшиеся на переднем плане чёрно-бурыми, по мере удаления всё более становились изумрудно-зелёными от начавшей пробиваться свежей травы и раскрывшихся молодых листочков. Противоположный пологий песчаный берег, выпиравший на излучине реки полуостровом, был изрезан мелководными протоками и заводями, разделёнными небольшими живописными островками с мелкими берёзками и низким кустарником.

              Полуостров при паводках подтапливало, поэтому люди здесь не жили, и никаких построек не было. Сейчас хорошо просматриваемый, летом  полуостров по берегам всех проток, заводей и островков обрастал высоким камышом и становился укромным местом, давно облюбованным туристами, рыболовами и просто влюблёнными, добиравшимися сюда на лодках, взятых на прокат на лодочной станции, расположенной рядом с яхт-клубом на этом берегу.

              Небо было сочно-голубым и высоким. И хотя от реки тянуло свежестью и прохладой, мне было приятно ощущать на спине солнечное тепло, пробивавшее даже через одежду. Дорога вниз к яхт-клубу заняла несколько минут, и лишь когда она стала пологой, я сообразил, что обратно после работы придётся тащиться летом по жаре на автобусную остановку круто в гору.

              Асфальт упирался прямо в ворота яхт-клуба, обнесённого бетонным забором. Вдоль забора параллельно берегу реки проходила ухабистая с невысыхающими лужами грунтовая дорога. Автоматические железные ворота были раскрыты, но путь на территорию преграждала цепь, подвешенная на уровне пояса. Рядом с крючком, на который накидывалась цепь, на солдатской табуретке сидел худощавый белобрысый парень с короткой причёской на пробор и большими очками в роговой оправе.
 
             Он склонился над раскрытой толстой книгой, лежавшей на коленях его поджатых под табуретку ног. Глядя на него, готов был поспорить на что угодно, что он студент. Я так и хотел подойти к нему поближе и сказать: «Здорово, студент! Пропусти строителя». Но когда я подошел, он, не поднимая головы от книги, произнёс:

             -  Ваш пропуск.
 Мне ничего другого не оставалось, как оправдаться:

             - Я – строитель. Наша фирма начинает сегодня у вас строить новый эллинг. «Студент» впустил меня на территорию. Тут только я заметил, что на рукаве у него была одета красная повязка с надписью: «Вахтенный матрос».

             - Подождите здесь, я сейчас позову боцмана,- он положил на табуретку раскрытую книгу обложкой вверх, на ней тиснёными алыми буквами было выбито: «Термодинамика». «I-es!»,- победно произнёс я про себя, как будто выиграл задуманный самим с собой спор.

             Вахтенный направился к расположенной в нескольких шагах от ворот будке. Это была типовая строительная бытовка, обшитая вагонкой и установленная на двух рядах фундаментных блоков. Перед входной дверью расположен балкончик с навесом и перилами. От земли к нему прилажена крутая металлическая лесенка с поручнями, видимо срезанная со списанного буксира или баржи. Между окон на стенках, выкрашенных поблекшей голубой краской, висели обтрёпанные красно-белые спасательные круги, а под окнами на кронштейнах лежали два больших шлюпочных весла и длинный багор.

             Ещё ниже висел пожарный щит с дверками, затянутыми металлической сеткой. Внутри добротно загнутыми гвоздями намертво крепились красные пожарные вёдра, кирка, лопата, лом и два протёкших от мороза пенных огнетушителя. На дверках висел солидный висячий замок, весь обляпанный масляной краской. Было видно, что его никогда не открывали. Под пожарным щитом стоял металлический ящик с остатками грязного песка и окурками, а по бокам располагались на вросших в землю деревянных брусках две красные пожарные бочки, внутри ржавые, ещё не заполненные после зимы водой.

            Вахтенный ловко поднялся по лесенке и остановился в открытых дверях, над которыми висела вывеска: «Брандвахта».

            - Иван Петрович! Там парень пришел, говорит строитель, эллинг строить,- и, не дожидаясь ответа, стал спускаться вниз. Не успел он вернуться к своей табуретке, как на крыльцо «Брандвахты» вышел мужчина лет шестидесяти в тёмно-синем двубортном блайзере с двумя рядами металлических пуговиц с якорями. Острые углы широких отворотов воротника говорили, что блайзер  сшит ещё в восьмидесятые годы.

            Я раньше, от кого-то, слышал, что в те годы в солидных советских яхт-клубах шили униформу для администрации и капитанов яхт. На седеющей голове мужчины надета капитанская фуражка с большой вышитой золотыми и красными шелковыми нитками морской кокардой. Увидев меня, он обратился:

            - Эдик, э…,- он остановился на полуслове, видимо, желая проверить меня, чтобы я сам назвал свою фамилию.
            - Кушнир.
            - Да, да, Кушнир, Кушнир правильно,- и, извиняясь, добавил:
            - Вспомнил, Эдик Кушнир. Мне звонил Ваш прораб. Предупредил о Вашем приезде. У них там «бусик» сломался, так что раньше обеда не приедут. Может чайку с дороги?
Я вежливо отказался.

            - Меня зовут Иван Петрович, я боцман яхт-клуба,- он представился на ходу, спускаясь по лесенке вниз. Подошел ко мне, пожал руку.
            - По распоряжению директора буду курировать связь администрации со строителями, т.е. с вами. Со всеми вопросами милости прошу ко мне. Где меня найти уже знаете. Ну, идёмте, покажу, где будет ваша бытовка и сам объект.

            Говорил он быстро, чётко, так же и двигался. Вблизи я рассмотрел его лицо – светлое, гладкое, хорошо выбритое, практически без морщин. Мы зашагали в глубь территории.

            - А Вы всю жизнь плавали?- спросил я, намекая на его морскую форму. Он улыбнулся.
            - Ну, вообще-то, моряки «не плавают», а «ходят» в море. Но я – нет, только срочную службу служил на Балтике. Да на Балтике, какая служба, полгода на берегу. Вообще-то я в спортроту попал.

            Я  шкотовым на «Звёзднике» ходил, это яхты такие олимпийского класса, и перед самой армией наш экипаж стал призёром Союза. Меня кандидатом в сборную зачислили, но у них там какая-то мышиная возня между спортобществами началась. Пока там разбирались, меня и загребли на четыре года во флот, за команду ВМФ гоняться. С парусом с детства дружу, меня отец ещё в пятидесятые годы в яхт-клуб привёл.

            - Ну, и как, попали в сборную?

            - Да нет, после флота в институт поступил, инженером стал. Потом на станкостроительном заводе нашем работал. Я и на завод попал через яхт-клуб. Была такая крейсерская яхта «Андромеда», деревянная, проекта Л-6, в нашем яхт-клубе стояла. Принадлежала станкостроительному заводу. На ней кое-кто из ребят ходил, с кем я до флота в парусной секции занимался. По старой дружбе они взять меня к себе в экипаж  и уговорили  капитана яхты.

            А после института и на завод к ним распределился. Сначала на яхте был матросом шкотовым, потом рулевым, а в восемьдесят первом наш капитан Фёдор Владимирович Перепейчай, вечная ему память, умер. Герой соцтруда был, наш станкостроительный завод строил. Потом на нём до конца жизни замдиректором и проработал. Ну, меня, как самого опытного, капитаном и назначили. Я к тому времени уже помощником был, хорошо штурманское дело освоил.

            А в девяностые годы завод разделили на три фирмы. Денег на содержание яхты никто давать не стал, и в девяносто восьмом яхту нашу по старости на дрова и распилили. А я, как на пенсию вышел, сюда боцманом подался. Как-никак, вся моя жизнь с яхт-клубом связана.

            Он остановился, громко выдохнул, будто тяжёлый мешок с плеча снял, и бросил рукой в правую сторону, указывая на небольшое кирпичное сооружение:
            - «Удобства» наши на улице. В здании администрации, правда, есть приличный, но туда только «новых буржуев» пускают.

            Потом мы прошли вдоль двухэтажного кирпичного здания администрации яхт-клуба. Перед входом в него стояла высокая мачта, видимо снятая со списанной  старой яхты. На мачте через блоки проходил до самого верха тоненький трос, на котором (мне так боцман сказал, проходя мимо) после открытия сезона поднимали яхт-клубовский флаг. Сейчас на нём болтались какие-то грязные сигнальные флажки, оставшиеся, видно, с прошлого сезона. Под мачтой располагалась небольшая дощатая трибуна, по всему видно построенная временно для какого-то торжественного мероприятия и оставленная навсегда.

            Перед трибуной простирался плац метров двадцать на сорок частично асфальтированный, частично забетонированный для проведения парадов и смотров экипажей, используемый в обычное время под стоянку легковых машин членов яхт-клуба. Завернув за дальнюю торцевую стену здания администрации, мы оказались перед широкой двухстворчатой дверью, около которой боцман остановился и стал ключом открывать.

            - Тут столярная мастерская раньше была. Какие фанерные катера и яхточки строили! Заглядение, они нам тогда сказкой казались. В девяностые все станки «прихватизировали», растащили всё. А смотреть то кому было. В иные годы по два директора сменялись. И мода на  «деревяшки» и «эпоксидку» прошла.

            Нынче все норовят на пластиковые пересесть. Осенью поднял из воды, киль помыл, зачехлил и до весны можно в яхт-клубе и не показываться. Толи дело с деревянной яхтой: чистишь, сушишь, ремонтируешь, красишь её, дождаться не можешь, когда снова на воду спустишь. Ласково о ней, как о живой говорили: «спустить» на воду. А сейчас: ты яхту «скинул», да уже «сбросил». Нет в пластмассе души, неживая она! – боцман затих и, как бы опомнившись, сказал:

            - Что это я тебе тут «мозги пудрю», не за тем пришли. Бытовка тут ваша будет, располагайся, - он протянул мне в руку ключ и продолжил:

            -  Вечером верни вахтенному. А утром тот из вас, кто первым будет приходить, ключ у вахтенного под роспись брать будет. А сейчас пошли объект покажу.

            Мы направились к пирсу. На воду была спущена лишь одна крейсерская яхта, да и та стояла ещё без мачты, и три современных белых пластиковых каютных катера, названных боцманом «мыльницами». Сам же пирс напоминал какое-то беспорядочное нагромождение вещей, спешно вынесенных из дома, как при пожаре.

            Под большими пузатыми килевыми яхтами на высоких кильблоках, в большинстве своём ещё зачехлёнными брезентом, хаотично громоздились спортивные яхточки, длинные перевёрнутые вверх дном байдарки, пластиковые и алюминиевые катера, шлюпки, металлические длинные стеллажи, с уложенными на них  яхтенными мачтами и байдарочными вёслами.

            Причина этой скученности стала мне понятной, когда мы, пройдя до конца пирса к слипу, оказались перед стоящим перпендикулярно реке длинным высоким деревянным эллингом с десятком раскрытых настежь гигантских ворот, внутри зиявших пустотой.

            - Ну, вот и ваш объект, изучай, пока твои товарищи приедут,- произнёс боцман, как бы раскланиваясь и давая понять, что экскурсия закончилась, и своё обещание прорабу в отношении меня он выполнил. Боцман ушел.

            Я вернулся в бывшую столярную мастерскую. По всему было видно, что к появлению нас, строителей, в яхт-клубе готовились. Бетонный пол мастерской с остатками покраски масляной краской в местах, где он не пошаркан, накануне  вымыт. Приготовлена мебель: три обтянутых кожзаменителем стула с металлическими ножками, деревянная гимнастическая скамейка и старый залитый краской и клеем столярный верстак,  в качестве стола.

            На стенках с прежних времён остались приклеенными несколько плакатов по технике безопасности при работе на деревообрабатывающих станках. А также плакат-календарь на 1985 год с надписью «40 лет Великой Победы» и фотографией усатого улыбающегося старика в солдатской форме, пилотке, орденом «Славы» на груди и маленькой девочкой с цветами, сидящей у него на руках.

            Под потолком находились окрашенные зелёной краской широкие жестяные трубы пылевытяжной вентиляции, сходившиеся к тому месту на стене, где торчали металлические кронштейны, и зияла  круглая дыра наружу. Здесь когда-то стоял вентилятор с электромотором. В трёх местах на полу, по не закрашенному краской бетону и торчащим закладным болтам, можно было определить конфигурацию станин снятых станков.

            Я переоделся в рабочую одежду, повседневную повесил на один из гвоздей, в изобилии вбитых в стены. На них видимо развешивали раньше над верстаками ручной инструмент. Посмотрел на часы. До приезда моей бригады ещё оставалось часа два. Вышел на территорию.
 
            На пирсе, растянувшемся метров на двести, никого не было, если не считать двух стариков, неторопливо копошившихся с перевёрнутой вверх дном деревянной лодкой. Ноги сами собой привели меня к эллингу. При более тщательном осмотре было видно, что его настало время сносить. Полотна ворот перекосились и въелись в асфальт настолько, что не могло быть и речи об их регулярном открывании и закрывании.

            Я зашел в ближайшие ко мне раскрытые ворота. Огромное помещение оказалось пустым. На бетонном полу валялся лишь мелкий мусор, неизменный спутник любого освобождённого от вещей помещения. Многочисленные сырые пятна и даже лужи на бетонном полу говорили, что крыша сгнила и безнадёжно протекает. Ажурная перевязь деревянных конструкций поддерживающих крышу изрядно загажена птичьим помётом, пахло пылью и старой подгнившей древесиной. Сплошная лента узких окон, расположенных над воротами, почти не давала света. Лишь в местах, где в решетчатой раме отсутствовали квадратики стекла, солнечные лучи, словно прожекторы, высвечивали яркие прямоугольники света на полу.

            Моё внимание привлекли единственные в пустом помещении предметы, находившиеся в дальнем углу. Одним из них была спортивная пластиковая яхточка-швертбот. Она стояла днищем наружу, опираясь плоской кормой в пол, а носом в стенку. Один её борт был покорёжен и из него торчали обрывки стеклоткани.

            Но основное моё внимание привлёк деревянный каютный длиной около шести метров катер. Его борта когда-то были покрашены белой краской, а палуба отделана лакированными рейками. Катер стоял на одноосном кильблоке, но т.к. с ближней ко мне стороны колесо было снято, кильблок упирался колёсной осью в пол и катер имел сильный крен на нос и правый борт, также  упиравшийся в пол. Корма наоборот, была задрана вверх. По всему было видно, что катер брошен.

            Я запрыгнул на наклонённую к полу носовую часть палубы, затем, держась за поручни, укреплённые на крыше невысокой каютной надстройки, прошел по борту в корму и спрыгнул в кокпит. Катер немного закачало, но мой вес никак не мог повлиять на изменение центра тяжести этой громадины. Двери в каюту были выломаны. Пайолы отсутствовали, поэтому передвигаться внутри приходилось, переступая через днищевые шпангоуты.

            По бортам каюты были широкие диваны с полуистлевшей ободранной обивкой, а над диванами, ниже окон, располагались шкафы с множеством дверок и ящичков-шуфладок, большинство из которых были сорваны. Повсюду валялись вещи, покрытые пылью, ржавчиной и плесенью. Теперь уже никому не нужные: катушка ниток с воткнутой в неё ржавой иголкой, одноразовый бритвенный станок, карманный фонарик без стекла и с протёкшими окислившимися батарейками, гнутые алюминиевые  ложки, грязная эмалированная миска и прочий хлам.

            В одном из проёмов между двух соседних днищевых шпангоутов лежал опрокинутый щелочной аккумулятор: пять банок, соединённых между собой металлическими пластинами и заключённых в металлический решётчатый каркас. Бело-бурые следы засохшей пены на фанере между шпангоутами говорили о том, что когда-то щёлочь из опрокинутого аккумулятора вытекла на пол.

            Медленно продвигаясь вперёд и, ничего не подозревая, я встал двумя ногами на это место. Раздался хруст, как будто кто-то разгрыз сухарь, и я, довольно плавно вместе с кусочками разъеденной щёлочью фанеры почти по бёдра провалился в образовавшуюся в полу дыру. Боли и повреждений не было, лишь мимолётный испуг от неожиданности.

            Пытаясь вылезти, я наклонил корпус тела ниже к полу, и тут снизу заметил, что за задней стенкой нижней шуфладки завалилась и зажата какая-то тетрадь. Я вытащил её, вылез сам, прошел дальше в носовую каюту, где также  по бортам под углом друг к другу располагались спальные диваны, вылез через раскрытый люк на нос, и, освещаемый яркими лучами солнечного света, падавшими через разбитое окно эллинга, сел на краю люка, свесив в него ноги вниз.

            Я держал в руках перекидной блокнот размером с тетрадь, на обложке каллиграфическим почерком было выведено:
            

 
СУДОВОЙ ЖУРНАЛ
ЯХТЫ «МАРИНА»
(навигация 1987г.)
                (он же – мой дневник предстоящего путешествия.)


Часть вторая.

/23.06.1987г. / Из Москвы прибыл  Виталий (брат капитана яхты).
    7ч.26 мин. – встреча на вокзале и приём на квартире (принял душ), приняли бутылку коньяку на двоих…

    10ч.00мин. – На стоянке. Посудина почти готова к выходу… Экипаж не в полном составе. Ждём недостающего члена экипажа, доукомплектовываем судно:
Вода питьевая (из крана) – заполнена  30л. полиэтиленовая бочка, в которую брошена серебряная ложка (чтобы вода не протухла).
Масло моторное М-8  -  10 литров в 10ти литровой мет. канистре.
Бензин А-76  -  200л. (2 расходных бака по 20л. на моторах + 8 мет.       канистр по 20л.)

    ЗАПАС ПРОДОВОЛЬСТВИЯ (харча) НА КАТЕРЕ:

         Было:  - 10 банок тефтелей (рыбных)
-  1 банка кильки пряного посола.
-  1 б. салат «Глобус».
-  1 б. салат из лука и свеклы.
-  1 б. икра кабачковая.
-  1 б. маринованная капуста.
-  2 б. сгущенного молока.
-  1 б. уха «Атлантика».
-  1 /3-х л./ б. гранулированный картофель.
-  1 пачка чая.
-  2 кг. Сахар.
-  1 пакет горох (жареный).
-  1 б. аджика.
-  1 пакет халва.
-  2 б. овсяные хлопья.
-  1,5 пачки вермишели.
-  2 б. варенья.
-  15 пакетов супа.
-  1 б. соль (не очень крупная).
-  1 б. горчица.
-  7 коробков спичек (в стекл. банке)
-  1 бутылка масло растительное.
                - 10 банок консервы рыбные ассорти (в том.соусе,масле,соб.соку)
Примечание: все сыпучие продукты пересыпаны в стекл. банки с              завёртывающейся мет.  крышкой для предохранения от сырости.
 
Виталий привёз из Москвы:           - 5 банок – консервы овощные.
               
                -10 б. – консервы  мясные.
                -10 б. – консервы  молочные.
                -   1 батон б.хлеба (из Москвы).
                - 10 шт. – лимоны.
                -10 шт. – сыр плавленый.

     Осмотрев судно, дал кое-какие полезные советы. Кое-что отложил – для себя (а именно: планировка катера). Даю описание для памяти:

     Этот катер из дерева и фанеры, оклеенный стеклотканью на эпоксидке, является самоделкой, построенной  по любительскому  проекту. Длина 6,5 м., ширина в центр. части корпуса 2,5 м., высота борта в носу 1,7 м., в корме 1,0 м.

     В носовой каюте «V» -образные койки, уходящие под носовую палубу, в которой имеется люк. Проход между койками высотой 1,55 м.  Носовая каюта отделена от смежной с ней кают-компании двухстворчатой дверкой . В каюте есть иллюминаторы.

     Кают-компания отделана полированной рейкой, по бортам мягкие диваны 2,0 х 0,8 м. Под ними рундуки для спальных принадлежностей и др. вещей. Над диванами вдоль бортов шкафы с дверками, шуфладками и нишами для посуды, продуктов, личных вещей и т.д. С каждой стороны над шкафами по три прямоугольных окна с несколько закруглёнными сторонами. По центру проход шириной 0,8 м. и высотой 1.55 м., с установленным в нём переносным прямоугольным столом с бортиком.

     Внутри каюты перед двухстворчатой входной дверью  слева и справа стоят  переборки 0,7 х 0,7 м.  За правой переборкой расположен камбуз с газовой плиткой на кардане и рабочим столиком. А за левой переборкой, обитой алюминиевым листом по асбесту, чугунный камелёк прямоугольной формы с кольцами для одной кастрюли или чайника.

     За каютами, в задней части катера, самоотливный кокпит 1,8 х 1,8 м. Это палуба на уровне днища, ограждённая высоким бортом, здесь 1,5 м. около каюты и 1.0 м. в корме. А кокпит  самоотливный, значит напоминающий собой ванну, в которой вся скопившаяся вода через отверстие в полу по трубе сама уходит за борт. Над ним каркас из алюминиевой трубы для натягивания прорезиненного брезентового тента в полный рост.

     Справа от двери в каюту пост управления со штурвалом, рычагами газа и реверса моторов и приборным щитком. По бортам банки-рундуки. Под откидной крышкой одной из банок унитазное сидение с выводом трубы за борт и рядом с ним пластмассовое ведро на длинном лине для зачерпывания забортной воды с целью промывки гальюна. (При однополой команде всё просто, при смешанном экипаже лиц противоположного пола загоняют в каюту, это, всё-таки, лучше, чем терпеть два-три часа.)

     В корме на всю ширину кокпита расположен моторный отсек размером 1,8 х 0,8 метра с верхней и передней откидными крышками, где в моторной яме стоят два мотора «Вихрь-25». В нишах, слева и справа от моторной ямы, размещены канистры и расходные баки с бензином общей ёмкостью 200л. Палуба отделана полированной рейкой, имитирующей палубный настил из красного дерева.

     Со слов брата узнал, что катер плоскодонный и при полной загрузке с экипажем 3-4 чел.(около 800 кг.) имеет осадку всего 8-10 см. Это позволяет под одним мотором (второй в яме откинут из воды) ходить в водоизмещающем режиме (это как буксир) со скоростью 14 км/час, расходуя 9л. бензина в час, а под двумя моторами по спокойной воде глиссировать со скоростью 25-27 км./час, расходуя 20л. бензина в час. В длительных походах на отдыхе время не лимитируется, поэтому выгоднее ходить под одним мотором. Без дозаправки можно пройти 250-280 км. т.е. удалиться от базы примерно на 130 км.

     Катер электровооружен двумя комплектами щелочных аккомуляторов ёмкостью 100 ампер/часов, с подзарядкой от работающих моторов или береговой сети через встроенное зарядное устройство. На стоянке при подключении берегового электропитания на борту имеется розетка 220 вольт переменного тока и подпитка 12 вольт постоянного тока.

     Во всех отсеках катера есть электроосвещение с локальными и общим выключателем, все предусмотренные ходовые и стояночные огни, круговой прожектор, автомобильный электроклаксон для подачи звуковых сигналов, охранная звуковая и световая сигнализация, всеволновый транзисторный радиоприёмник, кассетный магнитофон.

     Брат подробно рассказал мне и о такелажном, и о спасательном оборудовании, но я уже устал быстро за ним записывать. Брат обижается, когда его судно называют катером. Он всегда говорит, что это моторная яхта, названная им в честь жены – «Марина».

     Брат купил  мотояхту недостроенной у известного в городе любителя –яхто и катеростроителя Андрея Каненца, и сам достроил её, внеся свои консруктивные изменения. Получилась, можно сказать, комфортабельная дача на воде, но жена его – Марина терпеть не может ни мотояхту, ни прогулки, особенно с ночёвкой, на ней.

    Брат шутит: «Как хорошо, что у жены нет вертолёта, ушёл за первый же поворот реки, спрятался в камышах и спокойно с друзьями отдыхаешь от семьи. Какое счастье, что тебя никто достать не может».
 
    Метео: погода отличная: солнце, штиль, t +25, атм. давление 760 мм. (по показаниям барометра и термометра на борту катера)

    10ч.30мин. – прибыл третий член экипажа. Началась подготовка к отходу судна, опоздавшего товарища тут же  назначают вахтенным. Им оказался  Юрий Моисеевич (далее Ю.М.), моложавый мужчина лет тридцати пяти. Рыжеватый блондин с редкими слегка вьющимися волосами. С широко раскрытыми серо-голубыми глазами, и почти невидимыми на фоне загорелой кожи белёсыми бровями и ресницами.

    Второй подбородок и, скажем прямо, не худые щёки придавали выражению его лица добродушный и слегка комичный вид. Тоненькие, видимо не знавшие физической работы, ручки и ножки сильно контрастировали с короткой толстой шеей, покатыми узкими плечами, и веретенообразным телом, где грудь плавно без всякой талии переходит в живот, и брюки способны задерживаться на фигуре лишь в самом широком месте ягодиц, изображая сзади вид весьма неприличного декольте.

    Сразу после рукопожатия между нами завязался непринуждённый разговор, из которого я понял, что Ю.М. по натуре добродушен, но не столь комичен, как это могло показаться по его внешности. Он врач, работает в городском венерологическом диспансере, что по московским меркам означало бы: куча «бабок» при безграничных связях. Ю.М. муж дальней родственницы моего брата по материнской линии. Заочно мы уже знали друг друга давно, но встретились впервые.

    11ч.00мин. – пошли на инструктаж…

    11ч.10мин. – опробование мотора.

    11ч.20мин. – пьём чай перед отплытием, извиняюсь «отходом». На инструктаже КЭП нам объяснил, что плавает только г… , а моряки «ходят».

    11ч.40мин. – наконец-то отчалили, держим курс вниз по течению на северо-запад.

    13ч.00мин. – Прошли город. Вышли к плёсу на излучине реки около северного (официально Центрального) яхт-клуба. Сделали несколько памятных снимков. Немножко поболтало…

    13ч.40мин. – «Сожрали» 20 литров бензина. Заправляем на ходу расходный бак. Следующая дозаправка через два (2) часа.

    14ч.30мин. – Срезаем путь. С главного фарватера уходим в 10ти километровую протоку под названием Булька или Бульонная речка. Это название дал народ. После войны в начале протоки прямо на берегу размещалась межколхозная МТС, где чинили, мыли и заправляли соляром тракторы и комбайны. Вся эта жирная грязь от них стекала в протоку и плыла пятнами вниз по течению. Кому-то, видимо с «голодухи», эти пятна на воде и показались бульоном. МТС давно ликвидировали, а название так и осталось.

    14ч.45мин. – КЭП (мой брат) передал управление – помощнику капитана (т.е. мне) Уже хочется «кушать»,… но выпить не даёт КЭП. В команде назревает бунт…. На траверзе причала с надписью «Тихий ход» - воспользовался судовым гальюном, на душе стало легче. Команда успокоилась. Вахтенному (Ю.М.) присвоили квалификацию – Стюард – с перспективой служебного роста до – Гросс Стюарда – после чего он пошёл на камбуз делать сандвичи. ЧП на судне, обнаружилось, что хлеба – один батон. Помощник у штурвала.  Стюард принёс чай и бутерброды.
 
   15ч.05мин. – КЭП снова у руля.

   15ч.40мин. –  Дозаправка расходного топливного бака.  Следующая дозаправка через два часа. От базовой стоянки в протоке Красной в южном яхт-клубе (официально яхт-клуб Электромашиностроительного завода) прошли вниз по течению около шестидесяти (60) км.

   Справка:
На борту 8 буханок «жидкого хлеба».
По не точным предварительным данным.

   16ч.00мин. – Снова вошли в главное русло, пересекли фарватер и причалили к мосткам старой пристани в дачном посёлке Большереченский.  Стюард остался на борту, - мы с КЭПом сошли на берег, где намеревались навестить, на даче, нашего родного дядю Колю или Николая Михайловича (в миру - прокурор).

   Визит не увенчался успехом, д. Коли не было. И после, довольно-таки, холодного приёма со стороны его жены, считавшей нас алкашами, приехавшими спаивать её мужа, мы - «бедные родственники» вернулись на борт – «Марины». С горя одну «мерзавку», простите (буханку жидкого хлеба) спустили на дно охладить пыл, потом её «раздавили».

   18ч.40мин. – Закончили трапезу. Стюарт нашел в рундуке складную удочку, посмотрел на КЭПа потом кивнул в мою сторону. Я счёл этот момент подходящим, и подколол Стюарда, что, мол, у меня есть свой «крючок». И ловлю я на «живца», но только «рыбок» с экзотическими названиями типа «Стюардесса».  Ю.М. намёк понял, сразу вытащил свою объёмистую записную книжку. КЭП тут же вставил своё веское слово:

   - Только при одном условии, что ты можешь её «жарить» хоть всю ночь, но днём, чтобы жарила и варила она. Посуду, так и быть, будет мыть вахтенный.

   Стюард порылся в записной книжке и подлил «жира в огонь»:

   - Есть одна, 19 лет, фигура – сказка, грудь, бёдра, ух! Понимает с полуслова. С мозгами в порядке. Проверяется у меня регулярно. С «малолетками» не дружит, только с семейными мужиками нашего возраста. Без больших претензий, чисто «борец за идею».

   19ч.00мин. – Стюард переоделся в «цивильное», т.е. из спортивной в уличную повседневную одежду, и пошел в посёлок звонить. На дорожку «набрызгали» по полстакана «за начало новой жизни!».

   20ч.12мин. – Наконец вернулся Ю.М., принёс 2 буханки хлеба и радостное известие: «Едет!». Далее последовал весьма поучительный рассказ делового и прагматичного человека:
 
   -В город отсюда можно звонить только с почты по междугороднему автомату или с домашнего телефона, но почта работает до семи вечера. Погулял по посёлку. В одном дворике увидел компанию четырёх парней «перекидывавшихся» в картишки. Спросил у них, нет ли в доме телефона за 5 рублей 3-5 минут позвонить в город. На моё деловое предложение охотно откликнулись (официально за такой разговор придёт счёт -  копеек пятьдесят).
 
   Один из игроков повёл меня в соседний дом. В след нам крикнули: «Только давайте быстрее, чтобы успеть до закрытия магазина  пивка купить». По дороге уточнил у парня расписание. Пригородная железнодорожная  станция «Большереченская» находится в 4х км. от посёлка. Летом электричка из города ходит каждые полчаса. От города до дачного посёлка «Большереченка» час десять минут езды. От станции до посёлка курсирует автобус. Последний рейс автобуса в 22 часа, но он будет ждать прихода электрички из города в 22-07. Кольцо автобуса в посёлке в ста метрах от причала старой пристани, где мы стоим.

   Далее везение продолжилось. «Подруга» оказалась дома, сама сняла трубку. Уговаривать не пришлось. Вся сложность заключалась лишь в том, чтобы быстро и понятно объяснить, куда и как добираться. Протянул парню 5 рублей, он смущённо стал отказываться, потом согласился, когда я сказал, что побежишь за пивом купи мне на сдачу хлеба.

   21ч.20мин.- Решили, что Стюард поедет на автобусе встречать «подругу» на вокзал. За «лёгкий путь» пропустили по две рюмашки, по одной на каждую ногу. Здесь следует сделать отступление.
   Вообще-то постоянный напарник моего брата, помогающий ему содержать катер,  его друг Володя,  он работает сменным радиоинженером на локаторе в аэропорту. Как-то, Володя достал и отремонтировал две списанные рации, такие есть у милиции. Коробка как шесть пачек сигарет весом около 1кг. на кожаном ремешке через плечо, а в ремешке мягкая антенна и в районе плеча вмонтирован микрофон-динамик. Радиус действия у них около 3-5 км.
 
   А так, как именно эти рации и с именно этой постоянно настроенной в них частотой были с железной дороги, то они с братом в целях конспирации сохранили железнодорожную терминологию. Попадаться службе радиоконтроля КГБ не хотелось, конечно, посадить не посадят, но нервы помотают.

   Разговаривали они примерно так:
Яхта – это локомотив
Каждый из членов экипажа – вагон № 1, №2 и т.д.
Человек, ушедший в магазин – товарный вагон
Стою в очереди – жду погрузки
Взял три бутылки водки – на товарный вагон навесил 3 пломбы
Девушка – спальный вагон
Девушка в голубом платье и чёрных туфлях – голубой спальный вагон с          чёрными колёсами
Трамвайная остановка – полустанок
Например: Вагон №2 после погрузки и навешивания пломб сцепитесь на полустанке с красным спальным вагоном и откатите его к локомотиву. Это означало: Володя, после затаривания в магазине подойди к трамвайной остановке, встреть девушку в красном и отведи её на яхту.

   Так вот, КЭП вспомнил о рациях. Вытащил из шуфлядки, включил их, проверил работоспособность, проинструктировал Ю.М. и одну рацию одел на него под его летнюю нейлоновую куртку. Вторую рацию оставил включённой на столе в каюте. Стюарду присвоили позывной – вагон№3 и он удалился.

   Через какое-то время из каюты раздался треск в динамике и послышался голос Ю.М.: « Локомотив – я вагон№3 двигаюсь к железнодорожной станции, как поняли меня, приём». Брат ответил: «вагон№3 – я локомотив, вас понял, о прибытии на станцию доложите, конец связи». Мы с братом улыбнулись друг другу, это событие надо отметить.

   22ч.10мин. – получили сообщение о благополучной сцепке со спальным вагоном, за это известие опрокинули по две рюмки.

  22ч.45мин. – Загрузили десант. Выпили за знакомство сразу на брудершафт.

  23ч.00мин. – Прогреваем моторы.

  23ч.10мин. – Отвалили, переплыли на противоположный малообжитый берег реки и вскоре встали в затончике, спрятавшись в камышах. Сейчас пытаюсь вспомнить в подробностях, как всё происходило. Ю.М. пропустил на причале вперёд перед самым катером девушку в обтягивающей грудь чёрной блузке, короткой мини юбке, чёрных туфлях на высоком каблуке, делавших голые без колготок ноги ещё длиннее и стройнее. На плече висела сумочка на длинном ремне. Тёмные густые вьющиеся мелким барашком волосы начёсаны и выглядят, словно львиная грива. Макияжа на лице почти нет, но большие красивые губы просто притягивают магнитом.

   Настил причала оказался вровень с нашим бортом, так что я, стоя в кокпите, смог рассмотреть её трусики под короткой юбкой. Когда она встала на самый край причала, я обхватил  ноги девушки руками и перенёс её в кокпит. Опускаясь между моих рук, тело девушки плавно скользило по мне вниз.

   Я ощутил её твёрдый миниатюрный животик и упругую грудь, желание распирало меня, я готов был взорваться как динамит. Я прильнул к её губам и почувствовал в ней ту  же энергию. «Виталий»,- с трудом произнёс я, ещё не отпустив её губы. «Ира», - произнесла она в ответ. В Ирином взгляде я понял, что если мы сейчас же не сольёмся с коллективом, от катера останутся одни щепки.

  «Гульбарий» по поводу знакомства продолжался до трёх часов ночи. За это время мы с Ирой раза три уходили в носовую каюту. Мы были так возбуждены, что кайф нас не брал, зато КЭП со Стюардом в конце концов свалились и лежали как две сосиски, каждый на своём диване,  головами в разные стороны. Но прежде чем окончательно свалиться, они вышли в кокпит. КЭП помочиться (это мы слышали), а Ю.М. перекурить.

   Перед тем как зайти обратно в каюту оба запели некогда очень популярную песню «Тишина», которую когда-то исполнял певец Владимир Трошин. Но т.к. слов песни кроме как «тишина» не знали, то во всё горло пытались уложить его по слогам на мотив припева: «Тии – ши - наа!».

   Их, сначала, пение, а затем богатырский храп, многократно усиливаемые ночной тишиной и эхом над рекой, видимо, были слышны на противоположном берегу  в посёлке Большереченка,  жители которого,  чертыхаясь, захлопывали нараспашку раскрытые от ночной духоты окна. И только нам с Ирой было не до храпа…

   24.06. – 1987г.

   9ч.24мин. – На борту  страшнейший бунт: Стюард с КЭПом отказываются исполнять свои обязанности и прут на помощника КЭПа. Хотя он всю ночь справно исполнял ещё и обязанности матроса…Обычно  приготовлением еды руководит КЭП. Мыть посуду и быть у него на «подхвате» вчера добровольно согласился Стюард, но сегодня, когда на борту женщина, а это всегда к несчастью, КЭП и Стюард требуют от меня, чтобы я обучил этим обязанностям новую «членшу» экипажа. Напоминают мне, что только на этих условиях они были согласны на интернациональный , т.е. смешанный (мужской и женский) экипаж.

   Делать нечего, жрать охота, повинуюсь. Отвёл Иру на камбуз, помогаю ей по первому случаю и всё объясняю. КЭП успокоился и тоже подключился к учебно-воспитательному процессу.

   В походных условиях летом да ещё в жару сохранить свежие продукты практически невозможно, даже 2-3 дня, поэтому рацион питания стандартный:

                З А В Т Р А К

Консервы рыбные – 1\2 банки на чел.
Макароны (вермишель) или каша (геркулес, концентраты)
Хлеб, масло
Чай + сахар; кофе, какао (консервированные) на выбор
0,5 л. «продукта» для поправки здоровья (обычно после «вчерашнего») и дезинфекции организма – на всех

                О Б Е Д

Суп из пакетиков или консервов – 1\2 пачки (банки) на чел.
Картофель отварной или пюре + мясная тушенка 0,44 кг. на всех
Консервы овощные 0,5-0,7 л. – (1 банка)  - на всех
Хлеб, масло
Компот из варенья
0,5 л. «продукта» для аппетита – на всех

                У Ж И Н

Консервы рыбные – 1 банка на чел.
Макароны (вермишель) или каша (геркулес, концентраты)
Хлеб, масло, чай + сахар, компот
Банка 0,44 кг. мясной тушенки – на всех
Консервированные овощи 1 банка – на всех
0,5 л. «продукта» для веселья из расчёта на двоих…для начала…

Примечание: в меню возможны варианты и дополнения. Например:
1. Салат из свежих овощей с растительным маслом или сметаной. (как правило, в первый день, чаще вечер, похода).
2. Тв. копчёная колбаса.
3. Яйца варёные.
4. Сыр (в т.ч. плавленый).
5. Конфеты, печенье и т.п. 
         
   Стоим на приколе. Любовь. Природа. Музыка и, конечно, желтушная река. Команда пошла в поход за «жидким хлебом». Мы одни на «бриге», а лучше бы не одни. Ну, так, что ж, как говорят французы: «Соси – ля-ви!». Занимаемся с Ирой тем же, чем и ночью.

 

Заметка на полях:
«Быстрая нога» с КЭПом
Принесли ещё 5 буханок
Жидкого хлеба и по две буханки ржаного и пшеничного.

   14ч.20мин. – Объявляю большой аврал: железки надраить, резинки натереть! Вернувшиеся КЭП  и Стюард также включились в аврал. Из судна сделали конфетку. Вся посуда блестит как у нашего Стюарда яйца (предполагаю). Но он тоже молоток, – не взирая на «Горбачёвский указ» регулярно достаёт «жидкий хлеб». Из него получится «Быстрая нога» друг капитана, я им тоже доволен. Хотя КЭП и успел «обосрать» выходную одежду Стюарда, он не упал духом, одел все вещи КЭПа. На берегу будет выглядеть - франтом.

   Дело в том, что КЭП открывает консервные банки охотничьим ножом. Во время вчерашнего «гульбона» КЭП рукой полез в рундук под диваном и на ощупь вытащил «доп. паёк» - банку «Кареглазеньких», так мы называем «Кильки в томате». Когда КЭП приставил к краю банки острый кончик ножа и «долбанул» сверху по рукоятке  ладонью, брызги томатного соуса, почему-то, полетели именно на цивильные брюки и куртку Стюарда, висевшие на вешалке в ногах дивана. Заметили это только сегодня. Поэтому одежда Стюарда после застирки пятен подсушивается на каркасе для тента в кокпите.

   Десантом на берег  руководил КЭП. Десант был тяжёл, но КЭП с честью справился и с этим… перенёс сухими и невредимыми Стюарда и Иру на берег.( Ира сказала, что в этом посёлке в магазине работает её знакомая, которая может помочь достать «жидкий  хлеб» )
   Пополнить запас «жидкого хлеба» ещё раз в тот же день - решение КЭПа. У него железный принцип: запас - анала не домогается. И вообще чтобы всем было ясно, что КЭП – расшифровывается как: Командир Этой Посудины.

   15ч..35мин. – Аврал закончился. Привели в порядок судно и себя. Намылились мылом и ныряли с мостков в метрах двадцати ниже по течению.

   15ч.55мин. – Легли с КЭПом в каюте каждый на свои нары, раскинули «кошёлки» и балдеем под – Битлз! Хотя у этого портативного магнитофона «Спутник», скажем прямо, звук хреновый.

   16ч.40мин. – Вернулся десант и, тут же от КЭПа получил втык. Не знаю за что, но что это за капитан, который не «имеет» команду, особенно, после увольнения.
         КЭП, видимо, решил, что Ира захотела «слинять», и лучшего расклада чем уйти с Ю.М. (кто привёл, тот и отпустил) у неё не было, а если подруга в магазине – это блеф, только предлог, то Ю.М. может вернуться без «жидкого хлеба».

   КЭП занервничал по поводу возможного ущемления его самолюбия: какая-то девица обхитрила его,  может и «кинуть», и без доп. «продукта» оставить, а когда увидел их возвращение, не успел  успокоиться и сразу взять себя в руки.
   Но всё закончилось благополучно и результативно:

Пополнили запас
«жидкого хлеба»,
Опять – 5 буханок!

   17ч.30мин. Попили чай, отвалили. На судне опять ЧП – Стюард решил «покончить с собой»: изрезал всю,… извините, лицо! Приняли экстренные меры: натёрли ряшку лимоном…Вот вам на ЛИЦО результат бритья на ходу при волнении три балла.  …экстренная приборка, все в работе, КЭП за штурвалом. Замечу: руководить наведением шмона, стоя за штурвалом – любимое занятие КЭПа, даже находясь в отпуске не даёт ни минуты покоя, ни себе, ни другим, директор – он и в Африке шеф, а на катере тем паче.

   Развернулись и движемся против течения обратно в сторону города, подходим к палаточному городку метизного завода. У нас там рандеву, нам-то до «фонаря», но КЭПу надо: обещал своим коллегам-депутатам Кировского районного Совета депутатов трудящихся покатать на катере.

   Вспоминаю историю нашей страны. Сергей Миронович никогда в этом городе не был – назвали его именем центральный район города. М.Горький одну ночь проездом останавливался в привокзальной гостинице Метрополь – к зданию прикрепили мемориальную доску, а одну из главных улиц назвали его именем.

   Владимир Ильич, тот самый, один раз в году 1900 делал здесь пересадку с поезда на поезд, зашел на привокзальной площади в трактир попить чай. Подсел за один стол к каким-то разночинцам, спросил их, так, между прочим, для поддержания разговора про цены на рынке, те наперебой стали расхваливать дешевизну и изобилие товаров, Ленин чаёк попил, раскланялся и от приставленных к нему шпиков охранки слинял, а тех разночинцев арестовали, объявили социал-демократами и отдали под суд.

   Зато Ленину теперь на привокзальной площади монумент стоит, в бывшем трактире музей открыли и мемориальную доску тоже повесили, а на ней написано, что в этом здании В. И. Ленин в 1900 году осуществил историческую встречу с первыми социал-демократами города и имел с ними беседу. А главный проспект города его имя теперь носит. Правда, в народе его называют – Владимирский тракт, по которому тех его собеседников, что в трактире ему встретились, на каторгу отправляли.

   18ч.10мин.(время за бортом)
   Температура в кубрике, вернее, в кают-компании + 24 градуса.
До прибытия на место, успел прочистить, три раза, ствол у нашей «гаубицы». О ком идёт речь, думаю понятно, артиллерии на борту у нас нет.

   Прибыли. Время где-то восьмой час вечера. Все сошли на берег. Ю.М. выполняет партийно-хозяйственное поручение. А мы, как гости, пошли гулять. В городке пусто. Только потом я понял почему: раньше  сошёл Ю.М., ну и, конечно, своей порезанной физией распугал всех (шутка юмора).

   Мы вернулись с прогулки, КЭП встретил нас на причале по полной форме и в жилетке. Следом появился «наш неутомимый» (Ю.М.) и с ним партийная делегация палаточного городка.
Гости на борту. Представились, познакомились. Во избежание «кривотолков» Иру представили как сестру Ю.М., двоюродную.

   Перекинулись парой фраз о международном положении, спросили, не начался ли где за прошедшие два дня международный конфликт. Автором данного вопроса был я, за что тут же от КЭПа получил втык (инициатива наказуема) и поручение: ежедневно утром, в обед и вечером включать транзисторный приёмник, настраивать его на радиостанцию «Маяк» и громко давать прослушивать последние новости всей команде. Так что я теперь не просто помощник КЭПа, а помощник по политчасти, т.е. – замполит.

   Как только все разместились в каюте отметить встречу и новое знакомство, Стюард демонстративно прогнулся – взял чистое кухонное полотенце и протёр передо мной стол, на который поставил, опять же мне, демонстративно протёртую рюмку, добавив при этом:
-Завидная должность. В конце рабочего дня рот закрыл, и рабочее место убрано.
 
   Отвалили кататься. На двух «неграх»  (извините, «Вихрях») дошли быстро, сделав по реке петлю 10км. (пять - туда, пять- обратно). За это время, всё-таки, одну бутылку успели прикончить, на этом деловая и официальная часть закончилась (без КЭПа, он был у руля).

   Вернулись в палаточный городок, причалили к мосткам, КЭП теперь с нами  и пошла полнейшая развлекаловка – укатайка Ё-моё! Случайно посмотрел на часы,  время – 22ч.30мин., гульбарий – продолжается! Вот так смех-смехом, а пять бутылок уговорили под деликатес – китайские со-сиськи. Гости очень довольны вечером. Кают-компания гудит.

   Стюард рассказывает анекдот про урок географии в армянской школе: « Учитель: «Дэты, что такое ос. Мкртычан отвечай. Ос  это - полосатый мух. Нэправылно, ос – это нэ тот ос, который лэтает, а тот ос, на который Земла вэртитца». После каждого рассказа все, корчась умирают от смеха, хватаясь за животы, задыхаясь  и вытирая руками слёзы, и тут же требуют уже в десятый раз повторить этот анекдот.

   Стюард не понимает в чём дело и повторяет, стараясь чётче выговаривать слова. Все опять давятся от смеха. Стюард заводится:

   -Да, что вы все ржёте без конца? Ему дают посмотреться в зеркало. Представьте веретенообразное тело Стюарда, на котором одета чёрная с широкими горизонтальными жёлтыми!!! полосками майка, с торчащими из неё тонкими ручками-лапками. Ну, просто вылитый ПОЛОСАТЫЙ  МУХ.
 
   Гости довольны, Стюард виртуозно выполняет свою работу. КЭПу не знал, как угодить и всё-таки умудрился выпить дополнительную рюмку КЭПа, налитую ему в благодарность от «коллектива» за катание. Кстати, с этого момента он уже непросто КЭП, а депутат-капитан первого ранга, но это официально, а для нас он как Брежнев в Грузии у портного: «Ты, говоришь в Москве из двух метров английской ткани, что тебе Маргарет Тетчер подарила, тебе костюм сшить не могут? Говоришь, фигура! Это ты в Москве фигура (как наш КЭП у себя на работе). Значит, костюм_тройку будем шить из твоих двух метров, понимаешь. А теперь скажи, кепку-аэродром из остатков этой же ткани тоже делать будем?»…
 
   А вы заметили, что Стюард, уже, не просто Стюард, а большой Стюард, Гросс Стюард можно сказать.  Его зад с приспущенными штанами, как сиськи в декольте, загораживал весь проём двери в каюте. И я не знаю, что больше запомнят гости, как стояли у штурвала, или его «тохес»…

   Где-то за полночь. Я с наречённой пошёл провожать гостей. В благодарность нам дали давно желанной картошки и угостили чашечкой кофе.

   Поднявшись на борт, стали размещаться на ночлег. Стюарда с трудом уговорили лечь в носовом кубрике, так как мы с Ирой убедились, что заниматься любовью на диване в большой каюте вольготнее. Заранее договорились, что КЭП и Стюард лягут в носовой. Но  КЭП видимо забыл, лёг на своё обычное место, заткнул уши и тут же уснул, о чём свидетельствовал его богатырский  натуральный неподдельный храп.

   Я занялся любовью.
Вдруг распахивается дверца носового кубрика, слышен тупой стук… Голова Г. Стюарда, с ничего не понимающими глазами, начинает от пола медленно подниматься к потолку. Достигнув уровня грудей, наконец-то, изрекает:

   -Зачем вы меня разбудили и бросили на пол, где моя рюмка?

   Нам с Ирой долго пришлось его уговаривать лечь спать, убеждать, что больше ничего из горячительного не осталось. Наконец он затих.

   Я продолжил прерванную любовь, на рассвете и мы угомонились.  Вынесли стол из кают-компании в кокпит. И я лёг на полу между двух диванов в кают-компании на надувной матрац, при этом я боялся, как бы Кэп меня не ахнул по башке туристическим топориком, который он держал под подушкой, приняв за не званного гостя с берега. Но всё обошлось.

   Вдруг нас так шибануло волной о причал, что КЭП вскочил и очумелым голосом вскричал:

   - Где мы!? Где находимся, куда пришли? – Я спокойно ответил:

   - Если нас не выбросило на берег, то у того же причала. – Наконец, мы все уснули.

   25.06.1987г.

   9ч.40мин.- Утром я встал и с ужасом увидел: вся посуда лежит в ведре с водой, где я вечером мыл ноги и с той же самой водой, и в том же самом ведре!

   11ч.20мин. – Произвёл тщательную стерилизацию посуды и страшно возмущался такой безалаберностью КЭПа (позже выяснилось, что ведро было другое)…Поэтому всем: «Приятного аппетита!». Завтракаем.

   Ира с КЭПом пожарили подаренную нам жителями палаточного городка картошку с тушенкой. КЭП выставил Н.З. – «буханку Ж\Х». Гросс Стюард посмотрел на меня с Ирой как на последних врунишек. Всё валим на КЭПа, что по поводу  Ж\Х вечером он нас ввёл в заблуждение.
  14ч.35мин. – Вернулись КЭП с Гросс Стюардом.
 


Пополнили запас
«жидкого хлеба»- 5 буханок
И 3,5л. Пива.

  14ч.55мин. – вышли десять минут назад, наша цель Посёлок бульдозеристов. Г.Стюард вспомнил, что сегодня обязательно должен созвониться с одним очень важным своим пациентом, а в Посёлке бульдозеристов есть современная почта с межгородскими телефонами-автоматами.

  Там нас ждёт проблема: очень мелкий пологий берег, засыпанный грубой с острыми углами щебёнкой, швартоваться там нельзя. Все местные держат свои лодки в рукотворном канале достаточно глубоком, берега которого забиты деревянными сваями, встать там можно только на якорной растяжке носом к берегу.

  15ч.10мин. - Догнали яхту «Коралл», в это время с верхней палубы сдуло матрац. Я у штурвала, делаю манёвр – разворот   на 180 градусов, КЭП с багром, матрац берём с первого захода. Выруливаем на курс, яхта идёт на нас правым галсом, я не дрогнул и в трёх сантиметрах делаем расхождение. Наш КЭП протянул руку, чтобы поприветствовать КЭПа яхты, но мы резко разошлись…
Г.- Стюард опять в г… много слов, но мало дела.

  16ч.00мин. – КЭП снёс якорем собственный топовый  фонарь. Зашли в канал Посёлка бульдозеристов (будь он неладен), повернули носом к берегу, отдали кормовой якорь, и, чтобы  не врезаться на скорости в причал,  заглушили мотор, но ветер и течение сносят нас от берега.

  КЭП стал размахивать якорем, чтобы с размаха закинуть его на берег, заякориться в берег, а затем подтянуться с помощью якорного конца. Первый замах был хороший – топового фонаря, как не бывало. Вторая попытка удачная, можно «набивать конец» и у кормового якоря. И вот мы стоим на растяжке.

  17ч.30мин. – Ира прогуливалась по берегу, отошла чуть подальше. Перед этим пообедали, когда мыли посуду, мыльная или жирная вода попала на палубу, а смыть её забыли. Г.Стюард опять оделся во всё наше, т.к. пятна на его одежде не отстирались, и её ещё раз пришлось перестирать. Вывод: Советская томатная паста из рыбных консервов качественнее импортного стирального порошка, полпачки которого нашлось на катере.

   Мы с КЭПом  «прибалдели» на диванах, решили подремать после обеда. Г. Стюард «сделал» нам ручкой и вылез на палубу, распечатал пачку сигарет, прикурил, и, повторив последние слова Александра Матросова: «Ой, как скользко!»,- свечкой исчез в речной пучине.

   КЭП первым сообразил, что Г. Стюард сыграл за борт, и пулей вылетел в кокпит. Позже КЭП рассказал:
 
   - Это можно было бы снять на фотоаппарат, исключительно с выдержкой 1\500 сек. Из воды торчали только кисти рук, а под водой была голова (Г.С.) с огромными раскрытыми глазами-тарелками, в последний раз смотрящими на небо. Я бросился грудью на борт и в тысячную долю секунды успел схватить его за руки, приподнять его нос из воды, но дальше вытащить 100 кг. этого «добра» в мокрой одежде не было сил, мои нижние рёбра, сдавленные бортом трещали. Я крикнул – Виталик!!!.

   Услышав крик брата, сначала я подумал, что меня зовут посмеяться над купанием Г.С. в одежде, но, увидев пустую вешалку без моей куртки, в кармане которой лежал единственный  комплект ключей от моей московской квартиры с железной дверью, я мигом оказался рядом с братом.
 
   Мы одним рывком извлекли Г.С. из водной пучины и поместили  на полу в кокпите. С несчастного Г.С. натекло  ведра три воды, и он сидел в глубокой луже. Сняв с ноги КЭПовский ботинок, он вылил из него воду, выплюнул прилипший к губам фильтр (это всё, что осталось от прикуренной им сигареты) и тихим дрожащим голосом произнёс:
 
   - Промочил немножко.
 
   Я помог ему снять свою куртку и, как бы выжимая, нащупал ключи. Слава богу! Они целы. Ведь эту железную дверь мне поставили за день до отъезда, и все запасные ключи внутри в квартире т.к. я не успел их отдать своей жене, безвылазно отдыхающей с детьми на тёщиной даче в Подмосковье… Оказалось, Гросс Стюард плавает хуже топора. Раздетого и обтёртого полотенцем Г.С., с перепуга бьёт «мандраж».

   Всем оставшимся «в живых после боя» КЭП выдал по 100 граммов. Своей порцией Ира растёрла Г.С., попросившего после этой процедуры кружку пива, чтобы тут же вылить её на себя. Его снова обтёрли, уложили в спальный мешок. Через какое-то время он, кажется, выпустил воздух и с храпом уснул. Ира сушит (выжимает) вещи и наводит порядок.

   Сегодня наверно ужина не будет, все разбредаются по койкам. Ира страдает без сигарет, отдала Г.С. в дорогу свою пачку сигарет за обещание, что он купит целый блок, а он не купил, да и её пачку утопил. Выручил КЭП, порылся в шуфладках и достал полпачки сигарет, оставленных когда-то кем-то из гостей.

   26.06.1987г.

   00ч.15мин. – КЭП дремал, потом проснулся, схватил валявшиеся у него в ногах плавки Г.С., выскочил из каюты и ни с того, ни с сего кинул их за борт. Тут же опомнился, схватил багор (за сегодняшний день второй раз) и плавки, как и их хозяин, спасены. Да это навождение! Вначале за бортом матрац, потом Г.С., теперь его плавки.

   И так вчера (точнее часов шесть назад) произошло событие, которое следует ещё раз отметить для истории в судовом журнале: 25.06.87г. в 17ч.30мин. -  Человек за бортом! Г.С. сыграл за борт. Мы с КЭПом его еле-еле вытащили. Наши потери: пачка сигарет. Этому событию посвящаю оду-экспромт:

Я эту оду посвящаю Стюарду нашему,
Как он сыграл за борт…
В одежде плавать, то не спорт
И даже вам не развлеченье.
То для спасателей мученье,
А у спасённого в штанах - восторг! (А у спасённого – в штанах  «восторг».)Так, кажется, правильнее.

  00ч.30мин. – Мы с КЭПом решили поужинать…с «жидким хлебом». Имеем право – спасли человека. И подлечиться надо. У КЭПа болят придавленные нижние рёбра, а у меня растянутые кисти рук.

  12ч.05мн. – Г.Стюард просто неузнаваем после падения в воду. Он, видимо на нервной почве,  «жрёт» всё подряд. И горькое, и сладкое, солёное и кислое,  сухое и даже чёрствое.  Мы его понимаем – он вернулся с того света, вернее его вернули. Но он аферист, под эту марку ничего не делает и не хочет делать. В кают-компании бардак …

  17ч.24мин. – Обед готов. Ждём КЭПа, он пошел за пресной водой. Стюарт пополнил запас, правда, это не «жидкий хлеб», а «жидкий торт». Сегодня шикуем, будем пить шампань и коньяк. Не подумайте, что закончились деньги, просто ничего другого не достали. Спасибо! Мише Горбачёву.
 
  18ч.07мин. – Снялись с якоря, пошли в посёлок Майский. Там железнодорожная станция расположена прямо на берегу реки, т.к.  полотно дороги прямое, а река, делая извилины, здесь вплотную подходит к рельсам. Цель перехода – посадить Иру на поезд в город, она сегодня должна уехать. Т.ч. обед  (тире)  ужин сегодня «отвальный».

   Доступ меня для «прощания» с её телом был с 12 до 15 часов в носовом кубрике…  Ужинали на ходу. «Приговорили» одну «конину», шампик пили все вместе с КЭПом, стоявшим за штурвалом, в кокпите. Г.С. принёс ему обед на подносе, и кормил, чуть ли ни с ложечки (благодарность спасителю).

   Ирина всех благодарила, сказала, раньше не встречала таких ласковых, добрых, «не приставучих ребят», кроме одного (она имела ввиду меня), но он ей очень понравился. Подумал про «ребят»: брату -39 лет, мне – 38,  и ты годишься нам в старшие дочки, а Ю.М. опять пролетел, ему через месяц исполняется только – 36 лет; правда, и в 17 лет можно стать молодым папой. 

   21ч.20мин. – Подошли к железнодорожной станции  в посёлке Майский. КЭП разбушевался, сломал носовой якорь. Отбил лапу о камни, вернее о железобетонные плиты, уложенные по склону высокой насыпи, чтобы железную дорогу не смыло в реку. В конце концов, причалили к тому месту у насыпи, где между бетонных плит была вмонтирована железобетонная лестница с металлическими перилами.

   21ч.38мин. – Сошли на берег провожать Иру. Взял у неё адрес и номер телефона, обещал прислать фотки. На перроне Ю.М. отозвал КЭПа в сторону и стал что-то объяснять ему на ухо. КЭП прервал его: 

   - Не дурак, понял,- вытащил из кармана бумажник, вынул сто рублёвую (было видно не последнюю) купюру и протянул её Ю.М.:

   - Купи Ире билет до города и сдачу  оставь ей на такси; когда электричка доедет до города, общественный транспорт уже ходить не будет.

   Ю.М. ушел за билетом, и в наступившей паузе стало ясно, эта игра для взрослых закончилась, пора за всё рассчитаться, а нам возвращаться домой. У меня промелькнула мысль, что билет стоит копеек пятьдесят, значит Ире «на такси» останется сумма равная месячной зарплате продавщицы небольшого магазина. Да, спасибо брату, «угостил».

   В какой-то момент КЭП и Ю.М. куда-то на минутку отошли, Ира прислонилась к моему плечу и прошептала: «Жаль, что ты не живёшь в нашем городе, что у тебя уже есть жена и семья, я думаю, я смогла бы быть тебе хорошей женой». Я ничего ей не ответил, только сильнее прижал к себе.

   Да и, что я ей мог сказать? Что в Москве это у меня уже вторая жена. Что меня дома ждут два сына, что таких романов, как с ней, у меня случается по несколько в год. Что это ещё не любовь, а  скорее необузданная страсть, какая может возникнуть между взрослым почти сорокалетним мужчиной и юной красивой девушкой, что я не изменюсь, и, в конце концов, испорчу и её жизнь…

   23ч.13мин. – Проводили Иру, пришлось долго ждать электричку. Вернулись на катер, с перрона он всё время был у нас на виду, т.ч. мы не боялись оставить его без вахтенного, тем более, что мы включили сигнализацию. Сели играть в карты, взялись за последнюю «конину».

   23ч.55мин. – КЭП продул в карты и пошел спать.

   27.06.1987г.

   0ч.14мин. – Г.- Стюард, тоже, продул в карты, пошёл дать жару нашей чугунке, развели огонь т.к. вечер оказался прохладным, видимо менялась погода.

   2ч.50мин. – Закончили игру в карты. КЭП давно спит похрапывая. Стюард опять проиграл, пошёл покурить…. Всё пора баиньки, завтра на обратный курс в порт приписки: яхт-клуб Электромашиностроительного завода.

   Пару слов о своих страданиях. Я понял одно – если ночью заняться некем, то уснуть невозможно. КЭП так задористо храпит, как Соловей, или, вернее, пересмешник, он так имитирует звук танков на марше, только одна мысль успокаивает: откуда на воде танки. Но  «моторку», вернее, под неё – делает превосходно. И  Г.Стюард хорош – во всём на подхвате у КЭПа, даже в храпе. Можете себе представить моё состояние. Я ждал утра как приговорённый – с той лишь разницей, что первому утром умереть, а мне выспаться.

   7ч.30мин. – Подъём. Подготовка к отходу. Г.С. только что передал мне по секрету слова КЭПа, что если бы наше плавание продолжалось еще несколько ночей, он бы (КЭП) просил его (Г.С.) «подкатить» мне новую девочку, чтобы я ночью не смог спать, а то «храпит так, что я думал катер бензопилой «Дружба» на мелкие щепки пилят».

   7ч.42мин. – Легли на курс (В 9ч.45мин. дозаправка бака топливом). Следуем за баржей…

   8ч.22мин. – Обошли баржу. Чай долго не закипает, газ заканчивается. Г.Стюард опять «получил» в карты (продолжаем игру).

   8ч.51мин. – Прошли мимо Центрального или Северного яхт-клуба. Начинается город.

   10ч.40мин. – На горизонте стоянка. КЭП прокричал: «Подъём!», как он надоел. Мы огляделись и опять легли, до причала 20 минут хода.

   Справка: В пути до стоянки шли против течения три часа.

   11ч.06мн. – Пришвартовались, «морское» путешествие окончено, а через день и моё пребывание в этом городе. Всё было очень прекрасно!

За пять дней приключений на воде
Произошло пять ЧП и одно очень приятное для меня событие:
1. снесло матрац.
2. Г.Стюард – за бортом.
3. КЭП снёс топовый фонарь.
4. он же выкинул плавки  Г.Стюарда
за борт и сам же – спас.
5. он же – КЭП сломал носовой якорь.
6. Я познакомился с « супердевочкой» Ирой.

        Пишу, а мысли о моей «гаубице» и большое желание стрельнуть. За время нашего знакомства мы сделали 15 – 18 «залпов», последние были очень «тяжёлые»…но столь же приятные.
 
УСЁ!!!  (продолжение ниже)

Справка:
ВЫПИЛИ «ЖИДКОГО ХЛЕБА» - 21 БУХАНКУ + 2 «КОНИНЫ» + 1 «ШАМПИК» + 3,5 л. ПИВА (нет 0,5 л. Г.С. вылил на себя)
Если этот судовой журнал будут читать потомки, то не думайте, что фантазирую или водка была без градусов. Просто необходимо учитывать следующие факторы:

 1.Мы жили все 24 часа на свежем воздухе и вели активную жизнь с дозированными физическими нагрузками.

 2.Ежедневно 2-3 раза освежались (купались) в реке. Только Г.С., закатав брюки, ходил вдоль берега по мелководью и ладонью мочил грудь, плечи и голову. Он у нас ПЛАВАТЬ НЕ УМЕЕТ! Ну, как топор.

 3.Регулярно, три раза в день КУШАЛИ горячую калорийную пищу из концентратов. Постоянно «баловались» чаем с лимоном, он освежает и очищает организм.
 
 4. Употребляли «продукт» по чуть-чуть с большими перерывами, чтобы предыдущая доза успевала выветриться.

 5.Пили настоящий заводской продукт, а не самогонку-«шумырлу», сваренную какой-нибудь бабой Катей для продажи, и не технический спирт, вынесенный с завода на яйцах в резиновой грелке, привязанной в штанах к ремню.

 6.И самое главное: не ставили своей целью напиться до «поросячьего визга», ну, «похрюкивали» иногда, но не более того.

* * *
Вёл «Судовой журнал» – пом.КЭПа – замполит Виталий.
27.06.1987г. скреплено и засвидетельствовано подписями членов экипажа: КЭП, Пом .КЭПа - замполит, Гросс Стюард он же Ю.М.


                *  *  *


               Я уже закрывал блокнот, как вдруг из последних неисписанных страниц вывалилась фотокарточка. Она проскользнула в люк между моих ног и упала лицевой стороной вниз. Я через люк спустился в носовую каюту, поднял фотокарточку и поднёс ближе к свету. На оборотной стороне чертёжным шрифтом была сделана надпись: «КЭПу мотояхты «Марина» от брата Виталия. В походе, июнь 1987 года». Я перевернул фотокарточку изображением к себе. Это была такая же фотография, как та, что отдала мне моя бабушка незадолго до смерти, сказав, что на ней – мой отец…





             И тут меня пронзило как молнией. Ира – это же моя мама. У меня дома есть её фотография. Там она снята на том же месте, где стоит Виталий, т.е. мой отец, только (почему я раньше до этого не додумался), мост остался левее, за кадром. Мама на фотографии в тёмной обтягивающей тело блузке, очень короткой мини юбке и с сумочкой на плече. Волосы распущены и начёсаны.

      Я ещё раз перелистал блокнот. Ну, всё, как описал мой отец в эпизоде знакомства с мамой. По моему телу пробежал какой-то озноб, меня заколотило, потом пробрало жаром, выступил пот, во рту горело.

      Я ещё до конца не соображал, что со мной произошло, но я каким-то неясным чувством понимал, что передо мною открылась какая-то тайна. В голове пролетали обрывки воспоминаний и мыслей. Непонятная злость на отца, за его тогдашнюю жизнь: «…таких романов у меня случается  несколько в год…». Жалость и обида за мать: «…я смогла бы быть тебе хорошей женой…».
      Вспомнился последний разговор с матерью, незадолго до её отъезда, об отце: « …не спрашивай меня больше никогда об отце. Твой отец утонул в нашей реке ещё до твоего рождения, его нет, он тебя никогда не видел. Его не нашли, и ты его никогда не ищи».
 
      Что ты, мама, имела ввиду? Не нашли тело, или не нашли живого человека? Если ты веришь, что его нет, то почему так настоятельно ты не хочешь, чтобы я его искал? Но ведь и тебя - мама, нет со мной уже почти десять лет, а я продолжаю искать тебя. И я, кажется, догадываюсь, что я нашел. Катер – это верный ключ для поиска отца.

      Я засунул найденную фотографию в карман спецовки, взял в руку блокнот, спрыгнул с катера и почти бегом  из эллинга направился в сторону брандвахты, мне нужно было срочно переговорить с боцманом.

      - Эдик! Что стряслось, куда ты так несёшься? – это был голос боцмана. Я остановился и оглянулся.

      - Подсоби нам пару минут. Надо эту «чертовщину» сдвинуть, а то мешает траншею рыть для электрокабеля к будущему эллингу,- и Иван Петрович указал рукой на большую карабельную лебёдку, прикреплённую для устойчивости к двум шпалам, возле которой возились два мужика с ломами в руках в синих хлопчатобумажных рабочих комбинезонах с надписью на спине «Центральный яхт-клуб».

      - А я Вас ищу, Иван Петрович. Дело у меня к Вам есть.
 
      - На рукавицы, давай здесь подсобим, потом и твоим делом займёмся.
      Я  одобрительно кивнул. Вчетвером мы действительно справились «раз плюнуть». Мужики ломами приподняли один край шпал, а мы с боцманом подсунули под них металлический лист и железную трубу, на которой мужики, подталкивая лебёдку ломами, быстро перекатили её на полтора метра в сторону. Видя, что работа сделана, боцман обратился ко мне:

      - За помощь спасибо! А я чем смогу тебе помочь?

      - Там катер в эллинге остался. Каютный, метров шесть в длину, брошенный.

      - А, ну-ну, что купить хочешь? – боцман улыбнулся.

      - Да, нет. На нём мой отец в 87-м году отдыхал и познакомился с моей мамой, а хозяин этой посудины – брат моего отца. Я показал боцману свои находки и рассказал, как их нашел. Посмотрев на фотокарточку, Иван Петрович выдохнул:

      - Нет, не знал, не встречал этого человека. Но я тебе точно могу сказать, что у этого катера с 1991 года другой хозяин, но никто в клубе его не знает. Я про этот катер вот, что могу рассказать: осенью 1991 года подошел к нашей яхте «Андромеда» наш тогдашний боцман Николай Александрович, дядя Коля, как мы его звали. И говорит, что директор яхт-клуба просит помочь разгрузить с автоприцепа и затащить в эллинг катер нового члена яхт-клуба.

      Событие из ряда вон выходящее – новый член, да ещё со своим катером и прямо в эллинг. В те годы в яхт-клубе ни на воде, ни на суше между бортов плюнуть негде было, так много лодок стояло. А в эллинг для ремонта на зиму можно было попасть только по решению правления яхт-клуба. Сразу видно, что протеже нового директора. Но помогать друг другу в яхт-клубе дело святое, безотказное. Пошли мы, значит.

      Помню, день был рабочий,  холодный осенний, людей в яхт-клубе почти никого. Подошли, застропили нашими мягкими стропами, сняли автокраном и все вместе закатили этот катер на его же кильблоке  в угол эллинга, где он и сейчас стоит.

      Хозяин катера мне сразу не понравился. Много без толку суетился. Было видно, что дилетант, «чайник» полный, но с гонором. Таких, как он, в яхт-клубе не любят. Вид у него тоже был странный. Одет был в матросский бушлат и бескозырку без ленточек. Планы строил грандиозные. За зиму хотел сделать капитальный ремонт катера, и весной податься в дальнее плавание. Путался в названиях и терминах узлов и деталей катера, которые хотел ремонтировать. Хвалился, что мечтал о таком катере всю жизнь, сказал, что купил по объявлению, где-то в районе южного яхт-клуба. За помощь пытался ребят водкой угощать…,- боцман замолк.

      - А как звать его не помните?

      - Вроде Виктором представлялся, да не помню я, видел  я его один раз только, и лет уже сколько прошло. Да, вот ещё запомнил. Ему было лет сорок пять, волосы седеющие, и на правой стороне во рту все зубы в металлических коронках, когда улыбался, здорово в глаза бросалось. Слышал потом от одноклубников, что Виктор этот, назовём его так, раза два – три по вечерам приходил в эллинг, содрал с одного борта на своём катере старую краску метра 3-4 квадратных и пропал. Так его больше с тех пор в яхт-клубе никто и не видел.

      Да, и я о нём вспомнил только, когда боцманом устроился и хозяйство инвентаризировал. Все документы с 1991 года поднял. Нигде    ни одного упоминания. Директор яхт-клуба тот, что о нём хлопотал, всего-то и сам полгода отработал. Да, что там говорить, в начале девяностых директоров у нас восемь или девять сменилось. Тогда вообще думали, что яхт-клуб закроют и разгонят. Решили о том Викторе у его протеже – директора узнать, так его самого не нашли, через милицию узнали, что в нашем городе не проживает.

      А сейчас катер этот даже выкатывать не стали, решили вместе с эллингом на дрова пустить. Всё равно от него почти за двадцать лет одни гнилые «рожки да ножки» остались. Сам, говоришь, убедился.

      В это время к нам подошел тот самый вахтенный, что меня утром на территорию яхт-клуба впускал. Не успел он и рта открыть, как боцман на него «наехал»:

      - Я тебе, Серёга, сколько времени назад на «мобилу» звонил, просил подойти помочь. Мы тут уже без тебя справились. Скажи вот Эдику «спасибо», помог.

      - А мне ворота бросать? Василий опоздал. Он же сегодня прямо с дежурства в своей «пожарке». Сказал, за ночь три раза выезжали, на последнем пожаре на пересменку задержались. Прилетел, мотоцикл свой бросил, смотрю, Василий не умытый даже, лицо всё в копоти, в душевую пошел в порядок себя приводить. Как он помылся, я пулей сюда.

      - Ну, и послал бог работничков,- боцман выругался и обратился ко мне:

      - А ты Серёге про свою проблему расскажи, он студент, языком это он тебе запросто поможет.

      И боцман быстро зашагал, ещё, что-то, продолжая про себя и отмахивая рукой.
   
      - Петрович нервничает, пугает его предстоящая стройка эллинга, сам пойми, нужны ему эти лишние хлопоты, а?

      Сделав паузу, Серёга продолжил:

     - У Василия семья, двое детей. На квартиру заработать хочет, работает круглыми сутками. Я студент, жить тоже надо, а на какой ещё работе будет время позаниматься. А за такую зарплату разве нормальный мужик пойдёт сюда работать. Мы хоть не пьём с Василием, а знаешь, как Петровича его матросы донимают. Они с получки неделю по яхт-клубу «галсами ходят», а бывает, дня на три вовсе пропадают,- Серёга кивнул в сторону мужиков, толкавших лебёдку. Они воткнули ломы в землю, сели каждый на свою шпалу, облокотились на лебёдку и, греясь на солнце, не спеша курили.

    Мы сделали несколько шагов вместе.

    - Не «въехал» я о чём Петрович про тебя говорил, проблемы у тебя, что ли?
Я вкратце рассказал Сергею суть дела, показал тетрадь и фотографию, и пока это всё происходило, ноги сами привели нас к эллингу. После жгучего солнца на улице, здесь сразу стало прохладно, даже плечи передёрнулись. Серёга философствовал:

    - Отца найти нужно. Настоящий, т.е. биологический отец, он ведь всегда один. Тем более, что ты говоришь, у тебя и отчима по сути дела не было. Ты уже взрослый, самостоятельный. Ни кормить тебя, ни пелёнки менять не надо. Жить тоже есть где. Образование какое-то получил, работаешь. А ему, может, в старости опора нужна будет. Нет, думаю, он признает тебя. Дай только бог, чтобы жив был.

    Философствуя, Серёга уже облазил катер.

    - Вот, смотри! На правом борту краска вместе с регистрационным номером счищена, а на левом номер частично сохранился. Нет первой буквы, но она во всех сериях была одинаковой. И нет третьей цифры. Значит, нужно будет проверить десять записей в регистрационном журнале. У нас самоделка с каютой и название имеет. Видишь, на транце полукругом написано – «Марина».

    Я теперь по графику в четверг на работе буду, подойди с рулеткой, помогу тебе по науке габариты замерить, которые указывают в судовом билете при регистрации. Так, что, имея все эти данные, найти владельца и продавца будет не сложно. В те годы регистрацией занимался ОСВОД, сейчас занимается ГИМС, т.ч. архив надо искать или в самом ОСВОДе, или в ГИМСе, а «на худой конец» в городском архиве.

   Частное лицо в архив могут не допустить, поэтому мой совет: зайди к директору яхт-клуба, купи ему в подарок бутылку коньяка, объясни свою историю. Главное ему скажи, что все расходы берёшь на себя. Пусть он тебе письмо-поручительство сделает. С ним в любой архив попадёшь. Найдёшь ты отца своего, чувствую.
     Ладно, побегу я, а то Петрович опять шуметь будет.

     Сергей убежал. Я вышел из эллинга, встал на солнышке, закрыл глаза и стал про себя фантазировать: Я найду своего отца. Разузнаю всё про него, и сделаю ему сюрприз. Приеду в Москву, доберусь на метро до района, где он живёт. Пешком дойду до его дома, найду нужную квартиру, нажму звонок, и, может быть, как в сказке о «Золотом ключике», дверь откроется и начнётся наша новая жизнь, в которой мы вдвоём обязательно найдём… нашу маму.

               





Послесловие к повести «Фотография».

         Повесть «Фотография» это не рассказ о поиске матери или отца. Это попытка через судьбу одного человека рассказать о судьбах многих людей, живших в нашей стране до и после развала Союза.

         Это, фактически, «фотографии» из жизни четырёх поколений.

         Кипучая энергия неуёмного революционера Соломона Соломоновича, преодолевающего преграды, которые сам же себе и возводит. Вспомните, как он устраивает зятя на должность, где все вопросы решаются с помощью рюмки, затем лечит его от алкоголизма.

         Майя Савельевна (Соломоновна), проработавшая всю жизнь, тащившая в одиночку на себе детей, ради квартиры и семейного благополучия, оказалось, трудилась за идею. И, выйдя на пенсию, умерла, по сути дела, в нищете.

         Надломленная судьба её мужа, лишенного решением правительства всего сразу: образования, званий, любимой службы, приличного заработка, дающего возможность честным путём содержать семью, и в итоге спившегося, ставшего жертвой политических интриг бездарного руководства страны.
 
         Судьба её старшей дочери, как и миллионов наших сограждан, вынужденных покидать Родину ради элементарного, но недоступного здесь благополучия, бросившая ради этого свою родную мать, которую никогда больше не увидела.

         Я не зря в предисловии ту нашу жизнь назвал «чемоданом с двойным дном». Подтверждение тому судьба Иры, соблазнённой молодым учителем физики. Молчать об этом оказывается выгодно всем. Вот они – реальные принципы советской морали. Или «трудоустройство» Иры в частных фирмах на моментально вводимую в штатное расписание должность «девочки для релаксации мужского персонала».

         А расставание на пригородной станции: « Игра для взрослых закончилась, пора за всё расплатиться». На «халяву» отдохнула, получила удовольствие, заработала за три дня столько же, сколько продавец в магазине за месяц. Да и зачем, без аттестата об образовании, специальности, постоянной стабильной работы Ире другая жизнь, разве она сможет отказаться от той жизни, в которой живёт.  В итоге поломанная судьба матери-одиночки, не нашедшей своего места под солнцем постсоветской эпохи, и сгинувшей, как и миллионы людей, в эти проклятые «девяностые».

         А наши сытые, живущие в достатке герои-путешественники, депутаты, партработники, гость из Москвы, часто выезжающий по работе за рубеж, директор, врач. Убежавшие в камыши в разгар «Горбачёвского указа», пьющие там водку днём и ночью с девушкой лёгкого поведения, чтобы расслабиться, отдохнуть от двойных прогнивших стандартов. Там они бросаются в другую крайность, прежде чем к концу отпуска стать самими собой, дабы вернуться потом вновь в свои двудонные чемоданы. 

         Разве не анекдотом выглядит описание в судовом журнале посещения В.И.Лениным города № на фоне анекдотов, приведённых там же ниже по тексту. Вот она живая разница между комсомольцами двадцатых годов (Соломон Соломонович) и восьмидесятых, если, конечно, считать молодёжью почти сорокалетних мужиков. За что один дрался в бою, другие воспринимают как анекдот.

         А описание пожарного щита в яхт-клубе. Вы и сейчас ещё увидите такие где угодно: на заводах, автобазах, в воинских частях. С заляпанными краской никогда не открывающимися замками, намертво приколоченным к щиту инвентарём. Где главный критерий для них – быть  покрашенными в красный цвет каждую весну.

         Если пожарные щиты – это флаг и герб ушедшей от нас страны, то пустой прогнивший эллинг, который вот-вот рухнет – это символ самой страны, исчезнувшей за один день. На её месте  будет построена новая страна, такими молодыми людьми, как Эдик.
   
         Только пока не рухнули старые стены, молодым нужно найти свой «Судовой журнал», оставленный им отцами, чтобы знать: откуда плывёт этот корабль нашей жизни, какой груз из прошлого везёт он, и, что запишут в журнал они, взяв штурвал в свои руки.

         А разве сам яхт-клуб это не образец среднестатистического провинциального города нашей страны? С часто меняющимися градоначальниками (директорами), берущими не только коньяк за пустяковую справку, с разграбленными подобно яхт-клубовской столярной мастерской заводами и фабриками. С запустением и бардаком, порождённым бесхозяйственностью и тупостью руководителей.

         Ну, кто мешал сначала построить новый эллинг на территории, растянувшейся на 200 метров, а потом уже разобрать старый, и аккуратно перенести в новый эллинг всё имущество, не создавая хаоса,  неразберихи и традиционного срыва начала работ в первый же день.

         А вот и жители нашего условного провинциального городка - это работники яхт-клуба. Боцман (ветеран-трудоголик, пенсионер), фактически брошенный самоустранившимся руководством, отвечающий  за весь ход строительства. Его подчинённые, где одни (например, пожарник Василий) готовы в прямом смысле слова пройти через огонь и воду, чтобы обеспечить благополучие семьи. И  другие (работяги с ломиками),  что спиваются, не получая достойного человека вознаграждения за свой труд, а может, по большому счёту, труд этот и не заслуживает  этого вознаграждения по причине пьянства, разгильдяйства и отсутствия желания работать на совесть с душой. Разве в реальной жизни не так?
   
         Мои читатели часто просят рассказать, а что же было дальше? Нашел ли Эдик своего отца, что стало с его мамой – Ириной? Как сложилась судьба остальных героев?

         Я не завидую американским читателям, для которых авторы пережевывают «хеппи энд», выкладывая его на блюдечко, с голубой каёмочкой. Ведь нет ничего прекраснее ОЖИДАНИЯ И ПРЕДВКУШЕНИЯ сбывающейся НАДЕЖДЫ.  С ней я и оставляю своих читателей.




 
                С Уважением!                Владмир Пантелеев

               Букулты                2008год


С л о в а р ь
т е р м и н о в   и  в ы р а ж е н и й

«всю дорогу» - (жаргон), всё время, всегда.

Эллинг – помещение для зимнего хранения и ремонта яхт и катеров. Основное требование: должен быть высокий потолок (6-8м), высокие ворота (5-6м), расстояние от ворот до задней стенки 15-20 метров. Т.к. морская яхта даже среднего класса без мачты, стоя на кильблоке, имеет высоту от 4-6 м. и длину 10-15 метров.

Сателлиты – (политическ.), союзники по принуждению, реально не имеющие             голоса.

Гипертония – заболевание сердечно-сосудистой системы, связанное с повышенным артериальным давлением.

«хрущёвский указ» - Хрущёв Н.С. – в период с 1953 по 64г.г. Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР. Запомнился тем, что из-за своей необразованности жил утопическими иллюзиями. Пользуясь поддержкой своих «прихлебателей» в ЦК и Правительстве, принимал необдуманные, противоречащие нормальной логике и науке решения, за которые потом расплачивалась вся страна и весь народ.

ЛТП – (лечебно-трудовой профилакторий), пребывание в нём 1-2 года по решению суда судимостью не считалось, но фактически это была такая же тюрьма, где людей держали в изоляции под охраной, принудительно лечили от алкоголизма и заставляли работать. Эффект лечения достигался недоступностью алкоголя. Как правило, после выхода из ЛТП спивались ещё больше.

Ротация – здесь, горизонтальное перемещение гос. служащих с целью передачи передового опыта отстающим регионам. Стимулом к переезду было: получение квартиры (сразу же), персональная надбавка к зарплате, перспектива быстрого карьерного роста.

Народный контроль – общественный выборный орган на предприятиях и учреждениях, осуществлявший широкий контроль за соблюдением  законности и порядка на местах, но, начиная с районных комитетов и выше, это была номенклатурная карающая организация с большой властью и правами, могла контролировать и указывать всем, т.к. подчинялась непосредственно органам компартии.

«отрабатывать по распределению, распределиться» - Т.к. высшее образование было бесплатным, т.е. за гос. счёт, выпускников вузов принудительно отправляли работать по специальности туда, где специалистов данного профиля не хватало. Сроком на 3 года, причём до окончания этого срока диплом на руки не выдавался. Здесь было много советских «заморочек» и «отмазок». Например, молодую учительницу, дочь министра, могли распределить в подмосковную школу, откуда она после работы могла каждый день приехать в Москву домой на злектричке, а дочь слесаря, как правило, отправляли на Камчатку в сельскую школу.

«августовский путч 1991 года» - конечным результатом неудавшегося путча стал распад СССР и ликвидация КПСС со всеми её властными и административными структурами.

«блайзер» - двубортный мужской пиджак с металлическими пуговицами. Был в моде в семидесятых и начале восьмидесятых годов ХХ века.

ВМФ – военно-морской флот.

«норовят» - хотят, стремятся любой ценой.

«мозги пудрить» - (жаргон), говорить о вещах, не относящихся к делу, уводить разговор в сторону.

Кильблок – это металлическая или деревянная конструкция на колёсах или без них, повторяющая конфигурацию днища яхты или катера: а) на передней стойке – конфигурацию носовой части, б) на задней стойке – конфигурацию кормовой части, и служащая для хранения яхт и больших катеров на суше. Колёсные кильблоки используются также для передвижения по территории яхт-клуба. Яхтенные кильблоки должны иметь такую высоту передней и задней опор, чтобы находящийся между ними киль,  а на корме перо руля не касались земли.

Кокпит – это вырез в палубе катера, создающий углубление, в котором ставят банки (сидения) для пассажиров и кресло водителя. Пол кокпита, как правило, находится на уровне днищевых шпангоутов (рёбер жесткости, являющихся частью деревянного или металлического каркаса, или говорят «набора», яхты или катера).

Пайолы – это пол в кокпите и каюте, опирающийся на днищевые шпангоуты. Как правило, состоит из съёмных частей, изготовленных из толстой водостойкой фанеры. На небольших лодках может быть в виде решётчатого настила.

Шуфладки – небольшие мебельные ящички, выходящие на лицевую поверхность мебели. Их переднюю сторону, как правило, украшают рамкой, резьбой, красивой ручкой и т.д., используя, как элемент украшения мебели.

«брошена серебряная ложка» - давно известно, что предмет из серебра, опущенный в ёмкость с питьевой водой дольше оберегает её от порчи, сохраняет свежей.

«эпоксидка» - синтетическая двухкомпонентная смола, образующая при застывании твёрдую влагостойкую и влагонепроницаемую плёнку, хорошо держащуюся на древесине и металле. Особую прочность имеют плёнки, в которых в качестве арматуры использована стеклоткань. Например, фанерная лодка, оклеенная стеклотканью на эпоксидной смоле, имеет вид и обладает свойствами лодки, сделанной из пластика, немного уступая ей только по весу. Правда, фанерные, оклеенные эпоксидкой лодки, служат 7-10 лет, в то время как пластиковые 15 и более.

«5 рублей» - для понимания цены денег в 1987 году скажу, что зарплата начинающего специалиста с высшим образованием была 120-140 рублей в месяц. Бутылка 0,5л. водки стоила около 6 руб., коньяка 3зв. – 10-12 руб., хорошее мясо для шашлыка 1 кг.- 5-7 руб. Двухкомнатная квартира на 2х-3х жильцов со всеми коммунальными платежами (газ, гор. и холл. вода, отопление, телефон, электричество и пр.) около 30 руб. в месяц.

КГБ – Комитет государственной безопасности в СССР. На человеке, попавшем в поле зрения КГБ, (по вопросам, входящим в его компетенцию) за малейшее подозрение в нарушении закона мог быть поставлен крест. Он мог быть подвергнут без всякого объяснения, т.е. негласно: пожизненному запрету на поездки за границу, отказу в приёме в комсомол,  в партию, в институт либо отчислению из него, снятию с занимаемой должности под любым предлогом (для руководителей),  запрету на карьерный рост и др.

«шмон» - (жаргон), проверка, обыск. Здесь – наведение порядка, уборка вещей по местам.

«до фонаря» - (жаргон) Так говорят, когда хотят сказать, что это абсолютно безразличная и очень для меня далёкая проблема.

Топовый огонь (фонарь) – на небольших судах «круговой огонь». Ставится на яхте – на вершине мачты (на топе), на катерах на кронштейне сверху надстройки и служит для распознавания судов в ночное время.

Александр Матросов – Герой Великой Отечественной войны 1941-45г.   Ценой своей жизни, он грудью закрыл амбразуру немецкого ДОТа. Тем самым, нейтрализовав на время стрельбу из пулемёта, позволил своим товарищам подняться в атаку и взять высоту. Современные юмористы шутят, что А.Матросов просто поскользнулся (дело было зимой) и упал на амбразуру.

Стропы – специальные тросы или канаты с петлями на концах (пара одинаковой длины), которыми обхватывают яхту или катер, подводя с носа и кормы. Сверху петли накидывают на крюк подъёмного крана, который и перемещает яхту или катер по воздуху, например, с кильблока ставит на воду. В «мягких стропах» трос продет через толстый резиновый шланг, предохраняющий борт яхты от процарапывания металлическим тросом.

«ходить галсами» - так говорят о яхтах, идущих против ветра, т.к. яхта  прямо против ветра идти не может, она идёт под углом к нему зигзагами, подставляя под ветер то один борт, то другой, чтобы далеко не уйти от генерального курса. Здесь: ходят из стороны в сторону, качаясь от опьянения.

ОСВОД – общество спасения на водах. Первоначально в его функции входила также регистрация любительских плавсредств. Позднее эта функция была передана вновь созданной организации ГИМС (Государственной инспекции маломерных судов).

Слип – плавный наклонный спуск в воду с пирса, как правило, с рельсами для платформы. На платформу загоняют кильблок с яхтой и с помощью лебёдки платформу плавно спускают по слипу под воду, яхта, оказавшись в воде, всплывает, а кильблок на платформе вытягивают лебёдкой обратно на пирс. (Служит для спуска и подъёма яхт).

Яхта – швертбот – это яхта со съёмным или убирающимся во внутрь килем. Используется, например, так: киль убирается и яхта может подойти к самому берегу по мелководью.

Газовая плитка на кардане – кардан это устройство, позволяющее газовой плитке и кастрюльке на ней сохранять строго горизонтальное положение при любом крене катера.
Камелёк – маленькая чугунная печка.
Конец – верёвка, канат (морской термин ).
Переборки – стенки, разделяющие помещения на судне.

                К О Н Е Ц               












 


v