Ничего не поделать

 Лето быстро прошло, словно юность, мелькнуло – и нет,
от бравурной музыки осталась то ль малость, то ль милость,
весь оркестр замолчал и ведёт своё соло кларнет
так тоскливо и жалобно, что даже флейтам не снилось

Я-то тёртый калач, я привык к алгоритмам земли,
мне смешон Кашпировский, фигею от придури Глобы,
я и сам-то не раз оставался подчас на мели,
и не мне привыкать к маргинальности дней узколобых.

А в бачках два бомжа промышляют активно весьма,
их пакеты гремят  пустотелой посудой при этом,
и легко паучок на рукав мой садится – письма
от тебя, говорят, это верная очень примета.

Лето кануло быстро, но это в порядке вещей,
побежали по морю барашки, сшибаясь за молом;
я поеду на Днепр ловить золотистых лещей,
я солить буду рыжики скифским (ну, крымским) посолом.

Бабье лето придёт, вспыхнет скумпия красной листвой,
и дожди зашуршат по реликтовой буковой роще,
я пойду к водопаду знакомой тропинкой лесной,
чтоб послушать его ликованье воспрянувшей мощи.

А когда улетят журавли, в небесах отрыдав,
и пойдут сейнера за хамсою  к азовским пределам,
я, конечно, признаю, что был не особенно прав
в моей грусти о лете, но тут ничего не поделать.

Ничего не поделать, что дети в России живут,
ничего не поделать, что к ветру закат, если розов,
и летят лебединые стаи сквозь весь Тарханкут,
чтоб на Южнобережье укрыться от смертных  морозов…