Халил

События этого рассказа – реальность. Поэтому изменю-ка я имена. Ведь все участники этих событий и поныне здравствуют. Кроме Халила.
К тому же информацию эту я получала «через  двое уст на третьи», хотя источники надежные: тещи-мамы.
У моей семьи по стандартным причинам «нарисовалась на горизонте» новая татарская родня. Большой шумный клан – прямо какая-то мини-орда – несколько семей после свадьбы моей сестры стали и нашей родней.
С новой родней я лично сильно дружить не собиралась. Не потому, что они мне не понравились. Нет, Слава Богу, нормальные, хорошие, порядочные люди. Но дружить - а зачем? Ну, погуляли на свадьбе, познакомились, и хватит.
Как-то «наши» пошли к «ихним» («кудагам», по-татарски) в гости. Я приглашение на себя не распространила и осталась дома. Звонок. На пороге стоит Халил. Это зять одной из сестер «той» семьи.
Еще на свадьбе я обратила внимание на этого парня. Во-первых, он очень отличался внешне от всех – очень красивый и высокий, лицо необычно белое, иранского типа, черные волосы, соболиные брови и бархатные добрые глаза. Во-вторых, он  руководил музыкальным ансамблем, который был на свадьбе,  играл на гитаре  с ними сам, пел очень красивые песни на разных языках – русском, татарском, таджикском и узбекском.
Непонятной национальности парень, подумала я тогда. И для музыканта какой-то слишком правильный. И еще он прихрамывал. «Жофрей де Пейрак» - промелькнуло у меня в голове.
Так вот, стоит этот парень у меня на пороге и говорит: «Я за тобой. Приехал на такси. Вся родня собралась за столом. Не хватает тебя». И ведь не поленился приехать с другого конца города! Пришлось ехать.
Потом я поинтересовалась подробностями про него. Кто, откуда, как вошел в эту татарскую семью, на фоне которой выглядел как средневековый иранский падишах. И вот что я услышала.
Его родители – немолодые добропорядочные супруги – приемные. Они НАШЛИ его  в младенчестве, когда ему было несколько дней от роду, в…. ТАНДЫРЕ. Я не очень знаю внутреннее устройство тандыра, но мне пояснили, вроде это был такой тип тандыра, глубоко в земле, крышку надо открыть и стоя на коленях закладывать туда тесто, сильно наклоняясь, на покатые стены. А снизу жар – откуда-то туда попадают дрова или уголь. Наверное, сбоку.
Так вот будущая приемная мать утром во дворе своего частного дома в махалле – то ли услышала писк младенца, то ли собралась лепешки печь – но заглянула в тандыр и ужаснулась. На дне, упершись ножками в дно, прислонившись к стене, как бы сидел ребенок. Предположительно, его просто скинули туда, чтобы сжечь, но скинули «удачно», он скатился по стенке ножками вниз. Если бы упал плашмя животиком, спинкой или головкой, то погиб наверняка бы. А тут вообще не ушибся. Только обожглись до кости ножки, которые уперлись в жаровню.
Так и сидел на корточках. Новорожденный. Отсюда и хромота Халила. Обе ноги сожженные.
Ребенка достали, выходили и вырастили. Полюбили как сына и вложили в него всю душу.

От Халила исходило какое-то свечение. Я это почувствовала. Доброта и порядочность, ум и надежность – просто источались от него, как аромат от цветка. Парень был очень музыкальный. Организовал ансамбль, пел, писал музыку и стихи. Учился заочно на экономическом факультете ТГУ, работал по экономической части в каком-то учреждении. По вечерам его ансамбль играл в ресторане, на свадьбах.
С женой Фаридой его познакомили в ранней юности и поженили их по сговору родных. Жена его была очень скромная приятная девушка, приветливая и ласковая. Детей у них не было.
Жизнь шла своим чередом. По советским временам, по тем меркам, Халил очень неплохо зарабатывал, благодаря своей музыкальной работе. Через семь лет супружеской жизни у них родился первенец – сын.
И тут, одновременно с рождением ребенка, в жизни Халила начался период потрясений. В Душанбе,  по распределению после окончания театрального вуза в Москве, приехала сразу целая труппа молодых актеров, для работы в местном кукольном театре. Артистическая среда каким-то образом соединила этих актеров и музыкантов. Они все познакомились. Это был Рок. Тайфун. Смерч. У Халила и девушки из этой труппы началась неимоверная, неистовая, кармическая Любовь. В это же время в семье у Халила  и Фариды, его жены, рождается второй сын.
Ситуация для беспредельно порядочного Халила сложилась аховая. Два долгожданных сына и жена на одном полюсе. И всепоглощающая, фактически первая,  неуправляемая по силе любовь – на другом.
Женщины начали его делить.
Похожие ситуации я в течение своей жизни еще несколько раз наблюдала, со стороны. Как правило, от такой дележки, ее последствий, делимый мужчина ломается, становится неудачником, либо начинает пить, и очень часто погибает. Не обязательно напрямую - заболевает. Видимо, какой-то сбой  энергетический происходит. Сила сбоя, по всей видимости, напрямую зависит от интенсивности женской злобы к сопернице и от степени порядочности и ранимости мужчины.
Женщины Халила делили его яростно.
Жена объявила, что второй их сын – инвалид и никогда не будет ходить. В качестве аргумента, что уходить из семьи нельзя. (Ничего подобного. Этот мальчик уже давно взрослый здоровый мужчина).
Обо всех этих подробностях «в режиме он-лайн» я не знала. Я только слышала фразу: «Халил заболел, у него  депрессия, его возили к соответствующему врачу». Я тогда очень расстроилась. И всё.  Узнать причину я почему-то не постаралась.
Вот такая я эгоистка. Даже испытывая к человеку симпатию, услышав, что он в беде, почему-то не удосужилась вникнуть, вмешаться, узнать подробности. Возможно, на том этапе, Халилу можно было бы помочь. Поддержать. Что-то подсказать. Ведь не зря считается: «Самое важное слово нам говорит кто-то другой». А я послушала, посокрушалась, и занялась своими делами, своей жизнью.
Гораздо позже, после окончания этой истории, я вспомнила еще один эпизод, связанный с Халилом. Я в это время училась в аспирантуре ТГУ на экономическом факультете. И однажды  в коридоре увидела группу заочников. Среди них был Халил. Мы поздоровались. Издали. Но после того он сделал шаг и я поняла, что он хочет подойти ко мне, возможно поговорить... Но я не поддержала, то есть не сделала шага навстречу. И он не решился. Может, ему было необходимо со мной поделиться….И это помогло бы ему. Почему я не была решительней? Я ведь знала о его депрессии. Может, это были доли секунды, а я долго принимаю решения, их мне не хватило. Потом,  продумав всю историю, я сделала вывод, что Халил чувствовал, что теоретически я способна ему помочь, что у нас схожая «организация». И я с ним согласилась, но слишком уж поздно.
Я почти всегда была закрыта броней своих собственных переживаний, проблем, интересов. И мне была знакома  мрачная тень депрессии. Видимо, много душевных сил у меня уходили вглубь меня для борьбы с ней. На «вне» не осталось. Но все равно, я была сильна духовно. А он ослаблен. Но я не помогла.
Потом я услышала, что Халилу стало хуже. Он болен. А на следующий день  рассказали, что вчера  Халил защитил дипломную работу на «отлично». Но  завтра надо ехать  на его …………похороны. Оказывается, он защитил диплом, пошел на железнодорожный вокзал (это пешком 5 минут от экономического факультета), выпил пачку транквилизаторов и лег под поезд. Поезд перерезал его в области груди.Ему было в этот день 28 лет.
Приехала я к дому, где проходило прощание с Халилом. Во дворе пятиэтажки было много людей. Я прошла в дом, заглянула в комнату. Он лежал на столе. Он был такой же красивый, но очень бледный с синевой и очень сильно выросшей щетиной. «Почему его не побрили?» - подумала я. Я смотрела на него с невыразимой тоской, чувством вины, ужасом, ощущением безвозвратной потери. Почему-то запомнились чьи-то слова: «Что же его положили на старенькую курпачу. Он ведь такие большие деньги зарабатывал. Не могли новую курпачу купить. На всем экономят, все им (семье жены - таков был подтекст) было мало и мало».
В комнате сидели его приемные родители. Мне показалась, что им стало по сто лет, настолько они разом постарели от горя.
В оглушенном состоянии я вышла во двор. Мне показали на группу очень необычных, интересных, как сейчас говорят, креативных, молодых людей. Это были актеры из Москвы. Среди них была девушка. Та самая, любовь Халила.
И еще мне сказали, что они пришли проститься и проводить друга в последний путь, но в дом не пошли. Стоят тут. Считают жену виноватой. Он был Поэтом. А поэты очень ранимы, хрупки, на них нельзя давить. А жена давила.
Я не думала, кто виноват, никого не осуждала и не осуждаю до сих пор. Но я думала -  как  настоящая махровая эгоистка – только о себе: «Я могла ему помочь и не сделала этого. И даже не попыталась».
Прости меня, Халил.